скачать книгу бесплатно
Пражские тайны / Mysteries of Prague
Дон Нигро
Восемь актрис и четыре актера (12 женских и 8 мужских ролей). Трагическая история жизни и смерти Франца Кафки, ставшего великим лишь после ухода из этого мира, благодаря его другу Максу Броду, который пошел против последней воли Кафки и сохранил все его рукописи.
Дон Нигро
Пражские тайны / Mysteries of Prague
Don Nigro
Mysteries of Prague / 2018
Перевел с английского Виктор Вебер
* * *
«Поскольку все взаимосвязано, писательство невозможно».
Ицхак Лурия.
Действующие лица:
ЛОУВИ/БЛЮМФЕЛЬД/ПОЛЛАК
ФРАУ ЧИССИК/ЭРНА/ФРОЙЛЯЙН ШТЕЙНИЧ
КРОТ/ПАПА/НЕЧТО НАВЕРХУ
КАФКА
МАКС
ДОРА
ФЕЛИЦА
ГРЕТА
ХОЗЯЙКА/МАМА/ПЕВЧАЯ МЫШЬ
ОТТЛА
ЖЮЛИ
МИЛЕНА
Декорация:
Напоминающий кошмарный сон лабиринт Праги, сложенный из фрагментов, но все связано между собой, так что в любое место на сцене можно попасть из любого другого места, воспользовавшись лестницами, окнами и дверьми. Сложный лабиринт вымощенных мостовых, дверных арок, лестниц, интерьеров старых домов, на многих уровнях. Кто угодно может появляться откуда угодно, на любом уровне, в любое время, чтобы посмотреть на действо и исчезнуть снова, или пройти мимо, или остаться, сесть и наблюдать, стать частью картины, что-то сделать, имеющее отношение или нет к происходящему в тот момент, иногда действие это станет понятным только позже. Три стола, маленький справа, за которым пишет КАФКА, большой обеденный, за которым ест семья КАФКИ, и маленький столик слева в кафе, за которым МАКС общается с различными людьми. Есть еще диван, на котором КАФКА и другие могут сидеть или забираться под него, и стул справа на авансцене, на котором МАКС сидит в старости, а другие иной раз могут присесть по ходу спектакля. Таинственный город Прага – мир историй Кафки, он живет в голове КАФКИ, когда тот умирает, и в голове МАКСА, когда тот уже старик.
Музыка – «O Mio Babbino Caro/О мио бамбино каро» из оперы Пуччини «Джанни Скикки»
Действие первое
1
Еврейский театр Оклахомы
(Темнота. Поют канарейки, потом слышится нарастающая какофония ярмарочной музыки. Когда загорается свет, мы видим КАФКУ который пишет за маленьким столом. По нему проносятся тени карусельных лошадок, мигают разноцветные огни. ЛОУВИ, актер гастролирующего еврейского театра, изображает ярмарочного зазывалу. Он и другие высовываются из окон, дверей, других самых неожиданных мест таинственного города Праги, появляются и исчезают, как тени во сне).
ЛОУВИ. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДАМЫ И ГОСПОДА, СОБАКИ, ТАРАКАНЫ, КЛОПЫ, ЖУКИ-НАВОЗНИКИ, ГИГАНТСКИЕ КРОТЫ И ДРУГИЕ ЗЕМЛЕРОЙНЫЕ СУЩЕСТВА ВСЕХ ВИДОВ И РАЗМЕРОВ, НА ВЕЛИЧАЙШЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В ИСТОРИИ ОБОЗРИМОЙ ВСЕЛЕННОЙ И ОКРЕСНОСТЕЙ ДЮССЕЛЬДОРФА: В ЕВРЕЙСКИЙ ТЕАТР ОКЛАХОМЫ! (ФРАУ ЧИССИК выдумает на трубе непристойный звук). БЛАГОДАРЮ ВАС, ФРАУ ЧИССИК. (Тот же звук). ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ. ДАЖЕ ЛЮДИ, КОТОРЫХ НЕ ПРИГЛАШАЮТ. ПРИСОЕДИНИТЕСЬ К НАМ ДО ПОЛУНОЧИ И ПОЛУЧИТЕ БЕСПЛАТНЫЙ ПАКЕТ НЕЖДАННЫХ СОЖАЛЕНИЙ. ЗДЕСЬ, В ЕВРЕЙСКОМ ТЕАТРЕ ОКЛАХОМЫ, МЫ – ВЕЛИКИЕ, КАК ВСЕЛЕННАЯ, ТОЛЬКО ПАХНЕМ ЛУЧШЕ, И У НАС ЕСТЬ РОЛИ ДЛЯ ВСЕХ, ВСЕ ИГРАЮТ, ВСЕ ПОБЕДИТЕЛИ В ЕВРЕЙСКОМ ТЕАТРЕ ОКЛАХОМЫ. ТАК ЧТО ПОСПЕШИТЕ В ЕВРЕЙСКИЙ ТЕАТР ОКЛАХОМЫ. ВЫ ПОРАДУЕТЕСЬ ТОМУ, ЧТО ПОСПЕШИЛИ, ПУСТЬ ДАЖЕ И ПОСЛЕ ТОГО, КАК УМРЕТЕ.
