скачать книгу бесплатно
– Сдалась тебе эта девка! – с досадой воскликнул директор, мысленно подсчитывая убытки. – Сколько баб не то что побегут, а приползут! И еще оближут всего. Только позови! А этот папаша тебя теперь достанет.
– Или я его, – послышалось в ответ.
Директор ресторана мгновенно умолк.
– Ну что молчишь?
– А то, что генерал грозился кого-то натравить на тебя. Говорит, этого мерзавца…
– Ну ты брось… Эти слова к себе примеряй. Фамилию называл?
– Да… Турецкого какого-то.
– Это тебе не «какого-то»! Это тип серьезный. Ну да ладно… Придется предупредить.
– Кого?
– Не твоего ума дело.
В трубке послышался отбой.
Глава 2
Прямой телеэфир
На телевидении всегда царит праздник. И этого ощущения не могут поколебать ни озабоченные лица сотрудников, ни всеобщая суматоха. Всякий раз, приезжая в Останкино, Борис Лукьянов испытывал праздничные ощущения, даже когда предстояла серьезная работа, которая требовала большой предварительной подготовки, нервов, сосредоточенности. Опытный тассовский журналист с двадцатилетним стажем, он прекрасно понимал, что и здесь, на телевидении, существует нервотрепка, нагоняи от начальства, ссоры, склоки, зависть, подсиживание или, лучше сказать, подсматривание, словом, как говорится, в каждом дому по кому. Но в ТАССе конфликты касались вполне определенных людей, известных ему, дружественных или, напротив, антипатичных, специфических ситуаций, о которых ему было доподлинно известно. Поэтому там за непрерывными заботами не чувствовалось праздника, а была вполне нормальная потогонная работа. Сиюминутное удовлетворение от прошедшей в печать заметки уравновешивало многочасовые, а иногда и многодневные хлопоты и писанину, которые забирали всю энергию и тут же забывались и переставали тяготить. Прожорливый телеграфный молох пожирал всю поступающую информацию, невзирая на количество, тут же выбрасывал в газеты телетайпные полосы и вновь требовал еще и еще. За этим стояли новые задания, знакомые люди со своими недостатками и прочей чепухой, страхи, обиды, удачи, везение.
На телевидении такой конкретики не было. Люди мелькали вокруг нарядные и, как Лукьянову казалось, улыбчивые. Потом эта улыбчивость выходила в эфир, приучая сидящего перед ящиком обывателя дорожить своим местом, здоровьем, спокойствием и отучая его думать, мечтать, к чему-то стремиться. Словом, как везде, во всем мире.
И однако, при всем понимании, являясь на телевидение, Лукьянов всякий раз бывал околдован этой фабрикой грез. Едва он ступал в вестибюль, ему начинало казаться, что должно произойти нечто значительное. И спешащие навстречу красивые женщины не пройдут просто так мимо, чтобы исчезнуть навсегда, но обязательно сыграют в его жизни какую-то важную, таинственную роль.
Скинув в раздевалке плащ и ощутив привычный радостный порыв, Лукьянов тут же вспомнил о задании, которое его привело сюда. Надо было сосредоточиться на предстоящем словесном поединке. Об этом вскоре напомнил и появившийся в вестибюле генерал милиции, будущий оппонент, с которым Лукьянову предстояло сразиться. Оба они должны были участвовать в известной передаче Савика Шустера «Свобода слова». Речь шла о борьбе с преступностью и отмене моратория на смертную казнь. На этот раз Лукьянову предстояло быть не безымянным корреспондентом ИТАР-ТАСС, а вполне конкретным человеком, выражающим свое личное мнение и мнение широкого круга людей.
Савик Шустер должен был представить его как известного журналиста. Несмотря на двадцатилетний стаж, Лукьянов серьезно волновался, потому что выступать от себя и высказывать публично собственное мнение он все еще не привык.
