Ювелир. Тень Серафима

– Охотники привязали меня к кровати, – чуть слышно продолжил Стефан, совсем вжавшись в стену, будто надеясь слиться с ней и исчезнуть. – Сунули в рот кляп и смазали кожу какой-то холодной липкой жидкостью. Потом приложили к вискам электроды, подключенные к прибору, похожему на небольшой ящик. Они называли прибор конвульсатором и с удовольствием, в подробностях объяснили, что он генерирует электрический ток, которым меня и будут пытать до тех пор, пока я не выложу все, что знаю.

– Бог мой… – Себастьян похолодел, воображая все ужасы новых технологий, если их передать в руки военных, спецслужб или инквизиторов. И почему прогресс первым делом пытаются направить во зло? Почему нельзя изобретать то, что будет облегчать людям жизнь, и без того непомерно тяжелую? – Непохоже на охотников.

– С ними был маг. Он и вел допрос.

– Маг? – Себастьян мгновенно насторожился. – Как он выглядел?

– Аристократ. Черные волосы, а глаза прозрачные, как сапфиры. Одет очень дорого, с лоском.

Кристофер? Себастьян был почти уверен в этом: глава службы ювелиров всегда выглядел безукоризненно. Должно быть, лорд Эдвард поручил ему лично заняться этим делом и разобраться со всеми элементами вне закона, возможно причастными к покушению. Сам Серафим, Стефан, Маршал… Надо же, какой разный подход нашел он к каждому. Интересно, чем был обусловлен именно такой выбор?

– Когда через мозг проходит электрический разряд, – прервал ход его мыслей Стефан, нервно озираясь, – возникает припадок, похожий на эпилептический, и продолжается где-то около минуты, может, больше – сознание при этом почти теряешь. Это ужасно. Судороги такие сильные… Я боялся, что сломается позвоночник или случится вывих суставов. Может, так и произошло бы, если бы ремни не держали меня. Дышать при этом невозможно, и даже после припадка дыхание восстанавливается не сразу, выступает ледяной пот. И как только сердце выдержало? Чувствуешь себя никчемным… Выжатой тряпкой, а не человеком… И тошнота…

– Что они хотели узнать? – Себастьяну было довольно подробностей.

Если честно, даже странно было, что Стефан с таким упоением пускается в эти малоприятные нюансы. Обыкновенно жертва старается забыть о насилии или как минимум не рвется предаваться рефлексии.

– Не участвовал ли я в похищении шерла правителя, и не известно ли мне что-нибудь, что может помочь следствию, – равнодушно воспроизвел вопросы Стефан. – Спрашивали, с какой целью я покинул Аманиту и прибыл в Ледум.

Аманиту? Себастьян вновь удивился. Еще одно загадочное совпадение, если такие вообще бывают. Значит, Стефан тоже приехал из столицы? А ведь там они даже не пересеклись. Впрочем, древний город велик… Даже Ледум не может соперничать с ним в размерах.

– Эту процедуру они повторили несколько раз, пока я, наконец, не впал в ступор, – мрачно продолжил Стефан. – Или, может, это был глубокий обморок. Так или иначе, придя в себя, я совершенно ничего не помнил! Сознание было спутано, координация и речь нарушены. Долго я вообще не соображал, кто я и где нахожусь, но постепенно память восстановилась. Однако лучше бы я свихнулся или умер. Как теперь жить? Пропал я. Эти скоты забрали все сбережения: инструмент, камни, деньги за копию…

Стефан сокрушенно покачал головой и сел на смятую кровать. Та противно заскрипела.

– Копию? – не понял Себастьян, разом превратившийся в слух.

– Да. Разве я не сказал? Я ведь сделал копию одного из «Глаз Дракона». Превосходную копию, кстати, не отличишь от подлинника… Черт, голова до сих пор раскалывается…

Себастьян обмер. Вот так новости. Все интереснее и интереснее.

– А ты сознался в этом охотникам, Стефан? – осторожно спросил сильф, присаживаясь рядом.

Стефан надолго задумался, страдальчески морща лоб.

