Дети Свободы. Евангелие XXI века

Ганс восхищенно разводил руками, будто он выиграл приз, которому никак не мог нарадоваться. Судя по его кривой ухмылке, он был уже изрядно пьян.

– Да, ты прав, приятель, – подыграл я ему, похлопав по плечу. – Дело в том, что я жду Уолта Уитмена. Это он пригласил меня сюда.

– Да ладно! – его лицо стало выглядеть еще задорнее. – Ты новенький?

– Да, я здесь уже несколько дней. И, судя по всему, теперь мне двадцать пять, – ответил я, внезапно подвергшись икоте.

– Вставило от пары глотков бурбона? – засмеялся Ганс. – На пару с Источником, так сказать, – «ни-ни».

– Ты говоришь о той вкусной воде?

– Именно. Лучше уж залиться бурбоном, контролируя ход событий. А вот с горючим из Источника не шути – сносит крышу на раз.

Остановив на пути прислужницу, Ганс сменил пустой бокал на наполненный и расплылся в улыбке:

– С прибытием, дружище!

Сделав еще пару глотков, я осушил бокал и принялся изучать Ганса: волнистая медовая шевелюра, широкие густые брови и парочка глубоких морщин на лбу. Несмотря на трехдневную щетину, его лицо выглядело достаточно мило. Здесь ему было лет тридцать. Раскаты пышной риторики, мятежная усмешка и непокорный дух. Тощий, как призрак, он был ловким и чрезмерно активным. Белый пиджак с черными полями, рубашка навыпуск, не менее белоснежная бабочка и узкие черные брюки. Его триумфальная аура заполнила все пространство вокруг.

– Совсем недавно, – продолжил Ганс, – я видел мистера Уитмена в обществе Верховных Старейшин – он курирует Наставников. Возможно, он отсутствует по долгу службы.

Эти слова вызвали во мне интерес, и я сразу же отвлекся от его образа.

– Верховных Старейшин? – переспросил я.

– Ангелы Верховного Совета или просто Старейшины. Главный, так сказать, орган правления в этом городе.

– А есть и другие?

– Безусловно. Их много. У всего – не единый архитектор. Главное наше знание – это Источник жизни, поддерживающий наши силы. Если Источник опустеет, мы не сможем являться на Землю, и тьма поглотит всех людей, – разгульный вид развеялся в считанные секунды, сделав лицо Ганса серьезным и рассудительным.

– Ты будто бы не пил… – удивился я.

– Здесь тебе это подвластно. Но человек уязвим. И то, что делает его уязвимым, он должен обозначить ограничением. Ограничение – якорь сознательности, – ответил он. – Будь осторожен, приятель. Самое опасное – это одержимость, которую может вызвать «бессмертная вода», вкуси ты хоть на одну каплю больше. А ты уже знаешь, что означает «осушить Источник»? – сделав глоток, он продолжил: – Видишь тех девушек? Это валькирии, неотъемлемые члены нашего сообщества. Ни одна битва человечества не обходится без их участия. Будущих Хранителей приводим мы, Ангелы, а Воинов из них отбирает Один, наш военачальник.

– Бог войны…

– Ну или так, – рассмеялся Ганс.

– Что? – я резко пнул его в плечо. – Я все еще рассуждаю привычным образом.

– Любите вы все приукрашивать. Бог не бог, но держи ухо востро. Он очень подозрителен к каждому, кто переступил порог нашего дома.

Тем временем Один, увлеченный беседой с Линкольном, внезапно отвлекся, и окинул нас взором.

– С эволюцией в мире людей валькирии стали более самостоятельными существами. Один возложил на них большую ответственность, а значит, и большие привилегии. Но жители Вершины в тысячи раз сильнее подвержены чувствам, нежели люди. Некоторые теряют самообладание. Так, в частности, произошло и с одной из древнейших валькирий, которую Один навсегда изгнал в мир людей.

– Но почему?

– Полюбив человека, она ослушалась, – Ганс крутил полупустой стакан на дубовом столе, время от времени поглядывая на гостей. – В поединке она отдала победу своему возлюбленному, лишив наше сообщество великого Воина, а своего мужа – рассудка. Кроме того, изменилась природа валькирий. Они перестали быть отпрысками Одина и обзавелись человеческой природой.

– У тебя отличная память, – сказал я, не отрывая от него взгляда.

– Она была моей матерью, – добавил Ганс и осушил свой стакан до дна.