В его коричневом кейсе лежали важные бумаги. Он приготовился затронуть острейшие проблемы борьбы с преступностью и нисколько не сомневался, что его сегодняшний оппонент, милицейский генерал, постарается ему возразить и сгладить все острые углы.
Важно было не проиграть с первых минут и не показаться смешным и наивным. Сохранить собственное лицо и достоинство. А что он знал в действительности об огромной империи, именуемой Министерством внутренних дел? Зато генерал, по всей видимости, обладал необходимыми знаниями и поэтому в споре был опасен. К тому же передача шла в прямой эфир. И генерал, конечно, к этому приготовился. Он не простой служака, не солдафон, как уже сообщили Лукьянову, а директор Научно-исследовательского института криминологии. Значит, человек с научным складом ума, приученный вести долгие дискуссии на любую тему, затрагивающую честь милицейского мундира и репутацию самого мощного силового ведомства.
В себе Лукьянов склонности к спорам совсем не находил. И считал это недостатком. В пылу полемики, вместо того чтобы, не считаясь ни с чем, высказывать свою точку зрения и громить все кругом, он старался прислушаться к мнению собеседника и, главное, понять его. А это для полемики убийственно. И ничего, кроме поражений в споре, эта привычка ему не давала.
В набросках для выступления Лукьянов приводил вопиющие случаи дикого разгула преступности: убийства, пытки, бандитские разборки, похищение детей, рост наркобизнеса. В одной только Москве, было доподлинно известно, в минувшем году похищено с целью выкупа три тысячи малолетних детей. Какими их возвращают, если возвращают вообще, можно только догадываться. Принимая все это во внимание, он приготовился здорово покритиковать российскую милицию. Предъявить ей претензии в слабой раскрываемости преступлений.
Лукьянов не сомневался, что эти факты известны генералу и он найдет на них опровергающие, смягчающие и иные аргументы. В желтом портфеле генерала, который он держал твердой рукой, словно оружие, наверняка приготовлены соответствующие докладные, графики, цифры судебной статистики, повествующие об успехах милиции в борьбе с бандитизмом, экстремизмом и организованной преступностью и несомненных победах на этом фронте. Эти цифры и факты наверняка согласованы с могущественным министром, и, очевидно, одно это, судя по внешнему виду генерала, придает ему неколебимую уверенность в себе.
Лукьянов еще раз оглядел будущего оппонента: массивная фигура, загорелое крепкое лицо с бульдожьими квадратными скулами, твердый взгляд. Лукьянов не заметил бледности, таившейся под загаром, синевы под глазами. А взгляд, показавшийся ему твердым, был на самом деле устремлен в глубь себя.
Несчастье дочери, издевательство, которому она подверглась в ресторане, потрясли Василия Георгиевича Викулова. И он готовился произнести совсем другую речь. Отбросив согласованные с министром тексты, он решил напрямую выступить перед страной и объяснить, как все обстоит на самом деле.
Савик Шустер усадил гостей в кресла, призвал собравшихся в зале к вниманию и открыл передачу. Первым, как и было по сценарию, получил слово Лукьянов. Он произнес четким голосом несколько заготовленных фраз о росте преступности, недостаточном милицейском противостоянии и призвал мобилизовать общественные силы на борьбу с убийствами, бандитизмом, разбоями, кражами, хулиганством, наркомафией, беспризорностью, которая рождает на самом деле десятки тысяч новых беспощадных убийц.
В ответ на эти слова аудитория недовольно зашумела. Но Лукьянов уже овладел собой и не почувствовал паники перед напором толпы.
