Нескучный винегрет. сборник иронических рассказов

– Я? – взвился Лев Натаныч, но впечатавшись макушкой в бетон, затих.

– А кто же еще? Иль думаете я совсем дамочка бесчувственная? Мне и тонкого намека достаточно чтобы понять чего от меня мужчина хочет. А вы так откровенно пыхтели и трясли меня…

– У-у-у..-застонал Блинов, а Агния Мехтиевна взяв его руку, погладила себя по бедру. -Вот и платье праздничное надела, с пайетками. Чувствуете? Розовое, блестящее. Один раз на свадьбу племянницы выгулянное…

Продрогнув до костей, заложники обстоятельств едва дождались отступления с караульного поста бдительной Люсьены Алмазовны и вновь приступили к спасательным работам. После часа усиленного пыхтения сквозь сжатые зубы, грузное тело Агнии Мехтиевны было вызволено из плена и теперь, придавив выбившегося из сил композитора, полеживало на свежевскопанной клумбе.

– Ыыыы… – застонал Лев Натаныч, пытаясь выбраться из под центнера живого веса.

Домоуправша приподнялась на локтях, придушив лежащего под ней бедолагу вывалившимися из декольте прелестями и перед тем как окончательно дать ему свободу, как бы невзначай приложилась к губам. Ситуация выходила из под контроля и пендитный Блинов чувствовал себя совершенно раздавленным в прямом и переносном смысле этого слова.

– Проводите меня? – кокетливо тряхнув спутанными кудрями спросила Агния Мехтиевна и не дав Льву Натанычу опомнится, подхватив под руку, повела под подъездный козырек. Затормозив на площадке первого этажа, аккурат у дверей композитора, блеснула золотыми коронками и закусила пухлые губы, – Так люблю пианинную музыку, вот прямо… ух как люблю. Хоть бы разок в живую послушать, а то все по радио, да по телевизору.

Лев Натаныч едва не повелся на ее неожиданные откровения и уже открыл было рот, что бы пригласить на ночное прослушивание, как вдруг опомнился и треснув себя ладонью по лбу, зачастил: Ох… мне же на работу пора. Сколько времени?

– Так трех еще нет.

– Ойёеё, чуть не опоздал. Чуть не опоздал… – состроив из себя дико озабоченного и занятого, Блинов выдернул руку из влажных пальцев женщины, с причитаниями бросился вон из подъезда.

– Тапочки переобуйте! – крикнула вдогонку Агния Мехтиевна, но Лев Натаныч уже несся куда глаза глядят, на всякий случай избегая освещенных участков двора.

Прижавшись к холодной кирпичной стене овощного ларька пристроенного к торцу дома, он шумно выдохнул и похлопал себя по щекам, чтобы удостовериться в реальности происходящего. Вот жил человек спокойно, поживал и нате, нашел себе приключения на пятую точку. Он осмотрелся по сторонам и устроившись на стопке ящиков, решил выждать какое то время, прежде чем вернуться домой. Тонкая рубаха совершенно не защищала от прохладного ночного воздуха, а тут еще, как назло, заморосил мелкий, противный дождь. Лев Натаныч вжав голову в плечи, коротал время раскачиваясь на ящиках, тихонько напевая себе под нос. И вдруг, чистейшее, бархатное сопрано, как молодая виноградная лоза переплеталась с его напевами. Он вздрогнул, соскочил на землю и пытаясь на слух определить откуда звучит голос, стал неслышно пробираться вдоль стены заваленной старыми картонными коробками и другим ненужным хламом.

– Барышня… Ау… Где же вы? Выходите, не бойтесь. Мы с вам знакомы. Это же я, композитор, под чьим балконом вам угораздило поселиться. Помните? Ммммммааа-ааа… Ммммммааа-а-а… Ну? Узнали?

Он обернулся на шум за своей спиной и увидев стоящую у груды ящиков девушку, бросился с к ней с такой резвостью, словно она расправив крылья, готовилась упорхнуть в небо.

– Идём-те… Идёмте со мной. Ох, божечки, а руки какие ледяные. Вы замерзли?

Не смотря на то, что девушка за время пути и не издала ни звука, Блинов подходя к своему подъезду, на всякий случай приложил палец к губам, призывая ее к полной тишине. И лишь когда они оказались в его маленькой, тесной прихожей, а за их спинами захлопнулась дверь, Лев Натаныч позволил себе выдохнуть.

