скачать книгу бесплатно
Услышав крики на кухне, Мать вскочила с полки, машинальным движением перехватила на себе халат, запрыгнула в тапочки и рванула на себя штору, отделявшую кухню от спальной части вагона.
– Так, что вы галдите! Что стряслось? – Опытный взгляд Матери заскользил по одиннадцати притихшим дочерям в поисках подвоха. Но не нашел. – Натворили чего опять? – Напустила на себя строгий вид жена Барона.
– Прости, мамочка, мы не хотели тебя будить! – состроила глазки младшая, Сара.
– Ой, не подлизывайся мне тут! – Мать, в отличие от Барона, уже давно не велась на трюки дочерей. – Выкладывайте! Разбили что?
– Путевода ищут! – загадочным голосом сообщила средняя, Ратка, зеленые глаза которой внимательно следили за маминой реакцией.
– А вам с того что за печаль? – подбоченилась Мать, все же на всякий случай оглядывая комнату в поисках повреждений. Стол – центральный и самый большой предмет на кухне – был цел. Завален посудой, но в семье из четырнадцати человек это было неизбежно. На плите, устроенной на старой буржуйке, царил порядок. Амулеты на окнах не испорчены, шторы из старых палантинов не тронуты, вода в ведре для мытья посуды есть, банки и склянки с заготовками ровными рядками стоят вдоль подвесных полок. Даже эмалированная кастрюля, в которой кисло молоко для окрошки, не перевернута. Мать нахмурилась сильнее – зудящее ощущение, что она что-то упускает, не давало ей покоя.
– Дурите меня, небось! Вот отцу все скажу.
– Ну мамочка, мы же честно! – пискнула Сара. – Путевода ищут, папа отправляет отряды в помощь краи!
– Так, а Ракса где? – Мать вдруг поняла, что не видит старшую дочь. Девочки потупились. Мать поняла: вот оно. – А ну-ка, выкладывайте! Куда Раксакаль девалась?!
– С папой… – осторожно сказала Ружа, третья дочь Барона. И тут же залилась краской – врать она категорически не умела.
– С папой! – всплеснула руками Мать. – Это чтоб ей вдруг стало интересно команды раздавать и с бумажками возиться?! А ну, признавайтесь, чертовки, на Путях она опять? На Путях?
Для эффекта Мать даже стукнула ладонью по столу – посуда подпрыгнула, издавая мелодичный звон. И это помогло.
– На Путях, – призналась Ружа, которой явно стало легче от сказанной правды.
– А вы и не остановили, ой! – закачала головой Мать. – Договаривались же! И еще сестры, называется, ой!
– Мы пытались! Пытались, мамочка! – наперебой заговорили девочки. – Но она ни в какую! Говорит, я первая Путевода отыщу! Да, я найду нового Путевода, все узнают, на что способна Баронова дочь.
– Ой ты ж, ой! – заохала Мать, хватаясь за грудь. – Мира Дэвел, ой!
Продолжая причитать, Мать рванула в стороны раздвижные двери вагона и выпала на цементный пол платформы, гордо именуемой Площадью. Суетившиеся вокруг шушу замерли – отвлеклись от своих занятий, выглянули из жилых вагонов, тянувшихся вдоль Площади по заброшенным Путям. Весь табор воззрился на жену Барона.
– Где Барон? – спросила женщина, которой не хватало дыхания – от волнения в груди сперло.
– У северного входа на Пути он, – ответил кто-то.
– Янко! Янко! – Мать, хватаясь за крупные бусы на шее, стала пробираться к противоположному концу платформы сквозь платки, разделявшие Площадь на сегменты. То и дело приходилось огибать коробки с грузом, тазы со стиркой и другими неожиданными препятствиями, скрытыми за разноцветной тканью. – Янко!
– Что стало? – отозвался наконец Барон.
Его недовольное лицо появилось меж платков. В руках он сжимал бумаги с координатами постов вдоль Путей. Следом за ним выглянули подчиненные Барона, с которыми тот обсуждал, как помочь краи искать Путевода.
– Раксакаль! – просипела Мать и сползла на землю. Барон метнулся к ней, подхватывая под руки, и аккуратно усадил ее на коробки. – Опять. Опять сбежала, чертовка! Опять на Путях! – Мать махнула руками, и прижала к губам уголок платка, чтобы в сердцах не выпалить лишнего.
Барон прикрыл глаза.
– Обещала ведь мне, что домой пойдет, раз уж мне тут помогать не хочет!
– Ты ей рассказал про Путевода? – севшим голосом спросила Мать, в растерянности глянув на мужа.
– Я, а что было делать? Она должна учиться заниматься делами табора, решил: такой повод привлечь ее к делу, отрядами бы командовала.
