скачать книгу бесплатно
– Здравствуй, Василий Александрович, это Саша Турецкий. Привет.
– Привет, давно не виделись, – хмыкнул тот.
– Вась, слушай, милый друг, тут такая ситуация приключилась, понимаешь. Ты Антошу моего знаешь, да? Ну, прекрасно знаешь… Да, да, да, тот самый, тот самый… Так вот. Здесь его, понимаешь ли, упекли за то, что он убил одного и изувечил второго человека. Однако возникают сразу два «но». Во-первых, ни покойника, ни человека изувеченного найти невозможно, а во-вторых, директор ресторана, который вызвал якобы милицию, получил оную в образе пьяного до одурения капитана, который хотел затеять пальбу. А Антон как раз прекратил это безобразие, доставил его в отделение милиции, сдал начальнику, подполковнику Устинцеву, сам и его товарищи написали заявления, то есть дали свидетельские показания, после чего мирно разошлись по домам. Но где-то час с небольшим назад Антон был арестован за избиение и убийство двоих смирных граждан, прибывших из ближнего зарубежья. Плюс оказание сопротивления! Короче, на сто пятую статью выводят. Ты можешь себе представить, что сделал бы Антон, если бы применил свои рабочие приемы! Да они б и трупа не нашли того, с кем поработал бы Антон. Так я хотел бы с тобой посоветоваться: что делать-то? Может, подошлешь сюда ребят? Мы тут с ними позанимаемся пока. Не нравится мне это отделение! Не нравится мне их отношение к людям! И сам Устинцев мне не нравится. Это мое личное мнение. Я его не собираюсь, так сказать, афишировать, но при случае скажу. Давай попробуем? Согласен?
– Согласен, – смеясь, ответил Самойленко.
– Хорошо, хорошо… Жди моего сигнала. Я позвоню – и начинаем операцию. Спасибо, Вась. Ну, привет тебе, до встречи, извини, что поздно. Исправлюсь! – Турецкий засмеялся, но тут же лицо его приобрело отчужденное выражение. Он закрыл телефонную трубку и лениво посмотрел на подполковника и нарочито тихо спросил:
– Ну, так где Плетнев? В чем дело?
Устинцев вскочил и заорал, выглянув в коридор:
– Привести Плетнева! Задержанного, срочно!
Наступила пауза, тишина. Все сидели и ждали. У Устинцева беспокойно бегали глаза. Он ждал продолжения чудовищного спектакля, который вовсе не казался ему спектаклем.
Вошел Антон – немного потрепанный и заспанный. Турецкий вскочил, подошел к нему:
– Ну, как, Антоша? Ты что, никак спал в этом бомжатнике? Не набрался зверья?
– Да нет, Саш, ничего, спасибо. Да потом, господи, ты ж меня знаешь… Один из «сидельцев» удивился, а потом изумился по поводу того, что некурящий человек не имеет при себе сигарет. Так вот он да, спит. Крепко спит, и будет до завтра спать. Я ему просто объяснил, что если я не курю, то и курева у меня нет. Он не понял. А потом понял, и – спит. Все нормально, там ребята понимающие. Они сразу усекли и вопросов не имели. Ну, так что, выяснили наконец, где покойники-то, которых я… того?
– Да нет никаких покойников. Вот и директор ресторана все звонит, а никто не знает. Выясняют, может, их и не существовало никогда? Ну, господин Султанов, – Турецкий строго уставился на сникшего директора, – в чем дело? Может, его и не было никогда, вашего племянника?
– Нет, покойный – не знаю, а раненый, он существовал, но куда он делся, я понять не могу! Просто голова кругом пошла! Может быть, он испугался и убежал куда-то?
– Одну минуточку! – рявкнул Турецкий. – Это как же может убежать человек со сломанной ногой, разбитой головой и сотрясением мозга? Другими словами – потенциальный покойник, как записано было в протоколе? И еще один покойник, он тоже убежал из морга, да? Давай со своих уголовников спрашивай, куда они их задевали, запрятали?
– Зачем уголовники говоришь? Честные мальчики.
– Ты мне тут лапшу свою не вешай! Узнавай!
Султанов снова странно спокойным, тихим голосом заговорил по телефону, объясняясь на своем языке. Потом вздохнул облегченно и сказал:
– Нэт! Слушай, все закончилось благополучно. Он посмотрел: вывих был небольшой, и тот маленький. А голова не совсем пострадала, просто ударился, когда немного сознание помутилось. Думал, сотрясение мозга! Какое сотрясение мозга у такого черепа? По такому черепу можно топором стучать, сотрясения мозга не будет. Просто аскарбился мальчик, вот и все. А покойник? Слушай, может быть, не было покойника? Или показалось кому-то, вот и закричал: «Умер! Убили!» Народ поверил. Разве не бывает?