– Все новое – это хорошо забытое старое, – спокойным голосом произнес он. – На первый взгляд нам кажется, что только у нас возникла такая ситуация. А вспомните бразильский вариант. Милые крохотные дети, оставшиеся без родителей, вырастали озлобленными, жестокими, и в них уже нельзя было разглядеть прежних милых черт далекого детства. Подрастая, они вливались в ряды банд и в расправе с другими людьми не знали жалости, это выросло в страшную общенациональную проблему. В Бразилии были созданы так называемые «эскадроны смерти», которые, во избежание грядущих ужасов, как диких зверей отстреливали беспризорников, в том числе и малолетних. В полной мере объять умом эту общенациональную бразильскую катастрофу невозможно. Но и у нас скоро грядет такая же катастрофа, если не принять меры. А наши общественность и правоохранительные органы почему-то стараются эту опасность не замечать. Давайте задумаемся над таким обстоятельством: из трех миллионов беспризорников примерно одна треть сбежала из дома при живых родителях. Дети бегут от пьянства и жестокости в семьях и встречаются за пределами родного дома с еще большей жестокостью. Куда же им деваться? К сожалению, логика жизни такова, что несчастные дети, вызывающие сегодня жалость и сочувствие, завтра станут безжалостными грабителями, насильниками и убийцами. И я обращаюсь прежде всего к общественности: с этой проблемой шутить нельзя. Здесь любой перекос в демографии чреват большими осложнениями. Этого не надо забывать.
Шум в зрительном зале утих, и Лукьянов заключил увереннее:
– Указанный негативный процесс давно начался и ныне развивается полным ходом.
Только теперь Лукьянов перевел дыхание. Нельзя сказать, чтобы он сорвал аплодисменты, но зрители молчали сочувственно. Немного успокоившись, Лукьянов внимательнее разглядел трибуны и убедился, что первое впечатление было верным. Публика собралась солидная, тут были главные редакторы некоторых центральных газет, запомнившиеся лица шумливых деятелей периода первого наступления демократии, которые сейчас пребывали в неизвестности, не занимали высоких постов, но устроены были наверняка удобно и прибыльно.
Среди видных юристов Лукьянов заметил даже седоватого заместителя министра юстиции, у которого когда-то брал интервью. Мелькали чиновники, в недалеком прошлом занимавшие определенное место в президентском окружении, но потом исчезнувшие и потерявшие реальную власть. Теперь они подвизались на телевидении, вольно рассуждали о насущных проблемах, выстраивая их по-своему, что позволяло им сохранять некоторое влияние, а вернее, поддерживать влияние других, стоящих над ними и указующих чинов.
Все ждали выступления милицейского генерала. Хотя суть его речи заранее была ясна многим: наведение глянца на рыхлую, рвущуюся материю бытия. Одни готовились возразить и этим запомниться телезрителям, другие с равным успехом хотели защищать официальную точку зрения, и Савик Шустер знал, кому давать слово. Так что представление двигалось по строго выверенному сценарию.
Одиноко и неуверенно чувствовал себя генерал. Всего лишь три дня отделяли его от той пропасти, за которой началась новая, жуткая жизнь, связанная с несчастьем дочери, бессонными ночами, чувством неизгладимой вины.
Надругательство над Мариной потрясло его.
До сорока лет Василий Георгиевич Викулов мог своей жизнью вполне гордиться.
После окончания юрфака работал опером уголовного розыска. «Отметился» и в Афгане тяжелым ранением. После госпиталя женился на Любе, вернулся в систему МВД, но уже в новом качестве. Началась его научная карьера – аспирантура, диссертации – кандидатская и докторская. И все это не умозрительно, а со знанием той уголовной и социальной криминологической конкретики, которой не хватало многим научным умам. Год назад его назначили на должность начальника в милицейский научно-исследовательский институт. Совсем недавно ему стало известно, насколько напряженной была борьба между кандидатами на этот пост.
Словом, немало приходилось ударов выдерживать. На то и жизнь. Но трагедия с дочерью подкосила его. И главное – никаких концов, ни одной зацепки, хотя ведь все знают! И ресторатор, и обслуга. И местные оперы! Но все схвачено, все повязано. Никаких принципов, только деньги и страх движут людьми.
