Кощное озеро

Преодолев заросли папоротника, Шестнадцатый вновь принялся собирать информацию. На сей раз из разговоров узнать удалось мало: в основном люди вспоминали о Насте Фортаковой, жалели её бедных родителей, обсуждали, какая славная и милая Марина, и судачили о семейном бизнесе Полуниных.

Как оказалось, Лука владел единственным ломбардом в Кощном озере и был председателем городского совета. Ломбард – прибыльное дело, когда нет конкурентов. Получалось, что Полунины богаты и к тому же имели законную власть. Марину могли похитить ради выкупа или для шантажа. Если это так, то, скорее всего, преступник попросту не успел подложить записку с условиями.

За стеной ельника раздался громкий лай, затем последовал строгий голос Ильдара Антоновича:

– Дочка, не спорь, возьми Батона. Так мне будет спокойней. – Выразительный профиль Ильдара Антоновича, наполовину скрытый густой бородой, показался среди игольчатых ветвей. – Мне сейчас нужно отлучиться в город с Лукой Сергеевичем. Он заказал для всех добровольцев обед в школьной столовой, и еду надо доставить на место.

Рядом появилось недовольное лицо его дочери Камиллы.

– Знаешь же, он меня почти не слушается. Батон? Лапу!

Большой белый алабай игриво гавкнул и сел на землю.

– Видишь? Мне с ним не справиться.

– Да уж, силёнок у тебя недовес. А ты ещё худеть хотела следом за подружками. Но ничего. Вон вы же с Эрнесом вместе ходите. Он и поможет тебе с Батоном совладать. Ты, кстати, у Эрнеса узнала, когда он собирается уезжать? Нет? А чего ждёшь? Успевай на хвост упасть, чтоб одной не ехать. Как раз поступишь с ним. На инженера выучишься.

– Пап! Я вообще в физике не разбираюсь. Не хочу я ни на какого инженера учиться.

– А на кого хочешь? – Ильдар Антонович выдержал паузу и с лёгким укором сказал: – Не знаешь. У тебя не так много времени осталось, чтобы не проворонить своё будущее.

– Ладно, я поговорю с Эрнесом, – буркнула Камилла, – но при одном условии. Да, я буду торговаться. Ответь, как ты догадался, что я уходила на ночь. Ты же не проверяешь мою комнату.

– Элементарно, дочка. Вчера под вечер мне позвонил Лука Сергеевич и спросил, не у нас ли Марина. Я, конечно, сразу пошёл проверять. Как я понял, она наврала, дескать, вы собираетесь у нас на ночёвку, а сама пошла в лес. По пути её застукал Клим и доложил Луке Сергеевичу. Мы с ним схожи во мнениях. Он тоже не хотел отпускать Марину в лес посреди ночи, когда под боком обосновались сектанты. Вот и получается, если бы не это, я бы и не узнал, что ты улизнула.

Безрадостно рассмеявшись, Ильдар Антонович обнял дочь за плечи. Камиллу же объяснение оставило совсем в иных чувствах. Её лицо перекосило недовольной гримасой: ноздри раздулись, губы скривились.

Шестнадцатого такая красочная реакция озадачила. Марина бы не соврала, будто идёт к новой, не представленной родителям подруге. Или они с Камиллой, или их семьи дружили. Почему тогда Камилла злилась?

7

Камилла передала Эрнесу поводок Батона и устало плелась позади них. Псу никто не объяснил, что на поисках пропавших не веселятся, и поэтому тот со щенячьим задором метил каждое приглянувшееся дерево. Камилле же с Эрнесом приходилось ждать, когда он закончит свои дела. Порой Батон чуял след и сразу же кидался в погоню, чуть ли не волоком таща за собой человеческий балласт. Обнаружив нору или дупло, где пряталось перепуганное животное, Батон заливался громким лаем. Первое время многие из добровольцев подходили посмотреть, что же такое нашёл пёс, но, спустя десяток раз, Батону перестали верить. И пока Камилла с Эрнесом вдвоём пытались утихомирить пса, большинство людей ушли далеко вперёд.