– Вас как зовут? – рассматривая прозрачную, как приведение гостью, спросил он.

Она пожала плечами и уставилась на композитора огромными, бесцветными глазами.

– Я буду звать вас Музой! Не против?

Девушка чуть заметно улыбнулась и кивнула головой. Воодушевленный ее согласием, он энергично потер руки и потащил ее в сторону ванной комнаты.

– Вот тут хозяйственное мыло, хотя нет… -согнувшись в три погибели, он засунул руку под раковину и с победным кличем вытащил на свет затертую пачку туалетного мыла. -Ромашка! – с такой гордостью объявил он, словно это была невесть какая невидаль. -Полотенце чистое… наверное, – Лев Натанович открутил кран и сильная, горячая струя воды с бульканьем и шипением ринулась в ванну. -Минутку! – многозначительно поднял он палец и помчавшись в комнату, распахнул створки старого, покосившегося шкафа. Сорвав с плечиков первую попавшуюся рубаху, на секунду задумался, швырнул ее обратно и высунув от волнения язык, стал перебирать свой нехитрый гардероб. -Вот! Во – от! – мечтательно закатил он глаза, наткнувшись на свою первую концертную рубаху. Пощупав тонкий розовый батист и переливающиеся огненными бликами пуговицы, невольно улыбнулся, вспоминая свой первый успех. И плевать, что студенты-выпускники потешались над ним из-за этой рубахи, предполагая, что он одолжил ее у своей бабушки, главное, что после авторского этюда под названием «Осенняя страда», зал рукоплескал и кричал браво. Вот это был успех!

Лев Натанович мотанием головы прогнал воспоминания и вернулся к ожидающей его девушке.

– Вот, наденьте, – протянул он дорогую его сердцу вещь.

– Она достойна такого подарка! -думал Блинов, когда гостья скрылась за дверью ванной комнаты, -Она моя Муза! Она мой успех! На пару мы перевернем этот мир с ног на голову!

Поставив на плиту чайник, он долго стоял у полупустого холодильника, судорожно соображая, чем угостить гостью. Порезав на блюдце остатки вареной колбасы, он долго крутил в руках подсохший брусочек сыра и не решившись угощать девушку сомнительным продуктом, ухнув как филин, достал припрятанную на черный день банку шпрот и сварил всмятку последнее яйцо. Стол давно был накрыт, а Муза все еще плескалась в ванной, совершенно сбросив со счетов, с каким нетерпением ожидает ее появления Блинов. Ровно через час, он не выдержал и тихонько постучал в двери, -Барышня, вы там не уснули?

– Ой, простите! – тут же отозвалась она и через пять минут выплыла на кухню облаченная в розовую батистовую рубаху композитора. Влажные волосы крупными кольцами ниспадали на плечи, а бесцветные глаза вдруг приобрели нежно-голубой цвет весеннего неба.

– Ну и ну! – задохнулся от преображения гостьи Блинов и усаживая ее к столу, кинулся пятый раз подогревать чайник. Терпеливо дождался, пока она утолит голод и плеснув очередную порцию кипятка в чашку с заваркой, приступил к допросу.

– Вам конечно очень идет имя Муза, но может быть эээ… вы назовете свое настоящее имя? Кстати меня зовут Лев Натаныч. Но если вам трудно выговаривать мое отчество, то просто Лев.

– Нет, мне не трудно, – звонким колокольчиком рассмеялась девушка, а немного помолчав, добавила, -А свое имя я и правда не помню. Так же кто я и откуда. Совсем ничего не помню.

– Разве такое может быть? Откуда то вы должны были взяться?

– По логике должна, но…

– И долго вы вот так.. ээ… ничего не помните?

– Несколько недель, думаю. В один из дней я просто проснулась и пошла. Нет, сначала я не могла идти, у меня болела голова… – она отбросила прядь волос и взору Блинова открылась иссиня-черная гематома на виске.

– Бог ты мой, ууу..– от волнения выплескивая на себя кипяток, застонал Лев Натаныч.

– Ну что вы, – успокоила его девушка, уже почти не болит. Спасибо Ие.

– Какой Ие? – округлил глаза Блинов.

