Греческие каникулы

Тамер уехал так же быстро, как появился, оставив после себя лёгкий запах дорогого одеколона и лёгкую ухмылку в воздухе – будто даже после прощания он продолжал дразнить своего друга.

Самир ещё некоторое время сидел на палубе, наблюдая, как зодиак, увозивший Тамера, растворяется среди блестящих волн. Ветер лёгкими порывами поднимал складки его рубашки, а бокал вина почти осушился.

Его взгляд скользнул по горизонту, но мысли не отпускали.

– Найти себе невесту.

Он усмехнулся.

Как будто это так просто.

Он пытался вспомнить – был ли когда-то момент, когда он действительно, по-настоящему чувствовал что-то глубокое к женщине?

Были увлечения. Были встречи, разговоры, редкие моменты, когда он позволял себе игру в привязанность. Но настоящая, полная погружения любовь?

Нет. Никто и никогда не смогла завладеть его сердцем.

Не потому, что он не пытался.

А потому, что он не верил.

Он сделал последний глоток вина, затем отставил бокал, наблюдая за отблесками воды. Яхта мягко покачивалась в спокойных волнах Красного моря.

"Любовь…"

Самир едва заметно качнул головой, отбрасывая мысли, прежде чем они начали цепляться за реальность. Он отставил бокал, провёл рукой по лицу, пытаясь вычеркнуть мысли, оставленные Тамером. Его друг всегда умел создавать хаос даже в самых спокойных моментах.

Он поднялся, огибая стол, и направился в сторону носовой палубы, где вечерний бриз казался прохладнее, а море уходило в бесконечную темноту.

"Найти себе невесту…"

Слова Тамера всё ещё звучали у него в голове. Самир знал, что его мать не отступит. Она привыкла добиваться своего.

Но он не был человеком, который подчиняется чужим решениям.

Он остановился у перил, глядя в воду. Лёгкое течение скользило под корпусом яхты, а мягкая подсветка создавала иллюзию парения над водой. Всё вокруг было упорядоченным, идеальным.

Телефон на кофейном столике резко завибрировал, заставив хрустальный стакан с вином дрогнуть. На экране – имя: "Мама”..

Самир замер на секунду, пальцы непроизвольно сжались вокруг бокала. Он резко провел по экрану, отбросив телефон в сторону, словно тот обжег ему кожу. Звонок оборвался, но напряжение осталось – тяжелое, как предгрозовой воздух.

"Опять. Всегда в самый неподходящий момент."

Он откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Афины. Невеста. Бесконечные переговоры с семьями, которые считали его не человеком, а выгодным активом. Мать уже, конечно, все устроила – оставалось лишь поставить подпись и улыбаться фотографам.

Телефон завибрировал снова.

Самир резко вдохнул, чувствуя, как гнев подкатывает к горлу. Он не ответил. Не сейчас.

Но знал: рано или поздно придется разгребать этот бардак.

Вместе со всем остальным.

