скачать книгу бесплатно
И каждую ночь, когда не видно звезд
Стражники должны пить из своей фляги,
Когда часы пробьют два.
– Сегодня ночью звезд нет, так что напитки подают здесь. Это меньше хлопот, чем идти через площадь в столовую, и принцип тот же. Главное в пророчестве – принцип, мой мальчик.
– Да, – сказал Филипп. А потом снова забил далекий колокол. Раз, два. А снаружи послышался легкий топот ног.
Солдат поднялся, отдал честь офицеру и распахнул дверь. Филипп ожидал, что кто-нибудь войдет с подносом и стаканами, как это бывало у его двоюродного дедушки, когда джентльмены внезапно испытывали жажду в часы, не связанные с едой.
Но вместо этого, после минутной паузы, дюжина борзых грациозно ступила на свои мягкие кошачьи лапы, и на шее каждой собаки висела круглая штука, похожая на один из маленьких бочонков, которые сенбернары носят на шее на картинках. И когда они были развязаны и положены на стол, Филипп был очарован, увидев, что круглые предметы были не бочонками, а кокосовыми орехами.
Солдаты достали с высокой полки несколько оловянных горшков, проткнули штыками кокосовые орехи и вылили молоко. Все они выпили, так что пророчество сбылось, и более того, они напоили и Филиппа. Это было восхитительно, и молока его было ровно столько, сколько он хотел. Я никогда не пил столько какао – орехового молока, сколько мне хотелось. – А ты?
Затем полые кокосовые орехи снова привязали к шеям собак, и они вышли, стройные и красивые, по двое, виляя своими тонкими хвостами самым дружелюбным и аккуратным образом.
– Какао-орехи везут на городскую кухню, – сказал капитан, – чтобы превратить в какао – ореховый лед для армейского завтрака. Мы здесь ничего не теряем, мой мальчик.
Филипп уже совсем оправился от своего удивления. Теперь он чувствовал, что капитан разговаривает с ним как мужчина с мужчиной. Хелен ушла и оставила его; что ж, он учился обходиться без Хелен. И он сбежал из Грейндж, и от Люси, и от той няни. Он был человеком среди людей. А потом, когда он уже чувствовал себя самым мужественным и важным и был готов предстать перед любым количеством судей, в дверь караульного помещения тихонько постучали, и очень тихий голос произнес:
– О, пожалуйста, позвольте мне войти.
Затем дверь медленно отворилась.
– Входите, кто бы вы ни были, – сказал капитан.
И человек, который вошел, был – Люси. Люси, от которой, как думал Филипп, он избавился; Люси, олицетворявшая новую ненавистную жизнь, которую оставила ему Хелен. Люси, в своей саржевой юбке и майке, с маленькими гладкими светлыми косичками и с этой ее тревожной улыбкой "Я хочу, чтобы мы могли быть друзьями". Филипп пришел в ярость. Это было очень плохо.
– А вы кто? – ласково спросил капитан.
– Это я … Это Люси, – сказала она. – Я пришла с ним.
Она указала на Филиппа. "Никаких манер", – с горечью подумал Филипп.
– Нет, – коротко ответил он.
– Да, я была рядом с тобой, когда ты поднимался по лестнице. И с тех пор я жду в одиночестве, пока ты спишь и все такое. Я знала, что он рассердится, когда узнает, что я пришла, – объяснила она солдатам.
– Я не сержусь, – сказал Филипп очень сердито, но капитан жестом велел ему замолчать. Затем Люси допросили, и ее ответы записали в книгу, и когда это было сделано, капитан сказал:
– Так эта маленькая девочка – ваша подруга?
– Нет, это не так, – яростно возразил Филипп, – она мне не друг, и никогда им не будет. Я видел ее, вот и все, и больше не хочу ее видеть.
– Ты плохой, – сказала Люси.
А потом наступила гробовая тишина, крайне неприятная для Филиппа. Солдаты, как он заметил, теперь холодно смотрели на него. Во всем виновата Люси. Зачем ей понадобилось врываться сюда и все портить? Любой, кроме девушки, понял бы, что караульное помещение – неподходящее место для девушки. Он нахмурился и ничего не сказал. Люси забралась к капитану на колени, и он гладил ее по волосам.
– Бедная маленькая девочка, – сказал он. – Ты должна сейчас же лечь спать, чтобы отдохнуть перед тем, как утром отправишься в Зал Правосудия.