Я резко почувствовал себя не в своей тарелке, будто стал нежеланным зрителем чьей-то потери. Но всем своим видом Ганс дал мне понять, что все в порядке. Подперев руками подбородок, я продолжил слушать.

– Узнав об этом, отец нарушил куда более строгое правило… – отведя взгляд в сторону, Ганс старался скрыть тот гнев, что хлынул к его лицу.

Я догадывался, о чем речь, и, недолго думая, сказал:

– Сделал лишний глоток…

Переборов своих демонов, Ганс повернулся и, снова облачившись в неуязвимую улыбку, продолжил:

– Его изгнали! – разведя руки в стороны, усмехнулся он.

Натягивая искусственную улыбку, Ганс подавал пример человека, который, скорее, выпьет весь Источник из трубочки, чем позволит кому-либо себя жалеть. Эта черта была, пожалуй, самой сильной из мне известных.

– Значит, это полная потеря контроля?

– В конечном итоге твой ковчег потонет.

Собравшись покинуть облюбованное нами место, Ганс пригласил меня на экскурсию, пообещав отыскать прекрасных спутниц. Вечер только начался, и мне совсем не хотелось проводить его в одиночестве, поэтому я решил составить ему компанию.

Перекинувшись еще парой словечек с проходящей мимо прислужницей, Ганс, пробираясь сквозь толпу, потащил меня в центр зала. Мужские и женские силуэты порхали, как мотыльки, среди приглушенных голосов, шампанского и джаза. В воздухе царила атмосфера всеобщего праздника и свободы. Мягкие лучи света, освещающие тумбы, рассеивали тени талантливых танцовщиц, одетых в откровенные наряды. Пройдя к витой лестнице, мы поднялись на несколько ступеней выше так, что нам открылся отличный вид на зал – облака сигаретного дыма, множество людей, сидящих с коктейлями за столиками, и небольшая сцена в центре. Как и на любом мероприятии, гости держались группами, время от времени сменяя прежних участников на только что пришедших.

Мне будто приснился забавный сон. Я то и дело с недоумением смотрел на знатных людей и слушал воодушевленные рассказы моего нового приятеля.

Как объяснил Ганс, все великие люди – изобретатели, художники, писатели, ученые, мыслители и музыканты – имеют особую связь с Вершиной. Именно через эту связь они получают вдохновение, информацию и знания. «Наладить связь с ангелами можно, если очень того захотеть».

Ньютон, Эйнштейн, Коперник, Бруно, Галилей, Гете, Юнг – и это только те, кого я успел разглядеть.

– А кто этот человек, что рядом с Вивьен? – спросил я Ганса, кивнув в сторону его отошедшей подружки.

Вивьен Ли была милой девушкой, окружавшей парня чрезмерной заботой. Но Гансу это, кажется, нравилось.

– «Не знает юность совести упреков…», – начал декламировать Ганс.

– Шекспир? – дернув бровью, удивился я. – Представлял его несколько иначе.

– Все это проходят, – похлопал он меня по плечу.

Мимо нас промчался замеченный Гансом ранее Эпикур в образе молодого хипстера. У бара вели беседу прототипы героев греческих и скандинавских мифов, облаченные в классические костюмы с рубашками навыпуск. А музы, сияющие улыбками римских богинь, дарили всем бесплатную порцию вдохновения.

– А по каким критериям человека отбирают в Вершину? Здесь ведь не одна национальность, – спросил я, заметив Набокова.

– Набоков? – улыбнулся Ганс. – «Моя голова разговаривает по-английски, мое сердце – по-русски и мое ухо – по-французски», – вальяжно жестикулируя руками, Ганс краем глаза присматривал за Вивьен. – Человек – представитель универсального человечества, а не порождение конкретной культуры. Ты вообще в курсе, что я говорю с тобой на итальянском? – засмеялся он.

– К твоему счастью, я знаю итальянский. А еще испанский и румынский.

– О, да ты у нас полиглот! – ерничал Ганс. – Боюсь, твой талант здесь не пригодится. Все мы слышим собеседника на том языке, на котором говорим сами.

– Прямо Google Translate. А не проще ли было создать один-единственный?

– О, у всего – не единый архитектор. Разумеется, каждый народ курируют отдельные группы ангелов. Но работаем и отдыхаем мы вместе. У лукавых – также.

– Это те «погасшие», о которых говорил Уитмен?

– Они самые. «Тот, кто лишен надежды, не излучает свет».

– Красиво сказано!

Моя речь становилась все более развязной – что тут сказать, теперь мне заново придется тренировать алкогольную выдержку.

