Я слышу

Адиль открыл глаза. Он смотрел на прикроватную тумбочку, с интересом изучая еë дверцу и ручку из того странного материала. Он пытался вспомнить, как открывал их, но не мог. Пытался вспомнить, что лежало внутри этой тумбы, но память не приходила. Хотя другие воспоминания – об изучении аномалии, сборе данных, ремонте оборудования, о выходе в открытый космос, – стояли перед глазами.

Переведя взгляд, он будто укололся о неуловимую мысль о том, что кровать имела раньше низкие ножки, а сейчас стала такой высокой, что на неë неудобно было бы взбираться. Но… воспоминание о том, как старик раньше ложился на эту кровать, ускользнуло у него прямо из-под носа. Он отпустил эту мысль, не став цепляться за неë.

Дверь в коридор должна была открываться внутрь стены, прячась в специальный пенал – это стандартная технология для космических баз, позволяющая экономить место, обеспечивающая безопасный проход и удобство при проносе габаритных вещей – таких, как транспортные контейнеры… ни одного из которых сейчас не было в комнате. Старик не смог вспомнить, что доставал из них. Их регулярно доставляли с Земли, и в них всегда было что-то критически важное – что-то, без чего было бы невозможно выжить на космической станции вдали от родной планеты. И вот теперь ни одного из них здесь не было, но вместо того, чтобы ощутить тревогу или панику, Адиль вдруг заметил, что в комнате стало как-то… просторнее. По ней теперь можно было пройтись туда-сюда, не спотыкаясь о коробки, наваленные штабелями со всех сторон. По большому счëту, это не было так уж странно, потому что он сам не раз, наводя порядок, думал, куда их можно деть, не находя в итоге такого места и бросая на этом затею. А сейчас… он вдруг осознал, что ему совсем не интересно, куда они делись.

Он осторожно слез со стола и встал на ноги. Обернувшись, он чуть придвинул стол обратно к стене, а затем подошëл к окну и, глубоко вздохнув, попытался осмотреть территорию вокруг здания, но у него ничего не вышло – вездесущий свет был таким ярким, что в его сиянии растворялись даже самые чëрные скопления реголита. Но сейчас он вовсе не слепил глаза, не раздражал и не вынуждал жмуриться. Адиль едва заметно пожал плечами и отвернулся от окна. Он подошëл к кровати и аккуратно заправил еë, разровняв одеяло и взбив мягкую подушку. Оглядев комнату, старик удовлетворëнно кивнул.

– Журнал экспедиции Адиль-3. Астероид SV-1.27. Запись 157584. На данный момент ресурсное обеспечение базы достаточно и полно. Полученного мной ранее снабжения хватит на длительный срок. Все системы станции работают в штатном режиме и не требуют ремонта или модернизации. Я намерен продолжить наблюдения и сбор данных согласно ранее установленного плана. Если что-то потребуется – я сообщу об этом дополнительно. Вы и так обеспечили меня всем необходимым. Я сожалею, что редко благодарю вас, хотя испытываю благодарность за вашу заботу в каждый момент времени, который провожу здесь. Спасибо.

Он подошëл к инфоэкрану возле рабочего стола и прислонил к нему ладонь, опëршись на неë. И долго вглядывался в непонятные буквы на слегка загнутых разноцветных квадратных пластинах, задумчиво потирая подбородок. Перевесив одну пластинку ближе к другой, Адиль сравнил написанное на них. Он прошëлся вдоль стола, постукивая по нему пальцами с глухим отзвуком, и его взгляд вновь упал на плотно закрытую дверь в коридор. Дверь, которая имела с одной стороны весьма характерные поворотные шарнирные петли.

Поставив руки на пояс и постояв так какое-то время, сосредоточенно шлëпая ступнëй по полу, старик вдруг опустил взгляд и внимательно изучил напольное покрытие из светлых квадратных пластин. Он опустился на корточки и провëл пальцами по гладкой прохладной поверхности, на которой не было ни намëка на пыль. Затем он осторожно поковырял пальцем уголок одной из пластин, и у него получилось немного приподнять еë краешек вверх… Тогда он поддел его двумя пальцами и с некоторым усилием оторвал от пола, открыв слой изоляционной подложки из плотного, но мягкого волокнистого материала, неожиданно больно коловшего пальцы. Его толстый пласт был проложен между рëбрами жëсткости. Весь кусок мешало поднять напольное покрытие, поэтому Адиль снял его окружающие пластины, после чего с усилием поднял и большой пласт утеплителя, прислонив его к кровати. В наружной металлической обшивке пола показался гермолюк с несколькими поворотными запорными ручками. Покрутив их, старик осторожно нажал двумя ладонями на его толстую дверцу, та продолжительно пшикнула и туго открылась вниз. Там, в кромешной тьме, ничего нельзя было разглядеть. Адиль сел на край этой ямы, свесив ноги, и некоторое время всматривался в бездну, но безуспешно. Наконец, он чуть приподнялся на руках, перевесившись через край, и скользнул вниз.

