Расчет пулей

скачать книгу бесплатно

Грязнов протянул рапорт Силаева Александру Борисовичу. Турецкий прочитал и вернул бумагу Грязнову.

– Личность точно установлена?

Грязнов кивнул:

– Да. Потому что знали, кого ищем. А родимое пятно на локте – примета безошибочная. Убийцы про него не знали, когда кромсали лицо.

Турецкий помолчал.

– Вот от этого мы и уберегли дочку Викулова, – произнес он задумчиво. – И заметь: снова белый халат. Как в случае с Сотниковым.

– Ну, положим, халат для больницы – дело естественное, – возразил Грязнов. – Туда без халатов вообще никого не пускают. Поэтому прямой связи я здесь не усматриваю. Впрочем…

– Что ты хотел сказать? – вскинулся Турецкий.

– Да подумал, что связь-то все-таки может и оказаться… Не прямая, а как бы…

– Ну не томи, говори!

– Понимаешь, Саня, этот твой Викулов тряс перед телекамерой своим портфелем, утверждая, что в нем лежат доказательства против, условно говоря, тех, кто «мочит» банкиров и их «крыши». Может, за попыткой убийства его дочки, которая теперь является, по сути, единственной свидетельницей, знающей насильников в лицо, и стоит их желание узнать, что же в конечном счете известно генералу? Убили дочку, сломили отца, избавились таким образом сразу от двух напастей?.. Это в том случае, если между насильниками и убийцами банкиров существует связь. В чем у меня немало сомнений. Но как одну из возможных версий, разве что…

– Вот такая еще деталь, – задумчиво сказал Турецкий. – Когда Василий приезжал ко мне, ну, накануне этого покушения в больнице, он сказал одну любопытную вещь, на которую я как-то не сразу обратил внимание. А теперь думаю: в его наблюдении что-то все-таки есть

– Это ты о чем?

– Он говорил, что когда сам приезжал в тот ресторан, где разворачивались события… Там с ним, понятное дело, и ОМОН был, а перед ними местные сыскари все облазили, что могли… Короче, он говорит, что, едва речь заходила о том, кто в тот день «гулял» в кабаке, буквально все рты сами собой запирались на замок. Будь там, скажем, обыкновенный хулиган или даже бандит, такого страха бы не было. А обслуга боялась, причем сильно! Значит, там присутствовал кто-то из очень серьезных людей. И когда начинаешь сопоставлять… Нет, что-то в самом деле есть. Надо думать…

– Ну, предположим, у Сотникова хоть крутились огромные деньги. А на фига бандитам малолетки? Или просто эта банда, что называется, оттянулась по ошибке не с той девкой? Случай такой у них приключился…

– Все может быть.

– Как ты недавно говорил? Что объединяет все нераскрытые «банковские» убийства?

– Большие кредиты. Подчас огромные. Если бы можно было вскрыть все банковские операции в Москве и проанализировать их, я бы с большой точностью мог определить, кто будет следующей жертвой.

– Но зачем же им «мочить» банковских должников? Уж покойник-то наверняка не вернет взятое.

– В том-то и фокус! – словно обрадовался Турецкий. – Недобросовестный должник платит жизнью. Но остается его банк! И напуганный преемник – новый президент – исполняет все условия, отдает долги. Заметь, когда, например, устранили Берулаву, то сменивший его президент банка «Эксполес» Макаенок тут же вернул кредит банковской ассоциации, где его брал покойный Берулава. Правда, «Эксполес» при этом оказался на грани банкротства, зато в денежных отношениях все было чисто.

Грязнов потянулся к пачке сигарет и закурил.

– Все это интересно как версия. Другими словами, бандиты выбивают долги. Значит, есть интерес, проценты от сделки, верно?

– Вот кабы наш уважаемый доктор юридических наук не оказался таким шустрым и не убил, а ранил того «красавчика» в больнице, мы бы уже могли иметь хоть какие-то сведения о тех, кто его послал.

– Так бы он тебе и сказал! – усомнился Грязнов.