В недавней беседе с министром внутренних дел он обговорил в общих чертах тезисы своего выступления. В детали министр не вдавался. Ясной была главная задача – показать явные сдвиги и победы в борьбе с организованной преступностью, успокоить общество. Покончено с рязанской мафией, обезврежены люберецкая, солнцевская группировки. Очищен от преступников район Марьиной Рощи. Туда, в эту группировку, удалось внедрить своих людей – агентов. Работали лихие ребята, настоящие разведчики. До них контуры преступных организаций расплывались, центры перемещались. И в том, что удалось повязать главарей, большая заслуга этих бойцов невидимого фронта.
Этих фактов достаточно, чтобы успокоить народ. И Викулов назвал их в своем выступлении. Заявил, что это правда. Вернее, часть правды. Видимая ее сторона. Другая, невидимая, сказал он, заключается в том, что никакими усилиями не удается остановить расползание наркобизнеса. Как проницаема чеченская граница, через которую идет снабжение боевиков, так же, как через сито, переходят границу между Афганом и таджиками наркокурьеры. Оттуда поток героина наводняет среднеазиатские республики, ныне ставшие государствами, а главное – Россию. Первое слабое звено – солдаты и офицеры на границе. Они выступают посредниками и богатеют. На каком уровне, чья железная рука сможет порвать эту цепочку? Когда выражение «граница на замке» обретет прежнюю силу? В тени наркобизнеса растут, как поганые грибы, скопища новых банд. Где они? Куда засылать разведчиков?
И как это может быть, чтобы граница стала прозрачной, проникающей? Зелень доллара проникает сквозь любые заслоны. Солдат на афганской границе может получить пятьсот баксов только за то, что закроет один глаз, когда наркодельцы переправляют на север очередную партию героина. Пятьсот – за килограмм. Наркодельцы не мелочатся. Ведь на севере в России этот килограмм будет стоить уже восемьдесят тысяч долларов.
Среднестатистическому наркоману требуется в сутки героина на две тысячи рублей. Значит, в месяц – шестьдесят тысяч рублей. Это не считая еды и одежды. Много у нас людей с такими заработками? А в одной Москве, по данным ГУВД, наркоманов насчитывается шестьсот тысяч. В одном месте за доллары без помех пропускают героин. В другом за ту же цену – оружие. Государство с такой проницаемой границей немногого стоит. Вот откуда берется питательная среда для создания новых банд и укрепления старых.
Раньше трупы людей, расстрелянных в упор среди бела дня, приводили в волнение все общество. Сейчас этих трупов тысячи. К ним привыкли. Заказные убийства уже никого не волнуют. Банды растут как на дрожжах. И сломать эту систему могут только профессионалы. Но беда в том, что в государстве давно происходит сращивание коррумпированной части правящей верхушки с криминалом. Какова эта часть, можно только догадываться.
– Есть основания полагать, что в Москве существует организованная преступная группа, которая именуется «банковские». Никаких фамилий я сейчас не буду называть, – сказал Викулов. – Но здесь, – он похлопал по желтому портфелю, – имеются материалы, которые освещают эту проблему с достаточной полнотой. А также указания на тех, кто этих «банковских» держит под своим крылом. Вы думаете, общественность с ними справится своими силами? Нет! Но есть профессионалы высшей пробы, для которых мужество, честь, достоинство, судьбы людские, в конце концов, не пустые слова. Их мало, но они есть. Могу назвать поименно. И на их примере надо воспитывать молодежь, которая приходит в милицию, чтобы знали: не все продается и покупается. Без этого воспитания мы пропадем. Уже сейчас молодежь в своем подавляющем большинстве ничего, кроме силы и денег, не признает. Как говорят философы, менталитет народа ныне таков, что гитлеровские полчища за один месяц прошли бы сейчас от Балтики до Тихого океана.
«За эту фразу со мной, конечно, разделаются, – подумал Викулов. – Хорошо хоть на философов сослался».