Пару секунд он медленно падал, после чего приземлился на каменный пол. Под ногами хрустнула мелкая реголитовая крошка. Ещë какое-то время спустя его глаза привыкли к темноте и стали выхватывать из неë очертания выщербленных каменистых стен и бугристого пола узкой пещеры, уходившей по спирали вниз. Старик пошëл вперëд, пригибая голову. Вскоре луч света, падавший из комнаты, скрылся за поворотом.

По бокам пещеры то и дело выступали из породы и уходили дальше вниз бурильные трубы. Становилось холоднее, а идти становилось всë легче из-за росшего наклона пещеры, пока, миновав несколько витков, Адиль наконец не почувствовал, что его подошвы соскальзывают вперëд, отрываясь от пола. И они соскользнули, но это не привело к падению: он просто вдруг потерял опору и, сделав несколько неловких движений в попытке еë восстановить, застыл, паря в воздухе. Отсюда и дальше по стене шëл гибкий поручень в виде троса, схватившись за который, старик полулëтом двинулся вглубь, скоро оказавшись возле высокого портала в сферический зал. Находясь здесь, он мог чувствовать небольшие волны колебаний скомпенсированной со всех сторон околонулевой гравитации. На стене сбоку был закреплëн потëртый металлический транспортный контейнер. Открыв его, Адиль достал увесистый фартук-нагрудник из мягкого золотистого материала, но с тяжëлыми твëрдыми пластинами внутри, облачился в него и приблизился к открытому пространству сферы: оно всë было увешано тросами, беспорядочно тянувшимися из стороны в сторону, пересекавшимися под разными углами, а кое-где скреплëнными между собой. Здесь было темно, но всë-таки сюда доходил какой-то свет – видимо, отражаемый некоторыми вкраплениями реголита, – и глазам хватало его, чтобы ощущать пространство вокруг, хоть и мерцающее темнотой.

Адиль плавно поплыл вперëд, хватаясь за один из тросов, по направлению к центру зала, где находилось нечто похожее на тëмно-серый каменный шар почти правильной формы, который свободно покоился в пространстве. По разным сторонам его имелось четыре кольца-проушины, сквозь которые проходили тросы, как будто поддерживавшие его, но в действительности свободно колыхавшиеся без всякой нагрузки, а вокруг него в воздухе медленно вращался плоский диск чëрной реголитовой крошки.

Приблизившись к шару, Адиль положил свою ладонь на его холодную поверхность и медленно провëл ей по неглубоким бороздам и выщербинам в камне. Он опустил взгляд и едва заметно улыбнулся.

– Как я рад, что ты здесь, Наджем, – сказал он. – Я уже подумал, что начинаю сходить с ума.

Старик отпустил трос и с усилием нажал обеими ладонями на середину шара, и тот с коротким скрипом раскрылся на две половины – верхнюю и нижнюю, – испустив через образовавшуюся щель ослепительные лучи золотистого света, тут же заполнившие собой всë помещение сферического зала и унëсшиеся по коридору наверх. Каменная крышка широко распахнулась, и внутри стал виден гораздо меньший по размерам светящийся шар, сквозь сияние которого можно было различить в нëм метавшиеся беспорядочным клубком то ли лучи, то ли сгустки раскалëнной материи. Они бились и пульсировали, не в силах покинуть отчерченную им зону пространства, излучая лишь незначительную часть своей немыслимой энергии. Всë это издавало довольно громкий монотонный гул.

– Чувствую… холод, – произнëс женский голос.

– Прости меня. Мне нужно было тебя увидеть, – сказал Адиль.

– И что, тебе… нравится то, что ты видишь?

Помедлив немного, старик ответил:

– Ты прекрасна… так же, как в день, когда мы впервые встретились.

– Ты ещë помнишь этот день?