– Знаешь, Серафим, думаю, это был экспериментальный образец конвульсатора. Может, они переборщили с разрядом, но уже после первого припадка я утратил всякую адекватность. Я был словно оглушен: плохо понимал, что происходит, что они говорят, что говорю я… Да и говорил-то с трудом: с губ текла клейкая слюна, выделялась какая-то дрянь… Какая-то кровянистая пенистая мокрота. В груди клокотало. Помню, я что-то кричал… А что именно – черт его знает. Может быть, посылал их всех куда подальше… Не помню…

Себастьян недоуменно нахмурился. Стефан вел себя все неестественнее. Рассуждения его никак не укладывались в рамки поведения нормального человека. Возможно ли это: так отстраненно говорить о собственном допросе, пытках, делать выводы о страшном эксперименте, в котором якобы что-то пошло не так? Как будто и не с ним вовсе происходил кошмар… Это выглядело подозрительным.

Или действительно проще отстраниться, не принимать того, что произошло?

Хотя, возможно, стоит списать странности на любознательную натуру Стефана, всегда питавшего интерес к механике и новаторским разработкам… Но не до такой же степени! Или все-таки до такой?

Трудно утверждать определенно.

– Кто заказал тебе копию шерла?

Стефан тоскливо посмотрел на гостя. Себастьян почувствовал смутные угрызения совести, будто это он виновен в неважном состоянии товарища. Может, следовало оставить его в покое, дать отдохнуть… Но ведь нельзя просто взять и уйти, ничего не выяснив? Тем более дело явно принимало серьезный оборот, и спросить позже случай может и не представиться.

– Не знаю. – Стефан развел руками, поняв, что разговора не избежать. – Да меня это и не интересовало. В Аманите я получил бандероль с заготовкой камня, рисунком, чертежами и подробнейшими инструкциями. Там же был указан день, в который я должен приехать в Ледум и привезти готовую копию.

– Кому и как ты ее передал?

– Личной встречи не было. – Стефан покачал головой. – Ко всему прочему прилагался ключ арендованной багажной ячейки. Покинув дирижабль, я направился на городской вокзал, сразу же открыл нужную ячейку и оставил там заказ. Время было час пополудни. Внутри меня ждал обещанный гонорар, две сотни золотых монет, все по-честному. Никогда не держал в руках таких больших денег… – Он расстроенно вздохнул. – На следующий день в это же время я снова пришел на вокзал и сдал ключ служащему, выполнив все точно так, как было указано в письме. Должно быть, заказчик заранее подготовил свой дубликат ключа и в течение суток забрал заказ.

– Это ясно. – Себастьян мысленно присвистнул, поражаясь осторожности, с которой организовали покушение. Так, значит, шерл был не просто похищен: его заменили искусной подделкой. Это помешало сразу вскрыть пропажу и поднять тревогу. Хороший был план, да жаль, не удался. Сколько теперь из-за этого пострадает людей… – У тебя сохранилось письмо заказчика?

– Конечно же, нет. – Стефан посмотрел на него как на ненормального. – Я все уничтожил, как и было велено в инструкции. Здравый смысл подсказывал, что хранить их глупо, да и просто опасно, раз дело связано с камнями лорда Ледума. Если не те люди найдут… Но и отказаться я не мог. Дали понять, что лучше бы мне этого не делать. Да и деньги были нужны позарез, очень нужны… Сам знаешь, с заказами у меня в последнее время не очень. Проклятая гильдия… Не оставляют одиночкам ни единого шанса!

Стефан возмущенно стукнул кулаком по стене и поморщился от боли.

Да уж. Мягко говоря, Себастьян был поражен. В первую очередь тому, что Стефан вообще решился на такое дело. Связаться с лордом-защитником Ледума! Это вам не у рядовых магов мелкие камешки красть, хотя и за это порой можно поплатиться, если опыта недостает. Но перейти дорогу знаменитому тирану, вот уже столько лет держащему город в жестком повиновении, растоптавшему все человеческие права!.. Для этого действительно нужно быть не от мира сего.

– На бандероли стояли какие-то штампы? Обратный адрес? Кто доставил ее? – Себастьян мягко вернул разговор в нужное русло, не давая Стефану отвлечься и запереться в жалости к себе. Иначе контакт будет потерян. И без того у товарища серьезно нарушена концентрация.

– Ничего не было. Мне передали ее через хозяина гостиницы, где я жил тогда. Я никого не видел. Ничего не слышал. Какие-нибудь особые метки, которые могли бы натолкнуть на мысли, догадки, также напрочь отсутствовали. Заказчик по-настоящему хорошо продумал это дело. Прости, Серафим, ничем больше не могу помочь.

