Полная версия:
Море Хард
\\ Из лекций Вергилина
ИНТЕРМЕДИЯ 10-3 \\ СТРИЧЬ КУСТ
«Как мне объясняли на занятиях, соцсеть, построенная на виртуальном мире даёт более предсказуемую картину поведения людей. Что положительно влияет на детализацию рекламных профилей и поведенческие прогнозы. Соцсети старых поколений, где многие взаимодействия строились на живых контактах, личном общении, испытывали нехватку данных, ведь друзья, скажем, только треть времени общались через соцсеть, а две трети – вживую…
Люди куда более предсказуемы, если ими управлять. Тяжело смоделировать дикий лес до последнего кустика. Слишком много хаоса. Куда проще нарисовать сразу парк, сад или питомник, срезая лишнее и придавая кронам нужную форму. Примерно так вот Нестра будет отличаться от Мемнона…
А, ты вообще не пользуешься соцсетями?.. Ну, не знаю, что сказать… Это выбор каждого… Мне необычно просто…»
\\ Автор рассказывает Чокану про алгоритмы соцсетей
11. ССОРА С ЛОДОЧНИКОМ
– Какая херня! – не выдержал я, только мы отплыли. – Слушай, Чокан, мне кажется, этот Семён краски сгустил, не могут же люди одной культуры, одного языка так друг друга ненавидеть. Чтобы настолько уродовать слова.
Чокан постучал себя по титановой пластине пальцем. Будто бы говорил – могут, могут. Но сказал – другое. Неожиданное.
– Всё в восемь-ка записал. Всё внутри их деревушки.
– Чем? – удивился я.
– У меня огменты в глазу, и заведено всё под пластину, на рентгене не видно. Камера, микрофон, два терабайта памяти. Всё экранировано.
– Это в тебя пытками затолкали? – растерялся я.
– Нет, уже потом. Наши поставили. Мол, чего пропадать титановой заплатке. И дырке в голове. – спокойно разъяснил он.
Про шуруповёрт при случае надо деликатно уточнить – шутка или нет.
Лодка гудела, уходя от Ленинск-Покровского. Следующая точка – Обезбольск, он же порой – Мегабольск, он же в прошлом и настоящем – Тобольск. Иногда и – Сёбольск. Если будет время – надо подробно расшифровать для иностранцев, в чём тут шутка заключается.
Чокан ушёл в трюм.
С другой стороны, да кому вообще нужны эти исковерканные названия. Я начал ругаться про себя, а потом, видимо, и вслух. Про извращенцев из Ленинск-Покровского. С которыми несколько месяцев списывался, чтобы потом полчаса походить по улице и постоять в избушке. И записать совершенно никчёмную лекцию про географическое членовредительство.
Во время своего гневного монолога я не стоял на месте, а ходил по лодке. И в какой-то момент мимо кабинки нашего пилота проходил, конечно. Ведь тут никак иначе. Места на лодке мало. Всё равно рано или поздно столкнёшься с ним. А он, услышав мой гневный спич, задал пару вежливых вопросов, а потом резко выдал:
– Ты китаёзу этого давно знаешь?
– Два дня.
Тут, признаюсь, я слегка дал маху. Потому что пилота не воспринимал как человека. Он скорей был каким-то автоматом, функцией лодки. Как голосовое управление в машине. Иначе – я машинально, неосознанно отказывал ему в субъектности.
– Понятно. Ты с ним осторожней. Он на шпиона похож. Такие как он ведь нашу воду сливать собираются. Реки наши. Это я тебе как неместному просто пытаюсь объяснить. – заговорщицким шепотом объяснял он мне. – Ты ж по говору даже не херландец, откуда-то совсем издалека.
– Куда сливать?
– В Азию, конечно! Ты совсем что ли с Луны свалился?
