скачать книгу бесплатно
Судя по басовитому урчанию мотора, машина была побольше, чем «шишига» археологов. И шла медленнее. Скоро мы разглядели ныряющий по ухабам допотопный «ЗИЛ» и, помня грязевой душ из-под колес, отошли на обочину.
Машина остановилась.
– Ребята, здесь грузовик не проезжал? – высунулся из окошка водитель.
– Минут двадцать назад, – подтвердила Зойка. – Вездеход археологический.
Водитель этого не знал.
– Слышь, Толик, она говорит, археологический, – сказал он кому-то в кабине. Луна блестела на ветровом стекле, и я не видел пассажира.
– Уже не зря ехали, – отозвался Толик. – Теперь запросто их найдем. А точно археологический?
– Ага, – подтвердила Зойка, – с черепом. Я очкастого узнала, он продавал талисман из могильника. В музей заходил, а после к дядь Тимоше, только у него никто не купил.
– Это к какому Тимоше?
Зойка усмехнулась:
– Их много, что ли?
– А ты ему правда племянница? – заинтересовался водитель. Похоже, дядя Тимоша был известным человеком.
– Нет у него родственников, он одинокий, – сказал из кабины невидимый Толик.
– А вот и неправда! – возразила Зойка. – Я его двоюродной сестры внучка, получаюсь – двоюродная внучатая племянница.
– Поворачивай, Петя, – скомандовал Толик. – Надо ребят отвезти, а этих поганцев мы еще достанем.
Зойка смотрела на меня с торжеством: видал, какие у нас водители?!
Толик нам уступил место в кабине и держал сонного Жеку, пока мы с Зойкой усаживались. Жеку он передал мне на руки, а сам устроился в кузове с вещами.
Раскачиваясь и скрипя, «ЗИЛ» тронулся в обратный путь. Дорога была совсем никудышная. В глубоких колеях стояла тухлая вода. Когда колеса разбрызгивали лужу, в открытое окно врывался запах болота.
– От города за ними гнались, – крутя рвущуюся из рук баранку, сказал Петя. – Устроили, понимаешь, драку на танцах.
– Археологи? – удивился я.
– Из них археологи, как из меня балерина, – сравнил Петя.
Покосившись на его внушительные плечи, я мысленно согласился, что балерина из него не получится. А две – запросто.
– Что я, археологов не знаю? – продолжал Петя. – Они второй год у нас копают. Культурные, образованные люди: по субботам – в баню, по воскресеньям – в кино, а так сидят у себя на раскопе, косточки выковыривают из могил. Конечно, мерзость. Но чтобы драться или там спирт пить не разбавляя, этого у них нет. А вот их землекопы – просто шваль. Нормальный-то, семейный мужик не пойдет за гроши жить в палатке и могилы раскапывать.
Мне этот разговор не нравился с самого начала. У нас в Подосинках тоже местные ходят на танцы бить морды москвичам, а москвичи – местным. И у всех одна веская причина: «Они первые начали!»
– Пускай, они хулиганы, – сказал я, – а вы зачем их догоняли, нормальные, семейные? Хотели конфетку дать?
– Нет, мы дружинники, полиции помогаем, – без обиды ответил Петя. Мне стало неловко, и я вернул разговор к археологам:
– А чьи могилы они раскапывают?
– Кочевников. Здесь разные народы жили задолго до русских: тунгусы, буряты, хамниганы…
– Монголы, – подсказал я.
– Само собой. Чингисхан родом из наших мест, с реки Онон.
– А что, археологи у реки копают? – Я так спросил и напрягся, как будто ждал удара в живот. Почему-то ужасно не хотелось, чтобы они копали у реки. Ведь можно добраться до замурованной под водой гробницы и с берега, пробив шахту…
– Нет, за «железкой», прямо в тайге.
– Значит, они не Чингисхана ищут? – вырвалось у меня.
– Да кто ж их знает! – равнодушно сказал Петя. – Здесь в каждой деревне тебе скажут, что могила Чингисхана от них в десяти верстах, а поди проверь.
– В десяти верстах – это чтоб на правду было похоже, – ввернула Зойка. – Типа, если бы врал, то сказал бы, что совсем рядом… А на самом деле никто не знает, где могила Чингисхана.