– Тогда зачем же ты наврал, написав…
– Слушай, знаешь, с каким народом работаю? Потом, не я писал, они писали – свидетели! А я – не свидетель! Я просто шум унять хотел и ушел. Ты пойми меня, уважаемый, если я им навстречу не иду, они не идут навстречу мне. И тогда такой базар будет плохой, что мне приходится иногда вот так, да, идти на поводу у них. Подполковник это знает, я ему рассказывал ситуацию, в которой работаю.
– Я так и понял, что он знает, именно поэтому он и послал своих людей, чтобы немедленно нашли и задержали Антона, который не имеет никакого отношения к избиению и убийству, так, подполковник? Ну, говори, говори!
– Ну, не совсем так, все-таки удар был нанесен…
– А причину этого одного удара ты выяснил? – спросил Антон.
– Ну, конечно, напали там… начали выкрикивать шовинистские лозунги…
– Нет, все было не так, – возразил Антон. – Об этом написано в наших заявлениях. Ты достань-достань, и там написано, что двое азербайджанцев…
– Ты невнимательно читал постановление о твоем задержании. Не азербайджанцы, а абхазы, – поправил его Турецкий.
– Да какая мне разница, кто они там, не знаю! Они начали хватать за ноги наших женщин, тянуть их куда-то в подсобку. Мы этого им не позволили, а самый настырный, который полез в драку, чтобы защитить чужую даму якобы для себя, получил от меня по морде. И все, один раз ударил. Он улетел. А второй испугался и убежал. Где наши заявления?
– А… я их уже отправил следователю для возбуждения уголовного дела, – неохотно ответил Устинцев.
– Ну так достань из дела, – сказал Турецкий. – Достань, это легче, чем писать заново, ты ж сам понимаешь? Если будем писать заново, напишем много более серьезного для тебя, подполковник.
Устинцев вздохнул, залез в стол.
– Ах нет, не отправил, здесь они…
– Ну вот, видишь, как удачно у тебя получается? А ведь должен был уже отправить. Не отправил. Еще одно нарушение. Слушай, Устинцев, что это у тебя одни нарушения? Это никуда не годится…. Наверное, Петя, мне пора звонить в УСБ, а ты звони в МУР, вызывай своих. И надо наводить порядок с этими ребятами. Надо наводить! Они должны, наконец, понять принципы законности.
– Это запросто, – сказал Щеткин и взялся за телефон.
– Ну… давайте лучше закроем это дело, – пробормотал подполковник.
– То есть как закроем? Ты ж его еще и не открывал! Разве дело возбуждено? И как это понимать: ты возбудил, ты его закрыл! Ты что, Господь Бог? Делаю что хочу? Ты что творишь, Устинцев? Соображаешь? Послал своих, те арестовали человека по обвинению в двойном убийстве, соврали тебе про его сопротивление, но ты поверил и посадил его в «обезьянник», а теперь говоришь: ничего не было? Так за такое беспардонное вранье ты первый же и пострадаешь! Султанову – что? Добьемся и выдворят его из страны на родину. А где твоя родина, Устинцев? И потом, как это получилось, что прокурор подписал постановление о задержании? Ему-то что соврали?
– Так он это… как особо опасного… Ну, давайте напишу, что произошла ошибка, факты в заявлениях не подтвердились… Имела место проявленная неуместная национальная горячность… Чего еще?
– Сильно, может быть, волновались мальчики, – вставил с подобострастной улыбочкой Султанов, – горячие головы…
– Нет, этого мало. Ты, Устинцев, должен прежде всего принести официальные публичные извинения невинно пострадавшему от твоего бесчинства. А с прокурором мы уже по своей линии переговорим.
– Ошибка, зачем сразу бесчинство? Ну, я принесу… публично…
– Так приноси, чего ждешь?
Подполковник посмотрел на мрачного Плетнева и сказал не менее мрачным тоном:
– Приношу… публично… извинение за незаконное задержание, в связи с тем, что органы милиции были введены в заблуждение рядом фактов, не получивших подтверждение. Еще раз приношу извинение.
– Вот это другой разговор. Можно было бы и в письменном виде, для того чтоб ты запомнил надолго, но я думаю, ограничимся и так, да?
Петр нетерпеливо спросил:
– Так звонить, что ль, в МУР-то?
– Ну… не звони пока… – Турецкий сердито махнул рукой.
– А вы в УСБ, Василию Александровичу, будете звонить?
