скачать книгу бесплатно
– Он очень, очень раскаивается и дал мне слово никогда этого не делать.
– Опять!.. Ну, вы просто рассеянно играете! – хмурясь, сказал Федор Андреич Ане и продолжал: – В чем же он раскаивался?
– Он не виноват: приятели…
– Верно, уж долги появились? – перебил сестру Федор Андреич.
– Не сердитесь, братец; я его жестоко бранила.
– Хорошо, хорошо! – недоверчиво произнес Федор Андреич и спросил:– А сколько?
Настасья Андреевна нетвердым голосом произнесла:
– Триста!
Аня и старичок с ужасом переглянулись.
– Гм… каково?.. У меня нет денег платить за него долги, и так он дорого стоит, – покойно и решительно отвечал Федор Андреич и, обратись к Ане, прибавил: – Ну-с, о чем вы думаете?
Аня поспешно подвинула шашку.
– Братец, он дал расписку, и срок кончился, – тоскливо заметила Настасья Андреевна после некоторого молчания.
– Мне-то что за дело! вольно мальчишке верить.
– Это будет пятно на его чести.
– Кто велел ему ее пятнать!
Холодность, с какою говорил Федор Андреич, отняла всякую надежду у сестры; она пришла в отчаяние.
– Братец, я прошу эти деньги дать для меня; неужели вы мне откажете?
– Откажу, потому что вы их просите на баловство и поощрение мотовства…
И, горячась, он продолжал:
– Да скажите мне, пожалуйста, вы просили у нашей покойной мачехи для меня денег? давала она мне столько, как я ему даю на содержание, а?
– Он молод и в первый раз… – заметил старичок.
– Я тоже был молод, однако никому не давал расписок.
– Может быть, дурные товарищи, – опять сказал старичок.
– И у меня были тоже товарищи… Впрочем, напрасно его оправдывать… Мне всё равно… Я сказал ему, что не буду за него платить долгов, когда привез его в город, и не заплачу.
И Федор Андреич углубился в игру. Никто его не смел более беспокоить, и партия длилась в глубочайшем молчании. Аня проиграла.
– Желаете отыграться? – спросил Федор Андреич.
– Извольте! только с условием! – весело отвечала Аня.
Она давно заметила, что ее веселое расположение часто смягчало суровость его, и теперь не ошиблась: он довольно ласково отвечал:
– Говорите, какое?
– Я скажу, если выиграю.
– Что за тайны! говорите прежде.
– Не скажу.
– А я не согласен играть.
– Я ожидала этого! – с тяжелым вздохом сказала Аня и привстала со стула.
– Кажется, вы изволили надуть губы? Садитесь.
Партия долго тянулась. Аня обдумывала каждый шаг, но перевес всё-таки был на стороне Федора Андреича, который подшучивал над горячностью Ани.
Но вдруг Федор Андреич сделал такую ошибку, что старичок с жаром воскликнул:
– Да что вы сделали?
– Эх! скажите, какая рассеянность! – с досадою сказал Федор Андреич.
– Да как это вы? что с вами сделалось! как вы этого не видали? – приставал к нему старичок.
Он наконец недовольным голосом сказал:
– Ну что вы заахали! разве нельзя ошибиться?
– Выиграла! – с силою ударив шашкой по доске, воскликнула Аня и, забив в ладоши, стала прыгать по комнате.
Настасья Андреевна и старичок не без удивления посмотрели на развязность Ани, до сих пор вечно застенчивой при Федоре Андреиче. А он был углублен в игру, как бы обдумывая проигранную им партию.
– Ну-с, извольте сказать ваше условие, – сказал он.
– Я завтра его скажу, – небрежно отвечала Аня.
– Как завтра? – с удивлением спросил Федор Андреич.
– Очень просто – завтра!
И она присела перед ним.
– Хитра! надула старого филина! – заметил Федор Андреич, подмигнув старичку.
