скачать книгу бесплатно
– Но сколько вы хотите?
Водитель окинул взглядом свою машину и отрезал:
– На два с половиной косаря ремонт потянет… – Помолчал немного и добавил: – Ну ладно, полштуки скинем на бедность. В общем, гони две тысячи, и я поехал.
Нет, он не псих, неожиданно подумал Гордеев, нет, тут что-то другое…
– Две тысячи рублей? – переспросил адвокат невинным голосом.
– Чего?!
– Я говорю, две тысячи рублей?
– Ты… ну ты…
Гордеев не реагировал на то, что ему «тыкает» сравнительно молодой человек, его сейчас волновало другое. Присмотревшись повнимательней, Гордеев увидел, что «мерседес» его визави явно не новый. И тогда он кое-что сообразил.
– У вас машина десятилетней давности, – сказал Юрий Петрович вполне вежливо.
– Чего?! – еще больше вытаращил глаза детина.
– Вы слышали. – Гордеев уже начал догадываться, что происходит.
– Гони две штуки зеленых, урод, иначе…
– Что «иначе»? – с любопытством спросил Гордеев.
На детину его спокойствие, видимо, произвело отрезвляющее впечатление, но, очевидно, у него был некий план, сообразно с которым он и действовал. Гордеев понял это по ходу развития ситуации.
– Значит, так, – сказал детина. – Обойдемся без ментов. Обоим же лучше, верно? На фига нам менты вонючие?
Гордеев молчал, слушал, что будет дальше.
– Вася, – подала голос девушка, – ну что ты так наезжаешь, разве не видишь, какой интеллигентный человек? – Она наконец вышла из машины, и теперь Гордеев и детина стояли по одну сторону «мерседеса», а она по другую. – Может, правда, ущерб не так уж велик? Пусть платит тысячу, и мы разъедемся, ты не забыл, милый, что у нас сегодня еще много дел?
Блондинка была очень даже ничего, у нее были зеленоватые глаза и родинка на левой щеке.
– Какую тысячу, какую тысячу?! – распалялся детина. – Ты посмотри, что он нам с машиной сделал!
Между тем что Гордеев сделал с машиной, сам детина видеть не мог, потому что стоял по другую сторону. Адвокат это оценил и чуть усмехнулся.
– А я говорю, – настаивала блондинка, – тысячу! И точка!
Ну и парочка, подумал Гордеев. Прямо «добрый следователь» и «злой следователь».
Детина развел руками, как бы уступая женскому капризу, повернулся к Гордееву, но сказать ничего не успел, Гордеев его опередил.
– Ну вот что, – сказал адвокат. – Здесь недалеко пост ГАИ. Точнее, ГИБДД. Я думаю, если мы их вызовем, от ваших тысяч останется пара сотен рублей. Кроме того, вашу машину можно отправить на экспертизу. И тогда…
– Это еще зачем?
– Затем, что, допустим, уже поврежденный участок кузова можно подставить под удар еще разок, и тогда попробуй на глаз установи, сколько раз били в это место. Но вот доказать, свежая вмятина или нет – можно…
– Ты что, баклан? – взбесился водитель «мерседеса», снова рванув на себе рубашку и двинувшись Гордееву навстречу.
– Вася, оставь в покое рубашку, я тебя умоляю, – нервно сказала девица, открывая на всякий случай дверцу «мерседеса».
Гордеев невольно обратил внимание на татуировку под левой ключицей: ангелочек со свечой и надпись: «Святой Отец, спаси и сохрани раба Божьего Ми…». Дальше видно не было, но и так – очень трогательно, подумал Юрий Петрович, пытаясь сохранять хладнокровие, что, однако же, в данных обстоятельствах сделать было непросто. Они стояли уже вплотную друг к другу.
Гордеев сунул руку в карман.
– Да срал я на твою ксиву! – зарычал детина.
Гордеев между тем никаких удостоверений вынимать не собирался – это было обманное движение, отвлекающее от второй руки в частности и от его истинных намерений вообще. Детина, наткнувшись на железный кулак бывшего боксера, согнулся пополам, а секунду спустя Гордеев вывернул его запястье так, что тот очень несолидно взвизгнул, и упер его лбом в «мерседес».
Блондинка от изумления чуть присела и показалась Гордееву еще привлекательнее.
Гордеев сказал детине безо всякого выражения:
– Кое-что люди ошибочно принимают как величину постоянную – например, свои зубы.
