На весеннем перепутье (трактат Третий)

Последний (самый последний!) разговор между ними произошел перед Новым годом, он приглашал ее поужинать вместе, спрашивал номер телефона, но это, конечно, было несерьезным, легким флиртом, хотя – кто знает? Она не назвала своего номера, вот только знала, заранее знала, что позвонит ему сама, по одному из трех номеров на “визитке”, которую он ей вручил, и действительно позвонила…

…чтобы услышать незнакомый мужской голос (определенно не его голос), который произнес: “Сергея Петровича больше нет. Разбился в аварии. Извините.”

Настя прервала связь с бешено колотящимся сердцем, такого ужаса – черного, леденящего – она не испытывала давно, кажется, со дня смерти папы. “Вот еще одна линия жизни оборвалась, вот еще одна линия судьбы зашла в тупик…” Тем вечером она, взяв собаку (для охраны, конечно) моталась по темным улицам, дворикам и переулкам города, враз ставшего ненавистным, грязным, холодным, часа два, не меньше… потом, конечно, вернулась домой, приказав себе “собраться”, человек был ей практически незнаком, с чего это она так распсиховалась?

…И действительно забыла о нем. Почти.

Пока он не начал ей сниться. Волконский. Сергей Петрович. Тридцати шести лет. Руководитель (бывший) охранно-сыскного агентства. Бывший сыщик. Бывший шпион.

Ее бывшая безответная любовь. Хотя нет, не безответная. Несостоявшаяся.

*        *        *

…Наутро, разумеется, все стало видеться в ином свете, она в очередной (тысячный, не меньше) раз устыдилась своего (даже в собственных глазах странного) поведения, этих ночных слез и посиделок на кухне наедине с кошмарными снами, встала пораньше, приготовила завтрак (именно для Дэна, сама она почти не завтракала и вообще была равнодушна к поглощению пищи, в конце концов, как говаривал ее отец, “мы едим, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть”), и была с Денисом особенно ласкова, ибо действительно ощущала вину перед ним, причем, неоднократную.

Покладистый Дэн, конечно, простил ее ночную выходку, возможно, решил, что она все еще переживает из-за смерти отца, в конце концов, прошло лишь чуть больше года, а для такого рода скорби требуется срок куда более длительный, и она со стыдом вспомнила, что скоро ведь день рождения папы, нужно съездить на кладбище (на погост, мелькнуло в мозгу архаичное словцо, откуда только взялось, из каких глубин памяти?), и она, пожалуй, сделает это в субботу, когда Дэн отправится навестить младшую сестренку (ребенка с особенностями развития, как сейчас принято называть клинических аутистов), словом, выполнит тягостный долг, как Денис выполняет свой – по отношению к родному человеку.

Она немного взбодрилась, тяжелый сон снова уходил туда, куда и положено отправляться кошмарам, и почти не помнился, только присутствовало какое-то нехорошее упоминание о “беде”, но какой беде, в самом деле? Она в предчувствия и предвидения не верила, всё можно объяснить, включив логику и здравый смысл, и кошмар свой тоже можно объяснить…

…вот только чем? Тем, что заинтересовавший ее мужчина погиб? Какая, в сущности, ерунда, они почти не были знакомы, а ее юношеская влюбленность давно прошла, если уж вдуматься, зачем она откапывает “призраков прошлого”? И немедленно включился тот самый, любимый ее отцом, здравый смысл, проблема вовсе не в том, что кто-то, с кем у нее ничего не было (да и быть, наверное, не могло) трагически ушел из жизни, это очень печально, конечно, но не смертельно, ее беспокоит вовсе не Волконский (тут сердце легонько екнуло, какая “княжеская” фамилия), ее беспокоит то, что она продолжает встречаться с Горицким, хоть обещала Денису больше этого не делать, клятвенно обещала, заверяла… и тем не менее продолжает этот обман, который ничем хорошим не может закончиться, рано или поздно Дэн может обо всем узнать, и уж тогда она точно его потеряет, а вот этого она боялась по-настоящему (что бы Горицкий не говорил, со своей обычной (немного циничной) усмешкой, да, что бы он ни говорил).

…И до субботы ничего особенного не случилось, собственно, не случилось вообще ничего.

Ни ссор, ни разногласий (ссор с Дэном, разногласий с финансистом). Ни ночных кошмаров.