– Нет, еще кое-чем можешь, – тихо возразил Себастьян. – Сколько времени заняло изготовление копии? Точнее, сколько времени прошло с момента получения бандероли до момента, когда ты сдал ключ?

– Ровно четырнадцать дней. Я запомнил, ведь как раз в тот день выходил срок погашения одного из моих долгов. Хорошо хоть успел отдать.

– Значит, две недели, – задумчиво протянул Себастьян. – Это довольно долго. Попробую узнать, кто арендовал ячейку в этот период. Какой номер?

– Попробуй, конечно. Но вряд ли из этого что-то выйдет. Номер девятнадцать – семьдесят один.

– Хорошо, Стефан. – Себастьян встал и направился к двери, которая была до сих пор открыта. – Тебе бы успокоиться, лечь да поспать немного. Прийти в себя. За деньги не беспокойся. Я оставлю сто пятьдесят золотых, на первое время должно хватить… Рад был повидаться, хоть и не в добрый час.

– Что ты сказал? – С необычной прытью Стефан вскочил с кровати и чуть не бегом бросился за ним. – Это еще зачем?

Себастьян смутился, но не отступил. Ну не мог он иначе.

– За ценную информацию. – Он отвел глаза. – И за беспокойство. Все имеет свою цену.

– Врешь, Серафим! Не смей… Не вздумай меня жалеть! – Стефан задохнулся от чувств. – Нет и еще раз нет. Никогда я не брал подачек. Сам как-нибудь справлюсь, и не такое случалось пережить. Не настолько уж я ничтожен… Ты мне веришь?

– Конечно, Стефан. – Себастьян улыбнулся и открыто посмотрел ему в лицо. – Я верю.

Сердце кольнуло: на миг показалось, что своим милосердием он унижает товарища еще больше. Но Себастьян действительно хотел верить, что у него получится выбраться из непростой ситуации. Стефан упорный. Наверняка и раньше безденежье доводилось терпеть.

Однако дело тут серьезнее обычных проблем с деньгами: без инструмента свободному ювелиру не заработать и гроша. А стоит тот недешево, особенно в Ледуме, да и хорошего качества без цехового знака купить непросто. Если конфисковали все, Стефану придется собирать с самого начала, а список внушительный, потому что ювелиру требуется целый чемодан специфических приспособлений. Миниатюрные напильники разных профилей: плоские, квадратные, ромбические, трехгранные, круглые, овальные, ножеподобные, полукруглые, двусторонние. Такие же надфили. Набор пинцетов, щипцов, плоскогубцев и шаберов. Ножницы простые и шпиц-ножницы. Фильерная доска. Изложница, вертикальная и горизонтальная. Молоточки. Различной формы зеркала. Ну и, конечно же, точные весы и высококлассная лупа минимум десятикратного увеличения. Хотя бы одна, для начала.

Это ювелиры из гильдии, имеющие в подчинении от одного до десятка огранщиков и подмастерьев, в зависимости от профессионализма и статуса, могут не думать о таких мелочах. Дал указания – и огранщики сделают всю черновую работу. А свободному ювелиру приходится быть универсальным и делать все – абсолютно все! – самому, причем безупречно.

Поэтому иногда нужно уметь смирить гордость и принять искреннюю помощь вместо того, чтобы из принципа катиться по наклонной до самого дна. Из принципа – или из гордыни, которая является смертным грехом.

Стефан резко ссутулился и опустил голову, не в силах терпеть больше его взгляд. Кажется, все понимал не хуже Себастьяна, но как же трудно было признать собственное плачевное положение.

– Благодарю, Серафим, – просто сказал он, хоть и знал, что тот не требует благодарности. – Я этого не забуду.

Глава 8,

в которой получается снять напряжение, а главный герой любуется дирижаблем

Последние дни правитель Ледума пребывал в прескверном расположении духа.

Кристофер вынужден был все чаще являться для личных докладов и подробнейшего обсуждения переговоров на пороге грядущей войны.

Правители лояльных Ледуму городов не вызывали особых сложностей. Но немало было и тех, кто сомневался, чью желанную преданность еще предстояло заполучить. Взять силой, добыть хитростью или просто купить. Благо Ледум, известный своим богатством, мог предложить многое. Другое дело, лорд Эдвард не слишком любил добиваться своего золотом или уговорами. Можно было не сомневаться: в мирное время он жестоко припомнит таким союзничкам истинную цену их верности.

