Рождественские истории

***

Лукреций пребывал в чудесном расположении духа, как и подобает самому видному барану во всем скотном дворе. Больше того, единственному барану, раз уж на то пошло. И ничто не сможет испортить ему настроение, даже Агриппина со своим «ты будешь со мной навсегда?»

В конце концов, должна же она понимать, что у барана с козой нет будущего. Он не виноват, что родился самцом, а все самцы полигамны. Не виноват и в том, что все овцы в хлеву глупые и неинтересные, а он, такой возвышенный, хочет чего-то большего, например, козу.

Ну, теперь-то уже не хочет. Прошло. В первые дни после расставания он явно чувствовал на себе укоризненные взгляды Агриппины, но затем перестал обращать на них внимание.

Они ведь совершенно разные. Ну абсолютно. Как грациозно он прыгает, отталкиваясь задними ногами и выставляя вперед рога, и как приземленно это делает коза, отталкиваясь всеми четырьмя. Просто курам на смех.

Ну ничего, глупышка, погрустит и забудет.

Лукреций оглядел двор, и взгляд его остановился на Криштиане. Вот это фигурка, пышная, а вымя размером с его голову. Таких форм у него еще не было, и Лукреций определился, с кем он будет встречать Новый Год. Осталось только выбрать первую фразу, что для мастера знакомств не составит труда. Особенно, с учетом того, что быка дед не держал, а коровам тоже хочется любви и ласки.

– Лукреций, пойдем-ка со мной.

Крепкая рука взяла его за рога. Дед. Легок на помине. Что ж, можно и сходить, а потом сразу к Криштиане.

***

– Коляда-а, коляда-а-а, дед, неси пузырь сюда-а-а! – Панас стоял за калиткой, которую дед предусмотрительно закрыл.

До полуночи оставалось несколько часов, и животные вели оживленные светские беседы в предвкушении праздника. Для кого-то этот Новый Год – первый в жизни, а кто-то с важным видом рассказывал, как они с дедом встречали прошлый или даже позапрошлый.

Савелий был погружен в думы. Праздник он, конечно, любил, но эта тонкая магия, аромат волшебства были ему недоступны. Подарков он не ждал, да и глупо на них рассчитывать ослу, которому никогда в жизни ничего не дарили.

В соседнем вольере шептались овцы. Баран Лукреций, этот напыщенный гоголь, не вернулся вечером в хлев. Пошли разговоры, что его сожрали волки, наглые, огромные, заявились прямо во двор и утащили первого, кто попался.

«Ну все, теперь его очередь, – вспомнились Савелию слова Чубайса, – хозяин так сказал».

На мгновение в ослином мозгу промелькнула мысль, безумная и мрачная – старик-хозяин заодно с волками, и в этом ему помогают Чубайс и Агрепина. А это значит, что зловещее определение «следующий» в один прекрасный день будет применено к нему. Старый, жесткий, невкусный осел, которому просто не повезло оказаться «следующим».

Праздничное настроение улетучилось, и он по-новому посмотрел за злодейку-козу. Вернее, хотел посмотреть, потому что Агрепины в хлеву не оказалось.

История становилась совсем запутанной. Савелий должен был все проанализировать, но с этим у осла была беда, и он решил для начала просто выйти на воздух. До него долетели обрывки диалога овец.

– Это она во всем виновата!

– Соблазнила нашего Лукашу…

– И погубила!..

– Бессовестная!

– Девоньки, – нарушила личное овечье пространство Криштиана, – вы зря на нее наговариваете. Только подумайте, как романтично и трагично одновременно. Они поняли, что не смогут быть вместе – весь мир против козы и барана – и ушли в лес, положить несчастную любовь на алтарь волчьих желудков.

Только тут овцы заметили, что Агриппины нет.

Версию Криштианы тоже следовало взять во внимание. Осел в задумчивости повертел головой, понимая, что забывает суть предыдущих размышлений. Это было чертовски плохо, но на то он и осел. Захотелось морковку, большую и сочную, чтоб хрустела на зубах.

Скоро в далеком далеке начнут бить куранты, и люди, отплевываясь от неудач прошедшего года, не оправдавшего ожиданий, будут мечтать о море счастья в наступающем, таком особенном и непохожем на все предыдущие.

