скачать книгу бесплатно
Она тронула пальцами виски (я уже обратил внимание на этот ее постоянный жест) и, подумав, ответила:
– Я даже не могу ответить определенно. Просто откуда ни возьмись появилось множество каких-то незнакомых раньше людей. Коля был очень общительным человеком, и, мне кажется, этим многие пользовались. Он, например, никогда не избегал встреч с офицерами, которые что-то просили для себя, повышений в звании или еще чего-нибудь…
– Кто были эти люди, которые появились в окружении генерала Филимонова?
– Разные люди… Сначала к нам зачастили журналисты. Наши, потом иностранные. Коля встречался со всеми, подробно отвечал на вопросы, давал интервью. Иногда его ответы редактировали, иногда писали совсем не то, о чем он говорил. Коля очень сердился в этих случаях.
– А что искажалось?
– Его критика в адрес властей. И потом… вы знаете, Коля добрый и интеллигентный человек. А журналисты создали образ этакого солдафона, грубого мужика, который только и способен, что всех построить в две шеренги. И что самое неприятное – после этих публикаций Коля сам стал меняться. Он становился похожим на того генерала Филимонова, которого изображали в газетах. У меня складывалось впечатление, что чья-то невидимая рука пытается вылепить из моего мужа какого-то другого человека. И надо сказать, во многом это сделать удалось. Коля стал совсем другим за этот год.
– К сожалению, это обычная история, – вздохнул я, – политика бывает только грязной. И никакой другой. И делается она соответствующими, грязными методами.
Надежда Анатольевна кивнула:
– К сожалению, Коля этого не понимал. Ему казалось, что люди, которые его окружают, хотят только одного – того же, что и он, – блага для нашей страны, для России. А я сомневалась в этом с самого начала.
– Расскажите поподробнее, – попросил я.
Надежда Анатольевна промокнула глаза уголком носового платка и продолжила свой рассказ…
С тех пор как Николай решил баллотироваться в депутаты, у них в доме стало бывать много народу. Откуда-то появились деньги, Филимоновы переехали в новую огромную квартиру на Кутузовском проспекте.
Теперь Николай с утра пропадал в своем «штабе» – арендованном на неизвестно какие средства офисе в районе Тверской. Он уходил из дома рано утром и приходил почти ночью.
– Смотри новости по телевизору, вот и будешь знать, где я, – самодовольно отшучивался он в ответ на ее жалобы, что они почти не видятся.
И действительно, почти в каждом выпуске новостей мелькали сообщения о ходе предвыборной кампании генерала Филимонова. Он появлялся на заводах и фабриках, не пропускал митингов, устраивал встречи со своими будущими избирателями. Надя замечала, что политика все больше ему нравится. И он постепенно вязнет в ней как в болоте. Она чувствовала, что вся эта помощь потом обернется чем-то очень нехорошим, что придет день, когда «бескорыстные» помощники потребуют оплаты по всем счетам. Она пыталась рассказать Николаю о своих опасениях. Но все было тщетно. Он только отмахивался. Генерал Филимонов чуял пьянящий аромат близкой, идущей прямо в руки власти и не хотел отказываться от нее.
Как– то раз Надя нашла на столе мужа лист бумаги, на котором было напечатано: «Примерные тезисы выступления Н. А. Филимонова».
Вообще– то Надя не интересовалась политикой. Ее мысли были поглощены проблемами лингвистики, а именно темой ее докторской диссертации – «Некоторые проблемы лабиализации согласных звуков в бриттской подгруппе кельтских языков», понять смысл которой могли человек пять-шесть во всей России и еще несколько десятков – в мире. Но тем не менее Надя решила полюбопытствовать и прочитала текст «тезисов». Он привел ее в ужас. Какой-то неизвестный «спичрайтер» вложил в уста Николая отвратительные лозунги. В них требовалось очистить Россию от «инородцев», выселить «некоренные и пришлые народы», исключить появление нерусских во властных структурах. Текст был в стиле Йозефа Геббельса где-нибудь в тридцать третьем году, когда коричневые в Германии только набирали силу.