– Что ей дело твое, Янко, у нее сплошные Пути на уме и поиск «потеряшек», как у солдатки обычной! Видала она все эти дела наследнические, неблагодарная! – всхлипнула Мать, снова прижимая к губам платок.
– Ну-ну… – взял жену за плечи Барон. – Чего ты переживаешь так? Она опытная, у нее этого не отнять. «Потеряшки» ищет хорошо, грузы доставляет хорошо… может, и тут повезет.
– Защищаешь ее, дурынду эту! А не станет нас с тобой, кто за табором присмотрит! У нее ж ветер в голове, как у краи! – Пальцы Матери нервно сжали края платка.
– Вернется – задам ей. Вот тебе слово! – пообещал Барон, чтобы только успокоить супругу. Женщина закивала, потупила взгляд.
Он сел рядом и прижал голову жены к груди.
– Не пропадем. Раксакаль – голова дурная, но светлая. Да и хитрости ей не занимать. Не пропадем.
А тем временем Раксакаль, вопреки заветам отца и тревоге матери, уже со всех ног неслась по Путям. Ее захватил азарт.
Она была уверена в своих силах – сомневаться в чем-то вообще было не в ее правилах. Во всех вопросах она доверялась своему чутью, которое, на счастье, редко подводило. Сейчас она была уверена – именно ей повезет найти Путевода!
Выбравшись из Метро, где на заброшенной станции жил ее табор, она увидела стаи краи, уже кружащие над Домами. «Конкуренты», – улыбнулась девушка, на самом деле уверенная: ей никто из них и в подметки не годится. Пусть у краи были отмычки, а значит, доступ к любому Дому, но, чтобы воспользоваться хоть одной, им нужно было Приглашение Дома. А ей оно не требовалось до тех пор, пока она не нарушала ничей покой. А значит, пока чернокрылые были просто фоном, не более.
Вентиляция – вот ее способ попасть внутрь. Так легко можно было осмотреть Квартиры, не заходя в них, а значит, ничей покой не будет нарушен и Дом ее не выгонит.
Раксакаль выбрала одно из зданий наугад и ринулась наверх.
«Мне повезет!» – подумала девушка.
После проверки пятого Дома Раксакаль начала злиться. Мало того, что никакого Путевода, так еще и голод начал давать о себе знать. И если неудачные поиски лишь означали, что надо просто выбрать следующий Дом и продолжать искать, то голод отвлекал, мешал сосредоточиться. А вот для того, чтобы перекусить в чужой квартире, уже придется договариваться с Домом, он может и не разрешить.
Это было унизительно для Раксакаль. Ведь обычно все, что ей было нужно, она брала себе без спроса. Или силой. Или угрозой эту самую силу применить. «Как нищенка сейчас буду!» – с досадой думала Раксакаль, но терпеть урчание в животе уже не было сил. Она добралась до нового Дома и тихо попросила: «Дом, пожалуйста, угости меня, я трачу силы, разыскивая Путевода, разреши мне где-нибудь поесть!»
Кирпичные стены пятиэтажки отозвались на ее слова едва ощутимой вибрацией. Она пронеслась с фундамента вверх, к крыше. На миг задержалась там и стихла. Раксакаль расплылась в довольной улыбке, отыскала вход в вентиляционную трубу, обросшую толстым слоем пыли. Забралась по ней на самый верх и выскользнула через неплотно прибитую к вытяжке сетку. К своему удивлению, она оказалась не в Квартире, а в каком-то подсобном помещении. Обжитом подсобном помещении, насквозь пронзенном многочисленными трубами. Между ними была натянута веревка – на ней сушилось белье. Рядом стоял облезлый диван и заляпанные стулья. А дальний угол помещения скрывали фанерки, сколоченные в отдельную комнату. В нее даже вела отдельная дверь. «Точно как у краи!» – подумала Раксакаль.
Повсюду валялся хлам – коробки, доски, какие-то пакеты с непонятным содержимым. Под единственным окошком на правой стене был навалена гора тряпья. Подоконник за ней был заставлен талыми свечками. Вдоль по периметру комнаты тянулись ряды зеленых и коричневых бутылок.
Оглядев все это великолепие, Раксакаль фыркнула и уже собралась уходить, решив, что Дом ошибся или пошутил. Но тут сквозь запах пыли и старья она ясно различила аромат хлеба. Где-то лежал батон. Нос шушу задергался, а желудок свело новым голодным позывом. Осторожно оглядываясь по сторонам, Раксакаль бесшумно засеменила вглубь помещения.
Хлеб обнаружился среди пакетов и пыльной посуды на катушке из-под кабеля, приспособленной под стол.