Глава 8. Подготовка к путешествию

Утро началось с едва уловимого ощущения перемен. Самир покинул яхту так же спокойно, как и прибыл—без лишних слов, без прощальных жестов. Черный Maybach, покачнувшись на подвеске, мягко выкатил с причала, оставляя за собой лишь легкую пыль над раскаленным асфальтом. Капитан Мустафа, наблюдавший за уходом хозяина, слегка поправил манжеты рубашки, затем медленно обернулся к команде, собравшейся на палубе. – Через три дня отплываем. Подготовка начинается немедленно. Слова прозвучали четко, как приказ. Лиза и Айла. – Ты идёшь со мной, – скомандовал Айла, хватая Лизу за руку. – Сначало нужно убрать беспорядок. Они спустились в спальню Самира. Айла щелкнула ключом, открывая дверь в хозяйскую спальню. – Начинаем с постели. Главное правило – никаких складок, никаких волосков, никаких следов. Лиза замерла и сглотнула, ощущая, как внутри поселилось странное напряжение. Она уже видела роскошь яхты, но эта комната была чем-то совсем другим. Комната дышала роскошью: высокие потолки, панорамные окна, но больше всего поражала сама кровать – широкий подиум, застеленный белоснежным бельем с золотой вышивкой. Айла четким движением откинула покрывало. – Держи, – кивнула она, и Лиза ухватила край простыни. Они сняли ее синхронно, как отработанный дуэт: быстрый рывок вверх и соединение углов, чтобы не одна частичка кожи или волосок не ускользнули. Лиза пылесосила матрас до идеальной чистоты. Айла в это время складывала использованное постельное белье в мешки для стирки. Пришло время стелить чистое белье, которое Айла достала из ящика, спрятанного под кроватью. Оно было ещё шикарные предыдущего: голубая каемка с вкраплениями золотой нити и монограммой семьи Мансуров по центру. Айла так же технично натягивала простыни и наволочки, попутно поправляя движения Лизы, движения которой были не столь техничны и уверенны. После того, как постель была застелена Айла ещё раз разгладила даже малейшие складочки. – Ванная, – указала Айла на скрытую дверь и двинулась в сторону. Она не останавливалась не на секунду. Лиза отметила отсутствие ненужных движений и четкую систему. Скрытая дверь раскрылась, обнажив мраморное пространство, больше похожее на спа-зону. Черные мраморные стены с золотыми прожилками контрастировали с белизной раковин и ванной, которая как чаша стояла у стены, из которой вырастали позолоченные кран и лейка для душа. Две белоснежные раковины на мраморном пьедестале с огромным зеркалом, которое ещё больше увеличивало пространство ванной комнаты. Айла собрала все полотенца в мешки для грязного белья, проверила все шкафчики и перешла к протиранию и полировке всех поверхностей – точно эффектно, без пауз. – Ты должна протереть всё поверхности, которые можно протереть, – уточнила Айла, вертя тряпку в воздухе. – даже, если они выглядят чистыми. Лиза запоминала каждое движение опытной коллеги. Она пыталась поймать ритм, но почти ощутила раздражение на саму себя. Почему её руки не двигаются так же быстро, как у Айлы? Почему все кажется механически простым, но сложным одновременно? После того, как они закончили, Айла ещё раз обошла все помещение. На зеркале остались небольшие разводы. – Он проверяет. – сказала Айла, поправляя изъян. Через 30 минут комната сияла чистотой. Лиза вздохнула, вытирая пот со лба. – Завтра будет быстрее. – усмехнулась Айла, запирая дверь. – Завтра будет лучше. – откликнулась Лиза, потирая ноющую спину. Хакан и Цезарь. Гараж яхты гудел, как улей – где-то шипел компрессор, капала вода с промытого корпуса гидроцикла, а по бетонному полу растекалось масляное пятно, которое так и не удалось оттереть. Хакан, сидя верхом на ящике с инструментами, листал список на планшете: – Рации – зарядить, шампунь для мойки – две канистры, батарейки АА – штук двадцать… – он постучал пальцем по экрану. – И этот чертов гидроцикл опять капризничает. В прошлый раз заглох посреди