– Я… мне… – пробулькал детина.
Гордеев быстро вывернул его карманы, там оказались права на имя Василия Ивановича Кияшко 1975 года рождения. Что ж, надо запомнить.
– Эй! – закричала блондинка. – Мы все поняли, мы уезжаем!
Гордеев с сожалением глянул на часы (на встречу он опаздывал безбожно), впихнул обмякшего детину в «мерседес», сел в свою машину и погнал в Химки…
Остаток дня прошел более-менее спокойно. Организационные вопросы в Химках, которые ему поручил Розанов, Гордеев благополучно решил.
4
К полудню понедельника Гордеев «пробил» номер злополучного «мерседеса», а заодно и самого Василия Ивановича Кияшко. Хотя «пробил» – не совсем точно сказано, потому что результат получился обескураживающий. Ни одного Василия Ивановича Кияшко 1975 года рождения в Москве не проживало и даже временно зарегистрировано не было. Трое В. И. Кияшко в Москве тем не менее нашлись (Владилен Ионович, Владимир Игоревич и Виктор Илларионович), младшему из них было сорок семь лет, старшему – восемьдесят девять. Номер «мерседеса» оказался и вовсе ворованный, он числился за находящимися в угоне «Жигулями» шестой модели.
И что же теперь было делать? Составлять фоторобот детины из «мерседеса»? А что, собственно, он, гражданин Гордеев Ю. П., мог заявить в правоохранительные органы? Свидетелей его столкновения с «мерседесом» не было…
Помимо прочего во всей этой истории Гордееву не давала покоя татуировка. Вполне возможно, она имела какой-то вполне определенный смысл. Жалко только, что имя «раба Божьего» он не разглядел. А Юрий Петрович привык доверять своей интуиции в подобных ситуациях.
Всякому профессионалу, имеющему отношение к уголовным делам, известно, что воровские татуировки – это одновременно и «паспорт», и «досье», и «орденские книжки», и «грамоты», и «эпитафии» конкретного человека. Не посвященный же в тайный смысл воровских татуировок воспринимает их как хаотический, случайный набор знаков. В действительности же это некое смысловое послание. Но то – воровские! А тут? «Святой Отец, спаси и сохрани раба Божьего Ми…» Странноватая комбинация. Особого христианского смирения Гордеев у своего оппонента не заметил.
И он позвонил Филиппу Агееву. Больше всего Гордеев опасался издевательства и насмешек, но Филя отнесся к проблеме серьезно. Он, работавший уже не первый год в частном сыскном агентстве, прошел муровскую школу и, самое главное, был хорошо знаком с широко известным в узких кругах криминалистом по фамилии Гальцев. Гальцев был на пенсии. Филя живо с ним созвонился, и они с Гордеевым отправились к пенсионеру, который жил в спальном районе на юго-западе Москвы.
Гордеев вроде бы что-то об этом Гальцеве слышал, но что именно – припомнить не мог, и Филя по дороге рассказал, что Иван Трофимович вообще-то на все руки мастер, но главный его конек – татуировки. Никто лучше него не был знаком с русскими воровскими традициями в этой области изобразительного искусства. И если в той наколке, что видел Гордеев, есть какой-то криминальный смысл, то Гальцев его разгадает.
– Есть у него и другая страсть, имей в виду, Юра, – предупредил Агеев. – Он страстный кулинар и обязательно попросит нас к столу, но лучше это приглашение не принимать, потому что закормит он нас так, что сами мы оттуда не выйдем.
– Понял, – кивнул Гордеев.
– И еще, – сказал Филя, показывая адвокату, где свернуть во двор (они уже приехали), – имей в виду, если Гальцев не начнет с фразы «Язык татуировок – это колоссальный набор символов и передаваемые в устной традиции правила их сочетания и чтения», то дело твое дрянь, никакого конкретного результата ты не получишь. В общем, это будет означать, что ему нечего сказать, вернейшая примета. И тогда надо немедленно сваливать, иначе его болтовню не остановить.
Гордеев пожал плечами: мол, что ж поделаешь, у всех свои тараканы.
По-видимому, в ожидании гостей старый криминалист колдовал на кухне, с которой доносились умопомрачительные ароматы. У Гордеева нос невольно вытянулся в ту сторону, и бдительный Филя дернул его за рукав.