Люси постелили на скамье солдатские плащи, а медвежьи шкуры – лучшие подушки. У Филиппа был солдатский плащ, скамья и медвежья шкура, но что толку? Все было испорчено. Если бы Люси не пришла, караульное помещение в качестве спального места было бы почти так же хорошо, как и палаточный лагерь. Но она пришла, и караульное помещение теперь было не лучше любой старой детской. И как она узнала? Как она сюда попала? Как она добралась до той бескрайней прерии, где он нашел таинственное начало лестничного моста? Он заснул колючим комком недовольства и подавленной ярости.
Когда он проснулся, было уже светло, и солдат говорил, – просыпайтесь, нарушители. Завтрак …
– Как хорошо, – подумал Филипп, – завтракать по-военному, – но тут он вспомнил о Люси, возненавидел ее присутствие и снова почувствовал, что она все испортила.
Мне самому не хотелось бы завтракать какао – ореховым льдом, мятным кремом, яблоками, хлебом с маслом и сладким молоком. Но солдатам, похоже, это нравилось. И это вполне устраивало бы Филиппа, если бы он не видел, что Люси это тоже нравится.
– Я ненавижу жадных девочек, – сказал он себе, потому что сейчас он был в том состоянии черной ярости, когда ты ненавидишь все, что делает или говорит человек, на которого ты злишься.
А теперь пора было отправляться в Зал Правосудия. Снаружи выстроилась стража, и Филипп заметил, что каждый солдат стоит на чем-то вроде зеленой циновки. Когда был отдан приказ идти, каждый солдат быстро и умело скатал свою зеленую циновку и сунул ее под мышку. И всякий раз, когда они останавливались из-за толпы, каждый солдат разворачивал свою зеленую циновку и стоял на ней, пока не наступало время идти дальше. И им пришлось несколько раз останавливаться, потому что на больших площадях и на узких улицах города толпа была очень плотной. Это была чудесная толпа. Там были мужчины, женщины и дети во всех видах одежды. Итальянцы, испанцы, русские; французские крестьяне в синих блузах и деревянных башмаках, рабочие в одежде, которую сто лет назад носили английские рабочие. Норвежцы, шведы, швейцарцы, турки, греки, индийцы, арабы, китайцы, японцы, кроме краснокожих индейцев в шкурах и шотландцев в килтах. Филипп не знал, к какой нации принадлежало большинство платьев – для него это было блестящее лоскутное одеяло из золота и ярких цветов. Это напомнило ему о костюмированном вечере, на котором он однажды был с Хелен, когда он носил платье Пьеро и чувствовал себя в нем очень глупо. Он заметил, что ни один мальчик во всей этой толпе не был одет так, как он, в то, что, по его мнению, было единственно правильным платьем для мальчиков. Люси шла рядом. Однажды, сразу после того, как они тронулись, она спросила, – ты не боишься, Филипп?
И он не ответил, хотя ему очень хотелось сказать “Конечно, нет. Боятся только девочки”, но он подумал, что будет неприятнее ничего не говорить, и не сказал.
Когда они добрались до Зала Правосудия, она схватила его за руку и сказала:
–О! – очень громко и неожиданно, – неужели это тебе ничего не напоминает? – спросила она.
Филипп отдернул руку и сказал, – нет, – прежде чем вспомнил, что решил не разговаривать с ней. И это "нет" было совершенно неправдой, потому что здание действительно напоминало ему о чем-то, хотя он и не мог сказать, о чем.
Пленники и их охрана прошли через большую арку между великолепными серебряными колоннами и по широкому коридору, вдоль которого выстроились солдаты, отдававшие честь.
– Все солдаты отдают вам честь? – спросил он капитана, – или только ваши?
– Это вам они отдают честь, – сказал капитан. – Наши законы предписывают отдавать честь всем заключенным из уважения к их несчастьям.
Судья сидел на высоком бронзовом троне с огромными бронзовыми драконами по бокам и широкими пологими ступенями из слоновой кости, черной и белой.
Двое слуг расстелили на верхней ступеньке перед судьей круглый коврик – желтый и очень толстый, – и он встал и отсалютовал арестантам.
– Из-за ваших несчастий, – прошептал капитан.
Судья был одет в ярко-желтую мантию с зеленым поясом, и у него не было парика, но была очень странной формы шляпа, которую он постоянно носил.
Суд длился недолго, и капитан говорил очень мало, а судья еще меньше, в то время как заключенным вообще не разрешалось говорить. Судья посмотрел что-то в книге и вполголоса посоветовался с коронным адвокатом и мрачным человеком в черном. Затем он надел очки и сказал:
– Заключенные, вы признаны виновными в незаконном проникновении. Наказание – смерть, если судье не нравятся заключенные. Если он не испытывает к ним неприязни, то им грозит пожизненное заключение или заключение до тех пор, пока судья не передумает. Уведите пленников.
