banner banner banner
Любовь и разум
Любовь и разум
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Любовь и разум

скачать книгу бесплатно


– Ой,– воскликнула Светлана, – к этому сроку и у нас должны появиться детки.

Наступила тишина в комнате. Каждый из присутствующих по-своему пытался оценить информацию от Светланы.

Анастас всё ещё надеялся получить ответы на заданные вопросы, но Иллиан не спешил. Он, видимо, тоже был обескуражен неожиданным сообщением земной тёщи и пытался оценить его с точки зрения генианской жизни.

– У вас будут дети? – спросил он Светлану.

– Да, да, двойня, – с некоторой долей радости и гордости ответила она.

– А у нас дети в семье рождаются только однажды. На второе рождение комиссия очень редко выдаёт разрешение.

– Да у вас всё не по-людски, – очередную глупость произнесла Светлана.

Анастас укоризненно посмотрел на неё и крепко сжал её руку, как бы, намекая этим, «думай, что говоришь».

– Это правда, – попыталась Светлана сгладить неудобную ситуацию, – на Земле люди сами решают, когда им заводить детей, и сколько.

– Вот поэтому у вас и существует полный хаос в вопросах деторождения. В одном месте на Земле сильное перенаселение, а в другом – пустота, – Иллиан, как совершенно полноценный генианский представитель на Земле и уже много повидавший здесь, констатировал существующие факты и оценивал их с точки зрения их, генианской жизни.

– Мы не доросли ещё до вас, – Анастас решил подвести итог этой части разговора и снова спросил, – где твои родители? Они здесь, на Земле?

– Нет, Анастас. Извини, я не называю тебя по земному и по родственному «папа». У нас так не принято. Мои родители не прибыли сейчас вместе с нами на Землю. У них другие планы, совершенно теперь не скорректированные с нашими, моими и Калеоны, планами. Это тоже определяет комиссия по межпланетным экспедициям.

– Всё-то у вас распланировано, и всё за вас решает какая-нибудь комиссия, – разочаровываясь в правилах генианской жизни, снова, высказала своё отношение к этому вопросу Светлана. – Мне не нравятся такие порядки. Я бы не хотела там жить.

– Светочка, Гениания – идеальная планета, и там живёт высокоразвитое общество, – опять попытался Анастас приостановить рассуждения жены. – Нам ещё долго-долго надо развиваться, чтобы приблизиться к их образу жизни.

– Не знаю, Стасик, как долго нам надо развиваться, но сейчас, я бы, не согласилась жить так, как они. Бедная Анюточка.

– Калеона счастлива там, и ей не нужно другое общество, другие правила жизни, – с некоторой долей обиды за свою Генианию, сказал Иллиан. – Это правда, Калеона?

– …. Да, конечно, дорогой Калеоний, – задумчиво произнесла Анюта. В её голосе мать уловила нотку сомнения или сожаления. – Мне с тобой везде хорошо.

– А вы здесь долго будете, Иллиан? – спросил Анастас. – Какие у вас планы?

– У меня предусмотрена работа на три-пять земных дней. Другие сроки будут зависеть от желания Калеоны. Если ей захочется раньше этого срока возвратиться на Генианию, я сверну или перенесу на другое время свои дела. Комиссия разрешила мне так сделать.

При этих словах на лице Светланы появилась ироническая улыбка.

– А как ты поступишь, доченька? – спросила она, глядя в глаза Анюте.

– Я не знаю, мамочка. Как скажет Калеоний, Иллиан.

– Мне бы хотелось услышать твоё мнение, Анюточка, – не сдавалась мать. Сейчас она не была похожа на прежнюю Светлану – добрую, приветливую, любящую. Новая нотка появилась в её голосе. Видимо, часть её, наверно, уже большая часть, прежней любви к дочери перешла к ещё не рождённым, но, таким желанным детям.