Впрочем, Камилла была рада отстать от группы и не сомневалась, что и Эрнес тоже. Их обоих с Мариной связывала номинальная дружба, продолжающаяся исключительно в умах родителей. Исчезни Марина годом раньше, они непременно мчались бы в первых рядах вместе с Настей Фортаковой. В прошлом июле Марина ещё не рассталась с Эрнесом, не отстранилась от Камиллы, не поссорилась с Настей. Да и Настя ещё не угодила в сети секты…

Осмыслить её побег Камилла до сих пор не могла. С начала учёбы чувствовалось, что их с Настей дружба выдыхалась без Марининого участия. Если бы Камилла знала, чем обернётся Настина отстранённость…

– Камилл? Камилла? – окликнул её Эрнес и с трудом остановил Батона, намеревающегося прорваться сквозь заросли крапивы. – Это не честно: сперва рассказать человеку про русалку, сбагрить ему своего одичавшего пса, а потом избегать его. Я ведь даже сумасшедшей тебя не называл.

– Справедливо, но ты мне и не поверил. Да, согласиться с существованием русалок – как вернуться к плоской Земле… – Камилла пнула шишку. – Неудачный пример. И им я себя потопила.

– Не, ты только борт продырявила. Я до сих пор хочу послушать, с чего у тебя взялись такие мысли. Можно было подумать на что угодно, но ты выбрала русалку.

Батон загавкал, будто бы поддакивая, и дёрнул поводок.

– Смотри, наша метка. – Эрнес указал на тонкий ствол клёна, опоясанный красной атласной лентой. – Похоже, мы почти на опуш… Батон, стой! Фу! Фу!

Рванувший к клёну Батон потянул за собой Эрнеса. Тот не успел ни упереться, ни отпустить поводок и поехал за ним на животе, как пингвин по льду. Камилла побежала следом и, споткнувшись о корень, чуть не упала; наверное, это Эрнес вспомнил её добрыми словами за то, что отдала ему поводок. Батон же со всех лап нёсся к месту купальского костра, словно пытаясь перегнать время, развернуть его вспять и успеть на вчерашнюю вечеринку. Там-то старый милицейский пёс точно отыскал бы пропавшую.

В дрожащем магическом свете огня поляна выглядела иначе, нежели сейчас, в сумерках дождя: пасмурность наложила отпечаток реалистичной невзрачности. Магия покинула это место. Огромный костёр догорел, и у потухших углей уснул какой-то бомж.

Камилла не сразу узнала в том Матвея Одинцова, про которого недавно спрашивала его мать, Нинель. Свернувшись под единственной сосной среди березняка, Матвей старательно игнорировал попытки Батона его разбудить. Пёс и тыкал его носом, и лизал, и хлопал лапой, – всё без толку.

– Кто тут молодец? Кто умный и совсем не бесполезный пёс? Кто нашёл человека? – Камилла потрепала пса по загривку и сдвинула назад капюшон дождевика. – Хороший мальчик.

– Погоди, что? – раздался голос Эрнес откуда-то из высокой травы. – Кого?

– Да, я хороший, – сонно пробормотал Матвей и, разлепив один глаз, с подозрением уставился на Камиллу. – А ты? Кто ты, космонавт? Где на твоём скафандре оберег?.. Духи из космоса вырвались.

Камилла не сдержала удручающий вздох. И у этого на уме одна нечисть. Впрочем, стоило ему причмокнуть губами, Камилла разом позабыла о его странных словах. Она поглядела на землистое лицо Матвея с чернильными разводами волос на коже и украдкой заулыбалась. От него пахло спиртом и кислыми ягодами, но Камиллу всё равно манило коснуться его щеки, отвести от бледных губ мокрую чёрную прядь. Ей хотелось, чтобы Матвей очнулся и…

Шорох листьев заставил Камиллу обернуться. Позади никого не оказалось, хотя предчувствие твердило об обратном.

