Лот 68257

Ная Ревиоль

Лот 68257

***

– Она просыпается.

– Аритмия.

– Вот так, девочка. Алина? Алина, ты меня слышь?

– Где я?

– В больнице. Что вы помните?

– … ничего. Я шла на работу и вдруг… Что случилось?

– Отреставрированная подпорная стена обрушилась и похоронила вас под обломками. Три часа разгребали и неделю вас реконструировали в молекулярной камере.

– Что?! Нет! Нет!

– Вы хотели умереть?

– Нет, же!

– Она готова говорить? – спросила молоденькая медсестра.

– Она уже говорит, будет говорить. Её заставят. – Доктор Ушко поджал губы. – Сколько их?

Медсестра показала три пальца.

– Кто? Кто заставит? – Приподнялась Алина.

– Нас уже из-за вас трясли. Учудили же вы! – упрекнул доктор. Его маленький носик напоминал заострённый пятачок.

– Меня засыпало под обломками, а вы издеваетесь! Я шла на работу. Просто шла – это же не запрещено?

– Вы чуть не погибли от несчастного случая. Вы понимаете, что это значит? – пилил Ушко.

– Это значит, что я чуть не умерла! Не обгорела, не ослепла, а … Вам знакомо такое понятие, как инженерная ошибка? Что-то не так с той стеной… Суд разберётся, почему она обрушилась.

– Давление скачет. Аритмия усиливается, – пришибленно произнесла медсестра.

– Мы не позволим вам случайно умереть. Нет, не в нашей Склифосовской реанимации. Три кубика успокоительного и бета-блокатор. М-да… придётся вас ещё немного подержать, – сетовал Ушко.

– Неприемлемо. Они… требуют, – медсестра приживилась к водяному кулеру и опустошила два стаканчика.

– Ирочка, реабилитационный ускоритель готов?

– В 10:30 произведена санобработка и замена жидкостей, – доложила медсестра.

– Вставайте, Алиночка, вам пора в колбу. – Ушко сверкнул серебристыми глазами.

– Что?! Нет!

Медсестра – а до этого существовал лишь голос и латексные руки – появилась из складки света, тощая, как отмотанный рулон обоев с бюджетной стройки, и семафорила: «Проходите!»

Колба светилась напротив Алины и из-за подбитого зрения казалась плоским зеленоватым проёмом. Сырое дыхание медсестры сигналило, что ей тоже не плохо бы подлечиться. Даже праведные эксплуататоры в белых халатах боялись колбы. Иногда лечение в колбе галопом опережало эволюцию: у здоровых пациентов светилась кожа, а неудачные экземпляры рассыпались в квантовой пыли на инфузории-туфельки.

– Что со мной будет?

Медсестра стыдливо отводила глаза. Лечение в колбе превратилось в дистанционный концерт: всё снималось на камеру, а затем тщательно изучалось.

Ходили слухи, что при неправильных настройках колба превращает тела людей в инфузории-туфельки. Но раз такое рассказывали, значит были выжившие не-инфузории.

Инфузория ты или человек, но в гофрированной колбе с плескающимися разводами ионов неизвестного агрессивного вещества регенерация тканей происходила очень быстро, и ни одно обезболивающее не действовало.

– Будет немного щипать. Кости, волосы, зубы, все заново вырастит. Вы познаете свои внутренности… – слова Ушко таяли в спастическом страхе Алины.

– Зачем такие изуверства? Смотрите, локти, колени, сгибаются. У меня не настолько всё плохо!

– У вас воспаление надкостницы, перелом рёбер и лодыжки. Никто не будет с вами месяц возиться.