И он мне рассказал о проекте разворота сибирских рек. В планах – якобы прорыть канал между Обью и Енисеем – большой, не такой ручеек как сейчас. Сделать канал из Иртыша – и пустить в Среднюю Азию через Казахстан. Страшно дорого, но азиаты уже вовсю готовы. Воды много. Огромные территории под их управлением оживут. А здесь…
– Ни рыбы, ни воды, ни работы, обмелеет всё, заболотится! Народ бунтовать пойдёт, опять война начнётся, только теперь с казахами и теми, кто за ними. А им только это и нужно, они и так под себя всех подмяли. – ругался лодочник.
Дальше он уже не мог остановиться. Ныл и жаловался. Когда Чокан вышел – то продолжал. Путал казахов с китайцами, монголов с вьетнамцами. Потом рассвирипел, начал ругаться и произносить много тех слов, о которых рассказывал Семён. Чокан надел наушники и игнорировал пилота. Через пару часов нашего путешествия я не выдержал, увидев какую-никакую пристань.
– Всё! Хорош, заколебал. Выходим тут. Деньги за путь до Обезбольска можешь оставить себе. Высади нас вон рядом с тем сараем у берега, где лодки запаркованы.
Мы вышли. Выгрузились. Наш лодочник развернулся и пошёл обратно в Ленинотуринск.
Ворчливый, злобный, ненавидящий всё и вся человек только что показал – каков есть простой местный мужик. Ни такта, ни ума.
И сети ещё нет, чтобы проверить его поток брани.
Кругом вода, а я в цифровой пустыне.
ИНТЕРМЕДИЯ 11-1 \\ ПИЛОТ И РАЗВОРОТ
«Зачем? Ты правда спрашиваешь «зачем»? Очевидно, как ясный день, как пить дать, всё ради денег, ради бабла. Они пророют канал, поставят насосы, трубы там, не знаю, я не инженер, и начнут качать воду из моря Хард в Азию, к казахам там, китайцам, туркменам, чёрт их разберёт всех. Нам только грязная жижа останется и кукиш. А кто-то карманы набьёт и сбежит туда, где чистый тёплый воздух круглый год. Вода упадёт, и как мне потом прикажешь детей кормить? На что, если работать негде будет?»
\\ Лодочник на Туре после Ленинск-Покровского
ИНТЕРМЕДИЯ 11-2 \\ БРЕМЯ ВЫБОРА
«Не такой уж я дремучий… Видел я твои стримы… Некоторые… Где вы там сидите, и рассуждаете об этике, о коэффициентах, голосуете, каких манекенов поезд переедет, а каких нет. Интересное развлечение, наверно. Только к реальности отношения не имеет.
Ты не забывай, тут войны шли, постоянно мы твои задачи с вагонетками решали по-настоящему. Выбирай вот – твой друг погибнет, зато ты спасёшь целый состав со снарядами? Что выберешь? Или ещё выбор – чтоб ногу оторвало или ослепнуть? Сгореть заживо или упасть с высоты? Никогда такие решения не принимаются в спокойной, холодной, взвешенной обстановке. Всегда на эмоциях. На нервах. Поспешно. В суете. И потом о них часто, очень часто жалеют».
\\ Чокан в лодке на Туре, по пути в Ленинск-Покровский
ИНТЕРМЕДИЯ 11-3 \\ ХРЕБЕТ ДОЗОРНЫХ
«Урал по своей мрачности и угрюмости вполне может соревноваться с Сибирью. Они похожи, но всё-таки разные. Сибирь – это бесконечный, бескрайний ледяной ужас, царство вечной смерти и страданий, место ссылок и каторги, холода и мрака. А Урал – граница, край цивилизованного мира и начало дикого белого поля к востоку от невысоких горных хребтов.
Урал принадлежит разом и тому миру, где тепло, все добры и счастливы, и тому миру, где страдания и тревога – часть вечных будней. Люди, живущие здесь, чужие для обоих миров, они как стражи, как дозорные на пограничной стене.