– Которая меня нашла в лесу. Она то мне и показала охотничью избушку и пока я совсем не поправилась, делала всякие примочки, поила травами и даже суп из зайца варила и совсем не умела говорить. Только и-е… и-е. Так я ее и стала называть.

– А потом?

– Потом она просто исчезла, только платок на гвозде висеть остался. Я прождала ее несколько дней и пошла. Два дня до города шла, ни одна машина не остановилась. К ночи добралась, а тут дождь начался, ну я под вашем балконом и спряталась. Днем попыталась выбраться, у людей помощи попросить, так все от меня шарахались и даже выслушать не желали. Ну еще бы, -девушка горько вздохнула и разревелась в голос, – кто захочет общаться с такой замарашкой? Вот только вы, спасибо большое, что бы я без вас делала?

– Ну-ну, полноте, -Лев Натанович погладил по вздрагивающей спине плачущую девушку, -Отдыхайте, а завтра попытаемся разыскать ваших родных.

Уступив гостье диван, Блинов устроился у батареи, на старом, проеденным молью одеяле и уставившись в окно, за которым уже занимался рассвет, задумался.

Как же теперь быть? Как правильно поступить? То, что с девушкой случилась беда- факт неоспоримый. И очевидно ее уже разыскивают, а он, как порядочный, законопослушный гражданин, просто обязан оповестить полицию о местонахождении потерявшейся. Но, разве для этого он ее искал, спасал и кормил? Да что там кормил? Он даже свою первую концертную рубаху для нее не пожалел. А это дорогого стоит!

Когда за окном совсем рассвело, Лев Натаныч принял твердое и непоколебимое решение. Свою Музу он никому не отдаст! Нет и все! Ведь не зря же дорожка привела ее под его балкон?

Он приподнял голову и посмотрел на нежное, юное создание, свернувшееся калачиком на продавленном диване и задохнувшись от умиления, шепотом проговорил, -Вот источник моего вдохновения! Вот мой проводник к славе!

Уж при ее то содействии он точно займет достойное, причитающее ему место на Олимпе музыкального мира!

Утомленный ночными приключениями и думами о славе, Лев Натаныч не заметил как уснул и даже сон в этот раз ему приснился вещий, в этом он даже не сомневался. Сочиненная им музыка лилась со всех динамиков, написанные им песни распевали именитые певцы и даже сам мистер Джо Дассен явился с того света, что бы исполнить его культовую песню «Незнакомка в потемках». И в тот момент когда его объявили Лауреатом премии «Лучший европейский композитор», торжественную часть вручения прервало противное дребезжание.

– Черт-черт-черт, – заворчал Блинов и хлопком ладони заткнув будильник, посмотрел на мирно посапывающую девушку. Обрадовавшись, что трезвон не стал помехой для ее сна, прошлепав босыми ногами на кухню, заварил чай и вдруг схватив перемотанную изолентой телефонную трубку, набрал номер Потапова. Дождавшись ответа, зашептал: Пал Юрьич, тут такое дело..

– Кто это? Говорите громче! – сонно отозвались на том конце провода.

– Это Блинов. Бли-нов! Тут такое дело…

– Натаныч, леший тебя побери, я мог еще целых пятнадцать минут поспать. Надеюсь, у тебя серьезный повод меня беспокоить?

– Мне бы недельку за свой счет взять. Не возражаете?

– Что-о? – взревел окончательно проснувшийся Потапов, -Какая неделька? Ты в своем уме? Дел невпроворот и потом, ты обещал удивить меня новым произведением.

– Но…

– Никаких «но»! К девяти ноль-ноль, как штык.

– Племянница в гости приехала, обещал город показать, – сбивчиво принялся врать композитор.

– Хых, откуда у тебя племянница взялась -то?

– Ну так это… Теткиного троюродного деверя снохи дочка.

– Что-что? – попытался вникнуть в сказанное Потапов, но оставив напрасную затею, лишь грозно рыкнул, – Понравится мне твое сочинение, так уж и быть, отпущу на неделю, нет, значит будешь в поте пальцев трудиться.

– Есть у меня что показать! Есть! – зачастил Блинов и швырнув на рычаги трубку, кинулся собираться. Перед тем как покинуть квартиру, старательно вывел на обложке нотной тетради: «Скоро вернусь!»