Петя сказал:
– По мне, так некрасиво это. Человек специально приказал свою могилу затоптать конями, чтоб воры не разорили. А через восемьсот лет приходит дядя и говорит: «Я археолог, мне можно». Памятник на кладбище украсть – уголовное преступление, а ему можно? С какой стати?
Жека заворочался у меня на коленях и объявил, еле ворочая языком со сна:
– Я могил не боюсь.
– А чё их бояться! – согласился Петя. – Бояться надо живых.
Это житейское рассуждение почему-то не понравилось Зойке. Она фыркнула и сказала взрослым голосом:
– Когда в Самарканде вскрывали гробницу Тамерлана, тоже так думали!
– А что? – не понял водитель.
– А то, что вскрыли ее 21 июня 1941 года!
– Не знал! – покрутил головой Петя. – Это кто тебе сказал?
– Дядь Тимоша. И Светлана Владимировна, директор музея. Только Светлана Владимировна говорит, что это просто совпадение. Фашисты же не за одну ночь собрались воевать.
– А Тимофей Захарович что говорит? – посерьезнел Петя.
Машину качало и встряхивало. В кузове позвякивал велосипедный звонок.
– Он примерно как вы говорит: нечего в чужих могилах ковыряться, – не сразу ответила Зойка.
– А как он сам, все хворает?
Зойка вздохнула:
– Хворает.
– Вот ведь судьба у человека! Всех лечит, а себя не может, – жалостливо сказал Петя.
– Может. Не хочет просто, – возразила Зойка. – Боится силу потерять.
Я перестал понимать разговор. Кто этот дядя Тимоша – врач? И почему он потеряет силу, если вылечится?
– Это что же, условие у них такое? – спросил Петя.
– Да нет, по-моему, он сам придумал. Помыслы, говорит, должны быть чисты от своекорыстия.
– Какое ж это корыстие – себя вылечить? – удивился Петя. – А если доктор самому себе пропишет рецепт, разве он корыстный?
– Я его заморочек не понимаю, – призналась Зойка. – У доктора-то дядь Тимоша лечится. И травы себе заваривает. А, скажем, пошептать на себя ему нельзя.
– Как пошептать? – спросил я.
Зойка хрюкнула:
– Я с него торчу! Москвич, а как будто из тайги вышел. За кибиткой кочевой.
– Ты это зря, – вступился за меня водитель. – В Москве своя жизнь, у нас своя. Они не обязаны все знать. Спросил человек – объясни, а зубоскалить не надо.
– Ладно, ладно, поняла. Не дура, – ответил на замечание поганый язык. – Объясняю для москвичей: пошептать – значит, зубы заговорить или там кровь, если палец порезал.
– Твой дядя маг, что ли? – сообразил я. – Как в рекламе, «черная и белая магия, от ворот поворот», то есть «отворот, приворот»?
Петя неодобрительно покачал головой, как будто я оскорбил знаменитого дядю.
– Вот и объясняй ему, – сварливо сказала Зойка.
Я отвернулся и стал смотреть в темное окно. Не хотят говорить, и не надо. Перебьюсь как-нибудь.
– Обидели парня, – заметил Петя.
Зойка фыркнула:
– Да ну его! Подумаешь, принц на гороховом супе.
– Нет, надо сказать.
– Вот вы и скажите.
Они словно нарочно тянули время, чтобы подразнить меня.
– Он ведьмак, – многозначительно произнес Петя и замолчал, как будто все было сказано. А я тогда и слова этого не знал. Догадался, что ведьмак – вроде ведьмы, только мужчина, а расспрашивать не стал. Спасибо, что хоть это сказали.
Петя покосился на меня, оторвав взгляд от скачущей за ветровым стеклом дороги. В зеленоватом отсвете приборов он был похож на киношного мертвеца.
– В Москве своя жизнь, у нас своя, – повторил Петя после долгого молчания. – Может, и не надо тебе вникать. «Вечерка» вон каждую неделю пишет, что это суеверие и мракобесие. И тебе лучше так думать, потому что все равно не поймешь ни черта! – закончил он с неожиданным отчаянием.