– Надо поправлять менталитет, называть имена сегодняшних героев и гордиться ими. Примеры мертвых тоже воодушевляют, но по-другому. В недавнюю годовщину космонавтики, как всегда, вспоминали Королева. Конструктор космических кораблей, слава и гордость отечественной науки. Сейчас так говорят. А что ему, мертвому, эта слава? Когда был живой, он тратил нервы на изобретения, технологии, выбивание средств. А когда красавица ракета поднималась в небо, аплодисменты доставались другим. Больше всех Хрущеву, который в космонавтике разбирался еще меньше, чем в сельском хозяйстве. Слава мертвого героя учит живущих рвать что попало, лишь бы нахапать и уцелеть. Посмертная слава мало кому нужна.
Викулов перевел дыхание.
– Перехожу к организованной преступности и средствам борьбы с нею. Повторяю: вот говорят, что большую роль в борьбе с организованной преступностью призвана сыграть общественность. Что мой оппонент подразумевает под общественностью? Апелляция к общественности – это розовый мыльный пузырь, который красиво переливается на солнце. Мы с наивным упрямством надеемся, что следующий мыльный пузырь продержится дольше и не лопнет. Что такое общественность? Как она может повлиять на вооруженные до зубов бандформирования? Что, дядя Ваня или тетя Мила будут звонить главарям и говорить: не безобразничайте? Даже если сотни дядей и тетей начнут названивать, толку будет – нуль!
Отпив глоток из стакана, Викулов огляделся, не различая, впрочем, отдельных лиц. Брови его набрякли, взгляд сделался тяжелым, непримиримым.
– Борьбу с преступностью, – заявил он, – могут успешно вести только профессионалы, не завязшие в коррупции. Но их мало. В том-то и острота момента.
– А вообще-то они есть? – раздался голос с галерки.
Генерал утвердительно кивнул:
– Да, я могу их назвать. Это старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Турецкий Александр Борисович. Это генерал Грязнов из МУРа. Кто из широкой публики знает эти имена, пользующиеся авторитетом в органах правопорядка? А их должны знать. И других, достойных, тоже. Тогда молодежь, идущая охранять закон, сможет на них ориентироваться. А сейчас ориентир один – «капуста», как называют зеленый доллар, особенно если он в пачке.
Рассказывая о разгуле преступности в России, проникновении в государственный аппарат и подразделения охраны общественного порядка криминальных структур, Викулов не упомянул ни о каких смягчающих обстоятельствах, на которых настаивал министр. Картина получилась мрачная, – впрочем, такая, как ее себе и представляли профессионалы. Но для прямого телеэфира это было слишком.
«Это за тебя, Мариночка», – мстительно думал генерал, покидая растерянную аудиторию. Он представил разгневанное лицо министра, с иронией подумал, что на следующем конкурсе не пройдет на директорскую должность в милицейском НИИ.
Дискуссии не получилось. Отдельные выкрики и реплики погоды не сделали. Большинство присутствующих было подавлено.
Лукьянов не проиграл дискуссию, но и не оказался победителем. Все говорили про Викулова.
– Да он подписал себе смертный приговор, – бросил ему вдогонку кто-то.
Генерал даже не оглянулся.
Глава 3
Заговор
– Лялечка! Два кофе!
Заместитель начальника Главного управления внутренних дел города Москвы Игнатов, высокий полнеющий жизнелюб, неторопливо закурил и откинулся в кресле. Затягивался с наслаждением, выпускал дым неторопливо. Чувствовалось, что он все делает с наслаждением. Просыпается, завтракает, приходит на работу. С особым удовольствием расписывается на разных бумагах. Его крупный набрякший нос лоснился, розоватые склеротические щеки создавали впечатление избыточного запаса здоровья, высокий лоб с залысинами дорисовывал образ человека чрезвычайно ухоженного, обеспеченного, довольного собой и готового это довольство распространить на окружающих.
Его собеседник, Геннадий Павлович Борцов по кличке Борец, приземистый, широкоплечий, с темным плотным ежиком на макушке, горбоносый, отодвинул от себя предложенную пачку сигарет. Ноздри его хищно расширились.