Немного подумав сделал приписку: «P.S. На балкон не выходи, двери никому не открывай»

Поправив разметавшиеся светлые локоны девушки, осторожно положил записку на край подушки и на носочках прошествовал к дверям.

Оказавшись на улице, тут же наткнулся на беседующих у подъезда женщин, домоуправшу и соседку со второго. И только Лев Натаныч намеревался пройти мимо, как Люсьена Алмазовна, выставив руки в бока, хитро прищурилась, -А вот он и сам, давайте -ка у него спросим!

Лев Натаныч что есть силы прибавил шаг, но грозный окрик домоуправши, пригвоздил его к месту.

– Уважаемый, погодите, ту вот некоторые утверждают, -залившись краской, Агния Мехтиевна кивнула в сторону стоящей рядом соседки, -что вы сегодняшней ночью, устроили… кха кха… настоящую оргию вот на этой цветочной клумбе.

Вспыхнув ярче домоуправши, Лев Натаныч от стыда готов был провалиться на месте, -Так это… -замямлил он, – Вы же сами все знаете…

– Знаю! Конечно знаю! -голосом оратора объявила Агния Мехтиевна и закрывая грудью композитора, не менее торжественно продолжила, – Не может такой серьезный, порядочный и очень талантливый человек, устраивать… ох.. ох… даже слово такое лишний раз произносить не хочется. Ошибочка вышла! Видимо Люсьена Алмазовна в темноте, да без очков спутала вас с каким то любителем поиметь дамочек где попало.

– Так сами же говорили, сквозь надутые губы цедила соседка со второго, – что композитор себе девку под балкон притащил и окучивает.

– Ох, что за бред, – вытирая вспотевший лоб, закатила глаза Агния Мехтиевна и толкнув застывшего, как изваяние Блинова, зачастила, – Ступайте, Лев Натаныч, я уж тут сама с этими сплетнями разберусь и не позволю порочить ваше честное имя. Получив свободу, Блинов стартанул с места и не сбавляя шаг, галопом проследовал до самой остановки.

*

Потапова на месте не оказалось и Лев Натаныч, как часовой прохаживаясь у его кабинета, не сводил взгляда с настенных часов. Вскоре к нему присоединился Лишайкин и теперь они оба, застыв по разным сторонам дверей в приёмную шефа, прожигали друг друга ненавистными взглядами.

– Приятно видеть, – пробасил появившийся в коридоре Потапов, -что люди радеют за дело и ожидают тебя спозаранку, чтобы удивить сочиненными за ночь шедеврами. Ведь не ошибся же? Не с пустом пришли?

– Что же вы так долго? – осуждающе покачал головой Блинов, – Племянница меня уже заждалась. Идем- те скорее на прослушивание.

Потапов прошел в кабинет, небрежно сбросил на стул пиджак и прикурив сигарету, смачно выпустил густое облако дыма к потолку. -Учти, Натаныч, если не оправдаешь моих надежд, не видать тебя твоей племяннице, как своих ушей. Засажу за рояль и пока не выдашь то что мне нужно, ни шагу за порог.

Оказавшись в репетиционном зале, Потапов устроился в кресле и громким хлопком в ладоши привлек внимание, -Натаныч, начинай!

Блинов долго устраивался за роялем и вдруг нервно шмыгнув носом, уступил место молодому композитору, -Пусть он сначала.

– Ты же спешил! – напомнил ему Потапов, но Лев Натаныч заняв соседнее с ним кресло, протянул исписанный мелким почерком лист.

– Что это? – опуская очки со лба на кончик носа, поинтересовался Павел Юрьевич, но отвлекшись на зазвучавшие аккорды, так и застыл с поднесенным к лицу листком.

– Ну можешь же! Можешь! – захлопал он в ладоши, когда Лишайкин тряхнув головой, завершил свое произведение. -Что скажешь, Натаныч? Не плохо? А?

– Ээ… ну так себе, – опустив глаза чуть слышно проговорил он, напоминая Потапову о зажатом в руке листке.

– Что тут? – недовольно сморщился он, а при прочтении каждой новой строчки его глаза все больше и больше округлялись. -Ну ты, Натаныч и загнул… – закончив читать подытожил он.