– Купала рыскает вокруг. Отец… – Матвей снова причмокнул губами и притянул к себе в объятия Батона. – Чур меня…

«Чур» тебе надо было сказать своим надуманным проблемам и не напиваться из-за них, мысленно пожурила его Камилла и попыталась растолкать.

Она прекрасно помнила, как ночью Матвей с непреодолимой тоской жаловался на «отмирание чувства долга и солидарности», ведь почти никто из его класса на праздник не приехал. Ни тогда, ни сейчас проникнуть в суть его печали у Камиллы не получалось.

– Он же говорил про обереги? – нависнув над ней, тихо спросил Эрнес. – И что его хотят потопить? Каков шанс, а?

Никаков, едва не сорвалось у Камиллы с языка, но вместо этого она лишь пожала плечами. Камилла стыдилась собственных слов и той твёрдой уверенности, с какой они тогда прозвучали, но отказываться от них тем не менее не собиралась.

Эрнес жестом предложил отойти. Они встали под раздвоенной рогаткой берёзой с присосавшейся к чёрно-белой коре чагой и оба поёжились. Камилла до сих пор ощущала на себе чужой взгляд, однако его источник так и не находился.

– Я долго думал и… – заговорил Эрнес и будто силой заставил себя продолжить: – Какова вероятность, что тебя, меня и убийцу примерно в одно время переклинит на славянских поверьях? И ведь перед этим не проходило никакого информационного бума язычества. Оно появилось само по себе. А теперь прибавь к этому бормотание Матвея. Его подсознание выдало то же самое, но часов на семь-девять позже. Подобных совпадений не бывает. Что-то произошло, Камилла.

– Уже придумал теорию?

– Ага, но тебе не понравится. Отравленная вода, – мрачно произнёс он и столкнулся с её неприкрытым скепсисом. – Ну а что? Вдруг в озеро химикаты сливают. От этого никто не застрахован. Мы все – я, ты, Матвей и убийца, – были на берегу и могли надышаться ядовитыми парами.

Эрнес походил на безумца, считавшего, что раскрыл правительственный заговор. Его овальное лицо с крупными чертами утратило мягкость. По центру высокого лба залегли глубокие полосы тревоги. Обычно щурившиеся, близорукие глаза широко распахнулись, а их требовательный взор вперился в Камиллу.

Она не собиралась подыгрывать его одержимому стремлению использовать одно общее рациональное объяснение как старое покрывало, под которым можно спрятать всё, что неугодно.

– По-твоему, мы спятили от токсичных паров? Почему тогда с Денисом всё хорошо?

– У него сильный иммунитет. – Эрнес потупился и вздохнул. – Честно говоря, если бы хтонь была реальной, происходящее имело бы какую-то логику. Без хтони всё объясняется резиновым вселенским совпадением. Чтобы видеть одинаковые галлюцинации, люди должны быть сами одинаковыми. Ну, хотя бы из одной религии. А мы все разные. Ты веришь в приметы и мистику, Матвей атеист, а я… – Оборвав фразу, он фыркнул, мол, с ним всё ясно.

Вновь ощутив немое присутствие постороннего, Камилла неожиданно для себя взяла Эрнеса за руку в попытке успокоиться. Незамысловатый жест подействовал на него ободряюще.

– Я хочу разобраться, – твёрдо заявил Эрнес, и громыхнул гром, точно небеса поставили свою печать под его словами.

И почему я не согласилась с отравленной водой? – подумала Камилла. Нет ведь – нужно завербовать его в секту бабкиных сказок. Надо учиться быть одной.

В следующую секунду она уже позабыла эту мысль. Внимание Эрнеса льстило, и Камилле, неизбалованной такой настойчивой заинтересованностью, хотелось купаться и купаться в нём.