Молоко для церемониального омовения ступней постепенно остывало в золотой ванночке, так и не использованное по прямому назначению. Правитель был не в настроении, приближенные слуги – в очередной раз выставлены за дверь. Кристофер и сам сейчас предпочел бы оказаться за массивной, обитой металлом дверью, вне этой комнаты, такой роскошной и одновременно такой страшной.

Но он, как и все здесь, не волен был выбирать и распоряжаться своей жизнью.

По правде говоря, дипломатическая переписка не входила в обязанности главы службы ювелиров. Это была совершенно не касающаяся ювелирики область, где работали другие люди, также большие профессионалы своего дела. Но они вели официально регистрируемую переписку; письма же, которые составлял Кристофер, обыкновенно сжигались немедленно после прочтения. То были тайные, опасные сообщения, не предназначенные для посторонних глаз. Или, как в случае с лордом Аманиты, эпистолы самого высокого уровня важности, за которые мог взяться только человек, удостоившийся личного доверия правителя.

Правитель Ледума умел грамотно использовать ресурсы. Кристофер был способен ко многому, и все способности нашли применение на государственной службе: ни одна не пропала даром.

– Мы закончили. – Голос лорда Эдварда был голосом человека, привыкшего повелевать. Он мог звучать по-разному: громко или тихо, строго или ласково, раздраженно или спокойно, – но каждое слово все равно казалось приказом, которого нельзя ослушаться. Характерная интонация въелась в уверенный баритон так крепко, как пыль в страницы старинных книг, – уже ничем нельзя вытравить. Даже слепой, услышав этот не терпящий возражений голос, признал бы: перед ним человек, облеченный значительной властью. – На сегодня свободен.

Сам удивляясь своей смелости, вопреки распоряжению, Кристофер не двинулся с места и остался недвижно стоять навытяжку перед своим высочайшим повелителем.

– Милорд, тягостные события последних дней, должно быть, утомили вас, – не спеша, с умеренным подобострастием проговорил он.

Льстить – очень тонкое искусство. Это как в кулинарии: стоит чуть-чуть отойти от пропорций, и самое чудное блюдо уже безнадежно испорчено. В общении с теми, от кого зависит твоя жизнь, еще сложнее: нет книг, нет проверенных рецептов, нет никакой однозначности… Все определяется опытным путем.

Итак, надобно ровно столько подобострастия, чтобы усладить требовательный слух правителя, не вызывая раздражения излишней приторностью, чем грешат многие придворные-подхалимы.

– Правитель совсем не дает себе отдыха, в самоотверженных мыслях о нуждах и заботах подданных забывая о собственном благополучии, – замирая от страха, продолжил Кристофер. – Ледум не мог бы и мечтать о лучшем лорде-защитнике. Мне, как и многим, невыносимо видеть вас в таком состоянии… Непростительно будет… оставить вас одного в тяготах… Оставить вас в утомлении.

Лорд Эдвард сощурил глаза и смерил Кристофера тяжелым оценивающим взглядом. По собственной инициативе начинать разговор с лордом Ледума после того, как тот совершенно однозначно его закончил? Неслыханная, невероятная дерзость.

Но хуже того, в бесстыжих словах крылась тошнотворная доля истины: правитель действительно чувствовал усталость. Смерть младшего сына, предательство старшего, загадочное покушение на него самого и замаячившая на горизонте перспектива близкой непростой войны – все это давало мало поводов для радости. С момента покушения лорд Эдвард не расставался с «Властелином», что только усугубляло утомление.

– Простите мне мою докучливость, милорд… – Под пристальным взглядом горло мгновенно пересохло. Темные глаза правителя были похожи на угли, в которых в любой миг может вспыхнуть опасное пламя. Кристофер перевел дух и чуть понизил голос, ибо тот выдавал его с головой, звеня от напряжения, как перетянутая струна. – Но она вызвана одним только беспокойством. Лучше понести наказание, чем в трудный час проявить равнодушие к своему господину. Разумеется, я не смею и мечтать о благосклонности, но… если позволите, я буду счастлив угодить.