– Только так! – задрав подбородок, хмыкнул Блинов. -Я более не позволю воровать мои произведения! Подтвердите письменно, что ни малейшее отрывок из моего сочинения не будет отдан всяким там, молодым, подающим надежду композиторам. Пусть самостоятельно свое признание заслуживают!

– Ну ты загнул! -вновь повторился Потапов и взмахом руки попросил обиженного и недовольного Лишайкина освободить место за роялем. -Не знаю, Натаныч, какая муха тебя сегодня укусила? Ступай, покажи чего ты стоишь.

– Распишитесь! – настаивал Блинов, но заметив, как Потапов скрипнул зубами, добавил, – Во мне проснулось небывалое до ныне просветление. Море идей и желание созидать! Я чувствую, как поднимаюсь на гребень волны, который вознесет меня до небывалых высот!

– Эй, Натаныч, закрой рот, пока со своего гребня кубарем не скатился, да воды соленой не нахлебался. У тебя пока два варианта, или за рояль, или в отдел кадров заявление на увольнение по собственному желанию писать.

Лев Натаныч прошествовал к инструменту, сделал пару оборотов на крутящемся табурете и легко коснулся пальцами клавиш. Проигрывая приготовленную для финального эпизода мелодию, он время от времени бросал взгляды на своих слушателей и замечая как вытягиваются их лица и открываются рты, с усиленным рвением терзал клавиши, передавая всю гамму чувств от нежности, до страсти.

Когда прозвучал последний аккорд, Блинов небрежно опустил крышку рояля и с видом неоспоримого превосходства над всем миром, спустился со сцены в зал.

– Ну, что я говорил? И это еще не предел, идеи просто разрывают меня на части. Я еще такое напишу, такое!

Обретя способность двигаться, Потапов поднялся с кресла, но вместо того чтобы пожать руку Блинову, похлопал по плечу, готового расплакаться, Лишайкина, -Все будет хорошо, Илюша! Верь мне!

– Постойте! – попытался понять суть происходящего Блинов, -Объясните что тут происходит?

Но Потапов приобняв его за плечи, со словами, -Идём -ка дорогой, Натаныч, побеседуем, -повел в свой кабинет.

У Блинова от волнения даже руки вспотели, а зубы сами собой принялись противно поскрипывать и хрустеть.

– Расслабься, друг мой! – осклабился Потапов и распахнув холодильник, грохнул об стол запотевшей бутылкой «Путинки».

– О, нет! Вы знаете как я отношусь к спиртному, -запротестовал Лев Натаныч, когда Потапов наполнил до краев две пузатые рюмки. -Красного вина бокальчик, еще куда ни шло, но водку…

– Пей! – приказал Павел Юрьевич, наступая на пятящегося к дверям Блинова. -Вино с бабами на свиданиях распивать будешь, а когда мужикам разговор серьезный предстоит, тут только она, беленькая, в помощь.

Лев Натаныч одним глотком опрокинул содержимое рюмки и передернув плечами, судорожно принялся разворачивать предложенную ему конфету. Спиртное горячей волной прошлось по пищеводу, приятным теплом разлилось по желудку и выстрелив фейерверком в мозг, дало команду расслабиться. Зачерпнув горсть конфет из стоящей перед ним вазы, он с глупой улыбкой на лице, распихал их по карманам, -Племяннице отнесу!

– Все забирай! – щедро позволил Павел Юрьевич, помогая композитору набивать карманы.

– Отличная мелодия, Натаныч. Ты никогда ничего подобного не писал. Сам себя в этот раз превзошел!

– Так говорю же, муза меня посетила!

– Держи ее крепче и не отпускай!

– Не отпущу! – пообещал Блинов.

– Ну и молодец! Значит напишешь для себя еще одно произведение, лучше прежнего.

– Постойте, куда вы клоните?

– Сядь, не кипятись, Натаныч, давай еще по рюмочке? Вот так! Мужик! Молодец!

Блинов крякнул, обтер тыльной стороной ладони влажные губы и по панибратски похлопав шефа по плечу, -Я вас слушаю.

– Кха-кха, -прокашлялся Потапов и на одном дыхании выпалил, -Подари Лишайкину свое произведение!