Настасья Андреевна так улыбнулась язвительно, что Аня закусила губу.
На другой день утром, за чаем, Федор Андреич встретил Аню вопросом:
– Ну-с, какое условие?
– За обедом скажу, – отвечала Аня, здороваясь с ним.
– Вы, кажется, подсмеиваетесь надо мной, – хмурясь, заметил Федор Андреич и быстро вышел из залы.
– Как мило! и что за дерзость так шутить со старшими! – язвительно сказала Настасья Андреевна. – Вы его сердите своими глупостями и лишаете других возможности говорить о деле.
Этот упрек подействовал на Аню: она догадалась, что Настасья Андреевна желала опять говорить с братом о Петруше. Извинясь перед ней, она попросила позволения отнести чай Федору Андреичу в кабинет. Она важно вошла к нему и, с недовольным видом поставив чашку на стол, пошла назад.
– Подождите; куда торопитесь? – сказал Федор Андреич.
Аня, остановись посреди комнаты, повернула к нему одну только голову.
– Подойдите!
Аня медленно подошла.
– Вы сами догадались принести мне чай?
Аня покачала головой.
– А вы разве сами не могли догадаться?
– Если бы мне не приказали Настасья Андреевна и дедушка, я к вам ни за что бы не пошла.
Федор Андреич улыбнулся такой смелой откровенности. Аня никогда еще так фамильярно с ним не обходилась.
– Отчего? – спросил он.
– Я сердита на вас! – отвечала она.
Федор Андреич засмеялся; смех его был такой редкостью, что Аня испугалась; храбрость ее исчезла, и она вновь чувствовала неловкость перед ним.
– А за что вы на меня сердитесь?
Аня, с минуту помолчав, отвечала:
– За то, что вы проиграли и стараетесь показать, что рассердились на меня, чтоб не заплатить своего проигрыша.
– С чего вы взяли? вы, право, забавны! Извольте же говорить ваше условие, и я его исполню, если только оно возможно.
– О, конечно, оно очень возможно! – радостно воскликнула Аня и нерешительно прибавила: -Заплатите долг за Петрушу.
Федор Андреич вскочил с своего места; лицо его запылало гневом, и, топнув ногой, он грозно сказал:
– Извольте идти; я таких глупостей не намерен исполнять.
Аня так испугалась в первую минуту, что ноги у ней задрожали; но вдруг она гордо сказала:
– Я вас потому прошу об этом, чтоб опять не подумали, что мы с дедушкой строим козни.
Федор Андреич посмотрел пристально на Аню, молча подошел к бюро, вынул оттуда деньги, отсчитал триста рублей и, подавая их Ане, сердитым голосом сказал:
– Извольте передать от меня Настасье Андреевне.
Аня, полная гордости, вручила деньги Настасье Андреевне, которая ужасно обрадовалась им. Они тотчас же были посланы к Петруше.
Этот случай так ободрил Аню, что она совершенно изменила свое обращение с Федором Андреичем; особенно замечала она свое влияние, если не было Настасьи Андреевны в комнате. Тогда она капризничала и выпрашивала всё, что ей хотелось. Настасья Андреевна с ужасом стала замечать перемену в Ане, которая уже не слушалась ее более. Она по ночам читала романы, чесала голову, как ей хотелось, не надевала более передников. Впрочем, Ане уже было семнадцать лет.
Иногда Аня оставалась одна с угрюмым Федором Андреичем; тогда она походила на маленькую болонку, запертую в одну клетку со львом. Чувствуя инстинктивно громадную силу зверя, собачонка, однако ж, лает на него, теребит его за гриву, вызывая на бой, а потом от одного его сердитого взгляда прячется, дрожа, в угол и визжит. Так-то и Аня. Иногда она трепетала при одном взгляде Федора Андреича, а то вдруг смело противоречила ему.