В квартире было жарко, и хозяин, усадив своих гостей в гостиной, предложил им прохладную минералку.
Гордеев, не вдаваясь в подробности, рассказал Гальцеву, что столкнулся с человеком, прошлое которого ему хотелось бы разгадать. Может быть, это удастся сделать с помощью татуировки?
Гальцев внимательно выслушал его, покивал. Сказал:
– Сплошь покрытое татуировками тело русского бандита является прежде всего языковым объектом. Язык тату – это грандиозный набор символов и…
Эта мысль Гордееву понравилась, и он задал вопрос:
– Можно ли сказать, что этот язык подобен воровскому сленгу и играет похожую роль – скрывает тайную «воровскую» информацию от непосвященных «фраеров»?
– Браво, – оценил Гальцев, – сразу видно профессионала! Как и в арго, в котором нейтральные литературные слова оказываются наделенными особыми «узко профессиональными» значениями, в татуировке используются обычные на первый взгляд, всем знакомые знаки, например обнаженная женщина, черт, горящая свеча, темница, змея, летучая мышь, для передачи тайного знания. Язык этот предельно социален и предельно политизирован. Человеческая кожа играет роль мундира, покрытого орденами, знаками чинов и отличий. Кстати, на воровском жаргоне комплект воровских татуировок называется «фрак с орденами». – Тут он довольно хихикнул. – Так что о мундире можно говорить не только метафорически, поскольку эти метафоры способны реализовываться. И не только в арго, но и в самих тату. Так, существует множество наплечных татуировок, которые изображают самые настоящие погоны советского образца, со звездами или черепами вместо них, или германские погоны армии фюрера. Мундир, таким образом, буквально рисуется на теле человека. Итак, весь послужной список вора, вся его биография воплощается в таких социальных татуировках. Здесь все его взлеты и падения, назначения на новые «должности» и разжалования, тюремные «командировки» и переходы на новую «работу». Представляете?!
Тут Гордеев сообразил, что Гальцев так и не сказал фразу, о которой предупреждал Филя, и беспомощно посмотрел на приятеля, но тот лишь сердито сверкнул глазами: сиди, мол, теперь, мучайся!
Гордеев кашлянул пару раз, но хозяин не обратил на это никакого внимания: он оседлал любимого конька.
– …Один из жанров татуировки – так называемый автограф. Как правило, это имя «владельца тела» или любой символ, заменяющий его. В современной культуре подобные тату часто несправедливо воспринимаются как проявление «бескультурья». Такое восприятие обостряется тем, что тело в современной цивилизации – это самый ценный объект, который нельзя «портить».
Гордеев снова заинтересовался:
– Так что же, татуировки на теле с такой точки зрения – это все равно что надпись «Здесь была Маша» на «Мадонне» Рафаэля?
Агеев засмеялся, а Гальцев, кажется, оторопел. Вопрос застал его врасплох.
– Ну, – помялся старый криминалист, – с такой точки зрения тату оскверняет тело. Но… но с другой точки зрения – наоборот! Чем выше объект, тем значимей статус надписи, сделанной на нем. Тело человека сотворено Господом, и прописанное на нем имя – это как надпись на иконе, как буквенные знаки на кресте. Имя собственное, нанесенное на тело, обращено уже не столько к прохожим, сколько к вечности! Да и вообще, молодые люди, времена ведь сильно изменились. Например, сейчас много салонов, где делают татуировки с помощью современного оборудования и рисуют что хотят сами или по желанию клиента.
– Восточные мотивы стали очень популярны, – заметил Филя, – иероглифы там всякие, шмиероглифы…
– Вавилонское смешение культур, – кивнул Гальцев. – Но хотел бы заметить, что язык татуировок – это колоссальный набор символов и передаваемые в устной традиции правила их сочетания и чтения.
Филя Агеев вздохнул с облегчением.
– Так что там было, вы говорите, на вашем знакомом или малознакомом? – уточнил Гальцев у Гордеева.
– Изображение ангела со свечой и надпись «Святой Отец, спаси и сохрани раба Божьего». И еще две буквы… «Ми». Возможно, раба Божьего Михаила.
Гальцев покивал.
– Это классический оберег. Защита. Татуировка-талисман.
– У меня когда-то был клиент, – припомнил Гордеев, – с наколкой «Спаси от легавых и суда».
Гальцев кивнул.