– Помнишь, что я сказала, когда увидела огоньки с Палицы? Я сказала: раз светлячки здесь, то нечисть никуда не делась, и духи близко. На самом деле, я так по-дурацки пошутила спьяну. Но шутка оказалась вещей. Обереги же просто так на людях не вырезали и не вырезают. Это замок от нечисти.

Новый раскат грома прозвучал как подтверждение. Вздрогнув, Камилла крепче стиснула ладонь Эрнеса. Липкое, мерзкое чувство слежки обострилось пуще прежнего и вынудило её понизить голос.

– Моя прабабушка говорила: светлячки означают скорую беду, потому что служат проводниками неупокоенным душам. Эти души «несвободны» и поэтому злы. Они могут обернуться в нечисть или остаться приведениями. Да, у неё были своеобразные сказки на ночь. Или странные поверья, или история вроде той про лунного царевича и красну де́вицу. – Камилла сглотнула комок в горле. – Сейчас мне кажется, те три светлячка как раз могли предназначаться убийце, покойнику и русалке.

– Три? Я видел только два.

– Наверное, это из-за тризмейника на трупе. Он как бы заблокировал одну душу, – предположила Камилла и вернулась к рассказу: – Так вот, каждый раз, когда проводили Купалу, прабабушка очень переживала, что кто-то заплывёт далеко от берега и его заберёт задержавшаяся нечисть. Это с нами чуть и не произошло. – Задрав штанину, она продемонстрировала длинные вертикальные царапины на голени. – Русалка схватила меня и потащила вниз.

– И она что, просто тебя отпустила?

– Мои вопли её спугнули.

– Да, кричала ты знатно, – подтвердил Эренс, явно пытаясь отшутиться; он до сих пор не верил. – Всех уток до инфаркта довела. Может, воспользуешься талантом, позовёшь Марину? Если повезёт, она вернётся от своего нового парня, и мы разойдёмся по домам.

Они обменялись улыбками, но те, быстро слетев с лиц, уступили место беспокойству. Пускай совсем рядом в обнимку мирно спали Матвей с Батоном, а убаюканный дождём лес словно бы присоединился к ним, Камилла с Эрнесом не ощущали того же покоя. Нарушивший тишину хруст ветки для обоих прозвучал сродни щелчку взведённого у виска курка.

Сами по себе ветки не ломаются.

Камилла встревожено оглянулась по сторонам. Она уже давно ощущала присутствия незримого и непрошеного слушателя. Кто-то наблюдал за ними всё это время и наконец себя выдал.

– Вдруг это убийца? – прошептал Эрнес и потянулся за палкой. – Или сектанты?..

Ответом ему послужил почти что ультразвуковой свист, перетекающий в прерывистую пронзительную мелодию.

Батон встрепенулся и выбрался из объятий Матвея.

– Рябчик, – сразу же распознала Камилла. – Папа раньше постоянно дул в манок для него и путал Батона. Да, Батон?

Новый хруст заставил Камиллу вздрогнуть. Она мигом передумала насчёт рябчика и подозвала к себе пса. Высокий и щуплый Эрнес с палкой вряд ли бы их защитил, а вот тренированный алабай вполне мог. Сзади раздались неразборчивые возгласы пробудившегося Матвея, которые тут же прекратились, стоило Батону, ощерившись, зарычать.

На зверей он реагировал иначе. У Камиллы не осталось никаких сомнений: кто-то за ними шпионил, но почему-то наотрез отказывался выходить. Кому столь важно сохранить инкогнито? Убийце. И пускай для него не было никаких причин подслушивать, иных кандидатов не находилось. Грозное басистое рычание Батона вынудило бы любого другого давно помчаться прочь.

Вспомнив о вырезанном на трупе тризмейнике, Камилла попыталась успокоить себя.

Он, наверное, охотится за нечистью. Да. Зачем ещё вырезать оберег? Это печать. Впрочем, приветствовать убийцу с хлебом и солью ей не захотелось.

Последовав примеру Эрнеса, Камилла тоже вооружилась палкой и покрепче взяла поводок Батона. Она боялась, что пёс рванёт в атаку, но тот внезапно смолк, а затем и вовсе жалобно заскулил.