И крайне любопытно, что в последние несколько лет подобный прикипевший с веками образ стали использовать местные промышленники и градоначальники как основу имиджевых стратегий. Не только про индустриальную мощь и поиски руды, но и про хребетность региона. Про сумрачность, суровость и угрюмость. Преддверие смертельного ужаса. Про то, что Урал служит порталом в иной, небывалый мир, он готовит путников к погружению в Сибирь»
\\ Из лекций Вергилина
12. ПЬЯНАЯ ПАРОЧКА
Мы оставили ворчливого лодочника в его унылой лодке и высадились на берегу. Я решил найти способ двигаться дальше. Река здесь ещё была узкая, море Хард даже не начинало разливаться. И трафик невелик. Опять же – это не дорога, жест автостопщика не поможет. Плывёт катер – маши, не маши – он не остановится, у него дела. Попробовали уже. Ладно хоть только дело к обеду, не вечером мы тут застряли.
Дощатая пристань, несколько старых моторок, движки тоже древние, краска облупилась. Всё какое-то ржавое, трухлявое. Умирающее.
Можно было позвонить атташе. Голосовая связь кое-как ловилась. Но это позор, опять позор. И опять нравоучения.
Повыше, на берегу – стоял серый деревянный домишко, у такого же серого забора на скамейке сидел мужик непонятного возраста. И курил, глядя на нас, как на облака.
– Добрый день, – говорю, – Мы в Обезбольск идём… плывём… Двигаемся. Но застряли.
Молчит. Смотрит будто сквозь нас.
– Ну, плывите… – как будто между делом вдруг говорит он.
– У нас нет…
– Зин! Зина! – через плечо в забор кричит он.
Щёлчок за спиной.
– А на-ка проваливайте отсюда, уроды! – поворачиваю голову. Видимо, это и есть Зина. Лицо недоброе. Фигура страшная. В руках – карабин китайский. Первый раз даст осечку, второй раз собьет с ног, третий – убьет. В любом порядке.
А Чокан уже снимает, камера на подвесе, лицо сосредоточенное, с ума сойти! Старуха тычет в спину стволом.
– Ты это, китаёзе шпионской скажи, чтоб убрал свою штуку, а то я тебе жопу прострелю, вторую дырку сделаю. Считаю… Раз, два…
Чокан медленно поднимает руки, держа в правой камеру.
– Мы уходим. – говорит он.
– Ты не китаец что ли? – удивляется она, на секунду опускает тяжёлую винтовку и переводит взгляд на мужа.
Дальше всё происходит мгновенно. Чокан, вращаясь, приближается ко мне и бесшумно меня огибает, это доли секунды, бьет по ружью, оно вниз, выкручивает до хруста – перелом! – руку старухе Зине и роняет её на спину, зафиксировав коленом целую руку. Потом достаёт из ботинка нож и подносит его к горлу…
– Стой! – кричу, потом кричит от боли Зина, потом задохнувшись дымом, кашляет мужик.
Чокан застывает, глядя на меня. Ждёт мгновения тишины и говорит:
– Допустимая самооборона. Здесь это не преступление. Закон на нашей стороне.
Нервы, нервы. Я понял, что на лодочника взвинтился из-за нервов. И только что стоял под дулом. И на моих глазах только что чуть не перерезали горло пожилой женщине. Нужно успокоиться, пока не случилось беда. Изнутри груди жарко и будто молотом бьют. Слова рассыпаются как фигурки из рыхлого песка.
– Мы… Давай… – крепись! – Убивать без надобности. Без крови.
– Щадим? – спокойно спрашивает Чокан. Неужели он бы смог хладнокровно убить её?
– Да, да, мы пощадим. – не хватало ещё кровопролития.
– Хорошо. – он разряжает ружье, отбрасывает его в одну сторону, патроны в другую, отпускает руку Зины и встаёт. Та лежит и воет, держась здоровой рукой за сломанную.
Помпа в груди мешает склеивать слова. Я будто печатаю сообщение, сидя на скачущей галопом лошади.
– Зачем… – показываю на ружьё и спрашиваю мужика, – Зачем… в нас… стрелять…
А он отвечает безмятежно так.
– Она думала, вы уральские коллекторы, или китайские землемеры… А то и просто собутыльники, опять меня напаивать пришли.
– Напаивать?
– Ну, мне нальёте, я и подмахну какую бумагу не глядя, по доброте. И без земли останемся.