Оставалось надеяться, что эта бумажка оказалась на его столе случайно. Но все подозрения Нади оказались оправданными. Когда она включила программу «Время», диктор после сообщений о нестабильности в Таджикистане и выборах в Намибии сказал: «Набирает силу предвыборная борьба за недавно освободившееся место депутата Государственной Думы от пятьсот шестнадцатого избирательного округа города Москвы. По мнению экспертов и наблюдателей, наиболее предпочтительными выглядят шансы бывшего генерала Филимонова. Сегодня он выступил на организованном его избирательным штабом митинге. Выступление, как всегда, отличалось крайним национализмом и ксенофобией. Однако, по данным социологических опросов, по популярности в народе Филимонов оставил далеко позади остальных кандидатов на это место…»
Отрывки из выступления Николая не оставили никаких сомнений. Он в точности повторил «тезисы», добавив от себя несколько еще более ужасающих высказываний. Надя сжала виски и так просидела до самого прихода Николая.
Разговор не получился. Николай говорил о потребностях текущего политического момента, о том, что нужно понравиться народу и поэтому можно иногда говорить не то, что думаешь на самом деле… Надя ничего не ответила и ушла в спальню.
С тех пор она не интересовалась делами мужа. Она с головой ушла в свои кельтские языки и оторвалась от них только тогда, когда Николая наконец выбрали в Госдуму.
В этот день был большой банкет в «Праге». Огромный стол ломился от яств, были приглашены несколько эстрадных звезд. Но Надя скучала. Она выпила шампанского, поковыряла черную икру на тарелке, потанцевала с Николаем. Практически ни с кем Надя не была знакома. Конечно, некоторые люди из свиты Николая (да, со временем образовалась и свита!) заходили к ним на квартиру, но сразу же уединялись в кабинете с будущим депутатом. Надя даже не знала их имен. Кроме большого количества людей в военной форме, одинаковых темных костюмах и галстуках по залу бродило много крепких молодых людей с короткой стрижкой и невыразительными лицами.
– Простите, можно составить вам компанию? – вдруг послышалось из-за спины.
Надя обернулась. Перед ней стоял немолодой уже, но подтянутый человек в очках и в мягком вельветовом пиджаке. Его вид контрастировал с униформой остальных присутствующих. Больше всего он был похож на преуспевающего ученого.
– Эдик, – не дождавшись ответа, протянул ей руку человек.
Надя невольно улыбнулась. Так мог представиться ее студент или кто-нибудь значительно моложе ее. Но чтобы человек с копной совершенно седых волос!..
– А отчество, простите?
Тот вздохнул:
– Все. Это конец. Когда красивая женщина просит назвать твое отчество, значит, пора на покой.
– Извините, – пожала его руку Надя.
Эдик сел на соседний стул.
– Я вижу, вы скучаете? Я вас понимаю, – конфиденциально наклонившись к ее уху, сказал он, – здесь люди явно не вашего круга. Но с другой стороны, у вашего мужа сегодня такой радостный день.
Надя кивнула. От Эдика веяло каким-то теплом, и, потом, он был так не похож на остальных присутствующих здесь. Интересно, откуда он взялся и как сюда попал? Ведь, судя по виду, он был как раз из тех «инородцев», к изгнанию которых из страны призывал ее муж… Надя, вспомнив эти фразы, поежилась как от холода.
– Да, – покивал Эдик, – сейчас такое время, Наденька, никогда не знаешь, что услышишь от самого близкого человека в следующую минуту.
Он как будто читал ее мысли.
– Не грустите, – положил свою ладонь ей на локоть Эдик, – самое главное позади. Лучше послушайте анекдот: два еврея пошли на фильм о гибели «Титаника». Вышли задумчивые. Один у другого спрашивает:
– Мойша, так от чего пароход затонул?
– От айсберга, Абрам…
– Ну вот, так я и думал, что кого-нибудь из наших обвинят!
Анекдот никак не вязался с обстановкой, и поэтому Наде стало так смешно, что она расхохоталась во весь голос.