залива, еле дотащил. Цезарь, не отрываясь от разборки фильтра, хмыкнул: – Ты его перегрел. Опять гонял, как угорелый? – А как еще проверять, если не на скорости? – Хакан ухмыльнулся, смахивая пот со лба. Грязная майка прилипла к спине. – Кстати, бензин заканчивается. Когда поедем в город, надо заправить канистры – и бери больше, чем в прошлый раз. А то опять на середине моря встанем. Цезарь молча кивнул, выковыривая грязь из патрубка. Его руки, покрытые царапинами и следами масла, двигались методично – каждый жест точный, без лишних движений. – Шампунь возьмем тот же? – спросил Хакан, спрыгивая с ящика. – Нет. В прошлый раз после него разводы оставались, – Цезарь бросил фильтр в таз с растворителем. – Возьми синий, с воском. И проверь срок годности. Хакан закатил глаза: – Да кому какая разница, каким мылом мы яхту моем? Цезарь поднял на него взгляд. Зеленые глаза, холодные, как море перед штормом. – Ему, – коротко бросил он. Хакан вздохнул, почесал затылок и дописал в список: “Шампунь – синий, с воском. Не просроченный”. Потом потянулся за ключами от машины. – Поехали, пока солнце не село. А то опять этот идиот Омар все полки в магазине перевернет. Цезарь молча встал, вытер руки тряпкой и двинулся к выходу. Он ненавидел походы за покупками. Но терпел – потому что иначе Хакан притащит какую-нибудь ерунду. Алиджан. Энджин-рум гудел низким, ровным рокотом работающих двигателей. Воздух был пропитан запахом машинного масла и металла. Алиджан стоял, склонившись над открытым люком, его фонарик выхватывал из темноты узлы и соединения, покрытые тонким слоем пыли и смазки. Он не любил спешку. Каждый винт, каждый провод, каждый датчик – все должно было быть идеально. Но мир не идеален. И сейчас, за три дня до отплытия, система диагностики упрямо мигала красной лампочкой – ошибка в левом двигателе. Алиджан медленно выпрямился, смахнул пот со лба тыльной стороной руки и сделал пометку в журнале: "Левый двигатель – колебания давления топлива. Возможна засоренность фильтра. Не критично. Требует проверки в Турции." Его почерк был ровным, без засечек, как чертеж. Закончив проверку он поднялся на палубу. Наверху ветер был свежим, солнце слепило глаза после полумрака машинного отделения. Капитан Мустафа стоял у перил, изучая какие-то бумаги. Он даже не обернулся, когда Алиджан подошел – просто сказал: – Ну? Алиджан молча протянул журнал. Капитан пробежал глазами записи, слегка нахмурился, но кивнул: – Дойдем? – Дойдем. Больше слов не потребовалось. Они знали друг друга слишком долго. Капитан закрыл журнал, задержал взгляд на Алиджане: – Ты уверен? Алиджан не ответил сразу. Он посмотрел на море, на горизонт, где уже собирались легкие облака. – Если что-то пойдет не так – я разберусь. Капитан вздохнул, но больше не спрашивал. Мохаммед. Кухня "Аль-Нура" была тихой в этот час – только гул холодильника да редкие всплески волн за иллюминатором нарушали тишину. Мохаммед стоял перед открытой дверцей, скрестив руки на груди. Пустая тарелка. Опять. Он вздохнул так глубоко, что его окладистая борода колыхнулась. – Ну и где же мой чизкейк? – проворчал он, закрыв холодильник и начав методично открывать шкафчики. Каждый открывался с характерным щелчком, а Мохаммед мысленно делал пометки: Верхний слева – крупы, мука – все на месте. Нижний справа – специи – шафрана стало меньше – значит, Хакан снова ворует для своих "особых" чаев. А из холодильника исчез кусок чизкейка, два йогурта и кусочек халуми. Мохаммед качал головой, делая пометки в длинном списке на планшете: Фисташки – 2 кг, Мед цветочный – 1 банка, Сыр халуми – 3 упаковки …и замок на холодильник – добавил он мысленно. Лист получался вдвое длиннее обычного – через неделю в Турции, а там, как всегда, капитан захочет свежих мидий, Айла будет просить свой "невозможный" безглютеновый хлеб, а этот чертов Цезарь опять потребует двойную порцию острого соуса. Уголки его