– Не курю!
На его грубом, точно вырубленном лице, напротив, не было и тени довольства. Но он тут не играл первую скрипку и вынужден был подчиняться правилам хозяина.
– А я затягивался еще мальчонкой, на рыбалке, когда таскал уклеек на узенькой Сетуньке. Помню, река дымится ранним утренним паром. Солнце еще холодное, и на росистой траве, будто снегом покрытой, остается проторенным только один – мой – след. И первая затяжка от выпрошенной сигареты – что может быть прекраснее! С тех пор никогда не бросал. Утром, не раскрывая глаз, затягиваюсь сигаретой. Жена знает мою привычку, уже не ворчит. Ну, так ты слышал, что Викулов сказал про «банковских»? – Игнатов задал вдруг вопрос прямо в лоб.
– Слышал… – неохотно отозвался горбоносый. – Врет, поди…
Игнатов заерзал в кресле.
– Министр наш в гневе. На следующих выборах по конкурсу Викулов свой стул потеряет, это точно. Он вообще сошел с рельсов и закосил по шпалам. Сам какое-то следствие вздумал вести. Говорят, из-за дочки. Она вроде в больнице. Какие-то идиоты изнасиловали. Навалились, говорят, несколько жеребцов и покалечили. Представляешь? Викулов частным порядком дружков своих хочет подключить. А дружки у него не слабые. Генерал из МУРа Грязнов и знаменитый «важняк» Турецкий. Слышал? То-то!
– А помешать никак нельзя?
Игнатов взглянул с подозрением:
– Ты чего? Имеешь отношение?
– Да не хотелось бы, чтобы менты рылись в той забегаловке. Мало ли на что наткнутся!
На лице горбоносого не дрогнул ни один мускул. Собираясь на встречу, он меньше всего хотел, чтобы речь зашла об этой генеральской дочке. Игнатов никогда не вызывал по пустякам. Значит, предстояло большое дело. Но из-за девки он вполне мог отстранить группу Борца и обратиться к костоломам Гончара. Игнатов был всему голова. И горбоносый робел перед ним. Заместитель начальника Главного управления внутренних дел Москвы давал наводку, сам разрабатывал стратегию и прикрывал в критических ситуациях. Он же забирал и львиную долю добычи. Было за что. Мозг у него работал четко, несмотря на то что свои двести граммов в рабочий полдень он выпивал регулярно. Горбоносый не мог себе позволить такой роскоши. Расширенное спортивное сердце нередко давало сбои даже от малой дозы спиртного. Вот и вся награда за буйную молодость и бесчисленные победы: немного сноровки, позолоченные побрякушки да кличка Борец, которая с наманганской отсидки к нему прикипела.
Нет, время от времени он оттягивался от души, как в прошлый раз, с генеральской дочкой. Тогда выпито было море. Он давно заметил, что большие дозы для него лучше, чем малые, но часто нельзя. А тогда оттянулся редкостно. Конечно, плохо, что эта мормышка оказалась дочкой генерала. Но его команде случалось расправляться не только с генералами, но и с типами покруче.
Опознать Борца могут только двое. Этот хлыщ, которого забрала «скорая», и девка. Не повезло ей, что отец генерал. Так бы жила себе.
То, что Викулов высветил публично «банковских», было неприятно. Эта команда была создана самим Борцом. Он давно собирался затеять свой бизнес. Но связей, какие были у Игнатова, не имел. Обломись какой-нибудь солидный куш – вот тогда можно и заняться делом самостоятельно. А покуда приходилось терпеть.
Игнатов без причины к себе в кабинет не вызывал. Поэтому Борец теперь полагал, что в конечном счете речь пойдет именно о Викулове и его «досье», которые у того якобы лежали в желтом портфеле. Значит, придется решать вопрос кардинально. И люди, которым можно было это поручить, у Борца были.