*      *       *

Денис

…В субботу с самого утра Настёна показалась мне какой-то мрачной, по меньшей мере – задумчивой. На мой естественный вопрос – “Все ли в порядке?”, вскинула на меня глаза, потемневшие больше обычного.

– Сегодня день рождения папы, Дэн. Надо съездить на кладбище… навестить.

Я ощутил замешательство – действительно, забыл…

– Поедем вместе.

Она отрицательно мотнула головой.

– Ты собирался к своим, навестить сестренку, вот и поезжай. Я сама справлюсь.

–Только за руль не садись, – предупредил ее на всякий случай – мало ли, расстроится, разволнуется…

Она коротко и совсем невесело улыбнулась.

– Не беспокойся. Насколько тебе известно, я уже месяца два предпочитаю общественный транспорт.

Действительно, “Ауди” находилась в гараже ее отца и оттуда не выводилась с Нового года, даже раньше.

Я подумал – не вернуть ли ей машину своему финансовому спекулянту, но благоразумно промолчал – она еще сочтет это грязным намеком, а ссориться со своей любимой мне совершенно не хотелось, еще инцидент с Саньком из памяти не выветрился.

– В общем, ты поезжай к сестре, а я поеду… к папе, – добавила еле слышно, вышла из-за стола (мы завтракали, точнее, завтракал лишь я, а Настенька снова ограничилась маленькой баночкой кислого йогурта и чашкой кофе) и направилась переодеваться. Меня отчего-то кольнуло нехорошее какое-то предчувствие – ехать на кладбище, одной… впрочем, навязываться “в проводники” я не собирался (еще сочтет, что я ей не поверил?) и тоже, поставив посуду в раковину (после помою), пошел за ней следом.

Она переоделась в черный джемпер и черные же джинсы. Вскинула на меня взгляд, и я отметил, что она как-то слишком бледна.

– Ты вообще в норме?

Она слабо улыбнулась и, подойдя ко мне, легонько чмокнула в щеку.

–Все нормально, просто мысли… нехорошие. Но в целом – нормально.

… До четырех вечера я торчал в гостях у маман, отчима и сестры Натахи, Настя ни разу не перезвонила, да и я как-то не сподобился ей позвонить, зачем, все равно ведь вернусь. Мать всучила мне бабушкиных пирожков (отчим накануне навещал свою мать, мою бабулю, которую я как-то незаметно начал считать своей, даже более родной, чем бабушку со стороны матери (в свои семьдесят все изображавшую из себя “светскую львицу”. Бабуля со стороны отчима являлась “классической” деревенской бабушкой, и проживала в деревне, правда, ее дом отчим оборудовал всеми удобствами – и канализацией, и водопроводом, и трубами газового отопления и даже интернетом (которым, кстати, бабушка достаточно уверенно пользовалась), но все-таки она оставалась сельской жительницей, ухаживала за своим маленьким огородиком и даже держала кур.)

Словом, вернулся я домой (незаметно начал считать квартиру Насти своим домом), и застал ее сидящей на кухне, кутающейся зачем-то в теплый плед, хотя было совсем не холодно.

Она была бледнее обычного, а под глазами даже обозначились темные круги. Но когда Настя вскинула на меня глаза, я едва не отшатнулся – в ее глазах был настоящий страх. Нет, даже ужас.

– Что с тобой? – я не на шутку обеспокоился (нет, не следовало все-таки отпускать ее одну на кладбище, ни в коем случае не следовало).

Она поежилась, разлепила бледные губы.

– Как-то мне нехорошо, – тихо сказала Настенька, – Наверное, вирус схватила… у нас есть аспирин?

Я кивнул, прошел в ванную и достал из аптечки упаковку таблеток, вернулся на кухню.

– Хочешь, чай заварю?

Она как-то отстраненно мотнула головой, глядя в пространство (что опять же мне категорически не понравилось). Определенно, ей было не по себе, даже очень не по себе.

– Ты веришь в призраков, Дэн? – вдруг глухо спросила она.

– В призраков? Шутишь?

Нет, она не шутила. Она смотрела на меня огромными глазами, в глубине которых застыл по меньшей мере страх.

– Тебе показалось, что ты видела призрака? – я тоже присел на кухонный диванчик, напротив нее, взял в руки ее похолодевшие ладони.

– Не показалось, – произнесла Настя еле слышно, по-прежнему глядя куда-то мимо меня, – Не только видела, но и осязала, – потом встряхнула головой, перевела на меня взгляд лихорадочно блестевших глаз, – Ладно, мне лучше сейчас прилечь. Все нормально, – улыбнулась определенно вымученно, – Не обращай внимания на то, что я несу…

Я коснулся тыльной стороной ладони ее лба. Если температура и была повышенной, то совсем немного.