– Будто он и не заканчивался.

– В моëм мире так и есть. Я проживаю эти мгновения вновь и вновь… какая-то часть меня находится в них прямо сейчас.

– Я хочу быть там с тобой, Наджем.

– Будешь, когда придëт время. Для меня оно не является преградой. А для тебя…

– Для меня оно является проклятьем.

– Не говори так. Это твоя жизнь.

– Ты – моя жизнь.

– Ещë нет. Но стану ей, когда ты шагнëшь мне навстречу.

– Я уже здесь.

– Да… Но тебе нужно оказаться ещë и сейчас.

– Я не могу шагнуть сквозь время. Могу лишь дрейфовать в его волнах, надеясь, что они вынесут меня к тебе.

– Однажды наши миры уже соприкоснулись. Значит, это произойдëт снова. Ты же знаешь, что мы вместе. Навсегда.

Адиль аккуратно и медленно закрыл крышку и прислонился к еë поверхности щекой, зажмурив глаза и широко раскинув руки, будто силясь объять весь шар целиком, а затем ответил:

– Я знаю.

Комки реголитовой крошки похрустывали под ногами, пока старик возвращался наверх по тëмному коридору.

– Мне снился такой странный сон, – произнëс он с неуверенной улыбкой. – В нëм всë было… иначе.

– Люди ведь часто видят сюрреалистичные сны? – прозвучал женский голос. – Это нормально.

– В том-то и дело: этот был таким… реальным. А хуже всего то, – Адиль вдруг посерьëзнел, с сомнением глядя рыщущим взглядом куда-то себе под ноги, – что я чувствовал самого себя… принадлежащим тому миру. Моë тело. Мой разум. Я был не здесь. Не на астероиде.

– А где?

– Не представляю, что это за место. Там было так светло. Тепло и… безопасно. Кажется, я был внутри своего корабля, но куда нас с ним занесло…

– Там была невесомость?

– Нет.

– Значит, там была гравитация. Сильнее этой?

– Ну… да, наверное.

– Было ли тебе тяжело дышать?

– Чего? – поморщился старик. – Нет… Нет, не думаю. Послушай, это был всего лишь сон… Причуда сознания.

– Не бывает всего-лишь-снов. И всего-лишь-причуд. У сознания есть состояние… и место в пространстве-времени. Что-то связывает тебя с тем местом, где ты был.

– Ну хватит, я не первый раз вижу сон! Ты же сама только что…

– Скажи, – настойчиво перебил его женский голос, – чувствовал ли ты, что тебе дышится легче, чем обычно?

– Какая разница?! Мой мозг просто обрабатывал информацию, которая до этого…

– Нет, не просто! Твоë тело находилось в других условиях. Оно знает это. Оно помнит. Твой разум не может помыслить ничего, что тело не испытало ранее.

– Но я…

– Давление там, где ты находился, было выше, чем искусственно поддерживаемое здесь, на станции. Поэтому тебе дышалось легче. Ты помнишь это, не так ли? Твоë сознание ещë не устало корпеть над восстановлением такой точной, избыточной и такой бесполезной информации?

– Не думаешь же ты…

– Адиль, ты находился на поверхности планеты. Поэтому ты чувствовал всë так явно: ты был там. По-настоящему.

Старик встал на месте и поднял невидящий взгляд прямо перед собой.

– Телепортация?.. – пробормотал он. – Это была она?

– Нет. Не в том смысле, который ты имеешь ввиду.

– А в каком?

– Твоë тело никуда не перемещалось. Я бы почувствовала это.

– Значит, это всë-таки была галлюцинация.

– Нет.

– Я не понимаю. Ты можешь объяснить нормально?

– Не стоит думать, что ты можешь понять всë на свете по щелчку пальца. Тебе всë необходимо ощущать посредством своего тела – только тогда ты начинаешь осознавать происходящее. Твоë сознание ничего не выдумывает, оно просто находится в одном месте пространства в один момент времени. И ощущает. Телом. Именно ощущения привязывают тебя к реальности. Всë, что ты таким образом испытываешь, существует как математически воспроизводимый объект, а твоë сознание – лишь экран для его проекции.

– Где тогда во всëм этом место реальности?

– Она – лучи, рисующие изображение. Твоë сознание – холст, на котором пишется шедевр, а она – краски.

