скачать книгу бесплатно
– Я больше не маленький уродец. – Инк расправил плечи. – Мой дракон пробудился.
Племя колыхнулось, и волна ропота смешалась с порывом ветра.
– Пробудился, значит… – Голос у нового жреца, наоборот, был высокий и тонкий. – А чем докажешь? Может, к тебе бродячий дракон прибился?
Кровь бросилась Инку в голову. Угольно-черный дракон взметнул крылья, поднимая пыль и мелкие камни. Толпа отшатнулась, а драконы племени с рыком выдвинулись вперед. Инк набрал воздуха в грудь, как делал стоя на высокой скале над морем.
– Разве не знает новый жрец, – голос Инка загрохотал над толпой, раскатываясь до самых дальних уголков большого острова, – что не бывает на свете бродячих драконов. Разве не знает новый жрец, что дракон не живет без своего человека. Разве не помнит новый жрец, чему учил его Старый?
Новая волна ропота плеснула Инку в лицо. Недобрым словом поминали в племени упрямого Старого Жреца, который, как все думали, обманом увез маленького урода от справедливого суда. Новый жрец вскинул руку вверх, но его писклявый зов драконы, взревевшие и вздыбившие гребни, уже не услышали – они бросились на Инка и его дракона. На несколько мгновений Инк оцепенел. Совсем как в детстве, горячая волна ужаса прокатилась от пят до макушки, заливая глаза красным пламенем, отключая способность рассуждать. Его охватило острое желание бежать прочь из эпицентра битвы, бежать изо всех сил. И он уже набрал воздуха в грудь, но вместо того, чтобы сорваться с места, снова закричал – так, что пригнулись деревья и скалы стали ломаться и рушиться в море, вздымая огромные волны.
Когда Инк пришел в себя, его огромный разъяренный дракон крушил все, что попадалось на глаза. Он был больше и сильнее любого дракона племени, он разметал их всех. Кто не успел увернуться – люди и драконы – лежали на земле, истекая красной и голубой кровью, покрытые страшными ранами и ожогами. Мужчины, женщины и дети прятались, кто куда мог, драконы с криками летали в небе, страшась попасть под струю пламени, которой дракон Инка жег дома и посевы.
– Стой! – в отчаянии закричал Инк. – Стой!
Но обуянный яростью дракон его не слышал.
Дракон Инка ярился три дня и три ночи. Выбившись, наконец, из сил, он нашел Инка, сидящего на камне на высокой скале, свернулся кольцом вокруг него и уснул. Инк сидел, не шевелясь, смотрел на него и с горечью думал, что никто в жизни не защищал его так неистово. А потом поднимал голову и смотрел вниз на пепелище, которое осталось от деревни, на испуганных людей и растерянных драконов. И сердце его сжималось от боли. Выходит, приручить эту дикую силу он так и не смог.
Когда дракон проснулся, Инк взял несколько мешков, взобрался ему на спину и направил в сторону моря. Они летали, плавали и ловили рыбу весь день и всю ночь. Дракон снова был послушным и спокойным. Но внутри Инка уже созрело решение, и Инк понимал, что оно единственно верное. От этого внутри него снова установилось сумрачное спокойствие. Оно передалось и дракону. И дракон не дрогнул, когда, передав испуганным женщинам мешки с рыбой, Инк повел его к ритуальному камню.
Ритуал рассоединения, высеченный в памяти, как в граните, Инк смог в точности повторить от первого вдоха до последнего крика. Страшный крик Инка и рев дракона сперва сплелись, потом распались на стоны. Когда Инк пришел в себя, вокруг него и дракона собрались остатки племени – выжившие люди и драконы молча смотрели на Инка. Собрав остатки сил, Инк подполз к ритуальному камню и вытащил из-под него старый кинжал из когтя дракона-прародителя. Поднявшись на ноги, он, шатаясь, подошел к обессиленному дракону. Дракон поднял было голову, но потом покорно положил ее к ногам Инка. Инк почувствовал, как обжигающие слезы потекли по его обветренным щекам, но следуя долгу, он вонзил нож в правый глаз дракона, потом в левый и завершил ритуал ударом в драконье сердце. Голубая кровь хлынула ему на руки.