Технологические челюсти колбы распахнулись, ожидая, кого бы сжевать. Доктор и медсестра преспокойно отправляли Алину «гулять» в «пасть» ожившей технологии. Колба ждёт. В близости Алины она смыкала сворки с характерным чмокающим звуком – работал вакуумный замок. Алина просовывалась по миллиметру вперёд, заглядывая в мигающую полость колбы, наполненную неизвестными ингаляционными парами: к Алине тянулся этот пар, узнавая, укутывая, проваливая в боль и сомнительное исцеление. Искрило. Пылевидные вещества прилепливались к повреждённым участкам тела Алины. Она ощутила перламутровые почёсывания среди колоний застрявших инфузорий в квантовой пыли. Алина посмотрела в сторону: её подгоняли медсестра и доктор. Колба. Везде колба – направо, налево. Неведомо для себя Алина оказалась внутри.

В голове перевернулись песочные часы – сыпь времени капала по бусинке. В колбе трясёт, как на пульсирующем мотоцикле. Глубокие слои неправильно сросшихся мышц Алины претерпевают расслоение. Алина кричит. Изобретатели колбы имели пристрастие к пронзительной боли и внедрили свою пыточную любовь в целительские технологии. Обезболивающее было молоком для детей до четырнадцати лет, а дальше – колба и пятнадцать минут терпежа. Алина жалела, что накануне торговалась за шанс попасть под несчастный случай. И теперь – не обрушившаяся подпорная стена, а трансформация в колбе была самым бесплатным и несчастным случаем.

– Алина, зачем вы…

Она не хотела отвечать на вопросы. На фоне боли существование в виде инфузорий-туфелек казалось привлекательным. Некто – кто пришёл и ради кого затеяли экстренную процедуру реабилитации, автоматически стал врагом Алины. В голове вместо ответа на вопрос: «За что?» – вырабатывались антитела тысячетонным ударам. Алина состояла из стаек туфелек, но ей неизменными оставили слух и голос. Последствия несчастного случая устранялись новыми сухожилиями. Алина зажмурила глаза, а точнее фантомы на месте глаз, но вскоре тело её обрело привычные контуры и феноменальную похожесть, которая была до квантовой реабилитации.

Алина вышла, точнее выпала обессиленная из раскрытой полости колбы. Позади послышался железный бах – следом высадилась металлическая пластина. Эта пластина путешествовала в собранном бедре Алины десять лет. Теперь бедро Алины и металлическая пластина отдельные организмы.

– Вот об этом я и говорил. Сейчас вас никакая стена не раздавит, ни поезд не раскатает, ни самосвал, и вы не окочуритесь от недостатка воздуха.

– Господи, это ж такое непрошибаемое здоровье! – всхлипнула Алина. – Что вы наделали? Что вы… – она разбежалась и вмазалась в стену: головой, плечом и многострадальным бедром. – Нет! Ааа, Ааа.

Алина рухнула на пол – ещё, и ещё, задавшись целью непременно сломать себе что-нибудь. Грязное ведро с водой ей показалось симпатичной затеей: полное до верху – как кстати для проверки. Алина сунула голову в бурую жидкость ведра, совершенно не имея никакого понятия, что ей требуется гораздо меньше кислорода. Она не задыхалась, а могла плескаться год-другой, породнившись с кланом земноводных.

– Накупалась? – Уборщица гневно взирала. Она пользовалась абонементом на экспресс-лечение в колбе для сотрудников медицинского центра и понемногу наращивала здоровье: раньше она еле ползала, а сейчас её не прибьёшь.

Алина выдернула заплаканную голову по поводу неудавшегося утопления, подарив наглядный пример дизайнерам здоровья, что её организм более, чем жизнеспособен.

– Ирочка… – доктор брезгливо дрыгнул пятернёй.

– Все, дорогая, пойдём, вот так…

– Не запрягла. – Алина сжала кулаки. Она шла – без помощи, но будто не сама.

– Очень жаль, что ты выжила, – кротко бросила медсестра. – Будь умной.

– Погоди…

Модифицированная медсестра – а иначе не объяснить лёгкость, с которой она зашвырнула Алину в пустой кабинет – посмотрела выразительно и шепнула: «Я была на твоём месте».