Настя приняла пару таблеток аспирина, запила водой и ушла в спальню, прилегла на кровать.

– Все будет хорошо, – пробормотала она, закрывая глаза и сворачиваясь в своей любимой “позе эмбриона”, – Я просто устала…

Она действительно быстро заснула (или просто сделала вид, что заснула), а я ложиться не собирался, собирался засесть за комп и доделать кое-какие заказы (а потом, может, поиграю, расслаблюсь…), и, проходя через прихожую, ненароком задел ее пальто, как-то криво висящее на вешалке, а, поправляя его машинально, увидел, как из кармана что-то выпало. Нагнулся, поднял зажигалку. Золотистую зажигалку “Zippo”, определенно, не подделку… Странно, я не видел у нее такой раньше, обычно она пользовалась дешевенькими, “одноразовыми”, поскольку курила не часто (хотя все же курила), но тратиться на такие понты…

Я повертел зажигалку в пальцах. Мужская, скорее всего. Меня словно легонько шарахнуло током – она меня все-таки обманула, снова виделась со своим банкиром? Потом я отбросил от себя приступ нелепой ревности – ее папик тщательно следил за своим здоровьем, спиртным не злоупотреблял и тем более не курил, а подобную зажигалку я видел… когда-то я определенно видел подобную… и тут память услужливо подсунула давний (очень давний!) “инцидент” на дороге, когда я настолько торопился к своей девушке (с подарком, купленным для нее помолвочным кольцом), что едва не угодил под колеса “Форда”, за рулем которого находился весьма “крутой” “перец”, владелец охранного агентства, который тогда промурыжил меня на дороге битый час, пока не подъехали скорая и милиция, и менты не составили протокол, что я особых повреждений не получил (разве что разбил колено) и претензий к водителю не имею. Именно у него была подобная зажигалка, и курил он как герой фильма о “Джеймсе Бонде” – нарочито, что ли, так мне показалось тогда, хотя я наверняка был не объективен, мне просто не понравилось, какими глазами Настя смотрела на этого мужика… Он даже оставлял мне свою визитку, которая, конечно же, давно затерялась, хотя, если вспомнить… да, его агентство называется “Кондор”, мне даже однажды попалась в инете (случайно, разумеется) реклама этой “конторы”…

“Да ну, дурацкие ассоциации”, – подумал я с досадой, сунул зажигалку назад, в карман пальто Настеньки, хотя какой-то неприятный осадок в душе остался, и спустя часа четыре, когда я, наконец, поднялся из-за компьютера, намереваясь идти чистить зубы и укладываться спать, машинально снова прошел в прихожую, достал “Зиппо” из кармана пальто Насти и вошел в спальню, решив, если спит, будить ее не стану, но она не спала.

Сидела на кровати, медленно расчесывала свои роскошные, длинные волосы. Вскинула на меня немного задумчивые глаза.

– Извини, что-то я несла чушь… Разволновалась, наверное. Впредь одна ни за что на кладбище не поеду.

Я присел рядом с ней, протянул ей на ладони золотистую зажигалку, и едва взгляд Настёны на нее упал, она отшатнулась, как мне показалось, с ужасом.

– Ты откуда это взял? – выдохнула Настенька почти шепотом.

– Выпала из кармана твоего пальто, – я не на шутку обеспокоился, –  Это чья?

– Призрака, – еле слышно прошептала Анастасия, а после, резко встав, почти бегом бросилась в туалет, и я услышал донесшиеся оттуда характерные звуки, которые издает человек, если его тошнит.

*      *      *

Настя (чуть ранее)

…Купив в цветочном павильоне четыре махровых, темно-красных гвоздики, она направилась к остановке рейсового автобуса. Настроение, разумеется, было подавленным, она снова терзалась чувством вины перед покойным отцом, наверное, это испытывают все, кто потерял родного (самого родного и самого любимого) человека, на глаза то и дело наворачивались слезы (правильно сделала, что не накрасилась, сейчас была бы с черными разводами под глазами, как клоун), народу в автобусе было немного, она нашла свободное место, рассеянно смотрела в окно, наконец, автобус остановился у ворот кладбища, и она направилась к погосту (ужасное слово, по-настоящему мрачное).