– Нет, – говорю, – Мы путешественники. Нас в Обезбольск нужно. Мы не коллекторы, не собутыльники
Под скулящий вой своей старой жены он неожиданно острым взглядом оценивал нас.
– У меня бензина до райцентра в один конец. Мы ещё мёду не набрали, чтобы наторговать. А больничка только там.
– Добросишь нас с грузом до райцентра – денег на три бака дадим и на лечение подкинем. – выступил Чокан.
Мужик снова оглядел нас, подумал немного.
– Заметано, – говорит, – Обезболить есть чем?
– Обезболить?
– Водка! Бабе моей плеснуть стакан, нам два часа с таким грузом идти, на глис не выйдем.
– Нету. – говорю, а потом вспоминаю про вторую подаренную бутылку с ящеркой-уроборосом. – То есть – да, есть. Уралиум. Тоже водка вроде…
Сам я пить его уже не готов. Болтливым становишься.
– Ого-го! Неси. Благородный напиток! – его глаза аж загорелись.
Приношу. Он взял в руки, смотрит на переливы…
– Слыхал за неё… – и резким движением открывает крышку, и как давай с горла хлестать, половину всадил в себя и так же резко остановился. – Это я пробу снял. И стресс.
Принёс стакан, налил Зинке. Та выпила как горькую микстуру. Сделали шину на сломанную руку. Погрузились на лодку. Управлял Чокан. Поплыли. Шумит мотор, надрывается, еле ползём. Бабку развезло, боль притупилась, и она начала ругаться на нас, на пьяненького мужа. Опять поплыли над рекой живые примеры из словаря Семёна – исследователя извращенцев.
К счастью, шум мотора глушил большую часть её брани. Когда она закрывала глаза от боли и замолкала, то её муж ловкими движениями прихлёбывал из бутылки.
– Жизнь – говно, понимаешь? – вопил он мне в ухо, пытаясь переорать рёв старого движка и бабкины крики, – Вообще полное говно. Помер бы, да страшно. Вдруг там – ещё хуже. Поэтому и бухаю. Это проклятое место. Весь наш сраный мир…
Спорить было бесполезно – он меня не слышал. Болтал и болтал. А потом и вовсе выключился, уснул, скрючившись.
В порту райцентра Чокан сразу сказал, что останавливаться здесь нет смысла. Убогое село, чьё название никому не известно. И нужно без промедления добираться до Обезбольска.
Да, говорю, мне тоже нужно туда как можно быстрей.
ИНТЕРМЕДИЯ 12 -1 \\ КИНОРЕАЛИЗМ
«Короче, у нас тут как-то хохма была. Один бродюсер… Да, подожди, мать, они-то её не слышали…
Короче, один бродюсер, из-за Урала откуда-то, решил кино снять. На воде. Как тут во время войны… не помню уже какой… бронированные пароходы всякие и катера воевали. Был такой короткий период, да. Бродюсер где-то нашёл теплоход, покрасил как надо, поставил там муляжи пушек, актёров нарядил в солдат.
И вот они плывут, значит, плывут мимо нашей деревни. А у нас-то… ха-ха-ха… никого не предупредили! А народ-то ещё помнит, мозжечком помнит. И люди полезли в схроны, достали винтари, пулемёты, ленты патронные, миномёты. Они реально подумали, что та зверюга на них плывёт, цвета же вражьи. Расхерчали весь корабль, просто живого места не осталось. Прикинь? Бродюсер тоже на том корабле был…
Жалко, не снял кино, грохнули его… Или утонул, течение унесло, не нашли потом.
Вон видишь, трубы торчат? От того пароходика остались».
\\ Пьяный муж Зины на Туре.