– А ты у нас на что, мастер допроса? – хмыкнул Турецкий. – Силен был паренек… Уж на что я тренированный человек, приемами кое-какими владею, говорят. Опять же черный пояс имел по самбо… А ведь он меня, Славка, едва не приделал! Профи… Причем высокого класса.

– Не огорчайся, Саня, – засмеялся Грязнов, – просто у него пояс совсем новенький, а у тебя малость поистерся.

– Насчет поистерся, это еще как сказать! – с некоторым вызовом произнес Турецкий. – Просто он готов был в тот момент лучше. Я ведь не шел на убийство. А он все знал и шел. Нас он расценил однозначно. Поэтому и опережал меня на доли секунды.

Грязнов, однако, не принял словесных оправданий и усилил напор:

– Надо было в те самые доли секунды быстрее соображать. Если бы ты справился с этим отморозком до выстрела Викулова, тот бы сейчас не оказался под следствием. На него ведь заведено уголовное дело в связи с убийством Умарова. Знаешь?

– Еще бы! Меня самого притянули свидетелем по этому делу. В шестнадцать тридцать вызывают на допрос.

Неторопливо закурив, Грязнов разогнал ладонью дым.

– Вот-вот! Закон есть закон. За убийство надо отвечать.

Турецкий кивнул:

– Даже если это убийство бандита…

– Надо еще доказать, что он бандит.

Они впервые расстались недовольные друг другом. Грязнов собирался предупредить Сашу по-дружески, чтобы тот всерьез отнесся к уголовному делу Викулова. Турецкий, как ему показалась, слишком легкомысленно это воспринял. Но, по привычке ерничая и подшучивая, они не поняли друг друга, и всегдашнее понимание сменилось у обоих чувством досады.

Возбуждение уголовного дела против Викулова в институте восприняли по-разному. Большинству, как и Александру Борисовичу, ситуация казалась яснее ясного. Но нашлись и такие, кто по злобе желал своему нынешнему директору или недавнему конкуренту еще больших неприятностей и бед.

Постепенно судьба раздала всем сестрам по серьгам. Первые еще крепче уверовали в свою правоту, вторые довольствовались тем, что директор НИИ изрядно настрадался.

Помимо Турецкого, следователь Широнин, ведущий это дело, допросил Марину, главного врача больницы и охранников, которым влетело больше всех за разгильдяйство. Ибо, как выяснилось, в период объявленного карантина и ограничения количества посещений Умаров проник в палату без всяких пропусков.

Большую, хотя и формальную роль сыграло то обстоятельство, что Турецкий зафиксировал в медкомиссии ранение Марины, нанесенное ножом Умарова. По существу, это была пустячная царапина. Но в уголовном деле сам факт выглядел значительным. В конце концов, как было ясно многим с самого начала, следствие подтвердило, что Викулов действовал в пределах необходимой обороны.

Зато во весь рост начала вырисовываться зловещая фигура Умарова. У следователя Широнина был соблазн предположить и отработать чеченский след, но он не позволил себе упрощать задачу.

Обыск в квартире Умаровых не дал никаких сведений, за которые можно было бы зацепиться. Происходил Умаров из благополучной, обеспеченной семьи. Отец его работал стоматологом в частной клинике и зарабатывал достаточно, чтобы жена могла заняться тем, что и положено женщине, – домашним хозяйством и воспитанием сына. Тот ни в чем не знал отказа, и его участие в банде стало для родителей чудовищным потрясением. Мать слегла с инфарктом. Отец разрывался между клиникой и больницей. Но следователь Широнин и эти моменты подвергал сомнению.

Покушение на Марину, по мнению следователя, было связано с убийством ее жениха Влада Пухальского. А значит, не изувер-одиночка, а какая-то банда их настойчиво преследовала. Видимо, дело было в том, что Марина оказалась дочерью высокопоставленного милицейского чиновника, и кто-то из бандитов заметал следы.

Проверка по картотеке ничего не дала: прежде Умаров в поле зрения работников правоохранительных органов не попадал.

Широнин понимал, что покушение на Марину не было подготовлено тщательно. Все произошло словно второпях. Может быть, сменили исполнителя в последний момент? И для Умарова предназначалась другая роль? Нож, которым он был вооружен, оказался необычной формы. Широнин отправил его на экспертизу и попросил обратить внимание на факты, имевшиеся в деле погибшего жениха девушки. Выводы эксперта его не удивили: «По характеру ранений убитого на 20-м километре Киевской ж/д не исключается участие Умарова в этом инциденте».