Сребробрюхий дракон первым отделился от онемевшей толпы, за ним потянулись другие. Драконы приблизились к Инку, вытянули шеи и склонили головы к его ногам.
– Я разбудил дракона. Я хотел вернуться, но принес беду. Я не жду прощения, – сказал Инк, поворачиваясь к своему племени. – Дракон не живет без человека. Но человек живет без дракона. Я возвращаюсь на дальний остров, чтобы остаться человеком.
На следующее утро на рассвете Инк закутался в накидку Старого Жреца, сел в лодку и взял курс на свой маленький одинокий остров.
Ольга Небелицкая.
СМЕРТЬ ВТОРАЯ
Борис узнал в ней Птенца сразу – как только увидел тоненькие пальцы, вцепившиеся в сумочку, и жидкие пряди белых волос. И ключицы, и глубокую ямку над грудиной. Он знал точно: если обхватить ее талию, он почувствует края нижних ребер, – такой она была хрупкой, такой тонкой.
Конечно, это не Птенец – незнакомая девушка, но органы чувств кричали Борису обратное, и он был готов услышать голос сестры, увидеть ее глаза, почувствовать запах ее духов. Он замер на пороге ординаторской.
Понадобилось несколько секунд, чтобы сбросить наваждение.
– Бронин. Станислав Яковлевич, – девушка подняла на Бориса глаза, – мой папа. Что с ним? К нему пустят? Здесь можно ночевать? Что привезти? – Она близоруко прищурилась. – Он выживет? Что случилось?
Девушка не делала пауз между вопросами, только набирала в легкие воздуха.
Птенец разговаривала так же.
Борис вспомнил, как они с ребятами то и дело кричали: «Тааааайм», будто они рефери на боксерском поединке и им нужно остановить ударные действия бойцов.
Борис поднял ладони в протестующем жесте. Девушка застыла с раскрытым ртом, и он воспользовался паузой.
– Все будет хорошо. – Он говорил медленно, занижая голос: такая интонация – будто он дрессировщик в клетке с тигром – действовала на Птенца гипнотически, она должна сработать и сейчас. – У вашего отца желудочное кровотечение, ему делают гастроскопию. Мы перельем кровь, – Борис плавно взмахнул рукой, и девушка проследила взглядом за его движением, – поводов для беспокойства нет. Сердечный ритм хороший, а по основному заболеванию у него отличный прогноз – ремиссия.
Низкий голос Бориса и его жесты сработали, а, может, до девушки дошел наконец смысл сказанного: ее плечи расслабились, она перестала терзать сумочку и слабо улыбнулась.
– Вы обещаете?
Борис широко улыбнулся в ответ. Он – укротитель тигров.
– Конечно, я вам обещаю. Спать в реанимационной палате нельзя, но вы можете вернуться утром. Все будет в порядке. – Непроизвольный спазм гортани сбил темп его речи, он чуть не дал «петуха», чуть не скользнул в другой регистр. Он увидел – как наяву – широко распахнутые глаза Птенца, когда она… нет, сейчас он не будет об этом думать.
Он откашлялся и улыбнулся еще шире.
Ему захотелось обнять девушку и почувствовать, как в ее почти невесомом теле колотится маленькое испуганное сердце. Взять это сердце в ладони, подуть на него. Успокоить. Он укротитель тигров. Укротитель смерти.
Он не справился однажды – много лет назад – но сейчас-то все иначе.
– Вашему отцу ничего не угрожает. Он поправится и будет жить долго-долго. – Борис произносил каждое слово отдельно, будто роняя тяжелые капли успокоительного в стакан с водой. Плюх. Плюх. Подействовало. Вот теперь – точно.
– Спасибо, – девушка улыбалась с видимым облегчением, – я приеду утром. Что привезти?