– Тоже оберег. Вообще же оберег в воровском мире – это татуировка с изображением Иисуса Христа, Богоматери, архангелов, святых, ангелов, церквей, монастырей, креста, черепа человека или без такового. Например, существует еще известный воровской оберег-тату «Да принесет мне воровскую удачу царица небесная».
– Значит, такого рода наколки у них в ходу?
– Ха!
– Значит, возможно, что человек этот, так сказать, зону топтал?
– Ха, – снова подтвердил Гальцев. – Это более чем возможно! – И тут же добавил: – Но не безусловно. А не желаете ли разделить с пенсионером скромную трапезу?
– Э, – вмешался Филя, – э… правильно ли будет сказать, Иван Трофимович, что тело вора представляет собой не разрозненный набор знаков языка тату, а целостный и сложнейшим образом организованный речевой акт?
Гордеев с изумлением уставился на своего приятеля (излагать мысль таким наукообразным образом было совсем не в его стиле), а пожилой криминалист одобрительно покивал седой головой.
– Совершенно верно, – с удовольствием и одновременно с некоторым разочарованием сказал Гальцев. С удовольствием – от беседы с просвещенными людьми, с разочарованием – оттого что мысль была закончена за него.
Тут Гордеев сообразил, что Филя, видимо, просто знает наперед все фразочки и ходы старого криминалиста и сейчас просто завершает их светский диалог.
В лифте Гордеев сказал язвительно:
– Продуктивный визит, ничего не скажешь!
Филя развел руками: ничего, мол, не поделаешь, как есть, так и есть.
Уже в машине договорились, что Филя займется этим делом. Некогда, работая в МУРе, он как раз специализировался на криминале, связанном с автомобилями. И по сей день Филю интересовали все дела, так или иначе связанные с машинами.
Они вместе съездили на Петровку, где по-прежнему трудился легендарный Эммануил Степанович Сазонов, уникальный специалист по созданию фотороботов, не признававший современной аппаратуры и работавший простым карандашом. Он умудрялся извлекать из сознания свидетелей уже подзабытые ими эмоции, которые помогали им, неожиданно для себя, многое вспомнить.
Довольно быстро Сазонов сделал два портрета – водителя «мерседеса» и его спутницы, и эти портреты Филя по своим каналам «зарядил» для проверки.
Гордеев воспринял это с некоторым облегчением. Конечно, было бы еще проще вовсе забыть о происшествии. Но не получалось. Да и не в его это было правилах.
Он отклонил пару предложений о совместном ужине (одно от женщины, другое от коллеги) и отправился домой. Поужинал в одиночестве, посмотрел телевизор (без звука – так полезней для душевного равновесия) и завалился с книжкой на диван. Это был Эрл Стенли Гарднер с его бесконечными историями про ушлых адвокатов и главного из них – Перри Мейсона. Нельзя сказать, чтобы Гордееву особенно нравился Гарднер и его персонаж, но некоторые приемы Мейсона не могли не вызывать восхищение, в частности, безукоризненно отработанный прием пикировки адвоката с государственными обвинителями, в которой обычно и выявлялась истина. Читая эти искрометные диалоги, Гордеев не раз признавался себе, что эта книжная жизнь выглядит очень правдиво. Ведь, по сути, уйдя из следователей в адвокатуру, он, Юрий Петрович Гордеев, стал даже больше, чем прежде, заниматься оперативной работой, хотя настоящий адвокат должен копаться в бумажках, заниматься юридической казуистикой и выискивать бреши в позиции противоположной стороны, которую олицетворяют такие же крючкотворы. А впрочем, не исключено, что подобная бумажная рутина вскоре ему и предстоит – вот, например, в Химках.
5
Утром во вторник, запасшись двухлитровой бутылкой минеральной воды, Гордеев снова выехал в Химки – осматривать помещение, которое предполагалось арендовать под офис юридической консультации. На этот раз поездка прошла без осложнений, если не считать одного телефонного звонка. Когда он был на Кольцевой, его достал Вячеслав Иванович Грязнов.
– Юра, как живешь?
– Твоими молитвами, – осторожно сказал Гордеев.
– Стараемся, – скромно подтвердил Грязнов-старший. – А знаешь, у меня для тебя дельце. Сознайся, ты рад?
– Этого я и боялся, – честно признался Гордеев. – Что ты свалишься на мою голову и предложишь какое-нибудь дельце.
– Ты только не горячись. Ты сейчас где?