губ дрогнули в улыбке. Он любил эти капризы. Кофеварка булькнула последний раз. Мохаммед налил себе чашку густого, как деготь, турецкого кофе – единственное, что он готовил не для других, а для себя. Присев на высокий порог, где теплые деревянные доски палубы встречались с прохладным мраморным полом кухни, он закрыл глаза, вдохнув соленый воздух с нотками жасмина. Вспомнился смех сына – того самого дня, когда мальчик впервые сам приготовил кускус, пусть и переперчил его вдвое. – Я буду как ты, баба! – кричал тогда Ахмед, размахивая поварешкой. Кофе обжег губы, но Мохаммед не заметил. Он был счастлив. Капитан Мустафа. Капитанский мостик был тих, лишь монотонный гул приборов нарушал тишину. Мустафа сидел на высоком кожаном кресле, его пальцы машинально перебирали четки из черного дерева. В панорамные окна открывался вид на пустую носовую палубу – безупречно чистую, сверкающую на солнце. Море лежало перед ним, плоское и бесконечное, как лист пергамента. Сколько раз он уже видел этот горизонт? Сто? Двести? А все равно перед каждым выходом – этот мандраж под ложечкой. Он перевел взгляд на приборы: Датчики давления – в норме, Топливные системы – стабильны, Карта маршрута – ровная линия до Турции. Все было готово. Но… – Команда – подумал он. Молодая Лиза, которая еще не нюхала настоящего шторма. Хакан, надежный, но слишком бесшабашный. Алиджан – золотые руки, но вечно загоняет себя до предела. И яхта… Он положил ладонь на холодную панель управления. "Аль-Нур" была не просто сталью и тиком. Она дышала, жила, капризничала – как норовистая лошадь. В кармане брюк завибрировал телефон. Лиман. "В Геджеке уже ждет. Всего несколько дней – и он снова увидит ее улыбку, услышит смех, почувствует запах ее духов – жасмин с нотками морской соли." Он не ответил. Просто перевернул телефон экраном вниз. Быть капитаном – значит нести груз до конца. Скоро Греция. Скоро гости, шумные вечеринки, бессонные ночи. А пока… Мустафа глубоко вдохнул и потянулся к рации: – Команда, доклады о готовности через пятнадцать минут. Его голос звучал ровно и спокойно. Только четки в его руке вращались чуть быстрее обычного. Эль-Гуна еще спала, когда "Аль-Нур" тихо отошла от причала. Первые лучи солнца золотили белоснежные корпуса яхт, розовые отблески скользили по спокойной воде, а где-то вдалеке одинокий рыбак на деревянной лодке лениво закидывал сеть. Капитан Мустафа на мостике – неподвижен, как статуя, только глаза скользят между приборами и горизонтом. Он уже мысленно в море, просчитывая каждый возможный сценарий. И от него не ускользает ни одна деталь. Хакан улыбается во весь рот, ловко сматывая мокрые канаты. Для него каждое отплытие – как первый раз: ветер в лицо, запах свободы, предвкушение приключений. Цезарь молчит, но его зеленые глаза горят. Он смотрит не на город, а вперед – туда, где море сливается с небом. Айла у трапа – поправляет прядь волос, случайно выбившуюся из идеальной косы. Она уже составляет в голове список дел на день: проверка кают, стирка… А Алиджан в машинном отделении прислушивается к гулу двигателей, как врач к сердцу пациента. Малейший посторонний звук – и его рука уже тянется к инструменту. Мохаммед курит, наблюдая, как исчезают огни набережной. Он уже придумал меню на неделю вперед. Лиза стояла на корме, опершись на полированные перила, и смотрела, как причал становится все меньше. Ветер трепал ее волосы, солнце грело лицо, а под ногами – мощь "Аль-Нура", мягко рассекающего воду. – Как же это не похоже на Ростов, – подумала она. Она вспомнила как в 15 лет мечтала объехать весь мир. Мама смеялась, когда Лиза заявила, что отправится в кругосветка, но купила ей карту, на которой Лиза старательно отмечала булавками места, которые обязательно посетит. А теперь… Египет, Турция, Греция. Она закрыла глаза, вдохнула соленый воздух – и улыбнулась. Мечты сбываются. Просто иногда – не так как мы ожидаем.