– Ты погостишь у нас недельку-другую? – продолжала она спрашивать у Анюты об её планах.

– Мамочка, я так соскучилась. Я очень люблю вас. И моих братика и сестричку я уже полюбила.

Анастас переглянулся со Светланой, услышав слова Анюты.

– Как быстро ты полюбила, доченька, не видя и не зная их. Похоже, что скоротечная генианская жизнь изменила тебя, приучила к принятию быстрых решений, – всё ещё не успокоившись и не смирившись с генианскими правилами жизни, сказала Светлана.

– Мамочка, я уже пообщалась с нашими двойняшками. Они очень милые и родные, – неожиданно для родителей, сообщила Анюта.

– Как? Как ты могла общаться? – затаив дыхание и дотронувшись до руки дочери, спросил Анастас. Последние слова дочери привели его шок. Он, при своём мощном энергетическом потенциале, ещё не чувствовал, не слышал мыслей пока не рождённых детей. А она, Анюта, сразу нашла с ними контакт. Краткая жизнь на Гениании в корне изменила её сущность, её способности. Анастас пытался осознать это. Ему было и горько и радостно одновременно. Горько от понимания того, что их будущие детки, так ожидаемые и оберегаемые от воздействия высоких энергетических полей, уже подверглись этому и достигли неслыханного, непредсказуемого уровня развития. А радостно Анастасу было потому, что теперь, вопреки его желанию, уже налажены родственные отношения между ушедшей от них дочерью и будущими её братом и сестрой. Родителям всегда хочется, чтобы их дети знали, любили друг друга и, при необходимости, оказывали помощь. Справедливость такого естественного человеческого желания Анастаса не укладывалась в его голове рядом с абсурдностью жизненной ситуации, в которой оказалась Анюта и пока ещё неопределённостью её брата и сестры.

– Да, папочка, они уже разумны, очень хорошенькие, – видя растерянность отца и матери, призналась Анюта. – Я очень люблю их, и мы будем дружить.

– Нет, доченька, – с явно выраженной злостью, сказала Светлана, – я не позволю им быть рядом с тобой. Я не хочу, чтобы они знали что-нибудь другое, кроме жизни земной.

– Светочка, что ты говоришь? – вмешался Анастас, – это же наша дочурка Анюточка. Она любит нас. Она прибыла сюда, чтобы увидеться с нами. И своих, кровных, брата и сестру она тоже будет любить, и встречаться с ними здесь, на Земле.

– Только на Земле, и нигде больше, – как отрезала, сказала Светлана. – Извини меня, дочка. Я сама не знаю, что говорю. Я очень люблю тебя и рада видеть здесь, у нас, – наконец, попыталась она восстановить прежний настрой в общении близких, родных людей. – Так у нас, женщин, бывает во время беременности. Это и плохо и хорошо. Плохо потому, что чувствуется полный дискомфорт и временами боль.

– А хорошо почему? – спросил Анастас.

– Потому, дорогой мой, что, прочувствовав боль вынашивания и рождения ребёнка, будешь знать, как дорого тебе твоё дитя.

– Наши женщины освобождены от предродовых и родовых мучений, но, тем не менее, они тоже любят своих детей, – попыталась Анюта оправдать генианские условия и защитить генианских женщин.

–Как же они вынашивают и рожают детей? – заинтересовалась земная женщина.

–Специальные генианцы – представители демографической комиссии – отбирают у будущих отца и матери части их жизненных энергий, и помещают их в родовые сосуды с особой генианской энергией. Там происходит слияние двух сгустков энергии, имеющих одинаковую частоту. В результате получается одно энергетическое формирование, то есть дитя двух генианцев. Вот и у нас уже были взяты части наших жизненных энергий, и поэтому у нас тоже скоро будет ребёнок. Наш Калеон.

– Легко генианским женщинам, – прокомментировала Светлана, – только всё равно я вам не завидую.

– Почему, мамочка?