Нет уж, я вникну, мысленно пообещал я Пете. Мне надо разобраться, потому что…
На «потому что» меня затормозило. По правде говоря, я до сих пор не знаю точно, почему ввязался в эту историю. Только не из простого любопытства. Из любопытства ходят в кино смотреть ужастики и попкорн есть. А я еще слишком хорошо помнил, как совсем рядом проносилась по рельсам ревущая тьма, и Жека рвался у меня из рук с невероятной в его маленьком теле силой. НЕ САМ ОН РВАЛСЯ, вот что я скажу. Жека – паникер известный, даже от маминой швейной машинки отсаживается подальше. По своей воле он бы и на край платформы не встал… Но ведь встал же! Ведь лез под самые колеса призрачного поезда! И выходит, что воля была НЕ ЖЕКИНА!
Шел третий час, как мы приехали, а развеселые каникулы у тетушки уже дважды чуть не стоили нам жизни. Я понимал здешних жителей. Зачем рисковать, когда можно просто не пойти в дурное место, вовремя уехать с опасной станции, почитать в газетке про суеверие и спокойно заснуть. И я мог бы так прожить месяц-другой. Что-то позабудешь, что-то не расслышишь, куда-то не сунешь нос, а там и каникулы кончатся. Езжай себе домой и мучайся потом. Непобежденный страх остается навсегда. Это все знают, только не каждый признается, что просыпался от стыда за давнюю трусость. Может, я и решил во всем разобраться, потому что хотел победить свой страх?
Тайга кончилась внезапно, как расступилась. Только что справа и слева поднимались вековые ели, и вдруг оказалось, что грузовик едет по берегу, и его фары отражаются в реке.
Туман рассеялся. Вдали за рекой мерцал огнями город, маленький и красивый, как тортик. Можно было разглядеть фонарики взбегающих на пригорок улиц и белокаменные особнячки.
Потянулись деревенские заборы, где аккуратные, из досок с фигурно вырезанными верхушками, где кривые и серые, кое-как сляпанные из горбыля. Залаяли собаки, высовывая из щелей разноцветные носы. Ни одно окошко не светилось в домах.
На отшибе, отвернувшись от всей деревни, стояла черная от старости изба с просевшей посередине крышей. Вид у нее был сказочный, как на картинке из Жекиной книжки. Я бы не удивился, появись из темноты добрый молодец в расшитом кафтане: «Избушка, избушка, встань к тайге задом, а ко мне передом!» Другое дело, что хлипкая избушка скорее развалилась бы, чем повернулась.
Грузовик проехал еще немного и остановился. Фары осветили некрашеную дверь, подпертую поленом от кур и кошек. Других запоров на жилище ведьмака не наблюдалось.
– Рассвет скоро, а его нет, – забеспокоилась Зойка. – Петя, подождите минутку, пока я занесу велик и коляску.
– Не вопрос, – ответил водитель. – Так вы в город? А я думал, к нему.
– Нет, дядь Тимоша не любит, когда без него хозяйничают в доме.
Я заметил:
– Не любит, а у самого даже замка нет.
Зойка и Петя промолчали, как будто я сморозил глупость.
Оставив спящего Жеку на сиденье, я вышел помочь Зойке. Хотелось посмотреть, как живет ведьмак. Но Зойка не пошла в избу, а оставила велосипед и коляску в сарае. Я не особенно жалел, потому что нашел там подтверждение силы ведьмака: целую гору костылей и тросточек. Если это был рекламный ход, то просто великолепный.
– Больные оставляют, – гордо сказала Зойка.
– Я понял. В Москве бы такой целитель давно забабахал себе клинику в два этажа. И ездил на «Порше».
Зойка свысока улыбнулась:
– Ни шиша ты не понял, москвич. Приводи своего брата, дядь Тимоша его полечит. Не бойся, расплатиться сумеешь.
Больше мы не говорили о ведьмаке. Когда грузовик уже колыхался по деревне, я вспомнил, что ни во дворе, ни в сарае у дяди Тимоши не было мотоцикла. А Зойка говорила, сломался…
Между тем деревенские собаки сходили с ума. Лай, которым нас встретили, был колыбельной песенкой по сравнению с нынешним гвалтом. Звеня цепями, глухо брехали волкодавы. Заливались дворняжки, потявкивали щенки. Но почему-то ни одна шавка не выскочила со двора.
Выезжая на дорогу, Петя резко затормозил. Я успел обнять спавшего Жеку, а сам, защищая его, больно ударился локтями. В лучах фар мелькнула тень с поджатым хвостом.
– Волк, – виновато сказал Петя. – Надо же, в деревню зашел.