***

Верховный прокурор в синем костюме был похож на мешок рассыпчатого сахара. Зернистость фактуре прокурора предавала гигантская плазма во всю стену в стиле остывших хрущовок «один раз и навсегда». Теперь невозможно изъять плазму, не стесав полстены. Слепящий страх Алины наконец-то приобрёл воплотимую форму. Она вскрыла пачку бесхозного бинта и высморкалась. Изображение на плазме стабилизировалось: Верховный прокурор. Его улыбка обманчива и легка. Он радуется свежим мордам в изоляторе, новым погонам: молодчина какой – раскрыл висяк. Прокурор был не просто не в себе, а что-то жуткое сидело в нём: тайный замысел ложился мягкими изгибами на его плоский рот. Хрустальная пепельница, выкупленная у музея СССР, позвякивала, когда прокурор мельхиоровой чайной ложкой ударял по ней:

– Динь … динь, – звук зудел в диапазоне ноты «ля».

Прокурор с неистовыми стараниями – уступая разве что посудомойной машине – лишал ложку грязи, бесконечно облизывая, и наконец-то бросил её в дымящуюся кружку кофе. Сладкая нефть стала неуправляемой и тянулась дрожащей прядью. На стол летели кофеиновые шлепки.

«Свинота», – подумала Алина.

Кофейные шлепки он созерцал сквозь зависание мозга, уговаривая себя не набрасываться намывать стол до блеска.

Алине стало смешно от его подавленной хозяйственности. Смех расслабил её внутренности и немного улучшил внешности Алина: стала похожа на человека, а не оттиск.

Верховный прокурор нашёл свой комфортный темп: мерные движения ложки в пустом кофе, казалось, размешивали что-то в мозгу Алины.

Она только сейчас поняла, что Верховный прокурор снизошёл с центрального телевидения, чтобы именно она – Алина – хорошенько вспомнила Уголовный кодекс. Алина боялась лишь одной статьи. До недавнего времени этот страх был платоническим. Сейчас Алина не прочь вернуться под строительный завал.

Прокурор оставил войны с кофе и разодрал пачку сигарет. Одна, вторая сигарета… он намеревался построить в пепельнице Египетскую пирамиду. Пепла было мало, в эквиваленте на соль едва хватило бы посолить чашку супа.

Кто-то или что-то скреблось на заднем фоне.

Лицо прокурора почернело, заострилось. Он вцепился в кружку, словно не желал отдавать свою игрушку подозрительным шорохам.

– «Два гуся, восьмое марта». Однако, статья у вас. Кайфоловов давно легализовали, узаконили пятницу, чтоб они уделывались; в субботу их отскрёбывают, а в воскресенье – на работу, обычно что-нибудь немыслительное. Они научились синтезировать яды по ГОСТУ, но вы пошли дедовским методом – экспериментально и наверняка. Вы не можете весь день лечиться в колбе! Слишком расточительно! – голос прокурора бил из динамиков плазмы.

Обвиняемый – хиленький хипстер лет двадцати – уселся за стол, как прописался.

– Кто тут у нас… Андрей… Паспортный возраст 20 лет, белковый… 20. Какая досада… – Прокурор едва улыбнулся и гнул ложку большим пальцем, как и всю правовую систему задорно подминал своей неистовой жаждой справедливости.

При взгляде на обвиняемого Алина вздрогнула: «Он? … Он! … Не он! …»

– На торчка ты не похож. Для сбытчика – не тот объём. Остаётся третий вариант, – давил прокурор.

– Я торчок, я ужасный, прирождённый торчок! – напрашивался обвиняемый.

– Ты – тюфяк. Недоделанный программистик.

Алина ужаснулась. Она бы тоже созналась в любом грехе, лишь бы…

– Я торчок! Вы… вы просто не знаете.