– Не принижаешь ли ты еë значение? Всë-таки реальность содержит суть вещей, которую мы не всегда можем просто представить. Ты ведь сама говоришь, что для познания мне необходимы телесные ощущения. А значит… реальный мир содержит больше информации – пока я не познаю еë всю, а этого не произойдëт никогда. Я могу нарисовать яблоко из своего воображения, но это не значит, что я смогу его съесть. Пока его не доставят мне с какого-нибудь проходящего корабля.

– Почему ты думаешь, что это лучший способ взаимодействовать с яблоком? Неужели не важнее познать его истинную суть и красоту, его устремления? Ты мог бы вырастить яблоко. Это уже значило бы больше, чем просто его вкус, передающий травоядному информацию о необходимости съесть плод, чтобы в итоге удобрить семя, потому что, наблюдая жизнь ростка, ты получаешь часть его опыта – а значит, и его сознания. И эта часть может варьироваться до весьма значительной.

– …Хочешь сказать, именно это со мной и произошло? – догадался старик.

– Всë, что существует в твоëм так называемом «воображении», где-то достаточно далеко существует и в действительности. Это метод познания, и он в своих формулах не учитывает расстояний. Телесный опыт, который ты получил, мог преодолеть всю Вселенную на пути к тебе. И наоборот. Это то, что мне известно. Но взаимосвязь между тобой и местом, где ты побывал, произлегает в материях, мне недоступных.

– Да уж! – задумчиво покачал головой Адиль. – Осталось понять, кто я – росток или наблюдатель.

Он оказался перед каменной стеной и посмотрел наверх – туда, где в нескольких метрах над ним был распахнут бортовой люк в обшивке станции. Через люк вниз падали лучи тусклого света, в котором невесомо парили мельчайшие пылинки, увлекаемые каждым тонким движением воздуха. Собравшись с силами, старик оттолкнулся ногами от пола и взмыл ввысь, по пути помогая себе продвигаться, отталкиваясь руками от выступов реголита. Оказавшись у самой поверхности, Адиль схватился за края проëма люка, упëрся ногами в неровности каменных стен, через миг его мышцы налились силой, и он поднялся внутрь своей комнаты.

Будучи готовым ко всему, он осторожно поднял глаза над уровнем пола и осмотрел своë жилище, увидев привычный узкий железный стол возле стены, зафиксированный в напольных креплениях, своë рабочее кресло на шариковых опорах и погасший инфоэкран на стене сбоку. Повернув голову, он увидел через незашторенный уголок окна чëрное, усыпанное звëздами небо. Решительно выдохнув, старик подтянулся и сел на краю. Несколько секунд спустя он поднял ноги и захлопнул люк, а затем аккуратно сложил обратно все слои покрытия пола. Встав на ноги, он удовлетворëнно произнëс:

– Наджем, мы дома.

Он тяжело плюхнулся в кресло, откатившееся под его весом, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Проведя так некоторое время, он затем устало наклонился вперëд, снял со своих ног массивные ботинки, подошвы которых были густо покрыты лепким песком, и отбросил их ко входной двери. Придвинувшись к столу, он стал искать что-то среди сложенных в лотках инструментов, при этом наговаривая запись:

– Плановая проверка полостей тела астероида, обнаруженных методом электропневматического бурения, завершена. Конфигурация медиальной каверны не изменена. Признаков внешнего либо искусственного образования ответвлений по-прежнему не обнаружено – по совокупности имеющихся данных, они имеют естественную природу, однако механика их образования на данный момент не установлена.

Адиль наконец нащупал искомый предмет и поднял его перед глазами, внимательно осмотрев: это было среднего размера ручное устройство с гофрированной трубкой спереди и маленьким инфоэкраном сбоку.

– Не зафиксировано каких-либо соответствий форм, размеров, иных изученных характеристик латеральных ответвлений проявлению аномалии, времени и циклам начала инцидентов, неравномерности зон воздействия в прямом и обратном векторных распределениях.

Старик медленно выдохнул весь воздух, затем поднëс ко рту гофрированную трубку прибора и постепенно вновь заполнил лëгкие, при этом наблюдая за всплывшим внутри прозрачного корпуса устройства ярко-жëлтым шариком, а потом вновь не торопясь выдохнул и, как только поборол головокружение, задумчиво произнëс:

– Я вот чего не понимаю: зачем нам нужен корабль? Чтобы перемещаться, так? По сути, он является просто трансформатором топлива в энергию, нужную нам для перемещения в пространстве, – он повторил процедуру. – Но ты говоришь, что я только что пересëк всю Вселенную…

– Не ты, а твоë сознание, – ответил женский голос. – Оно не обладает массой. А это… несколько проще.