Неожиданно дверь распахнулась, и снежный вихрь ворвался в хлев предвестником чуда. Вслед за беснующимися снежинками вошла процессия – маленькая круглая Снегурочка верхом на массивном Дедушке Морозе, а впереди гарцевал олень. Нельзя сказать, что Снегурочка была некрасивой, скорее своеобразной – кокошник размером с саму внучку был единственным элементом наряда. Такая Снегурочка вряд ли выиграет конкурс красоты, но теплоту во взгляде индюка нельзя было сравнить ни с чем – влюбленное сердце не обманешь. Дед Мороз удовлетворенно хрюкнул, довольный произведенным эффектом.

– Батюшки… Живые…

– Владимир Вольфович, невредимый…

– Да как же такое возможно-то?!

Шепот перерос в гвалт, животные наперебой принялись обнимать и поздравлять чудесно спасенных, и только олень скромно отошел в сторону, спокойный и умиротворенный, будто хорошо сделал свою работу, не нуждаясь в другой похвале.

Савелий был опытным ослом, и его такой маскарад не провел. Оленей с прямыми рогами не бывает.

– Агриппина, – тихо спросил он у оленя, – как?!

Поднял вверх брови, чтоб выразить всю степень своего изумления.

– Я его сожрала, – спокойно ответил олень Агриппина.

– В… волка?.. – Уточнил осел.

– Ага, – все та же невозмутимость, – мой хлев – моя семья. А за семью я порву любого.

Этого оказалось достаточно для того, чтобы за Агриппиной закрепилось прозвище Донна. Особо впечатлительные называли ее не иначе, как пожирательница волков.

Полночь вступала в свои права, таща на горбу Новый Год. В доме изумленные внуки восторженно вытаращились на запеченную баранью ногу, которую бабка вытащила из печи, а дед, заразившийся оптимизмом президента, налегал на самое вкусное блюдо в мире – шикарные бараньи ребрышки.

***

Козлята разом выдохнули. Сказка превзошла их ожидания.

– А волк? – спросил Валентин, – ты и вправду его съела?

В глазах козлят читался неподдельный восторг.

– Да не было никакого волка, – коза зачерпнула браги алюминиевой кружкой, – а дело было так. Когда меня бросил подлый баран, Чубайс в утешение предложил намять ему бока. Я согласилась было, но тут он рассказал, что дед на Новый Год собрался заколоть поросенка, и в моем мозгу родился новый план. Если поросенка загрызут волки, то дед будет вынужден найти ему замену на новогоднем столе. Так мы инициировали его пропажу. Чубайс постоянно вертелся под ногами у деда, и выяснил, что внуки выпросили запеченную индейку. Пришлось убрать и ее, а волка прекрасно сыграл Владимир, даром что Вольфович. Пришлось им пожить пару дней у Агафьи в сарае – она туда всю зиму носа не сует. И тогда уже деду захотелось баранины. А я к тому времени готова была половину живности «волкам скормить», вопрос принципа. А потом чудесное спасение. Овцы, дуры, до сих пор уверены, что я волка сожрала.

– А мама говорит, – не унимался Валентин, – что вы – прожженная сука.

«Права твоя мама» – подумала коза, а вслух сказала:

– Права твоя мама. А еще я – добрая.

– Добрее козы я не видел, – согласился Владимир Вольфович, грузный умудренный опытом хряк. Куры спорили у насеста, чье яйцо более правильной формы. Жизнь продолжалась.

История третья

Шла Снегурочка по лесу, сквозь овраги, через пни, постоянно озиралась и несла в руках морковь. Пусть мороз кусает ноги, сиськи, локти и живот, пусть сугробы по колено, все равно она дойдет. Волки, серые ублюдки, громко воют за спиной, страшно зыркают глазами и зайчатину жуют.

Полушубок истрепался, пися чешется, зудит, и во рту противный привкус сразу не поймешь, чего. Это кажется, что просто быть Снегуркою – ура! А на самом деле сложно, это очень тяжкий труд. Даже дед, родной и близкий, может руки распускать, если пьяный, ну а трезвый он, конечно, не такой.

Но сейчас совсем другое приключилось поутру – сладкий сон перед рассветом был нарушен впопыхах. Кто-то грузный и тяжелый, на Снегурку взгромоздясь, совершал телодвиженья и пыхтел, как паровоз. Ну а чтоб маньяка жертва не пыталась опознать, он на голову Снегурке нацепил свое ведро. Под ведром обзор неважный, это всякий подтвердит, но насильник был рассеян и ошибку совершил – он забыл в невинной жертве свой рабочий инструмент. И теперь Мороза внучка чтоб хоть как-то защитить честь, поруганную грубо, собиралась отомстить, как Джон Рэмбо во Вьетнаме или даже чуть сильней.