– Я? Да вот смотрю на Устинцева и думаю: устроить ему хорошую жизнь или дать время? Чтоб одумался? Как ты считаешь, Петя?
– Ну, не такой же он все-таки, наверное, понимает, о чем речь идет.
– Да вот не знаю. Устинцев, ты хоть понимаешь?
– Так точно, понимаю.
– И что?
– Оставьте на мое усмотрение, я… я сам разберусь. Я наведу порядок.
– И капитана того не забудь.
– Нет, капитан получит по всем статьям. Я вам обещаю, вот честное слово готов дать.
– Ну, раз готов дать, пиши, что Плетнев Антон Владимирович задержан незаконно, содержался незаконно, факты, изложенные в заявлениях, не подтвердились. Пиши, и мы поехали.
Подполковник, пыхтя, написал это и с глубочайшим вздохом проводил посетителей. А когда те вышли, он перекрестился, хотя никогда не носил креста.
А господин Султанов убежденно заявил, что тоже своими силами разберется с этими негодяями, которые ввели в заблуждение целое отделение милиции, прокуратуру на ноги подняли, вот какие мерзавцы! Нет, он этого так им не простит. А дорогие гости всегда могут чувствовать себя дорогими гостями в его заведении «Султан». Он всегда будет сам к их услугам, и свободный столик, и свежий шашлык, и бастурма, и все другое, что пожелают гости.
– Ну, хорошо, ладно, – кивнул Турецкий. – Машина-то есть?
– О чем говоришь? Любой такси возьмет, бесплатно довезет, знает, с кем работает.
– Ну вот, видишь, какая у тебя слава здесь? Это хорошо. Тогда мы поехали…
Впятером вышли из отделения милиции. Антон помахал перед носом дежурного «писулей» начальника, тот, видно, все понял и не стал возражать.
– Садитесь, ребята, и ты, Антон, садись, – предложил Турецкий. Филя снова забрался за руль, такая уж сегодня у него была роль – за рулем.
– Ты, Элка, не тех козлами обозвала. Вон, настоящий – тут! – Турецкий ткнул пальцем в сторону дверей милиции…
Они, конечно, не могли слышать, какой крик поднял господин Султанов, и не могли видеть, как нервно вздрагивал от этих криков подполковник. Но молчал, поскольку действительно отнесся к делу спустя рукава. А господин Султанов терпеть не мог разгильдяйства и халатного отношения к своим обязанностям. Именно за это все его и уважали. Он никогда не поступал несправедливо, и подполковник прекрасно это знал. Как же можно было так безобразно сесть в лужу?! Задержать – ни за что! Ни одного оправдания своим действиям не нашел!
И покинул здание ОВД господин Султанов, будучи рассерженным на весь белый свет. Подполковник, получив справедливые обвинения со всех сторон, только ежился. Он-то ведь знал: если чья-то фамилия прозвучала у Самойленко, дело может обернуться худо. Этот человек ничего не забывал. А Султанов этого не понимает. Не желает понимать. А сам даже родного племянника не мог обработать как следует! Воспитатель на мою голову, мать его…
* * *
Когда машина отъехала, Турецкий сказал:
– Ну, Антоша, ну что с тобой творится? Что с тобой произошло? И ведь не в первый раз!
– Не ругайте, Александр Борисович, – с чувством произнесла Элка, – у человека трагедия.
– Ах, трагедия опять? И в чем же суть ее?
– Ну, получилось так, что человек влюбился, а его обнадежили и потом фигу под нос сунули.
– Понятно, – улыбнулся Турецкий. – И ты его утешала…
– Как могла…
– Ну что ж, надо ценить женскую жертвенность. Ты – молодец. А тебя, Антон, куда? К женщине, которая будет оказывать тебе дальнейшую психологическую помощь, или поедешь, отмоешься? Ванну примешь после этого бомжатника?
– Ванну он может у меня принять, – живо вмешалась Элка, – у меня шампуни прекрасные и, в общем, все в порядке.
– Ну, хорошо. Но завтра на работу все-таки не опаздывай. Давайте, где мы вас высаживаем? Где твоя машина, Антон?
– Так она ж у Элки и осталась.
– Значит, мы вас довозим до Элки и едем по домам. Господи, и благодарите Бога, что все так благополучно закончилось… На такого арапа взяли! Сам удивляюсь, как такую лихую авантюру провернули! В другой бы раз нас самих посадили бы на такой крючок, что, как говорится, мама не горюй! Долго бы сидели… Петя, спасибо. Филя – само собой. Антон вел себя мужественно, а Элка? Ну, тебе вообще цены нет. Кстати, Антон, может, ты переменишь свои принципы? Ведь продажные женщины, которые тебя бросают, недостойны даже взгляда такой женщины, как Элка? Она ведь сама не только шикарное пирожное, она их и делать умеет! А это великое искусство. Представляешь, как твой Васька будет в сплошных кремах купаться, спать на бисквитах и питаться цукатами, а?