– Ты решил отравиться, – прокурор смотрел исподлобья. – Избавление от бессмертия, статья 1068, – безо всякого Уголовного кодекса прокурор цитировал: «Сговор группы лиц или незаконных образований в подрыве идеологических основ бессмертия, подстрекательство, распространение материалов, содержащих пропаганду прерывания бессмертия, а также вовлечение третьих лиц в демонстрационные протесты, подготовку…»

– Товарищ, Верховный прокурор, – обвиняемый вырвался из стращающего потока. – Я признал вину за употребление, а вы меня под расстрельную статью!

– Что за вещество-то было, потребитель? … Молчишь? Значит, ты хотел отравиться, чтобы покончить с личным бессмертием! Государство даровало тебе вечную жизнь, работу… У тебя будет шанс всё осознать. С сегодняшнего дня начнётся твоя подготовка в актёры.

– Что? Нет, нет…

– Господи… это ж … – икала Алина.

– Ваша заслуга, Алина, – уже реальный голос, а не скребущий из динамиков упрекнул Алину.

Плазма померкла, а Верховный прокурор – только не в костюме, а одетый, как среднестатистическое пляжное лицо – медленно обошёл Алину, нехотя протискиваясь сквозь одну ему известную пору реальности. Его кожа, прожжённая солярием, по цвету напоминала шкуру старого картофеля

– Я приехал ради вас, познакомиться. Я наблюдал за вами: боль, сожаление. Тем не менее вы вынудили паренька признать вину. Бедняга ничего тяжелее «Парацетамола» не глотал, но вы… – ноздри прокурора раздувались, – вы подбросили ему клубный порошок.

– Откуда такая уверенность? Почему не следователь, а вы меня допрашиваете?!

Верховный прокурор поднял руку. Он не хотел тратить на Алину слова, нервы. В его субъективном мире и воздух жалко тратить на таких, как она.

– Алина Шишкина… секретарша… паспортный возраст – 108, белковый возраст – 23… великовозрастная. Работаете маркетологом в десяти фирмах. Вы тунеядка, однако. Большинство работают на тринадцати работах.

– Мне и на десяти невыносимо!

– Корпорации вкладывают в вас деньги, обучают каждый год! Система заботится, чтобы вы не были необразованной макакой, и работали на максимальном потенциале!

– Как вы вышли на меня?

– Порошок. Слишком оригинально замиксован. Старая школа. В конце концов, все ретроманы оказываются под забором: они все чипированные, как непослушные скотинки. Ваш хипстер не упомянул, что познакомился с вами в клубе. Правильно, он бы ничего не доказал. В пакете порошка нашли ваш волос.

– Волос мог прицепиться к пакету…

– Я сказал: «Внутри пакета». Вы пренебрегли личным бессмертием, Алина! И вступили в сговор с Агентством несчастных случаев. Не отпирайтесь. Поройтесь, – прокурор всучил конверт. – … Узнаёте? Вы, вы. Вокзальная камера засняла, как вы встречались с неким «Твиксом» …

Алина дико посматривала на прокурора.

– … господин «Твикс», лицо знатное, работает на Агентство несчастных случаев. Он вроде передаточного звена… Он вас сдал. Вы хотели бросить корпорацию, общество и попусту умереть!

– Я сглупила! Я была в отчаянии! Работодатель не давал мне отпуск десятый год… увы, я не помню, как дышится на улице! Мне кажется, что мир состоит из ГВЛ. Я хотела прогуляться денёк-другой. Вот! Я не понимала…

– Нытьё – ваш единственный способ существования? Вы хоть помните, как зовут подставленного паренька? Ничего, в титрах прочитаете. Он стал боевым актёром.

– Я не смотрю «Кросс ненадёжных».

– Душенька, зачем же вам смотреть? Вы будите участвовать!

– Что? Нет! Вы не имеете права! У меня же ничего не получилось. Я жива, жива же!

– Вы подставили невинного человека, оплатив таким образом свой несчастный случай. Вы ненадёжный гражданин. Вам кажется, что вы не сделали ничего страшного, ведь лично вам это не принесло никакого вреда. Если бы мы не следили за «Твиксом» вы бы преспокойно мордовались в тёплом офисе.