Из-за деревьев показался шар чистой энергии, окутанный шлейфом озона. «Не двигайтесь!» – крикнул Эрнес, и все на поляне застыли, перестав дышать. Шаровая молния медленно подплыла к ним и зависла в воздухе. Подобно слуге Смерти, она выбирала, кого забрать на тот свет. Резко дёрнувшись в сторону Камиллы, молния ударила в ту самую раздвоенную берёзу. Вспышка пламени. Оглушительный треск. Щепки брызнули, разлетелись повсюду, словно конфетти из хлопушки. Наземь рухнула отсечённая половина берёзы.

Батон сообразил первым и кинулся назад, к Матвею. Камилла с Эрнесом ринулись за ним. Уже через минуту они вчетвером неслись по берегу и даже не думали оборачиваться.

8

Балансируя на одной ноге среди чешуек опавших лепестков, Шестнадцатый старался не шевелиться, дабы себя не выдать. Дети с собакой уже давно удрали, и теперь по поляне рыскал седовласый человек: то ли женщина, то ли мужчина, огромного роста со сморщенным, как ссохшееся яблоко, лицом.

Шестнадцатый приметил его, ещё когда дети рассуждали о русалке. Человек, не скрываясь, стоял вдалеке, среди деревьев, но, точно призрак, умудрился не попасться никому другому на глаза. От одного его вида у Шестнадцатого побежали мурашки по спине.

Наслушавшись про нечисть, он даже ненадолго усомнился в реальности огромного человека, но сейчас знал наверняка: тот состоял из плоти и крови. Его широкие светлые штаны вымокли до колена, а по длинным серебристым волосам скатывались капли. Пускай человек и двигался слишком проворно для своей великанской комплекции, физический мир всё же имел над ним власть.

Человек долго бродил туда-сюда, озирался вокруг, будто коротая время до встречи с любимой, а затем, так и не дождавшись никого, скрылся среди деревьев. Лишь когда хруст веток под его ногами перестал различаться среди дождя, Шестнадцатый вылез из кустов и сразу же принялся делать пометки:

Что за квазирусалка?

Проверить, было ли на вечеринке что-нибудь помимо выпивки.

Дети видели два-три огня на берегу. Фонари? У убийцы есть сообщники? Узнать примерное время этого.

Тризмейник – трискелион? Какое значение знака?

Найти парня Марины (если это не шутка).

Расспросить о подозрительном верзиле.

Взять пробу воды из озера!

Последнее предложение Шестнадцатый обвёл кружком и глянул на часы. Стрелки показывали ровно половину двенадцатого. В лесу время бежало беспощадно быстро.

Обогнув пострадавшую от молнии берёзу, Шестнадцатый прошёлся по поляне. В центре постмодернистской скульптурой лежали мокрые угли могучего купальского костра. Рядом, прислонённый к пеньку, стоял деревянный почтовый ящик с двумя стеклянными бутылками без маркировки. Вокруг кострища пестрили самые разные следы ночной вечеринки. Кофты, носки, майки, трусы – одежда валялась повсюду, словно кто-то прошвырнулся по кругу, вытряхивая корзину грязного белья. Тут и там на ветках висели увядающие венки из одуванчиков, ирисов, купавок, аконита и даже из крапивы. В одних кустах Шестнадцатый нашёл приспособленное под туалет железное ведро с валяющейся рядом резной фигуркой конька, а в других – пятилитровую пивную бутылку с плавающими внутри кверху брюхом рыбками-окурками.

Не обнаружив ничего полезного, Шестнадцатый зачерпнул в пробирку немного озёрной воды и решил возвращаться к людям. Вдруг Марина уже нашлась, или поступила записка о выкупе. Конечно, обычно записки подкидывали в дом, но мало ли… Шестнадцатый дёрнул щекой. Ещё было рано утверждать, что произошло именно похищение. Самый очевидный вариант не всегда верный. Могло случиться что угодно. К примеру, Марина могла встретиться с убийцей и стать второй жертвой. Без чётких таймингов любые догадки – это правдоподобные домыслы, которые нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Кроме, разве что, русалки. Дети явно перебрали на вечеринки, раз уверовали в мистику.