Лорд Эдвард небрежно откинулся на спинку низкого бархатного диванчика и вытянул ноги, приняв гораздо менее формальную позу. Кристофер уловил иное выражение в его глазах – пренебрежительное, лениво-циничное. Взгляд правителя был подобен змеиному: матовые, полуприкрытые веками глаза кобры, откровенно скучающей, слишком сытой для броска. «Чем ты можешь меня удивить, мальчик? – почти читалось в них. – Ну что ж… попробуй, если осмелишься».

Кристофер, однако, был уже не юноша, но молодой мужчина, многого достигший за короткое время. Должно быть, поначалу не последнюю роль в этом сыграла внешность. Для лорда Эдварда, как и для многих, рожденных в Ледуме во времена его правления, красота являлась абсолютом. Красота не имела ни пола, ни возраста: человек был либо красив, либо нет – только это имело значение.

Кристофер же обладал редкой, по-настоящему аристократической красотой. Он происходил из одной из древнейших благородных семей Ледума, и о чистоте его крови говорили безукоризненно черный цвет волос, яркий и насыщенный, и светлая, похожая на дорогой фарфор кожа.

Классический черный цвет волос считался в Бреонии эталоном – выше него находился только чистый белый, который встречался необыкновенно редко: один на тысячу черноволосых. Прочие – темно-коричневые, каштановые, русые, серые, пепельные, золотистые, их смеси и вариации – считались нечистыми, и тем хуже, чем дальше они уходили от идеала. Наибольшие предубеждения люди испытывали к рыжим: бытовало поверье, будто в их жилах течет ядовитая кровь оборотней, сильфов или иной лесной нечисти.

Получив молчаливое разрешение остаться, кончиками пальцев Кристофер чуть тронул молоко, белевшее в ванночке для омовения: оно успело остыть до состояния освежающей прохлады. Однако сие совершенно не годилось. Требовалось расслабляющее тепло, а потому Кристофер мысленно задал все нужные условия. Висевший на шее медальон с синим корундом немедленно выполнил команду. Сам минерал был небольшим, зато цвет – безупречным: бархатисто-васильковый, умеренной интенсивности, что позволяло ценить его на порядок выше темных аналогов.

Виски немедленно отозвались глухой болью: в поздний час лорд Эдвард был без «Властелина», однако на пальцах величаво сияли платиной белые перстни с алмазами. Камни пропустили импульс, но вернули Кристоферу рожденное им возмущение энергетического пространства. Неизбежный побочный эффект.

Совершать магические воздействия рядом с хозяином алмазов было себе дороже: блокировал тот или нет, камни всегда отзеркаливали искажение поля, стремясь возвратить энергию в первоначальное состояние. Сложное и энергозатратное преобразование вполне могло кончиться плачевно. Тем не менее, несмотря на зримые преимущества алмазов, немногие маги успешно пользовались этими своенравными камнями, а среди правителей предпочтение им – и почти исключительно им – отдавал только лорд Эдвард. За это он именовался, естественно, за глаза, Алмазным лордом, а сам Ледум – ледяным алмазом севера.

Но это было простенькое преобразование: необходимые расчеты пронеслись в голове у Кристофера в один миг, и сапфир моментально исполнил мысленную команду. Внешне ничего не поменялось, но молочная ванночка вновь стала теплой, самой комфортной температуры.

Кристофер погасил голубой электрический свет, щелчком пальцев зажигая более подходящие случаю свечи. Бросив в курящиеся благовония щепотку принесенного с собой светло-коричневого порошка, он опустился на колени и высыпал в молоко горсть свежих лепестков. Розы, пионы, малиновые азалии – цветы вызывающе яркими хлопьями поплыли в непорочной и благостной белизне. Аромат их немедленно усилился. Тонкой струей незаметно вливался в него дымок опиума, любимого Кристофером и модного нынче в высшем обществе Ледума.

Воздух становился сладок – сладок, как патока, – и загустевал прямо на глазах. Воздух пах ванилью и медом так сильно, что его было больно вдыхать: казалось, легкие вот-вот разорвутся. Пальцы предательски дрожали, но Кристофер велел себе успокоиться и, смирив взволнованное дыхание, аккуратно снял с ног правителя туфли из мягкой цветной кожи. Прикосновение это было сродни прикосновению к божеству, отозвавшись нутряной, неподвластной никакому контролю дрожью. Взяв в руки большую морскую раковину, блестящую от лака и просвечивающую лишь легким дыханием цвета, Кристофер принялся осторожно лить на ступни теплое молоко.