– Почему «Твикс» на свободе?

– Он – мормышка на умирающих нытиков вроде вас. Он полезен. И всегда безотказный, когда речь заходит о решётке.

– Тогда… отпустите хотя бы хип… хипстера.

– Он тоже ненадёжный, раз сознался. По сути он соврал. Вы станете боевой актрисой.

– Многих ловили на связи с агентством…

– Агентство неделю числится в реестре экстремистских организаций. У вас есть VIP-купон этой… шарашки. Вы – сообщница. У вас один путь.

Четыре месяца спустя

– Сегодня отрывается пятый сезон квеста «Кросс ненадёжных»! Начинаем открытие с запуска панорамных квадрокоптеров. И – запуск!

Квадрокоптеры размером с микроволновку взвились вверх.

– Рассредоточится!

Квадрокоптеры разлетелись на скорости превышающей восприятие человеческого глаза.

– Эти ласточки будут следить, что делается на квесте. Справедливость, справедливость, наша свобода – справедливость. Трибуны, не слышу!

– Справедливость! Справед…– орали присяжные зрители.

«Я когда-то так же сходила так с ума», – тихо сказала Алина, находясь с другими ненадёжными гражданами в огороженном колючей проволокой периметре.

«Было бы здесь сто пятьдесят киловольт, я бы выжил. После колбы я стал токоупорным», – сказал щупленький казах.

«Не так уж и плохо. Если вспомнить, что творится на квестах…» – поддержала исколотая пирсингом юная девушка.

«Некоторые из нас действительно заслуживают квеста», – отозвалась Алина.

«Что?!»

«Ты у стариков воровала и у женатых!» – Давила Алина.

«Они были богатые и не обеднели. Сидели дома, работали дома, раз в два часа командуя в Ватсапе: «Этого уволить, а того – оставить». Подумаешь, они лишний раз в Таиланд не слетали, как жа-а-а-лко…»

– Осталось десять минут до старта шоу. Соведущий аукциона правосудия – сэр лорд гер-судья. Разыграно будет 67890 лотов. Поприветствуем актёров!

Трибуны взорвались ором, будто сами присяжные зрители рвались на квест, но вынуждены наблюдать с безопасных мест. Сэр лорд гер-судья, важный, весь из себя коротенький пузанчик с барсучьи мелированием на голове, перерезал красную ленточку, натянутую между двумя палками, чтобы в случае чего ОМОН вбежал и угомонил разбушевавшихся актёров.

«Вот я был уродом», – философствовал казах.

«Не рановато ли для самокритичности?» – спросила Алина.

«А повод-то какой?» – юная воровка зевнула.

«В прошлом году я сидел во втором ряду на пятидесятом месте, вон, где та девчонка с цветной головой».

«Не грузись. Я тоже была здесь в прошлом году. Украла билет с электронной почты у одного… неважно».

«Неудивительно», – бурчала Алина.

«А как зовут тебя?» – спросила воровка казаха.

«Андрей».

Алина не подняла глаз.

«Ого… Я думала ты Агын или… у меня парня звали Агын. А как ты стал ненадёжным гражданином?»

«Одна секретарша подставила».

«Не нравится мне это», – Алина не подала вида, что это ей напоминает собственный конфуз.

«А ты, кулёма, кем была?» – любопытничала воровка.

«Я …»

Голоса ведущего и судьи спорили, кто станет голосом правосудия на вечер, постоянно нахваливали актёров, и несли непроходимый «бред» про искупление, самоотдачу и шанс понравиться обществу законным способом. Фэндом «Кросса ненадёжных» мог выкупить актёра и содержать до следующего сезона квеста.