Глава 9. В пути

"Аль-Нур" рассекал бирюзовые воды Средиземного моря, оставляя за собой алмазную дорожку пены. Позади остался шумный Суэц с его бесконечными танкерами и песчаными бурями, впереди – тихий Геджек, где яхта встанет на трое суток у причала. На камбузе царила привычная утренняя суета. Мохаммед, с закатанными по локти рукавами, ловко переворачивал на сковороде яичницу с пряными травами, одновременно помешивая кофе по-турецки в медном джезве. Аромат свежеиспеченных симитов смешивался с соленым бризом, проникавшим через приоткрытый иллюминатор. В главном салоне Айла и Лиза накрывали стол для завтрака. – Салфетки кладут слева, Лиз, – поправила Айла, заметив ошибку. Лиза кивнула и переложила салфетку, но ее движения были необычно медленными. Айла пригляделась: – Ты бледная, как простыня. Она приложила ладонь ко лбу Лизы – кожа горела. – Да у тебя температура! Лиза попыталась отшутиться: – Просто укачало немного… Но Айла уже вела ее к двери: – Марш в каюту. Сейчас же. Через пять минут Айла стучала в дверь капитанского мостика. – Войдите. Мустафа обернулся от штурвала, его взгляд сразу стал острым – Айла никогда не беспокоила его без причины. – Лиза заболела. Температура под 38. Капитан нахмурился, мысленно прокручивая график. – До Геджека 10 часов. Пусть отдыхает. Если к вечеру не станет лучше – вызовем врача в порту. Айла кивнула и уже повернулась к двери, когда капитан добавил: – И проверьте аптечку. Нам нельзя болеть перед Грецией. Весть о болезни Лизы разнеслась по яхте быстрее, чем радиосигнал бедствия. Айла, вооружившись медицинским термометром и упаковкой противовирусных препаратов, устроила настоящий медосмотр в кру-салоне: Хакану пришлось трижды измерить температуру – он вертелся как ртуть, Цезарь молча подставил лоб, его глаза выражали лишь легкое раздражение, Даже Мохаммед оторвался от плиты, чтобы проглотить таблетку. – Это не чума, в конце концов! – проворчал Хакан, но все же взял упаковку лекарств. В каюте Лизы царил полумрак. Айла осторожно поставила на тумбочку термос с бульоном – золотистый, с кружочками моркови и зеленью, пахнущий имбирем и тимьяном. – Мохаммед сказал, это семейный рецепт, – Айла налила бульон в чашку. – Говорит, его бабушка так султана от простуды лечила. Лиза слабо улыбнулась. Ее обычно яркие глаза были тусклыми, щеки горели. За дверью трижды раздался характерный стук – два коротких, один длинный. Сигнал Хакана. – Ну что, новичок, тебе там книжку или что? – донесся его голос. Айла закатила глаза: – Он уже третий раз приходит. Как назойливый комар. В салоне Цезарь поймал Хакана за рукав: – ? – его брови вопросительно поползли вверх. – Живая, – Хакан пожал плечами. – Только красная, как наш флаг. Цезарь странно задержал взгляд на двери каюты, потом резко развернулся и ушел проверять якорное устройство. Только Алиджан оставался в неведении. Запертый в машинном отделении, он боролся с левым двигателем, который упорно показывал колебания давления. Когда Хакан крикнул ему про Лизу, он лишь переспросил: – Кто? А, та новенькая. Пусть пьет больше жидкости. И снова уткнулся в показания датчиков. До берега оставалось два часа хода – по расчетам капитана, к закату они должны были уже ошвартоваться в Геджеке. Команда мысленно предвкушала вечер на суше: Хакан мечтал о стакане ледяного раки в портовой таверне, Айла уже составила список косметики, которую нужно купить, даже Цезарь вполголоса насвистывал мелодию – верный признак хорошего настроения. Но море имело свои планы. Глухой удар потряс корпус. "Аль-Нур" резко дёрнулся, будто наткнулся на невидимую стену, и… замер. На капитанском мостике замигали красные лампы, запищал аварийный сигнал. – Чёрт! – Мустафа вцепился в штурвал, хотя яхта уже стояла намертво. Дверь распахнулась – Цезарь появился на пороге без стука, его зелёные глаза сканировали приборы: – Грунт? – Нет, – капитан уже проверял карту глубин. – Здесь должно быть 50 метров под килем. Он схватил рацию: – Энджин-рум, докладывайте! Голос Алиджана звучал неестественно спокойно сквозь треск помех: – Левый двигатель… полная остановка. Правый – аварийное отключение. Защита сработала. Капитан резко развернулся к Цезарю: – В энджин рум, живо! – Уже бегу, – тот исчез за дверью быстрее, чем успел ответить. Лампы аварийного освещения в машинном отделении бросали кровавые блики на потные лица. Алиджан, сжимая в зубах фонарик, залез по пояс в узкий люк двигателя. Его руки, исцарапанные до крови, нащупали проблему – треснувший топливный фильтр. – Я был уверен, что до Турции дотянет! – проворчал он, выплевывая фонарик. Хакан подавал инструменты, его обычно смешливые глаза были серьезны. Даже Цезарь, молчавший все 6 часов ремонта, начал материться – это был дурной знак. В это время в каюте Лизы жар смешивал реальность и бред. Ей снилось, что яхта тонет, а она не может найти маму в лабиринте коридоров. В кошмаре Самир стоял на мостике и смеялся, пока вода поднималась. – Дыши, новичок – чей-то голос прорвался сквозь бред. Уже почти в полночь Алиджан, наконец-то, вынимает поврежденный узел и передает его Цезарю, в это же время Лиза вскрикивает во сне, хватая ртом воздух. В 3.16 утра Цезарь затягивает последний болт, стирая руки в кровавые мозоли, минутой позже, Айла измеряет температуру Лизы – она наконец-то нормализовалась. С первыми лучами солнца двигатель рыкнул и ожил. В тот же момент Лиза открыла глаза – голова ясная, тело легкое. Геджек встретил их бирюзовой гладью бухты. Маленькие рыбацкие лодки покачивались у деревянных пирсов, а запах жареных симитов с ближайшей пекарни витал над водой. Команда, с красными глазами и дрожащими руками, смотрела на эту идиллию. – Ну что… – Хакан первым нарушил молчание, – Кто-нибудь еще верит в совпадения? Цезарь лишь хрипло рассмеялся и пошел готовить швартовые.