– Потому, что должна быть любовь. Только в любви рождаются желанные дети. Поэтому они называются «любимые».

– Но, мы с Илланом любим друг друга. И детей будем любить, – Анюта совсем запуталась, называя своего мужа то одним, то другим именем.

– Мама права, дочка, – поддержал Светлану Анастас, – любовь, в результате которой рождаются дети, – это великое, светлое чувство и, к тому же, огромное наслаждение. ЛЮБОВЬ! ДА. ЛЮБОВЬ И РАЗУМ! Эти два атрибута должны быть присущи человеку с момента его зачатия и до последних дней его жизни на Земле.

– Мне очень жаль, Анюточка, что ты не испытаешь такого наслаждения, – погоревала Светлана, – и я всё сделаю, чтобы мои будущие дети не повторили твою судьбу.

– Я снова поддерживаю маму, – Анастас бережно за плечи обнял свою жену, – и всеми силами буду помогать ей в этом.

Светлана повернулась к мужу и нежно прикоснулась губами к его щеке.

– Вот такой у нас получился разговор, – тихо сказала Светлана. – Мы сидим в кухне, обед стоит на столе, а никто к нему даже не притронулся. Вот твои любимые вареники со сметаной, дочка. Ты была маленькая, но, с большим аппетитом тогда их поглощала.

– Если съедание двух-трёх вареников можно назвать поглощением, – Анастас с удовольствием перешёл к новой, более земной, теме разговора и обратился к Иллиану:

– Ты всё время молчал, Иллиан, так хоть порадуйся за свою жену, которая сейчас будет наслаждаться земными радостями.

–Я не хотел вступать в ваш диалог, видя, что моя Калеона полностью стала генианкой, и, радуясь тому, как она, умело, защищала наши генианские законы жизни. А теперь я тоже с большим удовольствием буду радоваться за неё, если и она получит земное наслаждение.

Светлана положила только что приготовленные вареники на тарелку и подвинула её ближе к Анюте.

Дальше обед проходил в тишине. Анастас и Анюта уплетали вареники, а Светлана, улыбаясь, смотрела на свою дочку.

– Милая моя, как ты изголодалась. Скажу тебе по секрету: первое время, когда ты унеслась в те далёкие края, я не раз подходила с тарелкой к твоей кроватке и пробовала накормить твоё тело.

– Она с ума сходила тогда, дочка, – прокомментировал слова Светланы Анастас. – Только потом, выйдя снова на работу, она понемногу успокоилась. Но, любовь к тебе у неё меньше не стала.

– Милая моя, мамочка, я тебя понимаю, – съедая очередной вареник, – прошептала Анюта.

– Я рад был снова увидеть вас, Анастас и Светлана, – вступил в разговор Иллиан, – а теперь я оставлю ваше общество. Вы наслаждайтесь, общайтесь, а я должен покинуть вас на некоторое время и заняться решением той задачки, которую поставила перед моим отбытием межпланетная комиссия.

– Опять ваши комиссии! Всё они решают! – с явным скептицизмом сказала Светлана. Анастас укоризненно посмотрел на жену, которая снова нелестно отзывалась по поводу генианских комиссий.

– Да, это так. Ну, до встречи. Я появлюсь дня через два-три.

– До свиданья, До встречи, – дружно ответили все сидящие за столом, провожая того, кто был рядом, но которого не было видно.

Через секунду все почувствовали ослабление давления внешнего энергетического поля, а у Анюты поменялось выражение лица. Оно стало, менее светящимся и более земным. Чувство любви – земное или генианское – озаряет любимого и любящего субъекта.

Следующие несколько дней семья Одинцовых провела в разговорах, объятьях, совместных прогулках.