Как пройти к могиле отца, она, разумеется, помнила, точнее, думала, что помнила, ибо спустя уже минут двадцать поняла, что пошла не по той дорожке, но продолжала идти, напряженно вглядываясь в памятники, надгробия и деревянные кресты. Одно из свежих захоронений отчего-то привлекло ее внимание, она подошла ближе и, прочтя надпись на кресте (не деревянном, металлическом), едва не вздрогнула, увидев знакомую фамилию. Волконский С.П.  Годы жизни…

Неожиданное головокружение заставило ее схватиться за ограду могилы, она резко опустила голову, потом даже присела на корточки, испугавшись, что теряет сознание, такого с ней не случалось давно, кажется, лет с шестнадцати, когда у нее внезапно диагностировали анемию, и отец очень переживал, начал закармливать ее красным мясом, овощами, фруктами, пищевыми добавками, заставлял подолгу гулять (вместе с ним, разумеется), а летом отвез к морю, и это была замечательная поездка, самая лучшая ее с папой поездка, она впервые увидела море и это было по-настоящему сказочно…

Неожиданно чья-то сильная рука схватила ее за предплечье, а над ухом прозвучал обеспокоенный мужской голос:

– С вами все в порядке?

Она подняла голову, намереваясь заверить незнакомца, что в целом с ней все хорошо, наверное, просто “сахар упал”, она ведь почти не завтракала, но, столкнувшись взглядом с серо-зелеными (в настоящий момент вполне серьезными и внимательными, не усмешливыми) глазами незнакомца, замерла, подобно испуганной оленихе под светом фар автомобиля. Сердце совершило бешеный скачок и, кажется, на секунду даже перестало биться.

– Настасья? – немного удивленно спросил не такой уж незнакомый мужчина лет тридцати пяти со светло-русыми волосами, опуская руку, которой поддерживал ее за предплечье, – Вы?

– Я, – прошептала она пересохшими губами и повторила его имя, которое до этого прочла на могильном кресте, – А вы – Волконский. Сергей Петрович, – после чего на сознание навалилась спасительная тьма, но она успела ощутить, как мужчина снова подхватывает ее и, кажется, намеревается взять на руки.

*        *        *

Глава 2. Призраков не бывает (?)

Волконский

1.

…Донеся девчонку до своей машины, он устроил ее на заднем сиденье, после чего извлек из дорожной сумки бутылку воды (всегда держал при себе на всякий случай) и немного побрызгав водой ей на лицо, осторожно похлопал ее по щекам. Длинные ресницы дрогнули, она открыла глаза (слава Богу), поначалу взгляд был рассеянным, расфокусированным, потом сосредоточился на его лице. Сергей постарался ей ободряюще улыбнуться, но, похоже, безуспешно, поскольку ее темно-серые, с отчетливым синим оттенком глаза (не глаза – просто-таки глазищи) немедленно наполнились ужасом, и она сделала попытку приподняться (он поддержал ее за плечи).

– Слушайте, неужели я настолько страшен, чтобы вы меня боялись? – ему определенно не нравилось то, что девушка потеряла сознание, а теперь смотрела на него откровенно со страхом. Признаться, в прошлый раз, когда они столкнулись (к счастью, лишь в фигуральном смысле столкнулись) вечером на зимней дороге, она не показалась ему неадекватной, отнюдь, и тем более – употребляющей вещества, но чем иначе объяснить ее обморок, а сейчас поистине дикий взгляд, которым она смотрела на него?

– Вы же погибли, – прошептала она пересохшими губами.

– С чего вы решили? – он ощутил нечто, похожее на раздражение, по крайней мере – досаду. Протянул ей бутылку с водой. – Сделайте несколько глотков, это поможет вам прийти в себя.

Она послушно, не сводя с него опасливого взгляда, выпила воды и повторила, уже громче, не шепча, правда, с легкой хрипотцой в голосе:

– Вы разбились в аварии. Нет?