– Спасибо, дружище, – ответил Ганс, положив руку на мое плечо. – Лукавые или «погасшие» – как тебе удобно – чаще всего питаются энергией самоубийц и зависимых, ибо наркотики – самоубийство замедленного действия. Мы же питаемся энергией Свободы. Пока в мире есть Свобода, мы будем живы.

– А значит, будет жить и добро… Сказать честно, я представлял вас немного иначе. Земные удовольствия здесь не то что отсутствуют, они… приумножены.

– Все мы нуждаемся в собственных демонах, дабы иметь силы сражаться за ангелов. Люди совершают очень глупую ошибку, вновь и вновь продолжая самобичевание. Вот скажи, соорудив бассейн, разве мы в нем не плаваем?

Обескураженный нестандартным вопросом, я не понимал, к чему он ведет.

– Плаваем…

– А детей плавать учим?

– Учим… Но какое это имеет отношение к моему вопросу?

– Вместо того чтобы бежать от страсти, отказываться от удовольствий, скрывать свою злость и слепо тонуть в океане неизвестности, необходимо лишь научиться плавать. Превратив все эти соблазны в силу, выведя на свет и используя во благо всех тех удивительных демонов, которые есть у каждого из нас, мы становимся неуязвимы. Тьме больше нечем нас скомпрометировать.

Не в силах проронить ни слова, я самозабвенно смотрел на Ганса, сбросив его руку с моего плеча.

– Ты прав! Чертовски прав! – воскликнул я.

Это было похоже на восторженное «гениально», когда мне удавалось завершить очередную главу.

– Эй, тише с чертями, – засмеялся Ганс.

– Безусловно и абсолютно. За столько лет моей жизни ни один мудрец и ни один священник не дал мне такой четкий ответ на этот вопрос. А ты… ты уместил это в паре предложений!

На первый взгляд Ганс производил впечатление местного разгильдяя, но, копнув глубже, я обнаружил клад.

– Чем лучше подопечные знают себя, тем лучшими воинами они становятся. Они должны очень хорошо понимать, что придает им силы, а что лишает их сна. Помимо света и добра, живущих в человеке, в нем есть и его темная сторона, его травмы, страхи, убеждения – все то, что заставляет чувствовать стыд и наполняет гордостью – это и есть те крылья, которые он взращивает, будучи человеком. Но! – воскликнул он. – Лукавые не спят.

Разговоры на подобные темы были похожи на политические обсуждения в любом демократическом обществе – кричи во все горло, и все поймут. Оглядевшись вокруг, я наблюдал похожую картину в разных группах гостей.

– Священник-убийца, атеист-добродетель, проститутка, кормящая на свою зарплату маленьких детей. Как бы ни был устроен этот мир, он нуждается в добре. И это единственное, во что нужно верить.

– И как же вы боретесь с лукавыми?

Мое внимание было приковано к собеседнику. Машинально расставляя в голове все по полочкам, я продолжал слушать.

– Мы наделены особой энергией и можем материально воздействовать на все окружающее нас. Добро пожаловать в царство Знания! – разводя руками, восторгался Ганс. – Теперь ты имеешь свободный доступ к новым возможностям. Чего бы ты сейчас хотел?

В доли секунды мое лицо захлестнула порция бурбона, что вызвало его неудержимый смех.

– Над этим стоит поработать, – продолжил Ганс, наблюдая за тем, как я вытираю лицо. – Больше конкретики. Ты забыл про руку и стакан, – добавил он, протягивая мне салфетку. – Но лучше побереги энергию для более важных вещей.

Сдерживая смех, я толкнул его плечом.

Пока мой спутник отправился за новой порцией напитков, то и дело по пути останавливаясь с каждым знакомым, я уловил на себе женский взгляд. Вивьен все же отыскала свою подругу, с которой собиралась меня познакомить.

То ли избыток информации в тот вечер, то ли большое количество спиртного, но мои мысли перемешались, как в бетономешалке, и я был совсем не готов проявлять свои чары.

Приближаясь ко мне, длинноногие красавицы улыбались так, будто бы увидели звезду телеэкрана.

– Он красавчик, – шепнула Вивьен, но я все равно это услышал.

– О, привет! Где это вы пропадали? – подыграл я.

Не сказать, чтобы я лицемерил, просто много разных мыслей танцевали в моей голове.

– Познакомься, это Джой.

Представив хорошо сложенную девушку, Вивьен покрутила ее вокруг оси. Русые волосы струились ручьем, источая аромат фрезии. А на овальном личике проступил румянец.