– О, не надо! – воскликнул Филипп, чуть не плача.
– Я думала, ты не боишься, – прошептала Люси.
– Молчание в суде, – сказал судья.
Затем Филипп и Люси удалились.
Они шли по улицам, совершенно не похожим на те, по которым они шли до этого, и наконец, на углу площади увидели большой дом, совершенно черный.
– Вот мы и пришли,– добродушно сказал капитан. – До свидания. В следующий раз повезет больше.
Тюремщик, джентльмен в черном бархатном костюме, с рюшами и остроконечной бородкой, вышел и сердечно приветствовал их.
– Как поживаете, дорогие мои? – сказал он. – Надеюсь, вам здесь будет удобно. Первоклассные проступки, я полагаю? – спросил он.
– Конечно, – сказал капитан.
– Верхний этаж, пожалуйста, – вежливо сказал тюремщик и посторонился, пропуская детей. – Поверните налево и поднимитесь по лестнице.
Лестница была темной и уходила все дальше и дальше, круг за кругом, вверх и вверх. На самом верху была большая комната, обставленная просто: стол, стулья и лошадка-качалка. Кому нужно больше мебели?
– У вас лучший вид во всем городе, – сказал тюремщик, – и вы составите мне компанию. Что? Они дали мне должность тюремщика, потому что это хорошая, легкая, джентльменская работа и оставляет мне время для писательства. Я, знаете ли, литератор. Но иногда мне бывает немного одиноко. Видите ли, вы мои первые пленники. Если позволите, я пойду и закажу для вас ужин. Я уверен, что вы будете довольны праздником разума и потоком души.
Как только за черной спиной тюремщика закрылась дверь, Филипп повернулся к Люси.
– Надеюсь, ты довольна, – с горечью произнес он. – Это все твоих рук дело. Они бы меня отпустили, если бы тебя здесь не было. С какой стати тебе понадобилось сюда приходить? Почему ты бежала за мной? Ты знаешь, что ты мне не нравишься?
– Ты самый ненавистный, самый неприятный, самый ужасный мальчик на свете, – твердо сказала Люси.
Филипп этого не ожидал. Он встретил удар так хорошо, как только мог.
– Во всяком случае, я не маленькая подлая белая мышка, втискивающаяся туда, где меня не ждут, – сказал он.
А потом они стояли и смотрели друг на друга, тяжело дыша.
– Я лучше буду белой мышкой, чем жестоким хулиганом, – сказала наконец Люси.
– Я не хулиган,– сказал Филипп.
Затем снова наступила тишина. Люси фыркнула. Филипп оглядел пустую комнату, и ему вдруг пришло в голову, что он и Люси – товарищи по несчастью, и не важно, по чьей вине они оказались в заточении. Затем он сказал:
– Послушай, ты мне не нравишься, и я не стану притворяться. Но давай представим, что я это был не я, а какой-нибудь Пакс, если ты хочешь. Мы должны как-то выбраться отсюда, и я помогу тебе, если хочешь, а ты поможешь мне, если сможешь.
– Спасибо, – сказала Люси тоном, который мог означать что угодно.
– Значит пусть будет Пакс. Посмотрим, сможем ли мы сбежать через окно. Там может быть плющ или верный паж с веревочной лестницей. У тебя есть паж в Грейндж?
– Есть два конюха, – сказала Люси, – но я не думаю, что они верны, и я думаю, что все это гораздо больше волшебства, чем ты думаешь.
– Конечно, я знаю, что это волшебство, – нетерпеливо сказал он, – но оно вполне реально.
–О, это вполне реально, – сказала она.
Они высунулись из окна. Увы, плюща не было. Их окно было очень высоко, и стена снаружи, когда они касались ее рукой, казалась гладкой, как стекло.
– Так не пойдет, – сказал он, и они вдвоем еще дальше высунулись из окна, глядя на город. Там были мощные башни, прекрасные минареты и дворцы, пальмы, фонтаны и сады. Белое здание на другой стороне площади выглядело странно знакомым. Может быть, это похоже на собор Святого Павла, который Филипп видел, когда был совсем маленьким, и который он никогда не мог вспомнить? Нет, он не мог вспомнить этого даже сейчас. Пленники долго молча смотрели в окно. Далеко внизу раскинулся город, его деревья мягко колыхались на ветру, цветы сияли в ярком разноцветном лоскутном одеяле, каналы, пересекавшие большие площади, сверкали на солнце, а по площадям и улицам ходили и ходили по своим делам горожане.
– Послушай, – вдруг сказала Люси, – ты хочешь сказать, что не знаешь?