(Долгий паровозный гудок. Странная какофония смолкает, мигающие огни гаснут, на сцену выползает ГИГАНТСКИЙ КРОТ).
ФРАУ ЧИССИК. Прекрасная пьеса. Очень романтичная. Верблюд плюет на тебя.
ЛОУВИ. И сказал Бог: «Да будет свет». Вот кто-то и включил свет.
(Яркий свет падает на КАФКУ, который пишет за столом. Вверху раздаются громкие удары, слышится звук катящегося тяжелого шара).
КАФКА. На улице Алхимиков в Праге все постоянно меняется и все записано шифром. Люди – что надписи, выбитые на надгробиях, каждый – глава в романе, который сжигает Бог, страницу за страницей.
(Еще один круг света, как от уличного фонаря появляется на другой стороне сцены, и мы видим МАКСА, старика, сидящего на стуле в Израиле).
МАКС. Впервые я встретился с моим другом Кафкой, когда он пришел на мою лекцию о Шопенгауэре. Все, что вы рассказали о Шопенгауэре, сказал Кафка, очень интересно, но полная чушь, а потом он сказал, что мне следовало говорить, и даже когда я его совершенно не понимал, это было более интересно чем то, что я мог бы сказать сам.
(ДОРА пересекает круг света, спешит домой в холодную, ветреную ночь, кутается в пальто, несет штук двадцать старых блокнотов).
ДОРА. Это лихорадка. Он бредит.
КАФКА. Все смешалось в моей голове. Все обрывками. Все незакончено.
ДОРА (обращаясь к МАКСУ, на ходу). Вы, вероятно, будете счастливы, когда он умрет. (Уходит в темноту).
МАКС. Он называл свое писательство бумагомаранием, и никак не мог поверить в себя.
КАФКА. Человек пишет книгу. Одиннадцать экземпляров продается. Десять купил он сам. Ночами ему не дает спать вопрос: что произошло с одиннадцатым экземпляром? Кто его купил? Или его украли в магазине? Удосужился ли вор прочитать книгу? А может одиннадцатый проданный экземпляр – ошибка учета? Или галлюцинация умирающего человека?
МАКС. И все-таки он воспринимал писательство формой молитвы, святым деянием.
ЧТО-ТО НАВЕРХУ (невидимый голос сверху, странный стрекочущий звук, возможно, большого насекомого). Ж-Ж-Ж-И-И-И-И-Х-Х-Х! Ж-Ж-Ж-И-И-И-И-Х-Х-Х!
(Что-то движется по полу наверху, словно перекатывается большой, тяжелый мяч, тикают часы).
КАФКА. Человек может сойти с ума, сидя в одиночестве ночью в доме, где тишину нарушает только тиканье часов, опьяневший от запаха чернил, которыми пишет. Слова вылетают из него, как выблеванная кровь.
МАКС. Он не оставил официального завещания, лишь листок бумаги, наказав мне сжечь все.
МИЛЕНА (появляясь в окне, пойманная лучом прожектора). Не называй меня ребенком. Я – не ребенок.
(Из темноты доносится плач ребенка).
ЖЮЛИ. Дай мне ее адрес. Я хочу ей написать. Я хочу видеть письма, которые она писала тебе. (ЖЮЛИ кашляет в носовой платок. Мы видим красные пятна там, где она кашляет). Все нормально. Красный – мой любимый цвет.
(Исчезает в тенях).
КАФКА. Писать можно только в трансе. Освободившись от сознательных намерений, полностью открывшись телом и душой, и история выходит из тебя, покрытая родовой смазкой.
(ФЕЛИЦА и ГРЕТА идут через круг света, увлеченные разговором).
ФЕЛИЦА. Может, после того, как мы займемся любовью, он не будет таким странным.
ГРЕТА. Нет. Мужчины только становятся еще более странными. И секс убивает любовь, как сапог давит таракана.
ФЕЛИЦА. Я поставила пленку обратной стороной и испортила все снимки.
(ФЕЛИЦА и ГРЕТА уходят в темноту).
МАКС. Этот вопрос по-прежнему не дает мне покоя.
КАФКА. Какие отношения между историей и женщиной, которую человек жаждет?
МИЛЕНА. В любви один должен всегда поедать другого. Я буду ждать в Замке. Я здесь лишь для того, чтобы перевести тебя.
(Уходит в темноту).
МАКС. История заточена в нас, как в темнице, и мы заточены в истории.
ЛОУВИ. Бог – лабиринт историй.
ЖЮЛИ. Бог вырезает приговоры на нашей плоти.
(Слышен детский плач).