Сергей тяжело вздохнул. Неспроста день начался наперекосяк, и на кладбище ехать ему совершенно не хотелось, однако, следовало почтить память бывшего друга и сослуживца, погибшего на чужбине, выполняя мифический “долг перед Родиной”, нет, родиной (с маленькой буквы), которая не стоила того, чтобы отдавать за нее жизнь, совершенно не стоила, в чем Сергей сам убедился гораздо раньше, потому и ушел из Конторы, подался в частный бизнес, однако, цепкие лапы Конторы нет-нет, да и давали о себе знать, своих она никогда до конца не отпускает, нет, и надеяться нечего…

Словом, он буквально заставил себя приехать на погост, возложить гвоздики на могилу бывшего товарища (что он сделать раньше попросту физически не мог, да хватит о неприятном) и, возвращаясь к воротам кладбища, увидел хрупкую фигурку девушки в сером демисезонном пальто, с пышными темными волосами, которая, покачнувшись, схватилась за могильную ограду рядом с металлическим крестом, он машинально бросил взгляд на табличку, какой-то Волнушкин С. П., годы жизни – 1975-20…, нет ни фото, ни полного имени-отчества. Девице определенно стало дурно, это было заметно по ее побледневшему лицу, и он “на автомате” подхватил ее за предплечье, а потом память услужливо включила функцию узнавания, что, конечно же, было неудивительно, такое лицо было трудно забыть. Но вот ее реакция при взгляде на него, ее обморок – всё это не располагало к флирту от слова “совсем” (хоть девчонка и была чертовски хорошенькой, этого не отнимешь, да что там? Она была настоящей красавицей, даже се йчас, страшно бледная и со страхом в глазах).

– Успокойтесь, – сказал Сергей мягко, стараясь скрыть раздражение, – Разбился в аварии, да, как раз перед Новым годом, но, как видите, слухи о моей смерти были сильно преувеличены.

Она не улыбнулась (либо не слышала об этой марктвеновской шутке, то ли та не показалась ей смешной).

Он вздохнул.

– Слушайте, да вы с чего вообще взяли, что я покойник? Кто вам эту чушь сказал?

– Я вам звонила, – сказала она каким-то отстраненным, слабым голосом, – Вы мне вручили свою визитку, помните? Там были номера телефонов. Я позвонила и мне сообщили, что вы разбились в аварии, что вас нет…

– Меня не было в агентстве, – терпеливо пояснил Сергей, – Конечно, вы попали на номер агентства, и кто-то из сотрудников вам сообщил, что меня нет на месте, что я угодил в аварию… а вы, видимо, его неправильно поняли.

– Видимо, – эхом отозвалась Настя, наконец, принимая сидячее положение, – Неправильно поняла.

– Вы в порядке? Хотя, о чем я… Хотите, отвезу вас в больницу?

Она отрицательно помотала головой.

– Разве что в психушку, – и слабо улыбнулась, точнее, лишь растянула губы в улыбке (взгляд оставался напряженным), – Поскольку у меня, видимо, галлюцинации.

– Я реален, – Сергей осторожно взял ее ладонь в свою, –  Вот моя рука, можете пожать. Убедитесь.

Она послушно сжала его пальцы, потом выдернула свою прохладную узкую ладошку и как-то криво усмехнулась.

– Галлюцинации бывают и зрительными, и слуховыми, и тактильными.

Он в очередной раз выдохнул, нет, даже так – не выдохнул, а выпустил воздух сквозь стиснутые зубы.

– Вы неплохо подкованы по части психиатрии. Но тогда должны знать, что на пустом месте, без причин, галлюцинаций не бывает. Вы принимаете какие-то… вещества? – спросил уже осторожно, хотя на наркоманку она вовсе не походила, ухоженная, дорого и со вкусом одетая, чистое лицо, белозубая улыбка, да и зрачки если и расширены, то совсем немного, в пределах нормы.

Она отрицательно мотнула головой.

– Никаких.

– Ну, значит, пьете запоями и у вас сейчас как раз период воздержания и соответственно, белая горячка… опять нет?

– Слушайте, а вы хам, – сказала она не сердито, скорее задумчиво.

Сергей поморщился (нет, определенно в настоящий момент его грубоватые шутки не срабатывали, хотя… то, что она рассердилась, было уже неплохим знаком).

– Простите. Но вы тоже, согласитесь, ведете себя не очень адекватно, я не прав? С чего вы вообще решили, что я покойник?

– Я видела некролог. В и-нете, – сказала она уже не так уверенно, – Или это был фейк?

– Определенно фейк, – заверил ее Сергей (какой, к чертям, еще некролог? У кого из них двоих крыша едет? Определенно, не у него. Он-то себя чувствовал себя вполне нормально, а учитывая то, что всего две недели назад окончательно выписался из больницы, где провалялся с травмами и переломами почти два месяца, даже отлично.)