Глава 5

После встречи с друзьями в квартире Одинцова Михаил развил бурную деятельность. Он никогда ране не занимался составлением планов, программ на длительные промежутки времени. Правда, когда раньше, в былые времена, попадалось ему нечто интересное, и нужно было провернуть какое-нибудь дельце, он основательно готовился к нему, просчитывал разные варианты его осуществления. Благодаря такому подходу к предстоящей операции, у него всегда всё гладко проходило и заканчивалось благополучно. Только вот, в последний раз, фортуна отвернулась от него, и неожиданная встреча с братьями-близнецами привела его к тому месту, в котором он и находится теперь.

Однако назвать такой исход последнего его дела неудачным было бы совсем несправедливо. Михаил встретился здесь с интересными экземплярами тюремного сообщества, и жизнь была наполнена такими неожиданностями, о которых он на воле даже не мечтал бы. Один Лютый только чего стоит! Очень занимательный экземпляр! Умный, хитрый, способный, изворотливый. С таким было интересно пообщаться. И Михаилу в этом повезло. Они корешались, соревновались и втайне стремились подмять под себя один другого. Михаилу повезло больше – встреча с Володей, а потом и с Анастасом, в корне изменила как его мыщление и поступки, так и всю будущую жизнь в целом.

Теперь не было Лютого, с которым нужно было соревноваться и побеждать, а сознание Михаила после посещения Гениании было вывернуто наизнанку, по сравнению с тем, какое оно было до приезда в этот «казённый» дом.

Миша попросил у дежурного охранника принести ему бумагу и ручку, что тот и выполнил моментально без всяких разговоров и вопросов.

– Майор Дронов приказал спросить, не нужны ли Вам какие-нибудь книги, – дрожащим голосом промямлил дежурный, когда принёс Михаилу ручку и целый альбом для рисования.

– Зачем ты мне принёс альбом? Я что, рисовать собрался? Неси быстро чистую тетрадь. А майору передай: пусть сам займётся чтением умных книг. Это ему скоро понадобится.

Молнией шмыгнул дежурный в полутёмный коридор. Только стук кованых сапог раздавался в тюремной тишине. В последнее время все просьбы Михаила, именно просьбы, а не требования, быстро и полностью выполнялись всеми служителями этого заведения. Сокамерники и соседи по лазаретной палате, где Михаил в последнее время был частым постояльцем, уважительно смотрели на него и все слова, им сказанные, воспринимали, как беспрекословные к исполнению. Он в своих корыстных целях не пользовался таким отношением окружающих его людей, но, где-то в глубине подсознания гордился своим «величием» и превосходством.

Через несколько минут сам майор Дронов доставил Михаилу несколько чистых тетрадей.

– Вот, Михаил Андреевич, выберите себе ту, которая Вам больше всего подходит, – совсем не по тюремному начальник обратился к заключённому, подавая тому три чистых, толстых тетради.

– Мне любая подходит, – ответил Михаил, взяв одну из предложенных тетрадей.

– Обращайтесь, Михаил Андреевич, если что… .

– Конечно, конечно, Геннадий Валентинович, – Миша подал руку начальнику, – мы теперь здесь одно дело делаем.

Майор Дронов быстро схватил протянутую руку, по привычке, выработанной годами при общениях с начальством, дрожащими пальцами ответил на пожатие Михаила.

– Не волнуйтесь, майор Дронов, – решил Миша успокоить начальника, – у нас с Вами одна забота: перевоспитывать наших подопечных.

– Так точно, Михаил Андреевич, перевоспитаем.

– Вот тетрадь взял, составлю план наших действий на каждый день и … вперёд к победе… . Можете идти пока. Я потом вызову Вас, поделюсь своими соображениями.

– Есть… идти, Михаил Андреевич.