Усилившийся дождь отбивал морзянку по куртке. Ловко уворачиваясь от веток, Шестнадцатый шёл строго на северо-запад, как указывала карта. Место остановки поисковой группы на обед обозначалось жёлтым треугольником. Про себя он называл его шатром отдыха.

Через двадцать минут Шестнадцатый догнал троих пенсионеров. Они по-старчески громко на всю округу обсуждали, по какой причине салон машины за ночь насквозь пропах бензином. Вскоре, списав проблему на «проклятых мышей», прогрызших какой-нибудь шланг, старики сменили тему. Речь зашла о Матвее Одинцове – потерянном и найденном за один час.

– Никогда не слыхал, чтоб он напивался, ещё и вдрызг, так, что аж до дома не дойти, – авторитетно заявил старик в стёганом жилете. – Матвей же с моей Настенькой… Он всегда был хорошим и порядочным, а каким отзывчивым. Давеча пришёл проведать меня, помог забор выровнять, картошку окучил, а потом мы в шахматы до ужина играли.

– Да, мать здорово его воспитала, настоящим тимуровцем, – согласился самый высокий. – В том году он Витёшу, внучка моего, с дерева снимал вместе с кошкой. А зятёк мой безрукий – слишком важный, чтобы лазать по деревьям – ругался с пожарными по телефону. После того как дочка этого индюка пузатого в дом привела, я напрочь разочаровался в молодых. Таких, как раньше, стальных и работящих, уже не делают. Матвей – исключение. Мужиком вырос, хоть и безотцовщина.

Остальные закивали. Рьяней всех старик в красной панаме.

– Сейчашние дети – сплошь наглое хулиганьё. Не удивлюсь, коли окажется, что они в ответе за покойничка. Сосед мой возится с одним таким, сынком Двукраевых, а толку? Родители им не занимались никогда, он и вырос уличным. А какой неблагодарный, о-о. Принесла нелёгкая его посреди ночи, и он давай ломиться к соседу-то этому вожатому, Игорю Джинову. Полчаса горло драл паршивец. После его концерта я бы не заснул без валокордина.

– Да-да, я со своего конца слышал. Всю улицу на уши поднял своими воплями, – прибавил с праведным негодованием высокий. – Неправильно это, но я ему ружьём пригрозил. Только тогда он и убрался.

– С Климом Полуниным то же самое, – вновь начал старичок в панаме. – Этот негодник вчера бросил пивную банку в мой курятник! Курочки все переполошились. Сегодня, представляете, нестись отказались, бедняжки, – слёзно жаловался он. – Вроде Клим вымахал вон какой, а культурности не прибавилось. Тьфу! Соседу-то вожатому Игорю пришлось прикрикнуть, чтобы они с сестрой ушли восвояси. Помяните моё слово, это кто-то из них…

– Извините, что подслушал, – влез в разговор Шестнадцатый. – Здравствуйте, я… следователь. Вы не помните, в каком часу Клим Полунин у вас… – он задумался, пытаясь подобрать корректное слово, – хулиганил?

– Где-то около девяти вечера. Я как раз из баньки вернулся. А вы зачем о нём справляетесь? Думаете, он свою сестру?.. Батюшки! Бедный Лука. Столько лет воспитывает пасынка, как родного, и на тебе. А ведь вчера они с ней такими дружными выглядели.

– Для подозрения Клима у меня нет оснований. Также нет оснований полагать, что в исчезновении Марины есть, эм… криминальные обстоятельства.

Пока что я просто проверяю его слова, про себя добавил Шестнадцатый и поблагодарил за помощь.