– Знаешь что? – нетерпеливо спросил он.
– Место, где мы. Что это такое. Разве нет?
– Нет. Не больше, чем ты.
– Разве ты не видел все это раньше?
– Нет, конечно, нет. Также как и ты.
– Ладно. Но я уже видела это раньше, – сказала Люси, – и ты тоже. Но я не скажу тебе, что это такое, если ты не будешь со мной любезен, – ее тон был немного грустным, но довольно твердым.
– Я хорошо к тебе отношусь. Я же говорю, что это был Пакс, – сказал Филипп. – Скажи мне, что ты об этом думаешь.
– Я имею в виду не такого величественного, высокомерного Пакса, а настоящего Пакса. О, не будь таким ужасным, Филипп. Я умираю от желания рассказать тебе, но не скажу, если ты будешь продолжать вести себя так, как сейчас.
– Со мной все в порядке, – сказал Филипп, – выкладывай.
– Нет. Ты должен сказать, что это был Пакс, и я буду рядом с тобой, пока мы не выберемся отсюда, и я всегда буду вести себя с тобой как благородный друг, и я постараюсь изо всех сил полюбить тебя. Конечно, если я тебе не нравлюсь, ты не можешь, но ты должен попытаться. Повторяй за мной, ладно?
Ее тон был таким добрым и убедительным, что он поймал себя на том, что говорит ей вслед: “Я, Филипп, согласен стараться понравиться тебе, Люси, и быть рядом с тобой, пока мы не выберемся отсюда, и всегда играть роль благородного друга по отношению к тебе. Пожмите друг другу руки”.
– Ну вот, – сказал он, когда они пожали друг другу руки, и Люси произнесла эти слова:
– Разве ты не понимаешь? Это твой собственный город, в котором мы находимся, твой собственный город, который ты построил на столах в гостиной? Все это стало большим по волшебству, чтобы мы могли войти. Посмотри, – она указала в окно, – вон тот большой золотой купол, это один из медных наперстков, а вон то белое здание – моя старая модель собора Святого Павла. А вон Букингемский дворец с резной белкой наверху, и шахматные фигуры, и бело-голубые фарфоровые перечницы, и здание, в котором мы находимся – черный японский кабинет.
Филипп посмотрел и увидел, что она говорит правду. Это был его город.
– Но я не строил внутри своих зданий, – сказал он, – и когда ты вообще увидела, что я построил?
– Наверное, внутреннее наполнение – это часть магии, – сказала Люси, – я увидела город, который ты построил, когда тетушка привезла меня домой вчера вечером, после того как тебя отправили спать. И он мне действительно понравился. И о, Филипп, я так рада, что это был Пакс, потому что я действительно думаю, что ты такой ужасно умный, и тетушка тоже так подумала, когда увидела эти прекрасные вещи. И я знала, что няня все это уберет. Я умоляла ее не делать этого, но она была упряма, поэтому я встала, оделась и спустилась вниз, чтобы еще раз взглянуть на все при лунном свете. И один или два кирпича и шахматные фигуры упали. Наверное, няня сбила их. И я, как могла, снова их поставила, и мне все это понравилось, как ничто другое; а потом дверь открылась, я спряталась под стол, и ты вошел.
– Значит, ты была там … Ты заметила, как началось волшебство?
– Нет, но все это превратилось в траву, а потом я увидела, как ты далеко-далеко поднимаешься по лестнице. И поэтому я пошла за тобой. Но я не позволила тебе увидеть меня. Я так и знала, что ты рассердишься. А потом я заглянула в дверь караульни, и мне так захотелось какао – орехового молока.
– Когда ты поняла, что это мой город?
– Мне показалось, что солдаты чем-то похожи на моих солдатиков. Но я не была уверена, пока не увидел судью. Ведь он просто старый Ной, вышедший из Ковчега.
– Так и есть! – воскликнул Филипп. – Как чудесно! Как прекрасно! Лучше бы мы не были пленниками. Разве не было бы забавно пройтись по городу, по всем зданиям, посмотреть, во что превратились их внутренности? И все остальные люди. Я их туда не клал.
– Полагаю, это больше похоже на магию. Но … О, со временем мы все выясним.
– Она хлопнула в ладоши. И в тот же миг дверь отворилась и появился тюремщик.
– К вам посетитель, – сказал он и посторонился, пропуская кого-то еще, высокого и худого, в черном плаще с капюшоном и черной полумаске, какие носят во время карнавала.
Когда тюремщик закрыл дверь и ушел, высокая фигура сняла маску и сбросила плащ, показав удивленным, но признавшим глазам детей хорошо знакомую фигуру мистера Ноя – судьи.