ИНТЕРМЕДИЯ 12 -2 \\ СПОРТ БЕЗ ГРАНИЦ
«Мне вчера братан звонил, рассказывал новости из Ишима. Ты же в курсе, что Миша Сибиряк – он из Ишима родом?.. Как кто? Который победил в пятеборье допинговой олимпиады лет десять назад… Да я тоже спорт не смотрю, но у нас эту историю все знают. Миша наш, местный спортсмен, занимался, занимался, потом умудрился попасть на первую безбарьерную олимпиаду – это где разрешены легкие допинги. Хотя и тяжелыми тоже балуются…
В общем, он туда попал, умудрился выиграть золотую медаль, переехал в Америку, купил дом, тренером работает… У нас с тех пор вся молодёжь мечтает по его стопам заработать золото и уехать за границу. Тренируются, химию всякую тестируют на себе.
И вот позавчера ребята из секции пятиборья как раз, человек семь, лет по пятнадцать им, новый стимулятор то ли из Индии, то ли Китая опробовали. И всех на скорой увезли, одного так и не откачали…»
\\ Мужик по телефону в безвестном райцентре по пути в Обезбольск
ИНТЕРМЕДИЯ 12 -3 \\ СИБИРЬ ВО ПЛОТИ
«Конечно, я готовился перед поездкой, у меня было время. Учил карты, освежал язык. Но что касается живой ситуации, атмосферы места, то тут все книги и статьи рассыпались в прах при контакте со стремительно меняющейся реальностью. Крошились от подмены желаемого реальным, от воздействия быта и разговорного языка. Который я даже не могу передать, потому что встроенные словари его упрощают, уплощают…
И в какой-то момент я просто перестал рефлексировать, синхронизировать свой библиотечный опыт с текущим. Не было никакого смысла искать опору из умных слов, из которых я строил какой-то другой мир, другую Сибирь в своей далёкой прошлой жизни».
\\ Комментарий автора
ИНТЕРМЕДИЯ 12 -4 \\ ЯДЕРНОЕ КАНАЛОСТРОЕНИЕ
«Проект предполагает использование ядерных зарядов малой мощности для выемки большого количества грунта и сокращения объёма работ. По предложению инвесторов и согласованию с органами власти «атомная» прокладка каналов пройдёт только в малонаселённых степных и пустынных участках. Экологи, кто бы ждал другого варианта, проектом недовольны. Местные жители тоже. И я напомню тем, кто живёт далеко от Сибири, исходная мысль вообще не нравится многим жителям Сибири. Я про то, что через новые атомные каналы из Сибири будет уходить вода, море Хард может обмелеть».
\\ Из лекций Вергилина
13. РЕЧНОЙ ВОКЗАЛ
Но почему-то я передумал про «быстрей». Отсюда и до следующей точки – Обезбольска – я решил проехать самым демократичным способом – на общественном речном транспорте.
– Зачем? – только и спросил меня Чокан, когда озвучил ему свою идею.
– Мне нужен самый живой и непосредственный контент. От простого народа, показать душу обычных людей, красоту.
– У тебя на лодке только что был непосредственный контент. Ты с толпой и пяти минут не продержишься – взвоешь. – говорит он.
– Я всё выдержу. – наверно, на меня повлиял фатализм и безвольность пьяницы-старика, и маленький внутренний демон заставил меня сотворить какую-то полезную работу.
– Хорошо. Иди покупай два билета и жди меня. Я быстро за продуктами сбегаю. – и ушёл.
Речной вокзал – милое небольшое здание в красивом месте на берегу реки. В старом стиле. Пошарпанное. С ржавыми подтёками. Лужами и грязью. На входе снаружи двое мужчин с бегающими глазами. Внутри мрачная тучная женщина в абстрактной застиранной униформе 18-процентного серого оттенка. И небольшая очередь перед ней. Что ж, безопасность.
Достал «Мемнон-1» – ура, сеть есть. Быстро глянул в мемноне, посёлочек оказался и правда мрачным местом. Новострой без истории, его сделали здесь после затопления нескольких окрестных деревень, насильно переселив людей. Место выбрали бестолковое. Заболоченное. Высокий уровень депрессии. Военные преступления. Терроризм. Болезни… Многие уезжают, на месте работы нет. Поэтому часто оставляют посёлок, отправляясь на заработки. В том числе – в Обезбольск, Хардгорск, Ленинотуринск… Чокан прав – тут только чернуху снимать.