Докладывая начальству, Широнин отметил, что, судя по всему, Умаров нигде не работал. Возможно, однако, что он не хранил никаких бумаг, дабы в случае обыска скрыть всевозможные контакты и следы. Но дрался он профессионально, значит, где-то обучался. По этой тропочке Широнин намеревался пойти дальше и найти какие-нибудь связи, а может быть, действительно обнаружить чеченский след.

Глава 11

Юбилей

Пробираться по Москве в часы пик удовольствие ниже среднего, думал Турецкий, простаивая в скопище машин, которые медленно двигались по Бульварному кольцу. Хорошо, догадался позвонить Ирине и предупредил, что задерживается. Хотя не имел права: отмечалась годовщина свадьбы. Надо было явиться не позже девяти и обязательно с цветами.

Правда, цветы в последнее время Ирина запретила покупать. Очень, говорит, наживаются на нас цветочники. Простая травинка стоит дороже пяти буханок хлеба. Ну да ладно. Куда денешься? Одна роза, наверное, не помешает.

Не доезжая до дома, он остановил машину у цветочного киоска и купил три дорогущие розы. Решил устроить Ирине сюрприз. А едва переступив порог, понял, что реальные сюрпризы намного сильнее вымышленных.

Открыв дверь, он увидел в проеме празднично накрытый стол и услышал раскатистый мужской голос, чего совсем не ожидал. Ирина, метнувшаяся из кухни, успела шепнуть:

– У нас гости!

На ее лице отразились растерянность и желание как-нибудь подготовить мужа к шумному празднеству, которое они привыкли отмечать вдвоем. Тут же объявился и главный гость, которого Турецкий меньше всего хотел увидеть, – Василий Георгиевич Викулов, собственной персоной.

У окна стояла Марина.

– Долго! Долго задерживается главный юбиляр! – распелся басом Викулов, выходя навстречу Александру Борисовичу и раскинув руки. Но обниматься, однако, не стал.

– У нас сегодня два главных юбиляра, – улыбнулся Турецкий и кивнул на Ирину. – Она даже главней!

Потом повернулся к девушке:

– Марина! Это великолепный сюрприз.

Марина вспыхнула, шагнула к нему навстречу и, не ограничившись рукопожатием, пылко поцеловала в щеку. Этого ревнивая Ирина не могла бы выдержать при других обстоятельствах. Но тут сдержалась.

Сели за празднично накрытый стол, выпили за юбилей. И потекла беседа – о даче, о рыбалке, о парусах. Последовали взаимные приглашения, благодарности, обещания приехать в гости, которые никогда не выполнялись, но в дружеской беседе казались вполне осуществимыми.

– А я помнил! Я прекрасно помнил о вашей годовщине, – грохотал Викулов.

– Да? – изумилась Ирина.

– А вы помните тот дождливый день и невзрачного мальчишку, который случайно встретился вам на троллейбусной остановке. Вы ехали из загса. И помню, Ирина сияла так, что небу дождливому было жарко. Оно даже потом перестало дождить. А сегодня подсчитал и понял, что у вас юбилей. Дай, думаю, поздравлю. И Марина с радостью поддержала эту идею. Правда, Мариночка?

Взмахнув своими прекрасными длиннющими ресницами, Марина едва кивнула. На самом деле она была жутко против этой встречи и просто уступила просьбам отца. А настойчивость Василия Георгиевича тоже имела свои причины.

После трагической гибели жениха и покушения на нее, которые потрясли все ее существо, Марина была в шоке. Ее состояние иначе чем меланхолией нельзя было назвать. В охватившем Марину одиночестве отец оказался слабым подспорьем. Хотя именно он готов был пожертвовать для дочери всем, что имел, и даже жизнью. Но она, вспоминая вновь и вновь подробности того страшного дня, все чаще представляла себе счастливое появление Турецкого, его самоотверженный бросок. И драку, воспоминания о которой до сих пор наполняли ее страхом. Потом облик Турецкого стал все чаще возникать в ее воображении. И она постепенно влюбилась в отцовского ровесника. Стала спрашивать о нем, интересоваться.