«Спасибо, Дом!» – Шушу облизнулась и уже потянулась к заветной буханке, как ее руку вдруг пронзила резкая боль.
Краем глаза Раксакаль заметила что-то, взметнувшееся рядом, и едва успела отпрыгнуть, как второй удар обрушился уже на катушку-стол. Шушу приземлилась на пол и бросилась бежать, лишь мимолетно глянув на обидчика. Ребенок. Мальчик, сжимающий в руке палку. Мелькнули в сумеречном свете длинные пряди серых волос.
– Воровка! Это моя еда! – кричал он, несясь следом за стремительно убегавшей Раксакаль.
Она взлетела по трубе обратно к вентиляции. Седовласый метнул палку, надеясь зашибить ненавистного грызуна, но шушу успела юркнуть в дырку за сеткой. Палка гулко стукнулась о стену.
Раксакаль отбежала от входа в вентиляцию и замерла, с трудом переводя дыхание.
– Вот же! – донеслось до нее возмущение мальчика. – Сбежала все-таки!
Послышалась возня, Раксакаль подергала носом. Сетка вентиляции отлетела, и в узкое пространство вонзилась деревянная доска. Видимо, не зная, как проще пресечь возвращение крысы, мальчик решил забить вентиляцию.
Когда он втискивал последнюю доску, со скрипом пролезавшую между предыдущих, Раксакаль уже неслась вниз по вентиляции и торжествовала. Кровоточащая рана ничуть не умаляла ее радости, она даже не замечала ее. Седовласый! Седовласый мальчик!
Дело оставалось за малым – доставить его на собрание Совета.
Теперь вход в его Квартиру – а эту свалку из тюков и бутылок Дом все-таки считал квартирой – лежал либо через дверь, либо через окно. Тут точно не обойтись без отмычки, а значит, без краи. Но это было уже неважно. Ведь она нашла Путевода, именно она!
Ближайшая группа краи обнаружилась на проводах между двух кирпичных высоток. Преодолев путь наверх через все ту же вентиляцию, Раксакаль выбралась на крышу и замерла на краю. Идти по проводу она не решилась – высота и шушу плохо уживались друг с другом. Дождавшись, когда краи сами ее заметят, она «перекинулась» и махнула им здоровой рукой.
4
Со мной пошла Гретта. Остальных ребят я отправил в Театр – слишком много Хранителей в одном месте всегда привлекает внимание людей. Ну и Раксакаль, это даже не обсуждалось. Раненая рука, теперь наскоро замотанная алым платком, не убавила ее пыла, даже наоборот.
Пока мы спускались с высотки, Гретта коротко шепнула мне: «Я ей не доверяю».
Я пристыдил ее за невежливость, хотя сам не очень доверял дочери Барона. Уж больно взбалмошная.
Я подлетел к подоконнику нужного чердачного окна. Стекло мутное, пыльное, ничего не разглядеть. К тому же оно явно не открывалось, я не увидел петель. Стало понятно, что придется проникать в Дом максимально по-человечески – через подъезд.
Гретта осталась сторожить у входа – устроилась на соседнем дереве.
Дождавшись, когда кто-нибудь из людей выйдет из подъезда, мы с Раксакаль проскользнули внутрь и взобрались на последний этаж. От лестничного пролета наверх вела узкая лесенка, сваренная из арматурин и почему-то выкрашенная в зеленый. На верху лестницы – под самым потолком – виднелась маленькая обшарпанная дверь. Замочная скважина в ней была новой.
– Уверена, что здесь?
Раксакаль кивнула.
– Где ж ей еще быть – самая крыша. Точно тут. Справишься?
Что ж, вариантов не оставалось. Я «перекинулся» и медленно поднялся по железным ступеням. Положил руку на шершавую поверхность двери, закрыл глаза и сосредоточился. «Дом, я, Крышник, предводитель крышеходов, ведающий всем, что смотрит на Небо, прошу разрешить мне войти в эту Квартиру. Клянусь, что не имею дурных умыслов и действую на благо Города», – мысленно произнес я фразу, за много лет заученную настолько, что разбуди меня среди ночи – я выдал бы ее без запинки.
Дом отреагировал быстро – почувствовав под ладонью одобрительную вибрацию, я вынул из-под майки посеребренную отмычку. Вытянутый вороний коготь, у всех предводителей отрядов краи был такой. Отпирающий все двери и окна в зоне их ответственности.
– Занятная вещица, – облизнулась Раксакаль, когда я провел когтем по ручке и замочной скважине.
– Даже думать забудь, – бросил я.
– Да ну что ты, и не думала! – подняла она руки, словно попавшийся вор. – Я не собираюсь объявлять войну краи! Но обладать такой штучкой дорого стоит…
– Предлагаю на этом закончить.