Глава 10. Геджек

Первые лучи солнца золотили воду в бухте Геджека, превращая ее в мерцающее зеркало. Город, уютно расположившийся на юго-западном побережье Турции, славился своей живописной гаванью, окруженной сосновыми холмами. Здесь не было шумных толп туристов, как в Мармарисе или Бодруме – лишь тихие причалы с яхтами, старинные каменные дома в османском стиле и аромат свежеиспеченных симитов, доносившийся из уличных пекарен. Геджек был настоящим раем для моряков: кристально чистая вода, уединенные бухты и рестораны, где подавали только что выловленную рыбу. Но главное – здесь царила атмосфера покоя, словно время замедляло свой бег, позволяя каждому глотнуть свободы. После бессонной ночи, проведенной за ремонтом двигателя, команда «Аль-Нура» выглядела измотанной. Капитан Мустафа, сам не сомкнувший глаз, понимал, что дальше в Грецию идти с такими силами – безумие. – Сегодня все свободны, – объявил он, снимая фуражку и протирая лоб. – Но завтра нас сново ждёт абочий день. Хакан, обычно неутомимый, молча кивнул и тут же рухнул на диван в кру-салоне. Цезарь, стиснув зубы, доделал последние проверки якоря и исчез в своей каюте. Даже Айла, всегда безупречная, позволила себе растрепанные волосы и темные круги под глазами. Только Лиза, на удивление, чувствовала себя лучше. Лихорадка отступила, и хотя слабость еще давала о себе знать, мысль о том, чтобы ступить на твердую землю, придавала сил. К полудню команда потихоньку ожила. Мохаммед, несмотря на усталость, первым отправился на рынок за провизией, бормоча что-то о свежих оливках и специях. Хакан и Цезарь, не сговариваясь, двинулись в портовую таверну – выпить крепкого турецкого кофе и закусить буреком с сыром. Айла и Лиза выбрали уютное кафе на набережной. Кафе «Liman», куда зашли Айла и Лиза, оказалось маленьким кусочком рая. Деревянные столы с выцветшими от солнца скатертями стояли прямо у воды, так что девушки могли наблюдать, как рыбацкие лодки покачиваются на бирюзовых волнах. Ветер доносил запах жареного хлеба, оливкового масла и свежесваренного кофе – густого, как деготь, и терпкого, как сама Турция. Официант, загорелый мужчина с седыми усами и улыбкой до ушей, принес им поднос, ломящийся от яств: дымящийся менемен – золотистая яичница с сочными томатами, зеленым перцем и пряными травами, поданная в медной сковороде. Желтки таяли на глазах, смешиваясь с оливковым маслом и крошками овечьего сыра. Корзинка со свежими симитами, посыпанных кунжутом, с хрустящей корочкой и воздушной мякотью. Тарелка оливок – черных, как ночь, и зеленых, как море у берега, с дольками лимона и розмарином. Каймак, который таял во рту, а рядом – золотистый мед с ароматом чабреца. И две крошечные чашечки турецкого кофе – темного, с густой пенкой, в которой, если повезет, можно было разглядеть судьбу. Лиза, привыкшая к скромным завтракам в Ростове, даже замерла на секунду. – Это… слишком красиво, чтобы это есть, – прошептала она, разламывая симит и макая его в менемен. Айла рассмеялась: – Ты еще не пробовала их пышки с сыром. Хакан как-то съел пять штук и потом три часа лежал на палубе, стонал. Они ели медленно, наслаждаясь каждым кусочком. Лиза впервые за долгое время почувствовала себя не служанкой на яхте, а просто девушкой, которая путешествует и открывает для себя мир. – Знаешь, если бы не мама…, – начала она, но замолчала. Айла не стала спрашивать. Просто протянула ей кусочек хлеба, обмакнутый в мед. – Ешь. Пока мы здесь – мы свободны. И в этот момент, под плеск волн и крики чаек, это было правдой. Этот маленький турецкий рай казался настоящим спасением – глотком свободы перед новыми испытаниями. После завтрака Айла и Лиза не спеша брели по набережной обратно к яхте. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая воду в медовые оттенки, а воздух наполнялся вечерней прохладой. У самого края причала, возле старой рыбацкой лодки с облупившейся краской, сидел седой турок с лицом, изрезанным морщинами, как карта давно забытых морей. Он чинил сеть, ловко орудуя иглой, но когда девушки поравнялись с ним, поднял на них пронзительные голубые глаза. – Günaydın, kızlar (Добрый день, девушки), – хрипло сказал он, и Айла автоматически ответила на родном языке. Старик ухмыльнулся, показывая золотой зуб, и махнул рукой в сторону их яхты. – Красивая лодка. Но не ходите на юг от бухты, – его голос внезапно стал тише, почти шепотом. Лиза почувствовала, как по спине пробежали мурашки. – Почему? – спросила она. Рыбак отложил сеть, вытер руки о потрепанные штаны и указал пальцем куда-то за горизонт. – Там есть бухта, которую мы называем Dilsiz Koy – "Немая бухта". Ни один корабль, зашедший туда, не вернулся обратно. Ни один рыбак не ловит там рыбу. Даже чайки не летают над ней. Айла фыркнула: – Суеверия. Но старик покачал головой. – В 1942 году туда зашло немецкое судно. На следующий день его нашли пустым – ни экипажа, ни груза. Только на палубе… следы, будто кто-то волочил что-то тяжелое за борт. Лиза невольно перевела взгляд на «Аль-Нур», мирно покачивающийся у причала. – А что там? Почему никто не возвращается? Рыбак наклонился ближе, и его дыхание пахло табаком и морем. – Говорят, там живет что-то, что не любит гостей. Ветер внезапно усилился, завыв в снастях ближайших лодок, будто в подтверждение его слов. Айла резко встала. – Спасибо за совет. Но мы не суеверные, – сказала она уже по-английски, хватая Лизу за руку. Старик только усмехнулся и снова взялся за сеть. – Удачи вам, kızlar, – бросил он им вдогонку. По дороге к яхте Лиза молчала. – Ты что, правда поверила? – Айла толкнула ее плечом. – Нет… но почему тогда никто не заходит в ту бухту? Айла вздохнула. – Потому что там мели, сильные течения и, скорее всего, пираты когда-то прятали там награбленное. Вот и вся легенда. Но когда они поднялись на борт, Лиза невольно посмотрела на юг, где море сливалось с темнеющим небом. Где-то там была Dilsiz Koy. И почему-то ей казалось, что они еще услышат это название. Когда солнце окончательно скрылось за холмами, а в гавани зажглись огни, Хакан, уже изрядно оживлённый после нескольких рюмок раки, постучал в каюту девушек. – Ну что, принцессы, будете сидеть тут, как монашки, или пойдёте танцевать? – ухмыльнулся он, держа в руках бутылку местного вина. Айла, которая уже переоделась в лёгкое платье и подвела глаза, тут же подхватила: – Конечно пойдём! Лиза, давай с нами, хотя бы на часок. Ты же не хочешь, чтобы я одна отбивалась от этих дикарей? Лиза, всё ещё чувствуя слабость после болезни, хотела отказаться, но в глазах Айлы читалось такое искреннее желание веселиться, что она не смогла устоять. – Только на чуть-чуть… – вздохнула она, накидывая лёгкий шарф. Бар «Deniz Yıldızı» («Морская звезда») оказался уютной деревянной таверной прямо у воды. Внутри пахло жареными морепродуктами, дубом и чем-то сладковато-пряным – возможно, той самой анисовой водкой, которую здесь подавали в высоких узких стопках. Хакан тут же заказал бутылку белого вина и раки, а Цезарь, к удивлению Лизы, оказался знатоком местной музыки – он кивнул музыкантам, и те заиграли что-то ритмичное, с бубнами и странными