Алина не заметила, как пропустила розыгрыш десятка лотов. Некоторые актёры рыгали от шока на площадке после того, как выигрывали лот. «Главное – не стоять на месте и успеть за кого-нибудь спрятаться», – решила Алина. Подобной стратегии придерживались все актёры, и попытки спрятаться напоминали игру в ручеёк.

Как ни странно, беготня и прятки на площадке влияли на выбор присяжных зрителей ещё более непредсказуемо. Алина приметила рядок пенсионеров, прикорнувших на солнышке, и совсем молодых, тыкающихся в телефоны. «Этим пофиг. Вдруг у них дрогнет рука?» – Алина встала между двумя актёрами. Три секунды – и она снова «открыта» со всех сторон.

– Лот номер 14: «Страж гоблин». Кто же наш счастливчик? Кому выпадет роль сыграть неуправляемого монстра? Итак, нажмите на подлокотнике кнопку «Стоп» – выпадет случайный номер от 1 до 68889 или же напишите стилусом номер актёра на сенсоре подлокотника. Итак, лот 14…

«Готовишься три месяца, марш-броски, качалка, заплыв на два километра, а тут… ходи с дубиной и пускай слюни…» – возмущалась воровка.

«Я бы не хотел оказаться существом без интеллекта», – отозвался конопатый паренёк.

«Как бы тебя самого не грохнули, – Алина шепнула конопатому. – Раз, такой умный, чего не прячешься? Смотри, там тучка», – Алина слегка оттопырила мизинец в сторону девушки размером с центнер.

«Там занято».

«Ты просто боишься, что она тебя моментально полюбит», – подтрунивала воровка.

«Но прецеденты уже были. – Бурчал конопатый. – Один актёр укокошил другого прямо на отборочной площадке. Как зовут тебя?»

«Вика. Коллеги называют меня воровка Ви».

«Ви … Ви …» – запоминала Алина.

«Ви?» – удивился казах.

«А почему воровка-то?» – колупал конопатый.

«Ох … И где таких берут?» – Ви закатила глаза.

«Она тырит всё, у всех и всегда». – Пояснил Андрей.

Сэр лорд гер-судья решил отчего-то преподать урок милосердия: «Один преступник втягивает в свою деятельность пять непреступников. Но мы всем даём шанс. Слово предоставляется Верховному прокурору Кононову Антону Владимировичу».

Верховный прокурор в неизменном пляжном стиле: в гавайской рубашке, холёный, начищенный и товарный, будто переквалифицировался в элитного эскортника. А страж закона в нём замученно сидел и проглядывал через вострые глаза.

«Вот это мужчина!» – воровка расклеилась.

«Что?! Этот… педант лично меня допрашивал».

«И ты от него не забеременела?»

«Ви!»

«Могли бы скостить срок, – Ви пожала плечами. – Сама дура».

«Я тебе все патлы повыдёргиваю!» – Алина набросилась на Ви.

– Перед нами разворачиваются боевые пробы! Хук слева, справа от пирсингованной молодухи. К ним подбегает конопатый малец, бросается оттаскивает и получает оплеуху. Вот это бойня за лот!

Прокурор сиял свежей металлокерамикой во рту и общался без включённого микрофона с сэром лордом гер-судьёй.

– … к ним подбегает крупный парень, наносит удар. Наш конопатый друг, актёр номер… 1346 не сдаётся, наносит ответный удар. Нокаут! Кажется, присяжные зрители единодушно решили, кому достанется лот 14. Трибуны, вы бы хотели такого гоблина?

– Гоблин, гоблин, гоблин, – скандировала толпа.

«Ой-ё …» – конопатый очухался от боевого транса.

«Ты произвёл фурор», – недобро усмехнулся Андрей.

– Верховный прокурор, сэр лорд гер-судья, народ решил. Оставим парню гоблина?

– Воля народа – закон. Актёру 1346 достаётся лот 14: «Страж гоблин».

– Гоблин – лучший страж, гоблин… – взорвались трибуны.

– Нет! Нет! – кричал конопатый.