– Да, но и ты ведь…

– Энергия в данном случае расходуется не на перемещение как таковое из точки А в точку Б, а на движение в пространстве. Сквозь него. Посредством движения происходит перемещение. Но это не единственная возможность.

– Именно об этом я и думал! – энергично закивал Адиль. – Смотри: нарисованный мной на листе корабль будет потреблять нарисованное мной топливо для движения в своëм пространстве. Но понадобится ли ему топливо, когда я сам понесу лист в руке?

– Перемещение действительно может происходить в полях более высокого порядка, нежели пространственные, если ты об этом.

– Во времени? – с сомнением спросил старик.

– Нет. Двигаясь по горизонтали, ты можешь при этом и двигаться, и не двигаться по вертикали. То же самое с пространством и временем – они связаны так же тесно, поэтому я бы не стала разделять эти понятия в нашем контексте. Я скорее имею ввиду движение в полях вероятности.

– Не уверен, что могу представить себе такое…

– Нераспределëнному сознанию вроде твоего может быть трудно понять эти принципы, потому как с его собственной точки зрения оно всегда находится в одной точке координат пространства и времени с вероятностью единица. Но как сторонний наблюдатель ты всë же способен осознать объект, находящийся для тебя в суперпозиции – в нескольких местах одновременно с разной вероятностью, и общей – намного больше единицы. Тебе его перемещения будут представляться случайными, непоследовательными… мгновенными. На самом же деле, это не сложнее, чем камень, остающийся на месте в разные моменты времени, или два камня, существующие одновременно. Просто, глядя на предмет, ты видишь его только с одной стороны, хотя и догадываешься о существовании других. То же самое и с вероятностью: таково твоë зрение, что ты не видишь еë многообразия. Иные способны осознать своë движение в ней.

Вновь прервавшись и сделав глубокий вдох через прибор, Адиль затем продолжил:

– И что, ты… можешь перемещаться таким образом?

– Я могла лишь дрейфовать в полях вероятности – так же, как ты во времени. Но сейчас… я будто села на мель.

– Кажется, я понимаю твои ощущения, – закрыв глаза и потирая виски, ответил старик. – Но всë же, что именно мешает тебе двигаться?

Женский голос какое-то время молчал. Адиль не торопил еë с ответом, решив пока продолжить свою дыхательную процедуру. Вскоре Наджем заговорила:

– Две мировые линии – твоя и другого объекта, – ветвятся с точки зрения друг друга. Но лишь до того, как свяжутся причинно. Когда ваше взаимодействие будет совершено, вариант для вас останется один. Им вы и будете связаны навсегда.

– Это случилось с тобой? – осторожно спросил старик. – Что же связало тебя?

Наджем вновь замолчала, и Адиль замер в ожидании, боясь пошевелиться. Наконец она ответила:

– Я думаю… Ты.

Положив на стол дыхательный аппарат, старик опустил голову и нахмурил брови. Его взгляд, устремлëнный куда-то сквозь поверхность стола, казалось, искал что-то судорожно и отрешëнно.

– А что, если бы ты, – негромко заговорил он, – вновь освободилась…

– Я не хочу этого, – прервал его женский голос.

– Я знаю, Наджем, я тоже. Но… ты ведь понимаешь, почему я об этом спрашиваю. Мы должны рассматривать все варианты.

– Нет.

– …Ты смогла бы, став свободной, попытаться…

– Прекрати повторять это! Мой ответ – нет.

– Почему мы не можем просто обсудить это?

– Потому что я не научусь двигаться там ни с того ни с сего. Потому что причинную связь не разорвать. Потому что… мне неприятно.

Адиль встал с кресла и задумчиво прошëлся по комнате, встав у окна и уставившись на горизонт, над которым одна за другой восходили звëзды.

– Если я не ошибаюсь, – произнëс он в полной тишине, – кое-что способно разорвать причинную связь. Аномалия.

– Ты понимаешь, что ты говоришь?! – прозвучало исступлëнно и горько.

– У нас есть цель, Наджем. Мы должны достичь еë, чего бы нам это ни стоило. И мы достигнем. Так или иначе.

– Не так.