– Ничего не нужно, – вмешалась медсестра, – я вас провожу. – Она осторожно подтолкнула девушку к выходу. – Звоните с утра.
Борис хотел вернуться за стол, но поймал взгляд медсестры, брошенный через плечо. Черные глаза смотрели из-под челки с… тоской? Упреком?
Почему-то снова запершило в горле. Ноги на мгновение потеряли опору, голова закружилась.
* * *
Время смерти – четыре тринадцать.
Час быка, вспомнил Борис, время перед рассветом. Самые темные, самые длинные часы. Когда происходит все плохое, что может случиться.
И – что не может.
Сердце Станислава Яковлевича не должно было остановиться. Они перелили кровь, дали препараты для лечения желудка, проверили показатели функции печени и почек, сделали рентген, дважды сняли кардиограмму. Приборы показывали нормальный уровень артериального давления и насыщения крови кислородом.
Станислав Яковлевич заснул… и его сердце остановилось.
«Реанимационные мероприятия проведены в полном объеме… причина смерти – острая сердечно-сосудистая недостаточность. Время смерти – четыре тринадцать».
Час быка.
Борис сидел за столом и смотрел на телефон.
Когда Птенец… когда она уезжала в больницу – сколько с тех пор прошло лет – пять? В январе будет шесть… шесть лет назад у него мог бы родиться племянник, – он сказал ей ровно те же слова: «Твоему малышу ничего не угрожает».
Ничего не угрожает.
Он не мог быть в этом уверен, в конце концов, это вообще не его специализация, но когда Птенец бросилась к нему – в тревоге, в слезах, когда она попросила его положить руки на ее живот и сказать – поклясться, – что все обойдется… разве он мог ответить иначе?
Он – заклинатель бури, дрессировщик тигров. Защитник.
Он взял в ладони ее мокрое лицо и низким спокойным голосом произнес главные слова:
– Все. Будет. Хорошо.
И она поверила.
Из больницы Птенец вернулась худая, почерневшая. Без живота, без улыбки. Прошли месяцы, прежде чем она собралась с духом и ответила на его звонки. Открыла ему дверь.
Борис был уверен, что она не простила его до конца.
Именно тогда он поклялся себе стать лучшим. И вставать между каждым пациентом и смертью.
Как ее зовут? Девушку, дочь пациента Бронина. Буквы на истории болезни расплывались, Борис щурился и не мог найти убегающую строчку. Где-то точно должно быть ее имя.
И телефон.
Шесть семнадцать. Еще рано звонить. Пусть еще немного поспит.
* * *
– Я ненавижу смерть, – признался Борис. – Знаете, будто она живая. Я вижу ее персонажем компьютерной игры: эдаким скелетом в доспехах, неуязвимым, дьявольски хитрым. Ее невозможно убить, можно только прогнать. И я хочу, чтобы на моем пути ее не было. На, на! – Борис помахал в воздухе воображаемым мечом. – По крайней мере, на моих дежурствах.
Он редко позволял себе вступать в беседы с пациентами, но в последние дни в реанимации случилось затишье: из шести коек были заняты всего две. На одной лежал пациент, которого готовили к переводу в отделение.
Вторую койку занимал Андреев. Тощий старик с яркими, пронзительно живыми, будто светящимися глазами.
Андреев пару раз втянул его в разговор; Борис удивлялся: надо же, прошло двадцать минут. Тридцать.
Позавчера они проговорили час, пока Андреев сам не отправил доктора отдыхать «пока дают».
– А если воля Господа в другом? – Мягко спрашивал Андреев, и Борис кривился, услышав про «Господа». Он не собирался соглашаться с тем, что придуманный бог может хотеть смерти своих же горячо любимых созданий.
– Вы сами говорите, что ваш бог хочет жизни всему живому, – терпеливо отвечал он. – Сами прожужжали мне уши чудесами и исцелениями. Тогда в парадигме вашей веры я божий рыцарь, который исполняет его волю и отгоняет от человека смерть, так ведь? И он знает, кого ко мне посылать.