– Разрешение есть? – подошла очередь и охранница вырвала меня из кровавых деталей гражданской бойни тридцатилетней давности, показывая чёрной пикалкой-металлоискателем на мои вещи. Потом провела будто священник крестом перед моим туловищем. Тоже в каком-то смысле грехи мои отпускала. Точней проверяла мою безгрешность.
– На что? На это? Это же просто аппаратура для съёмок! – говорю я, улыбаясь. Сам думаю, как невежливо поступил, даже не поздоровался.
– Да меня не колышит, что это, хоть бомба. Я спрашиваю – разрешение есть? – сделала она шаг в мою сторону. Я машинально отошёл назад и в кого-то уткнулся.
– Я может быть не понимаю какого-то момента. Я приехал из другой страны, я видеоблогер…
– Иностранец? Ох ты ж… Что ж ты по-нашенски-то гутаришь, иносранец, сидел бы дома… Документы показывай!!!
Сзади заворчала пожилая женщина – «чего дома не сидится». За ней мужик – «долго там ещё?», следом третий – «Ребят, ну отправление же скоро!».
Она в рацию – «Лер, сюда подойди». Меня отпихнула в сторонку. «Тут жди», говорит.
И начала пропускать безропотных граждан – документ, скан, пик, «что в сумке», все это равнодушно, как мясник на бойне. С тем же крестным освящением силами металлоискателя. Дай ей секач вместо пикалки – так же равнодушна рубила бы пальцы всем входящим, а они спокойно бы протягивали кисти… Брр!..
Пять минут. Люди идут. На меня – ноль реакции.
– Мне нужно зайти! – говорю я ей.
– Лер, у тя чо, понос, сюда иди, говорю! – она в рацию, на меня не смотрит.
Через минуту еле-еле шагая из дальнего края начала идти Лера – уже худая, даже тощая. Кожа и кости. Мрачная, маленькая, сутулая. В той же серой униформе.
– Чо. – сказала ровно Лера.
– Этот. – тыкает в меня. – Иностранец. Без документов.
Лера повернулась ко мне. Все слова реплики она произносила спокойно, монотонно, без надрыва, но как робот. Уставший робот, которому сказали, что у него рак, и он это принял и теперь молча ждёт конца.
– Документы есть?
– Какие? – спрашиваю.
– Разрешения.
– На что разрешения, мэм? – я не знал, как к ней обращаться. – У меня есть международный паспорт. Есть вот визитка. Держите, со смайликом. И вагонетками на рельсах…
– Мужчина, голову мне морочьте, тут не железная дорога, тут порядок. В правилах чётко написано, какие документы нужны.
– Какие правила?
– Правило перевозок пассажиров и грузов. Вон на стене висит. Вы, что читать не умеете?
Я повернулся. Большой пожелтевший постер, засиженный мухами. «Правила». Ниже – «Перевозок пассажиров и грузов». Дальше совсем мелко – «П.1. Правила перевозок пассажиров и грузов распространяются на перевозку пассажиров и грузов, осуществляемых…»
Строка мелкого шрифта шириной в метр, потом ещё одна. И ещё. Читать трудно. А понимать – невозможно. На каком-то длинном предложении я завис, разглядывая ровно на букве Ж раздавленного и давно засохшого комара.
– Меня ждёшь? – слышу. Поднимаю глаза – Чокан.
– Я не понимаю, какое-то разрешение нужно.
– А… – Он схватил. Первую сумку и направился к женщине. В другой руке паспорт. Никого как раз не было.
– Разрешение?!
– Это ручная кладь.
– Проходите.
Я ошалело стоял и смотрел на него.
Взял паспорт, взял сумку.
– Разрешение. – она меня не узнавала будто.
– Это ручная кладь.
Махнула пикалкой, мол, ступай.
Я недоуменно подошёл к Чокану.
– Всё по правилам. Пункт 15, дробь 4 и 9. Для провоза электроники, ценных, габаритных и легко бьющихся, а также живых грузов требуется разрешение собственника на проведение рискованных операций.