Михаил «перевоспитание» тюремного контингента начал с начальника. Майор Дронов не только стал забывать свои должностные обязанности, но и начал помогать и поддерживать Михаила в его деятельности. Он, вдруг, прозрел и стал понимать, что поставлен на должность начальника тюрьмы для того, чтобы заниматься перевоспитанием, убеждением своих подчинённых и всех заключённых, независимо от того, на какой срок они были сюда определены. После окончания рабочего дня он не спешил, как раньше, к семейному очагу, чтобы успокоить свои перевозбуждённые за день нервы. Дронов в сопровождение себе брал то одного, то другого своего помощника и после работы обходил тюремные корпуса. Он проверял, все ли его указания за день выполнены, разговаривал с заключёнными и спрашивал у них – есть ли жалобы и пожелания. А те сначала с недоверием относились к таким визитам, усмехались, даже дерзили, а потом постепенно привыкли и уже смело высказывались по всем своим проблемам. В последние дни, с одной стороны, в тюрьме установилась спокойная обстановка, не случалось стычек между «дельцами», а с другой стороны, не было невыполненных их требований со стороны начальства.

После ухода Дронова Михаил сел на свою обжитую лазаретную койку, взял тетрадь, ручку и задумался. Мыслей в голове было много, но порядка среди них никакого. Первые строки будущего плана давались ему с трудом.

«Работа на неделю по дням» – написал он. Начертил на листке разметки на каждый день и задумался.

«Нет, пусть на разные дни будут отдельные страницы, – думал он, – так будет легче разбираться. Места хватит – тетрадь толстая. Да и что это я так расслабился? Я что, собираюсь здесь месяцами рассиживаться? Нет, надо форсировать все эти дела. Анастас не одобрит мою медлительность. Да и самому мне уже хочется скорее покинуть эти заскорузлые стены и расстаться со всеми местными корешками».

Долго что-то Михаил черкал на первой, потом на второй страницах. Но толкового так ничего и не получилось.

«Нет, на воле легче всё планировать, – сделал он окончательный вывод и отбросил ручку в сторону. – Там за кем-то проследил, подготовил инструмент, разработал планы захода и непредвиденных отступлений, и все дела на мази. А здесь надо чётко, день за днём, выполнять свою работу. Причём, пропускать нельзя, иначе труд вчерашнего дня может пойти насмарку. Кроме того, надо учитывать, что контингент здесь особый, с разным уровнем испорченности, и всех надо вывести на равную ступень сознания. С руководящим персоналом и службой охраны требуется вести обработку другого рода, но так, чтобы в результате все подопечные были одинаково подготовлены к новой жизни».

Примерно так размышлял Михаил, сидя на койке и, держа в руках так и не заполненную планами тетрадь.

Вошёл в палату тюремный доктор Афанасий Афанасьевич или, дважды Афоня, как называл его Михаил.

– Здравствуйте, Михаил Андреевич. Как Ваше здоровьичко?

– Спасибо, Афоня, то есть, Афанасий Афанасьевич. Здоровьичко в порядке, – как можно, более вежливо, ответил Михаил.

– Геннадий Валентинович приказал переселить Вас сегодня в привилегированную палату, так сказать, в палату для особо уважаемых клиентов. Он сказал « Вам там лучше будет работаться».

– Ещё раз спасибо, но мне не нужны особые условия. Наоборот, я хочу переселиться, если Вы не будете возражать, в общую камеру. Как, Афанасий Афанасьевич?

– Ну, ну. Я не против. Только как же быть с приказаниями Геннадия Валентиновича?

– Скажете ему, что всё в порядке. Михаил Андреевич, мол, переведён в привилегированную камеру.

– Но, я не привык. Я не могу…

– Афанасий Афанасьевич, я вполне здоров, и Вы не можете, не имеете законного права держать меня в своём богоугодном заведении.

Доктор криво усмехнулся на слова Михаила и покорно согласился.

– Как прикажите, Михаил Андреевич.

–Я не приказываю Вам, доктор. Это Ваше решение. Понятно?

–Разумеется. Так оно и есть.

Миша незаметно, но довольно уверенно, без всяких расписанных в тетради планов, приступил к осуществлению, переделке сознания «вверенного ему объекта».