Что-то царапнуло горло. Борис осекся.
Птенец. И та девушка – он успел позабыть ее имя, а ведь прочитал тогда на титульном листе истории, прочитал, позвонил и – таким особым голосом, металлическим, будто он робот по доставке плохих вестей, – сообщил о смерти отца. Девушка отвечала ровно, вопросов не задавала – и как он только мог решить, что она похожа на Птенца? Приехала, забрала вещи и бумаги. Молча. Сама стала стальной, бледной, как умытое лезвие. Каждое движение – выверено.
«Спасибо, доктор». Ни слова упрека.
Бориса бросило в пот. Он взмок – разом – будто зашел в парилку с температурой под сто. Дыхание перехватило.
Стоп. Это было давно. Месяца три прошло. Этого будто и не было. Так, статистическая погрешность. Он не виноват. Он не мог… предотвратить. Или мог?
Андреев усмехнулся. Его серые глаза видели Бориса насквозь.
Борис упрямо стиснул зубы. Андреев не может знать о его неудачах.
Говорят, у каждого врача есть персональное кладбище: без ошибок и поражений не стать настоящим специалистом. Борис анализировал ошибки, но не допускал мысли о нормальности смерти. Ему не приходило в голову оправдывать себя, произнося даже мысленно фразу «мы сделали все, что было в наших силах».
Если пациент умер, значит, врач сделал не все, что мог.
Значит, врач в чем-то просчитался.
…знает, кого ко мне посылать.
– Он-то знает, – странно ответил Андреев. – Он знает лучше вашего, как и для чего посылать вам пациентов. Но вам надо понять, что не каждый из них… из нас будет жить. Знаете, как Святой Франциск называл смерть?
Борис покачал головой.
– «Прославлен будь, мой Господи, за сестру нашу Смерть плотскую, которой никто из живых избежать не способен», – слегка нараспев произнес Андреев.
Борису показалось, что Андреев смотрит на кого-то за его спиной. Глаза блестели, седая борода возбужденно топорщилась, и сам он светился странным вдохновением, будто сейчас скинет кислородную трубку, отцепит от груди датчики, встанет с кровати и, как библейский пророк, начнет проповедовать под небесные громы и сверкающие молнии.
Борис моргнул и засмеялся. Андреев подхватил его смех, но тут же закашлялся.
– Так-то. Сестра Смерть. А вы с ней – мечом, мечом да по жопе.
Борис задохнулся от неожиданности.
– Мне осталось немного, – посерьезнев, сказал Андреев. – Я это знаю и принимаю. И мне вовсе не нужно, чтобы вы считали своей личной ответственностью схватку с моей смертью.
Бориса снова бросило в жар.
– Но это моя ответственность! – запротестовал он. Внутри поднималось непонятное раздражение: Андреев, с его бородой, слезящимися серыми глазами, впавшими щеками и неуместной философией малодушия теперь вызывал почти брезгливость. – Я знаю законы болезни, знаю, сколько вам осталось времени. Я сделаю все, чтобы это время продлить.
Андреев посуровел, его скулы, казалось, заострились еще сильнее. Взгляд стал колючим.
– А для чего мне мое время, вы знаете? Вы собираетесь его продлевать, но знаете ли вы, к чему я иду и как собираюсь использовать последние дни жизни?
Борис открыл рот.
Закрыл.
Не время втягиваться в спор с дедом, который сам не понимает, что несет. Да и не нужно спорить с Андреевым, нужно делать свое дело – и делать безупречно.
Борис коротко кивнул, через силу улыбнулся и встал. Когда он уже выходил из палаты, Андреев негромко произнес ему в спину:
– Блаженны, кого найдет она в пресвятой Твоей воле, ибо не станет для них погибелью смерть вторая.
Вторая смерть?
Что за чушь.
Если бы реанимационные палаты закрывались, Борис хлопнул бы дверью сильнее, чем следовало.
* * *