– Очень приятно, – ответил я, поцеловав ей руку. – Корниэль.

Услышав мое имя, девушка выдернула свою руку и отшатнулась. Застыв на месте, я не мог понять такой реакции.

– Прости, – замешкалась Джой, не отрывая от меня испуганный взгляд, ее тонкий голос дрожал, – мне нужно идти, – отрезала она и скрылась в толпе.

Вивьен была также растеряна, как и я, и лишь пожала плечами.

– Сегодня явно не твой день.

– По всей видимости, – пробормотал я, сморщив брови. – Странная реакция на имя.

– О, у тебя прекрасное имя! – из-за спины донесся развязный голос Ганса, и Вивьен расцвела на глазах. – А это тебе, – протянув ей бокал шампанского, Ганс повернулся ко мне.

– Спасибо, друг, – иронично ответил я, пожимая ему руку.

– А тебе, Корниэль, – эль, – вручив мне стакан с напитком, Ганс расхохотался и стиснул кулак от гордости. – Весь вечер хотел это сказать!

– Очень смешно. Шутник от Бога.

– Все именно так и было, – отразил атаку Ганс.

– Ты уже познакомил его с Блейком? – замурчала девушка, прильнув к его груди.

– А должен? – воодушевился я и расслабив бабочку на шее, подготовился к новой волне.

– Ну, во-первых, он твой Наставник, – начал Ганс, усаживая спутницу к себе на колени.

Красный бархатный диван в партере, который находился, так сказать, «на верхней палубе», а не, как принято в театре, внизу, подходил больше для страстных парочек, нежели для двух опьяневших громил. Хоть Ганс и смахивал на доходягу, ростом он был выше меня. Ну а я выделялся своими природными формами.

– Мой Ангел-Хранитель? – поспешил спросить я.

– Размечтался! – криво улыбнулся Ганс. – Наставник – это Иерарх. Он поможет тебе освоиться здесь, пока ты не перейдешь на следующий уровень. Кстати, ты уже слышал о Лунном озере?

Его глаза засверкали яркими огоньками. Это происходило в прямом смысле слова. Голубая субстанция заискрилась в его зрачках, и, увидев это, Вивьен стукнула приятеля по плечу.

– Это что сейчас было? – насторожился я, сделав шаг назад, чем вызвал смех обоих.

– Глупенький, – начала Вивьен, разглаживая юбку рукой. – Ты тоже так сможешь, просто еще не умеешь.

– Концентрация энергии, – уточнил Ганс.

– Возбуждение, – поправила его девушка, и они обменялись многозначительными взглядами.

Прочитав на моем лице «легкое» недовольство, Ганс приподнял Вивьен и, шепнув ей что-то на ухо, чмокнул в шею. Девушка удалилась, театрально прощаясь рукой.

– Спасибо, – я был краток.

– Да ты женоненавистник! – засмеялся Ганс.

– Брось, ты знать меня не знаешь, – буркнул я, задетый за живое. Женщинам я и вправду не доверял.

– Думаю, мы это исправим, – ответил Ганс, оставаясь дружелюбным.

– Ты что-то говорил о каком-то озере и уровнях… – вернувшись к теме, я отложил воспоминания в сторону.

– Лунное озеро. Бывал там?

– Нет, – растерянно ответил я. Мои мысли застряли где-то между «перейдешь» и «уровень». – А сколько их всего?

– Озер? – замешкался Ганс. – Эм-м… такое – одно.

– Да нет же, уровней.

– Ну понятно, почему твой Наставник Блейк, а не Лео. Хотя я делал ставки на него, – закатив глаза, Ганс осушил мой бокал. – Я схожу еще раз, – опередив меня, он сжал губы.

– Ты сейчас о Леонардо да Винчи?

– А ты еще один его поклонник?

– Да он гений из всех гениев! Одна «Джоконда» чего стоит!

– Согласен, – ответил Ганс, опустив глаза. – «В некоторых предметах живут наши самые сильные чувства… Порой они так высоки, что не могут лишь в нас уместиться».

Между бровей вырисовалась небольшая складка. Он пытался вспомнить, с чего мы начали.

– Ты говорил о Блейке… потом об озере… – начал перебирать я.

– Ах, да! – слегка коснувшись лба, Ганс щелкнул пальцами.

Он делал так всякий раз, когда в голову приходила нужная мысль.

– Еще с ранних лет Уила посещали видения. Ему было четыре, когда это случилось впервые.