Эдик развлекал ее весь вечер. А потом несколько раз заходил к ним домой. Он оказался врачом-кардиологом с мировым именем. Больше всего Надю интересовало, что может связывать его с Николаем и его командой. Но этот вопрос Эдик старательно обходил. Он больше рассказывал анекдоты, балагурил, оказывал ей знаки внимания – не «клеился», а просто по-дружески.
Итак, Николай стал депутатом. Жизнь Нади никак не изменилась. Она так же ездила почти каждый день на Ленинские горы, сидела над малопонятными текстами в библиотеках, читала лекции.
Хотя нет, изменения все-таки были. Они начались и проходили постепенно с того момента, как Николай стал заниматься политикой. Надя чувствовала, что они расходятся, как прямые под углом в несколько градусов. Ее спаситель, герой, боевой генерал становился похожим на партноменклатурщика времен застоя. В его с виду пламенных речах сквозила неискренность, бескомпромиссность сменилась мягкотелостью, и даже в глазах появилось что-то чужое. И сам Николай становился чужим. Хотя и оставался для Нади самым близким. Вот такое вот противоречие…
– Да, – задумчиво произнесла Надежда Анатольевна, – он оставался для меня самым близким. Понимаете, я все время надеялась, что эта политика уйдет, осыплется с него как скорлупа. И он станет таким, каким был…
Она замолчала и снова приложила к глазам платок.
Мне очень хотелось прекратить эту беседу, перестать мучить эту несчастную женщину. Но я не задал еще самых важных вопросов.
– Скажите, Надежда Анатольевна, то, что произошло вчера, было для вас полной неожиданностью? Иначе говоря, не приходило ли вам в голову, что рано или поздно политическая карьера вашего мужа может окончиться плохо?
Она кивнула:
– Да, приходило. И не раз.
– Какие основания были для этого?
– Никаких… То есть, знаете, это можно назвать предчувствиями. Я чувствовала: что-то будет. И скорее всего, что-то нехорошее…
– Но какие-то конкретные поводы для этого были? – упорствовал я.
Она подумала.
– Нет… Скорее всего, не было. Просто те люди, которые вились вокруг Коли, не внушали мне никакого доверия. Это были просто пиявки, которым нужно было протолкнуть его в Думу, чтобы потом сосать кровь.
– Вы можете назвать кого-нибудь из них?
Она покачала головой:
– Нет. Я не общалась с ними.
– Хорошо. Остался последний вопрос. Где находятся документы, с которыми работал Николай Александрович? Его бумаги, черновики, наброски? Вы понимаете, в этом деле любой намек может сыграть решающую роль.
Она подняла руку в знак того, что все понимает.
– Последнее время он работал на даче. Часто после работы ехал прямо туда. Иногда я видела его раз в неделю, конечно не считая телевизора.
– Нам нужно посмотреть его бумаги. Причем чем скорее, тем лучше.
– Конечно. Это можно сделать прямо сейчас…
Через десять минут мы ехали по направлению к даче Филимоновых.
– Значит, вы не были знакомы ни с кем из окружения вашего мужа?
Она покачала головой.
– А тот человек, с которым вы познакомились на банкете?
Филимонова пожала плечами:
– Я и видела его несколько раз всего. Я не знаю, какое отношение он имел к Коле. Хотя мне показалось, что остальные говорят с ним как-то особенно…
– Что вы имеете в виду?
– Ну… с каким-то почтением, что ли…
– Как вы это объяснили для себя?
– Никак. Я просто заметила это – и все.
– Зовут его, вы говорите…
– Эдик.
– А фамилия?
Надежда Анатольевна наморщила лоб:
– Не помню. Но какая-то странная была фамилия. Очень необычная.
– А чем он занимался?
– Знаю только то, что вам сказала, – он врач-кардиолог.
Странно. Какое отношение имеет врач, да еще кардиолог, к политике. Хотя не скажи, Турецкий, вспомни девяносто шестой год, тогда врачи и именно кардиологи играли ой какую роль… Во всяком случае, надо будет запомнить.