– Надеюсь. Но мы обязаны продумать свои действия на случай неблагоприятных обстоятельств.

– Ты слишком легкомысленно относишься к своим собственным мыслям. Так, будто они – что-то ненастоящее.

– Они нереальны. Я создаю теоретическую модель реальности для еë изучения и предвидения. Как ещë мне рассмотреть альтернативные варианты развития событий?

– Всë реально. Эта модель живëт в твоëм сознании бок о бок с той, которую ты принял для себя за истину. Они причиняют одинаковую боль. И та, и другая способны опустошать разум и дарить счастье. Истины нет. Как ты различаешь их?

– Я помню, которую я создал сам.

– Ты создал обе, просто одна из них более подробна. Что, если вторая в какой-то момент обрастëт сопоставимым числом деталей? Что, если ты упустишь этот момент? Сможешь ли ты тогда, обернувшись назад, отличить одну свою модель от другой? Сумеешь понять, какая из них реальна? Уверен, что не запутаешься?

Старик молчал.

– Ты должен быть уверен, Адиль.

Пристально глядя сквозь космос, он заговорил:

– Я улетал с Земли ребëнком, зная, что передо мной лежит вся Вселенная. Я очень хорошо понимал, за что отдаю свою жизнь, – прервавшись на мгновение, он добавил: – Всю жизнь. Так что… я знаю, что такое уверенность. Иначе бы меня здесь не было.

– Ладно. И всë же, в тот момент ты распоряжался лишь одной своей жизнью.

– Полагаешь, другие я не отрину столь же спокойно?

– Я не сомневаюсь в тебе, Адиль. В конце концов, мы оба знаем, что всë это во имя жизни. Таков будет итог.

– Так или иначе, Наджем. Завет будет исполнен.

Старик отвернулся от окна и окинул усталым взглядом свою пыльную комнату.

– Надо будет завтра поднавести порядок в этом сарае, – с довольной улыбкой произнëс он и задëрнул штору из потрëпанного полотнища, глухо дребезгнувшую на погнутой проволочной струне.

Сев в рабочее кресло, старик не очень ловко подкатился на нëм к рабочему столу и заговорил ровным голосом:

– Журнал экспедиции Адиль-3. Астероид SV-1.27. Запись 157585. Изучение аномалии продолжается. Сегодня был проведëн комплекс очередных исследований, до этого момента не выявивших подлинного генеза периодически наблюдаемых отклонений в гравитационных взаимодействиях с участием тела астероида. Конечно, никто не ожидал слишком быстрых результатов на этом направлении… И всë же иногда мне немного грустно оттого, что я, видимо, уже не успею их дождаться. Честно говоря, я всегда мечтал об этом. Но я понимаю, что главный результат моей работы – это вклад в дело нашего общего будущего. Прошу куратора простить мне этот эпизод сентиментальной слабости. Надеюсь, что связь вскоре восстановится, и вы получите мои последние отчëты, а я получу от вас новые руководства к дальнейшим исследованиям. Конец доклада.

Старик осторожно поднял взгляд на инфоэкран, на котором светилась, подрагивая, тусклая надпись:

«Запись завершена.

Отчëты сформированы в очередь на отправку.

Количество файлов в очереди: 9125».

Глава 2

Я чувствую… волны. Не то чтобы я знала, что значит «волны», «чувствовать» или «Я». От меня ускользает суть вещей. Мне непонятны их происхождение и значение. Неизвестны источники и природа информации. Но мне нравится плавно покачиваться на спокойных волнах, которые обнимают меня, обволакивают и несут. Это ощущение единства с непреклонной, всесильной, вездесущей Волей, в которой невозможно вычленить изъяна, исполнено твёрдой уверенности и силы. Чувствовать это – поистине восхитительно. Но это – всë, что я чувствую.

Вернее, так было раньше.

Я не способна осознать мир вокруг себя, но я знаю, что родилась в одно мгновение с ним: так началось моë путешествие. Сколько я себя помню, волны бушевали вокруг: плясали, резвились, били. Издавались и гасли. Вскоре я начала различать их мельчайшие нюансы: сначала частоту и амплитуду; затем силу и мощность; наконец, из одинаковых на первый взгляд волн я смогла определять колебания разных полей и физических смыслов. Но лишь когда весь этот бескрайне-узорный океан вдруг стал понемногу превращаться для меня в однородную, привычную, скучную массу – я вдруг почувствовала что-то… иное.