Я нажал на ручку, и, стоило двери приоткрыться, от прохода отпрянуло нечто темное и холодное и скрылось в глубине Квартиры. Я невольно замер. Неужели опоздали? Прислушался – тишина. Может, просто Мрак? В тот момент я пожалел, что со мной не было никого из кеди, той же Майи. Они очень тонко чувствуют Теневых, Теней и прочий вражеский сброд.
Я обернулся на Раксакаль – она сосредоточенно обгрызала лак с ногтей.
– Когда ты была там… ты ничего не почувствовала? – спросил я, невольно вглядываясь во тьму за дверью.
– Мм? – отвлеклась от своего занятия девушка. – Нет, ничего вроде. А что?
– Да так. Мне показалось…
За дверью виднелась еще одна лестница – несколько железных скоб, прибитых к стене. Видимо, квартира была еще выше.
– Показалось, что там что-то есть?
Раксакаль подошла ко мне и тоже заглянула в щель.
– Как будто.
Она какое-то время рассматривала пространство за дверью. Мне показалось, с каким-то нездоровым любопытством.
– Ну, если там что и есть, то оно совсем слабое, – шушу отошла от двери. – Слабое мы не чувствуем – сам знаешь, живем рядом с ним, притерпелись. Может, Мрак обычный? Ты его светом спугнул.
Я пожал плечами.
– В общем, сейчас выясним. Пошли! – И прежде чем я успел что-то сказать, Раксакаль распахнула дверь.
Из комнаты вырвался запах пыли и залежалой одежды. Я увидел рядом с дальней лестницей две пары обуви – мужские ботинки и кроссовки, слишком маленькие для взрослой ноги.
– Давай, не дрейфь! – Раксакаль уверенно перешагнула порог, я едва успел схватить ее под локоть.
– Ты что, напролом попрешь? – зашипел я, подтягивая к себе недоумевающую девушку. – Смотри, он тут не один живет! – Я кивком указал на обувь.
– Да иди ты, нет там никого! – так же шепотом огрызнулась Раксакаль, выдергивая руку. – Я приходила – никого не было, один он там! И аккуратнее вообще, раненую руку хватаешь!
– А, теперь это резко стало проблемой, да? – тихо возмутился я. – Слушай, если окажется, что он там не один, – мы влипли. Давай я схожу посмотрю, что к чему, а ты посторожишь?
– Почему это ты сходишь?! – возмутилась Раксакаль.
– Потому что если там есть «невидящий», то пусть лучше он ворону увидит, чем крысу! Тебе и так сегодня досталось.
Раксакаль явно хотела что-то возразить, но все же сдержалась и, насупившись, кивнула.
Надеясь, что наша возня не привлекла ничье внимание, я забрался по лестнице. И чуть не стукнулся головой об потолок – настолько он оказался низким. Пришлось согнуться, чтобы пробраться вглубь. Кругом был мусор, настоящая свалка из вещей, даже не верилось, что в таком бардаке могут жить люди. Но вот горящие свечи на подоконнике, вот тарелки и еще свежая еда на столе. Здесь определенно живут, и давно. Где же Путевод?
Полумрак действовал на меня плохо. В голову сразу полезли неприятные мысли, но я старался гнать их от себя. Оборачиваясь на свечи, как на спасительный маяк, я стал аккуратно осматривать комнату.
У двери, врезанной меж фанерных листов, ощущение, настигшее меня у входа, повторилось. Нечто за дверью метнулось из одного угла в другой. Дом отозвался на это перемещение едва слышным вздохом. Не слишком тревожно, скорее предупредительно. Я решил не трогать дверь – кажется, мне было не туда.
Но куда?
Я вновь окинул взглядом комнату. И вдруг заметил его. Седая голова в дальней части чердака, едва заметная на фоне таких же серых тюков со всякой всячиной. А на голове, поигрывая попеременно гаснущими лампочками, искрилась новогодняя гирлянда – свечи, крепившиеся на провод в виде ветки. Мальчик не замечал меня, он был чем-то очень занят, бормотал под нос, отвернувшись к стене. Пугать парня не хотелось, к тому же вдруг он там не один? Я подобрался поближе и замер от увиденного. Парень сидел на полу, выставив перед собой руки и напряженно жмурился. А перед ним на полу, искрясь, точно оголенные провода, то пропадали, то снова появлялись контуры гроба.
* * *
Сколько Леша себя помнил, мама всегда была такой. Папа говорил, что не всегда, но Леша не знал, правда это или нет. Мама «болела», так папа это называл. Но Леша видел: это не болезнь, что-то другое.