Столб черного дыма я заметил издалека. А когда мы подъехали к даче, то сомнений не осталось – деревянный дом Филимоновых пылал как огромный факел. Пожарники, вызванные, по-видимому, соседями, пытались что-то сделать, но все было тщетно. Через десять минут от дома остался только черный остов.
Еще находясь по ту сторону белой, плохо окрашенной двери, Ольга знала, что соврет. Это будет маленькая-маленькая ложь, но никому вреда она, конечно, не принесет, даже напротив… Девушка давным-давно придумала, что ответит. Вопросы были известны заранее. Раскрасневшиеся от волнения молодые люди, выходившие из кабинета, взахлеб пересказывали все, о чем их спрашивали. И Ольга знала главный вопрос. В уме она в тысячный раз повторила, что скажет, и, казалось, была готова на все сто, но, когда услышала, что вызывают ее номер, все же не удержалась – вздрогнула от неожиданности.
– Сорок шестой! – произнесла пожилая женщина и скрылась за дверью.
Ольга сделала шаг и влажной от волнения рукой дотронулась до ручки двери…
В просторной классной комнате по центру располагался длинный стол, составленный из трех школьных парт. Для солидности он был покрыт зеленым сукном. Тяжелая ткань придавала сооружению монументальность. Ольга вошла в комнату и вопросительно посмотрела на экзаменаторов. Щуплого вида девушка в очках сделала указующий жест, приглашая сесть. Молодой мужчина откашлялся и почему-то сурово спросил фамилию абитуриентки.
– Кот, – коротко ответила Ольга.
– "Д" или «т» на конце? – поинтересовалась девушка.
– "Т", – сказала Ольга.
Больше никаких вопросов ее фамилия не вызвала. Ольга с облегчением вздохнула. За свою почти двадцатилетнюю жизнь ей уже осточертело постоянно рассказывать историю происхождения фамилии. Хотя история сама по себе была довольно интересной и представляла нечто вроде семейной легенды. Ольга не помнила, когда впервые услышала ее. Вероятно, в раннем детстве. Но и потом девочке столько раз ее рассказывали, что, казалось, разбуди среди ночи и спроси, и она воспроизведет эту историю слово в слово.
В коротком изложении семейное предание звучало так.
В голодном двадцать шестом году в детский дом, что притаился на окраине крохотного подмосковного городка, постучали. Когда дежурная санитарка открыла дверь, то увидела на крыльце худенького мальчика, на вид ему было года два. Женщина огляделась по сторонам и привычно вздохнула: «Подкидыш…» Она взяла малыша за руку и ввела в дом.
– Тебя как звать? – сочувственно спросила санитарка.
Мальчишка серьезно посмотрел на женщину и неожиданно по-взрослому протянул руку.
– Кот, – ответ прозвучал коротко, но внушительно.
– Это фамилия, что ли, такая? – удивилась женщина.
Подкидыш кивнул…
Герой этой истории, дед Ольги – Алексей Владленович Кот, – ни тогда, ни после не мог вспомнить, почему же он назвал именно это слово. Может быть, по ассоциации с обычной домашней кошкой? Кто знает… Но так или иначе, не слишком раздумывая, его записали под фамилией «Кот». Мужское имя в этом детдоме было дежурным – Алексей, так звали бывшего директора, которого все обожали и которого года два назад задушил мертвым кашлем туберкулез. Отчество же решили дать в честь великого вождя пролетариата – Владимира Ленина, вот и получилось «Владленович». И это было еще вполне терпимо по сравнению с Ивановой из старшей группы, которую и вовсе звали Даздраперма, что означало «ДА ЗДРАвствует ПЕРвое МАя»…
Вспомнив про Даздраперму, Ольга невольно улыбнулась. Но похоже, что экзаменаторов приемной комиссии юридического факультета семейные предания не интересовали.
– Вы окончили школу два года назад? – Вопрос строгого мужчины прозвучал как утверждение.
Ольга кивнула, подтверждая информацию.