– Это такой контакт? – вслушивался я.

Оркестр снова начал играть, а гости возвращались с веранды.

– Найдем другое место, – предложил Ганс, поднявшись с дивана.

Мы спустились из партера и направились к заднему двору. Пробравшись сквозь толпу, оказались на улице.

– Некоторые знания заведомо сохраняются в Мироздании, – продолжал Ганс, усаживаясь на железную клетчатую ограду, – так как однажды людям придется «поддержать Небеса на Земле».

– Ты пестр на красивые высказывания.

– Это мой конек, – стрельнул Ганс, криво улыбаясь. – Блейк не просто так занимает высокое место в иерархии. Он был избран для этого, впрочем, как и ты.

– Я? – копошась в собственных волосах, я потирал затылок. Свежий воздух помогал протрезветь.

– А ты думал, ты сюда джаз пришел слушать? – хмыкнул Ганс. – Мы – войско, Корниэль, а уже потом – бессмертные почитатели Свободы. Кстати, чуть не забыл, – Ганс опустил руку в карман и достал оттуда круглую монету.

– Что это?

– Ты не знаешь историю «военных монет»? – искренне удивился Ганс. – Да ла-адно! – протянул он.

– Серьезно, впервые слышу.

– Где бы ты ни оказался, если тебе нужна будет помощь там, где ты не можешь показать себя – достань монету: ангелы сразу же поймут, что ты свой.

Уставившись на предмет, я застыл.

– Ты возьмешь ее или мне и дальше выглядеть так, будто я клянчу у тебя милостыню?

Я забрал монету, и мы засмеялись. На этот раз без сарказма. Это было чем-то очень личным. Неоспоримым знаком новой дружбы. Тронутый таким жестом, я не знал, что и говорить.

Мои друзья давным-давно ушли из жизни, и я даже не надеялся встретить их здесь. А теперь у меня был друг, да еще и такой сорванец.

– Спасибо. Я не подведу.

Как говорится, краткость – сестра таланта, да и воинам не пристало сопли разводить. Сказано – сделано, вот и все.

Ганс был первым ангелом, кто вызвал родственный отклик в моей душе, поэтому я даже не хотел сомневаться в его словах. Как и все жители – будь то Мироздания или Межмирия – чаще всего мы – одиночки. А знание того, что где-то существует тот, с кем у тебя есть взаимопонимание, способно превратить скитальческую жизнь в рай.

Четверг

Сегодня перед рассветом я взошел на вершину горы, и увидел усыпанное звездами небо,

И сказал моей душе: «Когда мы овладеем всеми этими шарами вселенной, и всеми их усладами, и всеми их знаниями, будет ли с нас довольно?»

И моя душа сказала: «Нет, этого мало для нас, мы пойдем мимо – и дальше».

– Уолт Уитмен

Вольнодумец

Возвращение домой пришлось к ночи.

Ганс растворился в компании своей подруги, а Корниэль наконец мог насладиться сладкой тишиной. Он избавился от бабочки, расстегнул пуговицы рубашки и не спеша зашагал по влажной брусчатке.

Небо здесь было совсем другим: созвездия и планеты отличались от тех, которые Корниэль наблюдал с Земли. Они были настолько близко, что для того, чтобы их рассмотреть, телескоп был не нужен. Взяв курс на самую яркую звезду, играющую неоновыми огнями, он обдумывал сегодняшнюю встречу. Почему же Ганс выделил его из миллиона других ангелов? Должен ли он чувствовать себя той самой звездой, либо он настолько отвык доверять людям, что заподозрил нового друга в скрытой выгоде?

Музыка, звучавшая на вечеринке, сопровождала Корниэля до самого алтаря, мешая думать. Мысленно призвав тишину, он подчинил звуки себе. Музыка прекратилась, и он глубоко вдохнул.

Дорога плавно перешла в поляну. Сняв мягкие ботинки, Корниэль ступил на мокрую от росы траву. Улыбка вернулась на его лицо. Он был счастлив снова стать ее домом.

«Перестань! – сказал он про себя. – Если не доверять ангелам, то кому же тогда?»

Миновав кустарники миниатюрных роз, Корниэль добрался до алтаря. Теребя завившиеся от влаги прядки волос, он жадно вдыхал свежий воздух вкусной летней ночи. Ему хотелось поскорее очутиться в кресле-качалке и, заварив цитрусовый чай, уснуть на рассвете.