струнными инструментами, которые звучали одновременно грустно и страстно. – Это саз, – объяснил Цезарь, заметив интерес Лизы. – Если бы ты слышала, как на нём играют у костра где-нибудь в горах… Айла, уже прихлёбывая вино, потянула Лизу на импровизированный танцпол. – Хватит сидеть! Лиза сначала сопротивлялась, но музыка была слишком заразительной – странные восточные мотивы, смешанные с чем-то современным, заставляли тело двигаться почти против воли. Она закрыла глаза, позволяя ритму унести её подальше от мыслей о болезнях, проклятых бухтах и строгих хозяевах яхт. Но внезапно музыка сменилась на медленную, томную мелодию, и перед ней возник Хакан. Его глаза блестели от раки, а улыбка стала слишком уверенной. – Ну что, новичок, покажешь, как танцуют в Ростове? – не дожидаясь ответа, он резко притянул её к себе, обхватив рукой за талию. Лиза замерла. Всё внутри сжалось в неприятный комок. Его пальцы на её коже, слишком уверенные, слишком властные. И этот взгляд—не просто игривый, а притязательный. Опасный? Или она просто преувеличивает? Она попыталась отстраниться, но Хакан только сильнее сжал руку, его ухмылка не угасала. – Я не хочу танцевать… – попыталась она вырваться, но его пальцы лишь сильнее впились в её бок. – Да ладно, расслабься! Она упёрлась ладонями в его грудь, отстраняясь, но Хакан только рассмеялся и притянул её ещё ближе. Их фигуры замерли в странной, напряжённой позе – будто два камня, готовые высечь искру. Айла, вернувшаяся к столику, тут же вскочила. – Хакан, ты что, охренел?! Но быстрее неё сдвинулся с места Цезарь. В два прыжка он оказался рядом, его зелёные глаза стали холодными, как лёд. – Отпусти её, – его голос прозвучал тихо, но так, что даже Хакан на секунду замер. Тот разжал руки, и Лиза тут же отпрянула. – Просто шучу… – пробормотал Хакан, но Цезарь уже развернулся и коротко кивнул Лизе: – Пошли. Лиза воспринимает реакцию Цезаря как нечто неожиданное, но четкое, словно внезапный порыв ветра, рассекающий напряженный воздух. Он не делает лишних движений, не поднимает голос—только твердый приказ, в котором нет ни капли сомнения. Это не проявление эмоционального всплеска, как у Айлы, и не бравада, как у Хакана. Это молчаливая защита, холодная и эффективная, как сталь. Она чувствует странную смесь благодарности и тревоги—ведь он едва посмотрел на нее после этого. Его вмешательство не похоже на желание быть рыцарем, скорее, это инстинкт. Реакция, а не решение. Они шли обратно к яхте молча. Море шуршало о причал, где-то вдалеке смеялись пьяные туристы, но между ними висело неловкое напряжение. – Прости за него, – наконец сказал Цезарь. Он… иногда перегибает. Особенно когда перебирает с раки. Лиза молча кивнула. – Он вообще-то неплохой парень. Но…– Цезарь замялся, будто подбирал слова. – С ним слишком много проблем. Тебе лучше держаться от него подальше. Она посмотрела на него – впервые за всё время он говорил так много. – Спасибо, – тихо сказала Лиза. Цезарь лишь пожал плечами, но в темноте она заметила, как уголок его губ дрогнул – почти что в улыбке. Его шаги уверенные, но не быстрые. Ни намека на беспокойство, ни слова больше о случившемся. И это заставляет ее задуматься: почему он вступился? Потому что ненавидит беспорядок? Или потому что видел что-то, что другие не заметили? В ней зарождается любопытство. И, возможно, предчувствие, что это не последний раз, когда он окажется рядом в нужный момент. А где-то позади, в шуме ночного Геджека, Хакан кричал что-то Айле, смеялся и разбивал очередную рюмку. Но Лиза больше не обернулась.