Стальные парни, прошедшие Афган и Чечню, безработные, брошенные государством, озлобленные, утратившие жалость, они шли на любое дело хладнокровно, убивали безжалостно, а главное, выполняли любую команду Борца. Правда, у многих их же собственная безжалостность порождала панический ужас друг перед другом: человеческую природу ведь ничто не переделает. И там, где нарастает плюс, с другой стороны провалом зияет минус. Друг перед другом они быстро ломались. Зато скопом работали четко, выбивая долги из предпринимателей.
Однажды, правда, случился прокол, и ментура зацепила Борца. Тогда он и предстал перед Игнатовым. Но команде горбоносого неожиданно не тюрьма обломилась, а открылись новые перспективы. И счет пошел не на сотни баксов, а на тысячи и десятки тысяч.
Сейчас лишиться налаженного дела из-за сопливой девки было крайне обидно. Горбоносый посуровел, замкнулся, прикидывая жесткую схему расправы. Это дело он должен был закрыть сам. Но тревожная мысль стала опять сверлить в мозгу. Ведь была там еще бабенка, которая по мобильнику вызвала ментов. А вот как ее найти? Филя виноват. Зевнул.
Этого Филю бабы с трудом воспринимают: больно велик конец у жеребца. Вот пусть-ка он и займется этой проблемой. А попадется, дурак, значит, сам виноват. Или еще подключить к нему парней? А хлыща и генеральскую дочку надо убирать одновременно. И быстро.
– Пять миллионов евро, – произнес Игнатов со скучающим видом после некоторого молчания.
Борец повел носом, как хищный зверь, почуявший добычу. Но глаза его сохранили бесстрастное выражение. В отношениях с Игнатовым главное – покорность и спокойствие. Никаких явных страстей. Пусть делит как хочет, пусть назначает себе любую премию, важно, чтобы он не предпочел другую команду для выполнения своих проектов, ибо чья команда, у того и навар.
– Из Франкфурта-на-Майне перевозят пять миллионов евро в нашу Среднюю Азию. Бывшую нашу, – поправился Игнатов. – Охрана поручена мне.
И снова горбоносый мужественно выдержал паузу. Но некоторый интерес следовало проявить.
– Когда? – коротко полюбопытствовал он.
Это было в пределах нормы.
Игнатов шумно высморкался и вытер платком покрасневший нос.
– Будет специальное сообщение, – отозвался он. – В свое время.
Горбоносый кивнул, всем своим видом показывая готовность к работе.
– Смотри, чтобы все было чисто, – продолжил Игнатов. – Своим шаромыжникам не давай расслабляться. Команда может последовать в любой момент. У тебя на хвосте никто не сидит? Малейший сбой может все испортить!
Ответа не требовалось, и Борец промолчал.
– Гончара будем ставить в известность? Как думаешь? – продолжал испытывать Игнатов.
Горбоносый расплылся в улыбке и развел руками:
– Воля ваша…
Игнатов кивнул, хотя осталось неясным, что он сам считал по этому поводу. Во всяком случае, он любил неограниченную власть, и горбоносый старался потрафить ему в этом. А чего стесняться? Знай, сверчок, свой шесток. В кабинете такого высокого начальства он готов был расстелиться, превратиться в пыль, чтобы потом у себя вот так же твердой рукой наводить порядок и требовать беспрекословного повиновения.
Теперь, когда главная цель вызова прояснилась, Борца залихорадило. Он поначалу боялся все-таки, что звонок Игнатова как-то связан с генеральской дочкой. Но оказалось, что известен лишь сам факт, не больше. Значит, теперь надо действовать самому и быстро. С девкой ясно. А того балбеса следует поручить Ванечке. Этот сделает чисто, без суеты и шума. С женщинами он еще колеблется, а мужиков убирает без жалости. У каждого своя специализация.
План действий уже созрел в голове у Борца, и он лишь старался убедиться в том, что визит закончен, и выбирал минуту, чтобы откланяться с достоинством.