ОТТЛА (в меркнувшим свете). Поезд отходит от станции.
(Звук набирающего ход поезда, паровозный гудок, и сцена погружается в темноту, за исключением маленького столика, за которым пишет КАФКА).
2
«Нечто наверху»
(КАФКА за его столиком, пишет глубокой ночью. Сверху доносятся ужасные грохочущие звуки).
НЕЧТО НАВЕРХУ (издает звуки, нечто среднее между визгом свиньи и стрекотом насекомого). Ж-Ж-Ж-И-И-И-И-Х-Х-Х! Ж-Ж-Ж-И-И-И-И-Х-Х-Х! Ж-Ж-Ж-И-И-И-И-Х-Х-Х!
КАФКА. Прошу извинить. Есть кто-нибудь наверху? Эй? (Три громких стука в дверь, шум обрывается. Тишина нарушается только тиканьем часов). Кто это?
(Дверь открывается, входит ХОЗЯЙКА ПАНСИОНА, с фонарем, свет от которого полосой ложится на пол).
ХОЗЯЙКА. Что за шум вы тут устраиваете? Всякий раз, когда я начинаю выливать ночные горшки, создается ощущение, что здесь, наверху, кто-то насилует ласок.
КАФКА. Здесь только я, и ласок не насилую. Этот шум идет с чердака. Такое ощущение, будто кто-то катает взад-вперед тяжелый шар.
ХОЗЯЙКА. Нет никого на чердаке. И шаров в моем доме нет с тех пор, как умер мой муж.
КАФКА. Но я слышу этот шум каждую ночь.
ХОЗЯЙКА. Может, это сон?
КАФКА. Не думаю я, что это сон.
ХОЗЯЙКА. С чего такая уверенность? Иногда вы спите, не зная об этом. А может, выпили слишком много шнапса.
КАФКА. Я не пил шнапса.
ХОЗЯЙКА. Может, следовало. Императрица России принимала ванны из шнапса вместе со своим конем и дожила до четырехсот лет.
КАФКА. Может, на чердаке ее конь.
ХОЗЯЙКА. Я бы не поселила коня на чердаке. А если бы ему позвонили по телефону? Ему пришлось бы спускаться вниз по лестнице, а потом подниматься наверх. Я не могу допустить, чтобы на моих постояльцев обрушивался весь этот шум. Плюс, лошадиный навоз. Тут за кошкой не успеваешь убирать.
КАФКА. Ребенком я думал, что Бог живет на чердаке нашего дома.
ХОЗЯЙКА. Не думаю я, что это Бог. В этой части города делать ему нечего. Разве что его брат-близнец, который с рогами. В свое время там жила девушка. Она ела только швейцарский сыр. Говорила, что лучшая его часть – дырки. У нее был младенец, который постоянно плакал, и трещина в голове, через которую внутрь пробралась толика темного мира. Но она давно умерла. Так что, скорее всего, это не она. Что вы делаете здесь, наверху, глубокой ночью? Не думаю я, что вы здесь спите. Что вы делаете в этой комнате? Что-то непристойное?
КАФКА. Я прихожу сюда, чтобы писать.
ХОЗЯЙКА. Писать что?
КАФКА. Не знаю.
ХОЗЯЙКА. Вы не знаете, что пишите?
КАФКА. Обычно, нет.
ХОЗЯЙКА. Почему вы сняли комнату, чтобы писать, если не знаете, что пишите? Это какая-то бессмыслица?
КАФКА. Дома слишком много шума. Мамины канарейки постоянно поют, и люди бегают взад-вперед, перебираются через мою кровать, чтобы попасть в другие спальни. Но теперь, с этими звуками наверху, я не могу сосредоточиться и здесь. Поначалу я думал, это мыши, но для мышей шум слишком громкий, хотя иногда, слушая, как кто-то поет в опере, у меня возникает ощущение, что звуки эти издает мышь.
ХОЗЯЙКА. Мыши оперные арии не поют. Популярные песенки, возможно. (Слышится козье блеяние). Мне нужно спуститься и подоить козу. А вы, пожалуйста, так не шумите. Я не говорю вам, что делать, но от чердака держитесь подальше, а если я вновь услышу жалобы, будто конь катает там большие шары, обращусь в полицию, чтобы вас арестовали. Мышь, поющая оперные арии. Этот город – фрагмент чьего-то воображения.
(Уходит).
КАФКА. На самом деле, поскольку писательство для меня – форма молитвы, можно сказать, что я прихожу сюда молиться. Но все является мне обрывками. Возможно, в незаконченном, фрагментарном, больше правды, не одна концовка, как в доведенном до ума, завершенном. Наши жизни такие же: фрагментарные, неполные, странные. Как мыши, поющие оперные арии.
(Пишет и слышит, как под меркнущий свет ПЕВЧАЯ МЫШЬ поет «О мио бамбино каро», высоким, писклявым голосом, но с чувством).
3