***

Снеговик не шелохнется возле школы на посту. Это днем, а ночью, сволочь, похотливое мурло, он бежит, куда придется, чтоб коитус совершить. Вам такие непотребства даже в самых страшных снах не приснятся, что исполнил над Снегуркой Снеговик. Он хлестал ее по жопе – руки-крюки, что с них взять? И без всяких без прелюдий, без красивых нежных слов, навалился на Снегурку, отпердолил и ушел.

Месть сладка, и вот Снегурка в школьном маленьком дворе теребит в руках морковку, замышляя применить. Обойдя кругом два раза неподвижного скота, корнеплод в него вонзила хрупкой девичьей рукой. Не туда, где был он раньше, а с обратной стороны – сам себя маньяк-насильник этим утром поимел. Будет знать, как в спящих девок тыкать всякую моркву! И Снегурочка довольна, стала вмиг отомщена. Все, теперь пора на елку, дети верят, дети ждут.

И сейчас любой ребенок знает, что снеговику если и воткнуть морковку – только в самый верхний шар. Так, во-первых, безопасней, безопасность – наше все! Во-вторых, отличным носом обзавелся снеговик, если б не башка из снега – вылитый Орландо Блум!

Да и школьникам наука, если есть чего совать, то не суй куда попало – это нынче моветон! А Снегурка хоть из снега, но почти как человек, и морковь ей не заменит настоящую любовь…

История четвертая

– Еби меня, еби! – стонала Снегурочка. Михал Михалыч долбил юное создание, стоявшее раком у подоконника. Облупившиеся красные стены школьного туалета контрастировали с аккуратным голубым полушубком. Меховые оторочка и воротник ее наряда, бывшие когда-то выдрой или бобром, елозили по грязному подоконнику.

Сказать, что жизнь сегодня дала трещину, значит промолчать в тряпочку. Да он был раздавлен, растоптан, уничтожен. С завтрашнего дня он больше не трудовик!

– Вы слишком много пьете! – сказал сегодня директор.

– Ругаетесь матом на уроках! – продолжил он.

– У вас очень низкий авторитет среди учащихся! – сказал директор.

– А бить детей киянкой – непедагогично! – продолжил он.

– Мы вас увольняем! – закончил директор.

Двадцать восемь лет безупречного стажа, восемьсот шестьдесят три табурета, два баскетбольных кольца в спортзале и отциклеванный пол в школьном коридоре – все это больше не имело значения. Его выгнали, как побитую шавку!

– Есенин пил! Высоцкий пил! Блок пил! – рычал Михал Михалыч.

– Да! Да! Да-а-а!!! – соглашалась Снегурочка.

– Все, блядь, гении пили! – трудовик наращивал обороты, и внучка Деда Мороза перешла на нечленораздельные «О-о-о! А-а-а! и У-у-у!» Детям бы понравился такой утренник.

– Э-э-э-э! – пришла очередь Михал Михалыча говорить односложно. Он рывком развернул Снегурочку и выпустил струю ей в лицо. Подумал еще, что после армии тридцать лет уж прошло, а кучность «стрельбы» по-прежнему очень высокая.

Вообще, он просто зашел поссать. Немного поностальгировать в прокуренной тишине кабинки, и пойти домой, чтоб больше не возвращаться сюда никогда. Она стояла у окна, такая юная и такая серьезная.

– Трахни меня!

Он не отказал. Он вообще не отказывал молодежи.

***

– По лесу шла Снегурочка! – Дед Мороз ходил вокруг елки, аккуратно размахивая посохом, чтоб не зацепить особо любопытных детей. – Торопилась к нам на праздник! Давайте позовем ее все вместе!

– Сне-гу-ро-чка!!! – весело зашумели дети. Роботы, мушкетеры, пираты, снежинки. Ноль забот, сто процентов счастья.

Внучка вышла откуда-то из темноты, запыхавшаяся, краснощекая и довольная. Кокошник съехал набок – так торопилась к детишкам.

Василий Аркадьевич, директор школы, сидел в первом ряду и улыбался. Рядом с ним наблюдал за праздником довольный Николай Маркович, не последний человек в РайОНО.

– А это моя дочурка, – кивнул в сторону Снегурочки директор, – моя гордость! Умница, красавица, отличница! Третий курс педагогического заканчивает. Не нарадуюсь на нее…

В оформлении книги использовано фото автора Simon Migaj из бесплатного ресурса фотографий https://www.pexels.com/ru-ru/photo/2011367/ для бесплатного использования без необходимости лицензирования.