Петруша и Аня продолжали вести переписку, благодаря деньгам, которые постоянно проигрывал ей Федор Андреич. К тому ж все в доме любили Аню и в тяжкие минуты прибегали под защиту ее. Это льстило Ане, и она употребляла всё свое искусство, чтоб поддержать свою роль в их глазах. Следующего рода вещи стали повторяться. Любимая чашка Федора Андреича была разбила одним из лакеев. Никто не знал, как сказать о том ему, и ждали бури в доме. И точно, когда Настасья Андреевна подала своему брату чай не в его любимой чашке он грозно спросил:
– Что это значит?
Молчание было ему ответом; бледность лакея, стоявшего в углу залы, изобличила виновного.
– Кто разбил чашку? кто? – привставая со стула и всё более и более горячась, говорил Федор Андреич.
– Это я виновата! – вдруг, встав со стула, сказала Аня.
Ужас и удивление изобразились на лицах присутствующих; ждали грозы. Но Федор Андреич проговорил что-то сквозь зубы, сел на свое место и стал пить чай из поданной ему чашки.
Настасья Андреевна, видя такое влияние Ани над своим братом, страшно досадовала, но в душе не могла не сознаться, что оно было благодетельно для всех в доме, тем более что характер брата стал еще раздражительнее и придирчивее и одна Аня своей болтовней и звучным смехом развлекала его и имела доступ к нему в самые страшные минуты его гнева.
Ане льстило ее влияние, и она заметно изменилась в обращении со всеми; ей уже казалось, что она не из милости живет в доме, а по какому-то праву.
Петруша приехал на Пасху. Аня встретила своего товарища игр холодно. Ее гордая осанка, шелковое платье, покровительный тон так поразили Петрушу, что он не верил, что это та самая бедная девочка, с которой он бегал по саду, которая, провожая его, горько плакала, прося его защиты. Петруша не знал даже, как и говорить с ней; если он ее по-старому называл «Аня», она гордо выпрямлялась и, с недоумением поглядев на него, не удостоивала даже ответом.
Настасья Андреевна, смотря на Аню враждебными глазами, насказала о ней Петруше ужасов. Петруша глубоко был огорчен, тем более что Аня в своей надменности гораздо сильнее нравилась ему, чем прежде, в своей покорности. Он уехал в отчаянии, оставив письмо Ане, полное упреков, заслуженных и незаслуженных.
При чтении письма Аню бросало то в жар, то в холод; когда она дочла до того места, где Петруша, по наущенью Настасьи Андреевны, упрекал ее в намерении выжить всех из дому, она вскрикнула пугливо, потом с недоумением разорвала письмо на мелкие кусочки и долго плакала.
В течение нескольких дней потом она была грустна, услуживала Настасье Андреевне, которая по своей жесткости не могла смириться, а только вновь вызывала Аню на бой.
В доказательство, что все ее желания выполняются, Аня пожелала учиться ездить верхом. Седло было выписано из Москвы, лошадь куплена, и Аня, торжествуя, разъезжала всякий день на прогулки в сопровождении Федора Андреича.
Трудно передать всю мелочность войны, какую вели две женщины в этом доме. И каждая удача как с одной, так и с другой стороны еще более разжигала их вражду.
Настасья Андреевна из экономии требовала удаления учителя, который, пользуясь молчанием хозяина, каждый день сходил к столу и к чаю. Федор Андреич согласился. Аня довела распоряжения Настасьи Андреевны до самой последней степени и почти накануне отъезда учителя упросила Федора Андреича оставить его, под предлогом, будто она желает брать у него уроки. Учитель был оставлен.
Настасья Андреевна так была уязвлена этим поступком Ани, что грозилась ей оставить дом брата. Может быть, она и исполнила бы свою угрозу, но мысль о будущности Петруши заставляла ее принести не первую жертву.
На каникулы явился Петруша. Он похудел, был бледен и избегал Ани, что ужасно оскорбляло ее, тем более что он очень нравился Ане с тех пор, как румянец исчез с его щек и вместо детской веселости в глазах появилась грусть.