– То есть это я должен был разрешение дать? Письменное?
– Да, да. Но если ручная кладь – то не должен. В багаж никто не сдаёт всё рано. Воруют и ломают.
Мы прошли тамбур за охранницей и зашли внутрь вокзала. Милое снаружи здание изнутри оказалось душным и тесным карцером.
Дальше начались такие же душные и тесные проблемы. На кассе не работал терминал, нужны были наличные и без сдачи. У нас их не было. Пока бегали, искали, меняли, один катер уже ушёл полупустым. Купили на следующий, вечерний. А тот уже был переполнен. Сидели друг на друге. И даже вроде стояли друг на друге. Где бы ты ни стоял – обязательно кого-то касался. Плыть там было несколько часов. Снаружи всё было занято – не протиснуться. Внутри каюты – нечем дышать. Качает. Воняет. Рядом туалет. Постоянно туда кто-то ходит. Выглядел он как тесный загаженный шкаф. И куча остановок. У каждой деревушки.
Естественно, ничего снимать мы не стали. Разговаривать я не мог, потому интервью не сложились. Но умудрился записать и расшифровать от скуки несколько занятных монологов.
Ох, ох, скорей бы это кончилось.
Простите, что так телеграфно и скупо, но даже вспоминать тяжело. Если ныть в видеоблоге – три четверти аудитории сразу на выброс. Там нужно держаться лёгкой беззаботности, а о проблемах сообщать с улыбкой. Ведь простым зрителям и своих бед-забот хватает, говорили нам на курсах, так что нечего грузить их попусту.
Хоть тут поною.
Поныл. И хватит.
Всё. Дальше без жалоб.
ИНТЕРМЕДИЯ 13 – 1 \\ ЭКСПЛУАТАТОР
«Да всё понятно, я вижу и так. Что ты как колонист, как эксплуататор, приехал сюда вырвать свою цифровую ренту у дикарей, ободрать их снова, даже не задумываясь о вреде. Только для того, чтобы самому получить шанс вырваться из сансары вечно тупой постыдной работы цифрового шута на потеху площадному люду. Но ты не вырвешься, тебя обманывают. Это ещё один круг твоей… Слышь, ты, рожа китайская, руки убери свои…»
\\ Какой-то злой мужик на катере по пути в Обезбольск.
ИНТЕРМЕДИЯ 13 – 2 \\ ЧВК ЕРМАКА
«Тянется через Урал рука.
Залита кровью наша река.
На багровых волнах плывёт ЧВК.
ЧВК, ЧВК – чувака Ермака»
\\ Из песни АО СЯО
ИНТЕРМЕДИЯ 13-3 \\ ЛЮДИ ДЛЯ ЗЕМЛИ
«Тут за Уралом, да и вообще по всей бывшей России, не земля для людей. Вообще ничего для людей. Зато люди тут для земли, для дел, для службы и подвигов. Всегда для чего-то. А не просто так, не для счастья и спокойной жизни. Поэтому из сибиряков и будут лучшие покорители Луны и Марса, самые крепкие поселенцы. Ведь что сейчас на другую планету перелететь, что пять веков назад в Сибирь перебраться, всё одно».
\\ Разговор на рейсовом катере по пути в Обезбольск
ИНТЕРМЕДИЯ 13-4 \\ ПАМЯТНИКИ В ЗОЛОТЕ
«Братишка один из дальнего прихода, не буду называть имени, недавно словил очень неприятный инсайт. Я бы сказал, что белочка или крыша поехала – но он не пьёт и обычно нормальный. Впервые, пожалуй, я не нашёлся, что ответить. Он говорит, мол, что внезапно понял, увидел, как современная корпоративная религия, то есть это и мы тоже, просто паразитирует на человеческом страхе смерти, небытия. И храмы это в каком-то смысле памятники смерти – то есть напоминания, возбуждение в памяти той мысли, что ты не вечен, прах к праху. И мол, кстати, есть шанс спасти свою бессмертную душу при соблюдении контракта из десяти пунктов и нескольких томов разъяснений…».