– Да ладно тебе… – буркнул Антон.
– А ладно, тогда вылезайте из машины, приехали.
Турецкий завез Петра к нему домой, по дороге они посмеялись, пошутили. Александр Борисович поехал к себе. Филя возле дома Турецкого с откровенной печалью, вызвав поощряющую улыбку Александра Борисовича, посмотрел на светящиеся еще окна Дины Петровны, но огорченно махнул рукой и пересел в свой автомобиль.
– Филя, – сказал, наклонившись к его опущенному стеклу, Турецкий, – не исключено, что все еще впереди. Люська днями отбывает в Париж. Может, если удастся, я сам ее туда и отвезу, по дороге в Лондон, по Нинке соскучился. Так что ничего не исключено.
– Твоими бы словами… – вздохнул Агеев и тронул машину.
Так закончился вечер их авантюрных приключений, начиналась ночь. И что принесут им ближайшие несколько суток, никто даже не догадывался, не подозревал, какой вулкан разбудили они, причем не среди бравых правоохранителей, а в криминальном мире…
Глава третья
Допрос
Николай Щербак курил у открытой форточки на кухне. Он не отодвигал кисейную занавеску, дым и так уходил. Но ему не нужно было, чтобы в окне первого этажа любопытные прохожие – из местных жителей, видели в квартире Гали чужого мужчину. Это она сама его так попросила, – мягко, застенчиво.
Она вообще оказалась женщиной застенчивой и оттого неловкой, как подумалось сначала. А потом он понял, что она – из тех, кто никогда не подойдет к мужчине первой и не скажет: «Вы мне нравитесь…» Но получилось так, что у них сразу, по возвращении к ней домой, установились спокойные и добрые отношения, какие бывают у хороших семейных пар. Коротенько поужинали, не торопясь, приняли душ и улеглись в постель. И при этом практически не сказали друг другу больше десятка фраз. Странной она показалась Николаю – постель эта, и дома, и на службе, если появлялась нужда, он спал на диване, где подушкой чаще всего становился боковой валик. А тут… сплошное роскошество! Единственное, наверное, утешение одиноких женщин.
Ну, словом, что теперь говорить, ночь фактически прошла без сна, и, если бы появилась возможность, Николай «придавил» бы подушку еще на два-три часа. Но Гале надо было собираться на работу, она работала оператором на почте, и Щербак пообещал ее довезти на своей машине, поэтому она могла немного задержаться, не торопясь на общественный транспорт.
Прошедшую ночь Галя посчитала подарком судьбы и не собиралась его разменивать на мелочь. Поэтому с самого раннего утра, едва глаза открыла, он увидел в них вопрос. Естественно: что дальше? Или: когда будет следующий раз? Для случайной связи это многовато, но, с другой стороны, а почему бы иногда, время от времени, ссылаясь на ночные дежурства и прочую оперативную деятельность, и не встречаться? Только без ревности, клятв и обещаний. У него все-таки своя семья, да и возраст… в преддверии собственного полувека новые семьи, как правило, не заводят. И Галя это, кажется, поняла – без обид, по-честному…
Раннего чайку уже попили, и теперь Щербак ждал звонка от Антона – со второго этажа. Он еще ничего не знал о ночном происшествии и думал, что Плетнев, добравшись наконец до Элкиных прелестей, просто потерял голову. Решал: может, самому позвонить? Давно пора вставать…
Пока размышлял, телефон позвонил.
– Ты готов?
– Как штык.
– Выходим.
– Галочка, поедем? – Щербак раздавил в пепельнице окурок. Вот ведь парадокс, загадка века: в квартире одинокая женщина, которая не курит, а в пепельнице на кухне следы пепла. Такая вот она штука, эта жизнь.
Ну вот, в последний момент, когда уже выходить, Галя что-то забыла и, крикнув: «Одну минуточку!» – кинулась искать в спальню. Что там может женщина забыть? Интересный вопрос. Щербак усмехнулся и ответил:
– Ну, я выхожу, а ты догоняй! – но увидел оставленный в пепельнице окурок и укорил себя: «Нехорошо, в доме после твоего ухода должно быть чисто. Вот вернется вечером домой, окурок увидит и расстроится. А зачем же расстраивать хорошую женщину, когда она словно новую силу обрела?..»