Преобладающей рукой Корниэль была правая, поэтому именно ее он определил по центру пентакля – объединения пяти стихий: Воды, Огня, Воздуха, Земли и человеческого Духа в бесконечном круге любви. Он сомкнул веки и, словно пазл, мысленно выложил дорогу домой. Подчинив себе стихии, Корниэль обхватил фиал. Шлепок – и он переместился.

Пошатываясь из стороны в сторону, будто от приступа дистонии, Корниэль ковылял к дому, который прятал свои изящные линии. Он был почти не заметен в непроглядном тумане. Пока что перемещения давались Корниэлю нелегко, но, как сказал Уитмен во время «ангельского инструктажа», его ждет большое будущее.

Избавившись от одежды, Корниэль обнаженным спустился к озеру, которое своими небольшими размерами напоминало, скорее, декоративный пруд, усыпанный редкими камнями. Вода была прозрачной даже в сумерках, что были единственным временным отрезком в мире Корниэля. Больше всего он любил закаты и рассветы, а ночью из-под его пера выходили настоящие литературные шедевры.

Мир Корниэля напоминал волшебный сон, в котором спящий видел одну из сказочных историй любимой книги. Термин «мой Мир» он считал неуместным, так как всегда был сторонником единства Вселенной. Корниэль называл его просто – Дом. Ведь дом там, где ты чувствуешь себя собой.

Корниэль

Когда я вынырнул, то почувствовал чье-то присутствие. Обтерев руками лицо, я обернулся – передо мной стоял мужчина.

– Извини, если я напугал тебя, – улыбчиво сказал он.

Голос был низким и приятным, однако складывалось ощущение, что гость вовсе не извинялся. Казалось, его позабавил мой испуг.

Пока он подходил, я успел разглядеть знакомое мне лицо под шапкой густых волос. Величественная аура Блейка пульсировала ровно и мощно, придавая ему особый шарм.

– Уильям Блейк, – протянув мне полотенце, представился он. Не дожидаясь моего ответа, мужчина продолжил: – Ближайшее время я буду твоим Наставником. Советую поторопиться, сегодня Четверг.

С этими словами Блейк зашагал к арке, ведущей на задний двор. Я сильно сжал челюсти, осознавая, что день будет не из легких.

Мы шли молча, и я не намерен был говорить первым. Я ждал, что он заметит мое молчание и поймет, что пара вежливых слов в адрес его нового ученика не станут лишними. Уильям был маленького роста, на голову ниже меня, и я будто попал под вынужденное командование Наполеона Бонапарта. Эх… Знал бы я, как тогда ошибался! Через несколько минут Блейк наконец заговорил, разъясняя мне суть обряда.

– Сегодня – самый важный день недели для нас и, соответственно, для тебя тоже, – пробираясь сквозь ветви оливковой рощи, бормотал он.

Я еще не уходил так далеко от дома и не знал, сколько всего нового приготовил для меня мой собственный мир. Увиденное очаровывало.

– Каждый Четверг мы получаем жизненную энергию из Источника, благодаря которому мы существуем, – говорил он без всякого выражения, как будто первый раз читал с листа. – Если пренебречь этим правилом, ты «обесточишь» себя за считанные часы. Обесточить – значит лишить себя всякой энергии и высохнуть намертво. Что, вполне абсурдно, да? Ведь ты уже «мертв», – по роще разнесся смех Наставника, который показался мне более чем зловещим.

Молча следуя за ним, я сдерживал себя от грубости. Я был человеком миролюбивым, но когда твои чувства сильнее в разы, а желание вырывается яростным зверем изнутри, ты узнаешь о себе много нового.

Будто почувствовав мой стыд перед самим собой, Блейк снисходительно посмотрел в мою сторону.

– Нет абсолютного зла или абсолютного добра в тебе. Важно лишь то, как ты это используешь.

Я слегка улыбнулся, и мы продолжили идти.

– Поэтому Ганс Чапмен здесь? Ведь он не производит впечатления парня с идеальным прошлым.

Засунув одну руку в карман, другой потряхивая мокрые волосы, я не отрывал взгляда от Блейка.

– Гензэль прошел долгий и сложный путь.

«Он сказал Гензэль?»

– Его мать была валькирией, предавшей отца и тем самым превратившей его в чудовище. Брат, лишенный всякой совести и семейных ценностей. Утраченная любовь, высосавшая из него последнюю надежду. Пороки и самобичевание едва не сгубили его. Лишь в зрелом возрасте бедняга взял себя в руки. И не напрасно.