То, что Клим умолчал про дебош, ещё ни о чём не говорило. Но зачем он скрыл, что с ним была Марина? И была ли она с ним вообще? В памяти Шестнадцатого вспыхнул образ едва отличимой от Марины Розы. Вывод, что старик перепутал, напрашивался сам собой. Да и Маринин обман с фальшивой ночёвкой не имел бы смысла, отправься она с братом. История сквозила дырами, и утверждать, как всё произошло, Шестнадцатый не спешил. Он уже решил, если подтвердится похищение, вызвать на допрос первым именно Клима. Безобидной размолвки порой достаточно, чтобы продать родственника.

Впереди показались поросшие бурьяном проржавевшие железнодорожные пути. Шестнадцатый сверился с картой. Стоянка на обед находилась на пересечении двух заброшенных дорог: железной и просёлочной. Он, заплутав, прошёл чуть северней необходимого и теперь был вынужден идти по железке вниз.

Стоило добраться до стоянки, дождь наконец прекратился, однако небо цвета свежего синяка осталось неизменно нависать над макушками елей. Шестнадцатому вручили алюминиевую тарелку с двумя увесистыми румяными кусками кулебяки и бумажный стаканчик дымящегося чёрного чая. Кто-то добродушно пожелал ему приятного аппетита, кто-то пообещал, что это будет лучшая кулебяка в его жизни, но подскочивший Ильдар Антонович помешал приступить к еде.

– Я подброшу вас до города, – сказал тот, кивнув на синюю «Ниву». Уже в машине он объяснился, выруливая на дорогу: – Бату Наминович закончил аутопсию.

– Уже?

– Да, ещё часа полтора назад. Убийство требует срочности. Жаль, в текущих условиях должную спешку сложно обеспечить.

Шестнадцатый закивал. Маринино похищение – или пропажа – мешало расследованию на всех уровнях.

Живой человек важней трупа, но… Нет. На сегодня хватит. Соберись! Нельзя нарушить ещё и третье правило. Марина исчезла, и как следователь я должен её отыскать.

– Вы кулебяку-то кушайте, – напомнил Ильдар Антонович. – Она лучше ваших, московских. Все приезжие так говорят.

Натянув улыбку, Шестнадцатый откусил от слоистого пирога. Фарш с рисом, курица, грибы, картошка и морковка чередовались через тоненькие перегородки блинов внутри нежного дрожжевого теста, но он не почувствовал ничего из этого.

– М-м, вку-у-усно! – с набитым ртом протянул Шестнадцатый. – Вы правы. Это лучшая кулебяка, какую я пробовал. За такую не жаль любые деньги отдать.

Ильдар Антонович еле слышно выдохнул с облегчением, – настолько он переживал за оценку прославленной в городке кулебяки. Задобрив того хорошим отзывом, Шестнадцатый для виду доел пирог до конца, не забывая притворно мычать от удовольствия.

– Тут наши добровольцы кое-какие вещи в лесу обнаружили, – начал Ильдар Антонович, аккуратно объезжая ямы на размытой дороге. – Полный список не перечислю, но там есть паспорт отличника из Марининого класса, чьи-то ключи, деньги и всё в таком роде. Дети, видимо, не умеют карманы застёгивать, иначе объяснить я это не могу. По всему лесу, от поляны и до города, тонким слоем их добро валяется.

– А вы уже с кем-нибудь из них говорили? Кажется, ваша дочь, Камилла, тоже была на вечеринке.

– Вижу, успели навести справки. Рад, что вы не один из пропащих, каких могли сюда в ссылку отправить, – засмеялся Ильдар Антонович. – Насчёт вещей дочка с друзьями только руками разводят. Но они и ничего не теряли. По крайней мере, по их словам. Отличник, чей паспорт-то, сказал, дескать, ничего не помнит, но ноги у него болят, как после тренировки. Ещё парочка неспортивных ребят из их класса тоже жаловались на перетруженные мышцы. Видимо, пройти несколько километров туда-обратно для них «физкульт-привет».