– Послушайте, Настенька, не знаю, кто вам предоставил всю эту информацию, но определенно тот человек делал это не из благих побуждений. Я жив, видите, и практически здоров, ну, если уж вы не верите ни своим глазам, ни своим ушам… Кстати, – осенило его, – Вы приехали сюда на своей машине? Если так, вам сейчас категорически нельзя садиться за руль.

Она слабо улыбнулась, похоже, начиная верить своим глазам.

– Нет, я сюда добралась на рейсовом автобусе, – повернулась, потянулась к дверце машины, – Спасибо, что в очередной раз меня спасли, но, пожалуй, мне ни к чему вас задерживать…

– Не говорите ерунды, – он снова постарался убрать из голоса вполне объяснимое раздражение, смягчить тон. Может, действительно девчонка просто слишком впечатлительная? Раньше она ему таковой не казалась, но много ли он о ней знал? Совсем немного. Только то, что она учится то ли на филфаке, то ли на факультете иностранных языков, и у нее есть парень, кажется, Денис… еще что-то? Если что-то еще и было, он не помнил. Увы, после аварии, пережив трехдневную кому, он не мог не страдать амнезией (в легкой форме).

– Я вас сейчас довезу до дома, и не надо со мной спорить. Вы сейчас не в том состоянии… – неожиданно его “осенило”, – Простите, но вы, случаем, не беременны?

Вот сейчас в ее взгляде действительно появилась адекватная эмоция – удивление.

– Нет, – ответила она уже вполне нормальным голосом. – Случаем, нет.

– Уверены? – на всякий случай переспросил он, – Обморок, знаете ли, без причины тоже вряд ли возникнет…

Она уже решительнее отрицательно помотала головой.

– Процентов на девяносто девять.

– Тогда… слушайте, у меня здесь есть коньяк, вам спиртное не противопоказано? Если нет, сделайте пару глотков, это поможет.

– Да, я знаю, расширяет сосуды… – она слегка поежилась, – Ну давайте…

Сергей потянулся к “бардачку”, извлек оттуда флягу с коньяком, там же нашарил початую упаковку горького шоколада, протянул ей.

– Вы не диабетик? Простите, что так расспрашиваю, возможно, у вас просто резко упал сахар в крови?

– Нет, – она в очередной раз мотнула головой, – Просто я сегодня почти не завтракала, может, еще поэтому…

– Ладно, – он проследил за тем, как она глотнула коньяку (ее передернуло, определенно не привыкла к крепким напиткам), потом протянул ей дольку шоколада. – А это вместо закуски…

Она опять же послушно положила шоколадку в рот.

– Спасибо, – наконец на ее бледные щеки начал возвращаться легкий румянец, что не могло Сергея не порадовать, как и то, что взгляд серо-синих глаз сделался более уверенным, в них даже мелькнули какие-то озорные искорки.

– Значит, вы не призрак?

Ее улыбка говорила о том, что говорит она, конечно, шутя. Или полушутя. Сергею неожиданно пришло в голову, что ее слова о “некрологе” могут быть правдой, какая-нибудь гнида могла ему таким образом подсуропить, подгадить. Мало ли у него недоброжелателей? Пожалуй, не просто немало. Уж чего-чего, но этого “добра” всегда хватает…

– Что вы тогда делали на кладбище?

– Навещал могилу товарища, – он слегка откашлялся, изгоняя из голоса неуместную хрипотцу, – Больше месяца назад погиб на Ближнем Востоке, но прах, разумеется, доставили на родину… Сегодня как раз сорок дней. Его фамилия Горенков. Илья Горенков. Можете навести справки в интернете, он имеет награды… посмертно.

Она чуть задумчиво смотрела на него (и так же задумчиво слушала), пару раз кивнула.

– Простите, а что делали здесь вы?

– Хотела навестить папу, но… могилы не нашла, – она вскинула на Сергея теперь уже по-настоящему панический взгляд, – И где… цветы? Я сюда шла с гвоздиками…

Он припомнил – кажется, рядом с тем местом, где ей стало дурно, валялись гвоздики, штуки четыре, он еще удивился такому совпадению, такой синхронности – в один и тот же день, в одно и то же время они с Настасьей являются на одно и то же кладбище и сталкиваются… пожалуй, дурная примета. Впрочем, в приметы он не слишком верил.

– Только не говорите, что хотите вернуться назад, – сказал он довольно резко, потом постарался смягчить тон, – Приедете сюда в другой раз, когда будете совершенно уверены, что вам не станет плохо. И лучше вам вообще одной по кладбищам не ходить. У вас, вроде, вы говорили, есть парень?