Вбежали омоновцы, скрутили конопатого и долбанули в шею инъектором.

– Подсудимому 1346 назначается наказание в виде лота номер 14 и лишение свободы на три года с отбыванием наказания на квесте «Кросс ненадёжных». – Сэр лорд гер-судья стукнул церемониальным молоточком.

– Прости… – хлюпала Алина.

Конопатый шёл без сопротивления за ворота отборочной площадки. В пятидесяти метрах располагался полигон «Кросса ненадёжных», огороженный десятиметровым забором под напряжением в 1000000 вольт. Сейчас забор был без напряжения, а массивная дверь открыта.

Охрана с пулемётами однозначно намекала, что обратного хода нет.

– Пожелаем нашему актёру удачи, – мягко проталкивал слова ведущий.

– Гойда!

– …прошу прощения, трибуны. Но мы так и не представили слово Верховному прокурору. Подержим!

– Уважаемые граждане, неграждане и непойманные ненадёжные. Вы заметили, что актёров 68889, а лотов 68890?

– Да-а, – трибуны всколыхнулись.

– Это не ошибка. Это щедрость нашей правой системы. Каждый ненадёжный заслуживает щепотку милосердия. После распределения основных ролей квеста мы добавили дополнительный лот – Лот 68890: «Амнистия» …

– Трибуны, минуточку, – успокаивал ведущий.

«Ух, кажется я ещё больше влюбилась», – визжала воровка Ви.

«Ты сбрендила!» – злилась Алина.

«У Ви Стокгольмский синдром», – предположил Андрей.

– Это новшество станет светлым лучом надежды каждому преступному существу. Итак, лот «Амнистия» добавлен в розыгрыш!

– Ура! Ура!

Сэр лорд гер-судья стучал молоточком: «Присяжные зрители, тишина на полигоне суда».

– Лот номер 15: «Очаровательная наложница». Девушки-актрисы, ходим, ходим, не зажимаемся. Бодрее! … Вот так! Пусть зритель разглядит в вас потенциал…

«Вот, это то, что надо!» – Ви рывком из футболки соорудила мини-топик и неистово раздирала джинсы.

– Меньше ткани – больше действий, вот это решительность! – подбадривал ведущий.

«Трибуны стоят на ушах от моего очарования». – Скакала Ви.

Алина перекатывалась по инерции, как кляча.

«Ты совсем не хочешь выжить? – Ви не понимала равнодушия Алины к конкурсу. – Так уж и быть: я подживу за тебя. Ты ж не против?»

«Отвали!» – шикнула Алина.

«Смотри, как надо выживать!» – ляпнула Ви и умчалась, пританцовывая. Он проделывала акробатические трюки, театрально падала на шпагат, становилась на мостик, каждая её косточка шевелилась, создавая эффект мерцания.

– Итак, присяжные проголосовали за лучшую наложницу. Кто же это богиня страсти, искусница, соблазнительница… это … актриса 5643 непревзойдённая Виктория…

«Я выиграла! Выиграла!» – захлёбывалась Ви.

– Дорогая, Виктория, что вы чувствуете? – обратился ведущий.

– Я счастлива! Я вас не подведу! Жаль, я не могу поблагодарить персонально каждого, кто за меня голосовал.

– Позвольте вас проводить к воротам квеста? Или вы предпочитаете ОМОН?

– Проводите меня! – жеманничала Виктория.

Сотрудник ОМОНА открыл дверь с рыком: «5643 на выход».

– Подсудимой 5643 назначается наказание в виде лота 25, лишение свободы на три года с отбыванием наказания на квесте «Кросс ненадёжных». – Сэр лорд гер-судья махнул церемониальным молоточком.

– Спасибо, красавчик. Поцелуй меня сюда. – Ви пальчиком похлопала по шее и дождалась мягкого клевка инъектора. – А теперь, проводите меня, сэр. – Она взяла ведущего под локоток и через десять шагов оказалась за воротами.