Завершив церемониальное омовение, аккуратно промокнул влагу шелковым полотенцем, убрал налипшие мокрые лепестки и нанес на кожу смесь ароматных масел. Мышцы лорда Эдварда все еще хранили остаточное напряжение, но то был естественный тонус. Правитель находился в превосходной физической форме, и многие только дивились, как ему это удается. При мысли о сокрытой в рельефах мышц силе Кристофер почувствовал, как горло невольно перехватило, будто ремнем, и глубоко внутри что-то тревожно заныло.

Бледные губы лорда чуть тронула заветная краска удовольствия. Кристофер знал толк в наслаждениях. Да, он был способным и в этом тоже.

Глава службы ювелиров частенько бывал в одном из закрытых клубов для развлечений элиты и не тратил там время даром. Касания кончиков пальцев были нежными и приятными, более разнообразными, чем у иных профессионалов, а нервное совершенство кистей и запястий обещало нечто заманчиво большее. Преданно заглядывая правителю в глаза, безмолвно спрашивая позволения, Кристофер прикоснулся губами к узким ступням, трепетно и страстно. Так фанатики целуют святыню. Вся его поза выражала покорность и желание повиноваться.

Наверное, вместо него у своих ног лорд Эдвард предпочел бы увидеть сейчас Октавиана Второго Севира. Новый лорд Аманиты успел крепко досадить за непродолжительное время своего правления. Лорд Эдвард сильно раздражен: должно быть, тяжелые мысли его вновь и вновь возвращаются к причине и ненавистному объекту этого раздражения.

Октавиан был лишь немногим старше самого Кристофера: в день церемонии, если она состоится, правителю Аманиты сравняется тридцать лет. Возраст, которому прощается все. Возраст, в котором все возможно: еще достаточно молод, чтобы позволить себе быть решительным, категоричным и непреклонным, и уже достаточно опытен, чтобы не совершить совсем уж глупых ошибок.

Несомненно, Октавиану повезло: он пришел на все готовое. Однако предприимчивый юноша не просто довольствовался дарами судьбы, но и по мере возможности активно приумножал их. Октавиан оказался талантливым магом, одаренным не только способностями, но и любознательностью, терпением и готовностью работать, в том числе и особенно – над собой. Мастерство его уже успело раскрыться: он овладел не только традиционными, но и многими секретными продвинутыми техниками, принятыми в доме Севиров, и даже занимался какими-то новаторскими исследованиями природы минералов.

Что ж, не исключено, что Октавиан окажется достойным или даже опасным противником, – но все же этого недостаточно, чтобы противостоять силе и опыту самого правителя Ледума. Кристофер ни секунду не сомневался: рано или поздно нахальный мальчишка будет поставлен на место и окажется у лорда Эдварда в руках. И совсем этому не обрадуется.

Возможно, действительно настала пора прервать затянувшуюся двусмысленную ситуацию с разными столицами. Зная характер лорда Эдварда, Кристофер не удивился его радикальному решению: настал лучший момент указать Аманите, что ее время прошло.

Неповторимое ощущение покоя затопило и тело, и сознание. Славно, очень славно. Вдыхание эфирных масел, чувственных наркотических благовоний погружало в глубокое расслабление, а присутствующие в составе афродизиаки пьянили и туманили взор, рождая желания и фантазии, все более и более смелые. Лорд Ледума, кажется, также наконец сумел отвлечься от своих привязчивых дум и утонуть в том, что происходило здесь и сейчас.

И когда Кристофер вновь поднял на него подернутые поволокой глаза, глядя снизу вверх с выражением, которое ни с чем нельзя было спутать, лорд Эдвард без лишних слов кивнул ему.

* * *

И все равно не вязалось.

Что-то было не так, найденных кусков мозаики явно не хватало, чтобы сложиться в более-менее понятную картинку. Если украденный шерл заменили на копию, почему же ее не нашли сразу после убийства? Кристофер ничего не сказал о ней, а эта информация могла бы помочь в поисках. Или глава службы ювелиров попросту решил, что это не его ума дело?

Еще вопрос: почему погибший сын лорда схватил чужой подлинный перстень, не удовлетворившись подделкой? Судя по тому, что знал Себастьян, Эдгар едва ли мог отличить настоящий камень от искусственного. Неужели его погубила – а лорда спасла – случайная ошибка? Если же Эдгар и в самом деле заподозрил подвох, почему не сообщил отцу?