Увидев, как у ошеломленного, от подобной наглости, композитора розовеют белки глаз и выступает пена в уголках рта, сложил в мольбе руки, -Натаныч, уступи, не губи! Не моя воля! Сверху поручение прилетело помочь Лишайкину в сочинительстве. Хоть говорят, всем коллективом трудитесь, но что бы мальчишка вернулся с таким произведением, от которого кровь в жилах стынет. Я уж и Галанина ему в помощь дал и Лискина… Кто же мог подумать, что ты их всех разом переплюнешь? Вроде как звезд с неба не хватал до этого. Да не об этом сейчас речь-то… По секрету скажу. У продюсера и режиссера племянники начинающие композиторы, вот и зашел у них спор, кто из них будет музыку к фильму писать. Вылилось в такую войну! Каждый своего хочет пропихнуть. Сошлись на том, что мальчишки трудятся каждый над своим произведением, а затем на совете решат, кто из них лучше. Ну не мог я отказать именитому режиссеру в помощи, тем более он мою Альку обещал на эпизод взять. Натаныч, ну что мы не люди что ли друг другу помочь?

– Я в титры хотел, -всхлипнул Блинов.

– Вот зуб даю, что следующий заказ на художку, твой! И премию! Премию тебе выпишу на следующий месяц!

– Сегодня! Сию минуту! И недельный отпуск оплачиваемый!

– Эээ… ну ты разошелся, друг! А премию, как вроде вчера только получил? Ладно-ладно, о чем спор? Сейчас, так сейчас!

Он поднес трубку к уху и выждав пару секунд, гаркнул, – Елена Сергеевна, к вам Блинов спустится, выдайте ему три… – он перевел взгляд на Льва Натаныча с выпяченной пятерней, нервно кашлянул и поправился, -Пять тысяч! Да, прямо сейчас, приказ я чуть позже подпишу.

Лев Натаныч довольно икнул, покачнулся и отвесив поклон, пошел прочь из кабинета.

– Привет племяннице, – крикнул вдогонку Потапов, -Как кстати ее зовут?

– Муза! – торжественно объявил Блинов, с грохотом закрывая двери.

– Мне привиделась незнакомка в поте-ё-ёмках… На плеча-а-ах косынка паутинк-а-а-а… -напевая во весь голос, Лев Натаныч нетвердой походкой преодолел коридор, спустился в вестибюль первого этажа и ворвавшись в закуток с зарешеченным окошком, именуемого кассой, громко постучал.

– Леночка Сергеевна, открывайте.

Задвижка отползла в сторону и миловидная кассирша приблизив лицо к металлическим прутьям, кокетливо тряхнула осветленными локонами. -Ох, что то вы, Лев Натаныч, зачастили ко мне. Может откроете секрет, с чего вдруг Потапов так щедр стал?

– Я талантливый музыкант! В этом вся причина! Вот такой я молодчина!

– Ах-ха-ха, – заливисто рассмеялась кассирша, -Да вы стихами заговорили!

– Я окрылён! Я великий композитор! Позвольте поцеловать вам.. эээ… -Лев Натанович замялся не найдя рифму и приложившись губами к руке Елены Сергеевны, громко причмокнул.

– Ну вы затейник, честное слово, не узнаю вас сегодня.

– Я теперь всегда таким буду. Моя жизнь заиграла новыми красками!

– Может вы влюбились? – опустила глазки женщина и захлопав густыми ресницами, залилась краской.

– Может и влюбился, – приблизив лицо, жарко зашептал композитор.

– Фу- фу… вы пьяны? – отпрянула от решетки Елена Сергеевна.

– Ну что вы?! – запротестовал Блинов, -Всего лишь по одной рюмочке… по две… три… Обмыли с Потаповым мой успех. Ну как ему откажешь? А?

– Вы правы, против Потапова идти, себе дороже. Но в любом случае, вот таким раскрепощенным и веселым, вы мне больше нравитесь. Держите вашу премию и вот тут распишитесь.

Лев Натаныч поцеловал полученную купюру и убрав в карман рубашки, несколько раз проверил на прочность пуговицу на клапане. -Это только начало! Еще месяц и от заказчиков отбоя не будет, уж тогда Потапов пятью тысячами не отделается!

Елена Сергеевна догнала Блинова в коридоре и запыхавшись, ухватила за руку, -А приходите ко мне сегодня вечером. Я рулет с малиной испеку.

– У вас день рождения?

– Почему у меня? У вас!

– Боже правый, как я мог забыть?