Конечно, она не раскрывала своих чувств. Но Викулов все понял. И ужаснулся.

После смерти жены подраставшая и хорошевшая дочка стала главным смыслом в его жизни. Он всей душой желал ей добра и счастья. А судьба распоряжалась по-своему. И замужество, против которого он возражал, не состоялось совсем по другой причине, которой он не желал.

Но в отношении Саши Турецкого он принял твердое решение. Влюбленность дочери в его сверстника следовало сломать самым решительным образом. И союзником его, сама того не зная, стала Ирина. Он решил привести Марину в дом, в семью давних друзей, чтобы дочь своими глазами убедилась в прочности их союза. А зная красоту Ирины, ее умение выглядеть особенно восхитительно в нужное время, в назначенный час, Викулов не сомневался в успехе задуманного. Для этого годился любой повод, и годовщина свадьбы подходила более всего.

Ради дочери он решил пренебречь условностями и завалиться на сугубо семейный праздник без приглашения. И когда Сашина жена встретила их в легком открытом платье, модных туфлях, в полном блеске своей еще не вянущей красоты, Викулов понял, что его расчет оправдался. Во всем остальном он положился на провидение. Мнение самого Турецкого по поводу его собственной бесцеремонности Викулова мало интересовало. Он пил больше обычного, сыпал анекдотами и любопытными жизненными историями, которые в превеликом множестве держал в своем мозгу.

Да, расчет его оправдался. Несмотря на свою молодость и красоту, Марина была сражена блеском и притягательностью зрелой женщины.

Достаточно было одного слова и взгляда между мужем и женой, чтобы понять, что союз их прочен, любовь не ушла, а главное – любое покушение на нее со стороны уже представляется невозможным.

И хитрый Викулов, наблюдая за дочерью, видел, как смятение ее уходит, взгляд успокаивается и пламень, охвативший ее при появлении Саши Турецкого, постепенно гаснет.

Теперь можно было спокойно вернуться к любимой работе. Выпитое уже давало себя знать, и, когда хозяйка случайно упомянула Славу Грязнова как давнего друга дома, Василий Георгиевич с ней благосклонно согласился, но тут же вспомнил Игнатова и разразился бранной речью. Турецкий вовсе не хотел превращать семейный праздник в производственное совещание и пробовал остановить Викулова. Но того уже понесло.

– Он же прохиндей, этот Игнатов, хоть и генерал! – кричал Василий Георгиевич. – Я тоже генерал. Но я чист. А у него откуда миллионы? У него на трех дачах круглые сутки гудят экскаваторы. А знаешь, сколько по нынешним временам стоит один час работы экскаватора? То-то!

– А ты что? Бегаешь и смотришь? – спросил Турецкий.

– Я не бегаю! – вскричал обиженно Викулов. – Но мне говорят. Все же видят, что у этого замначглавка все рыло в пуху. Я мог бы назвать десятки примеров взяточничества, которые известны. Заметь! Но все молчат. Хотя знают. У него не только рыло в пуху, но и он сам!

– Пух – это не доказательство, – попробовал шутливым тоном урезонить его Турецкий.

– Вот именно, – согласился вдруг Викулов. – Попробуешь соскрести этот пух, так тебе руки оторвут прямо с мясом. Но у меня е-есть доказательства! Я прямо так и сказал Игнатову.

Несмотря на выпитое, Турецкий почувствовал легкий холодок в груди.

– Когда сказал?

– Сегодня, – Викулов опустил буйную кудлатую голову и присмирел. – У нас был крупный разговор.

Производственную тему удалось перебить только музыкой. Викулов широким жестом позвал танцевать Ирину. Турецкому ничего не оставалось, как пригласить Марину, хотя он знал, что Ирка будет жутко ревновать. В любом случае. Поэтому он старался не приближаться к молодой девушке, а галантно вел ее на расстоянии.

– Хорошо, что я пришла сегодня, – сказала вдруг Марина. – Я все поняла.