Моя мама рептилия

– Так странно, что они брат и сестра… Знаешь, мне было бы гораздо спокойнее за Марину, если б Андрей больше походил на Таню!

Я была в смятении. Андрей был моим кумиром, Андрея все любили. И это Андрея всегда ставили мне в пример. Наверное я что-то не так поняла.

Борис Аркадьевич настоял, чтоб я взяла что-нибудь почитать, и я схватила том Конан Дойля. Дома я хранила эту книгу как величайшее сокровище, я придумала тайник в своей комнате и читала книгу только когда никого не было дома, или ночью под одеялом при свете фонарика. И я была бесконечно рада, когда, спустя время, вернула книгу в целости и сохранности.

Я стала бывать у Барановских примерно раз в месяц. Мы пили чай. Иногда меня кормили обедом. Мы говорили о музыке, литературе, искусстве и много еще о чем. Мне нравилось быть услышанной, и я училась слушать сама. А Борис Аркадьевич умел рассказывать! Каждый свой визит я возвращала книгу и брала новую из домашней библиотеки Барановских. Постепенно детективы и приключенческие романы сменились более серьезной литературой. Борис Аркадьевич мягко направлял меня, рекомендуя почитать ту или иную вещь, просил потом поделиться мнением. Не все мне нравилось, не все я понимала или принимала. Но были и подлинные откровения. Полузапретную «Мастер и Маргариту» я прочитала за одну ночь, а потом долго не возвращала книгу, так мне не хотелось с ней расставаться. В другой раз, я целый вечер читала рассказы Борхеса и всю ночь мне снились странные сны. У Барановских была богатая библиотека. Некоторые книги представляли собой вручную переплетенные страницы журналов, другие – компьютерные распечатки «самиздата».

Я старалась уходить из дома незаметно. Но однажды мама поймала меня на выходе:

– Куда это ты собралась?

– К Барановским

– Зачем?

– Они пригласили меня на чай

– Делать им что-ли больше нечего? – казалось, мама была немного удивлена и обескуражена, но возражать против моего визита к своему начальству не стала.

После школы Андрей с Мариной поступили в Химико-Технологический институт. Институт являлся филиалом московского ВУЗа и был в нашем городе самым престижным. Андрею сначала не хватило балла, но Борис Аркадьевич с кем-то поговорил, и Андрея тоже зачислили.

Однажды Андрей вернулся домой рано и сильно возбужденный. Он улыбался во весь рот, а его карие глаза радостно сияли.

– Танюха! Я уезжаю! – Андрей схватил меня в охапку и закружил по комнате

– Уезжаешь?! Куда?

– В Израиль! Маринкины предки собираются подать документы на выезд. Мы с Мариной поженимся, и я смогу уехать с ними!

– Ой, Андрюш, я так за тебя рада! – я была так счастлива за брата, что даже не подумала, как я тут останусь с мамой вдвоем, без него.

– Еще бы! Это же совсем другой мир, другие возможности! А еще, я слышал, некоторые вместо Израиля едут в Америку! А?! Представляешь? Америка! «Кока кола – вкус свободы!» – и он вновь закружил меня.

Вечером Андрей поделился радостной новостью с мамой. Но мама не выглядела счастливой. После ужина она позвала Андрея в свою комнату поговорить. «А ты марш делать уроки» – бросила мама в мою сторону. Но я нашла предлог, чтоб оказаться в коридоре и услышать их разговор. Сквозь закрытую дверь до меня доносился мамин голос:

– Андрюша, ты хорошо подумал? Зачем тебе это надо? А обо мне ты подумал? О Тане? Сам знаешь, какая она у нас. И потом – мама понизила голос – ты знаешь, как это бывает? Если их не выпустят, то это как клеймо на всю жизнь! И тебя заденет и меня. Нет, ты все-таки подумай еще раз. Да если даже и выпустят… Кем ты можешь стать здесь, где у нас все схвачено, и кем там, один, среди этих…

Андрей сначала бурно возражал, потом его голос звучал глуше. Прошло должно быть больше часа, когда дверь маминой комнаты распахнулась и Андрей, не замечая меня, выскочил в коридор. Сорвав с вешалки ветровку, он вышел из нашей квартиры, хлопнув дверью так, что по углам обсыпалась штукатурка.

Мама выглядела абсолютно невозмутимой. Отправив меня спать, она села читать книгу. Но, конечно, я не спала. Вернулся Андрей к середине ночи и абсолютно пьяным. Я никогда раньше его таким не видела. Но мама вела себя так, будто ничего экстраординарного не происходит. Она помогла Андрею раздеться, уложила в кровать, поставила рядом красный пластмассовый тазик, в котором мы обычно стирали белье. Я слышала, как Андрея несколько раз рвало.

На следующее утро мама была очень обходительна с Андреем, отпаивала его какими-то таблетками, чуть ли не с ложки его кормила. Андрей ходил мрачный.

Через неделю я все же решилась подойти к нему и спросить про отъезд.

– Никуда я не еду – бросил он резко – как я вас с матерью оставлю?! На тебя ведь надежды никакой!

Я ужасно переживала за брата, и мне казалось, что это я во всем виновата.

А вскоре в нашем городе бомбой разорвалась новость – Барановские подали документы на выезд. С ответом тянули, и последствия для Барановских оказались сокрушительными. Бориса Аркадьевича уволили с работы, Марину выгнали из комсомола и грозились отчислить из института. В мгновенье ока они из самого уважаемого семейства в городе превратились в прокаженных.

Однажды я встретила на улице Марину.

– Таня! – окликнула она меня – скажи, Таня – Марина теребила пальцами край блузки – а как Андрей, ему лучше?

– Андрей? – Я непонимающе смотрела на нее

– Ну да. Я ему звонила, а ваша мама взяла трубку и сказала, что у него страшная ангина и он не может подойти к телефону.

– Ангина? Летом?! А… ну то есть да… – я не решалась посмотреть Марине в глаза, щеки мои горели.

– Понятно – Марина опустила руки – ну пока, передавай ему привет от меня, пусть выздоравливает.

Марина развернулась и быстро зашагала в другую сторону.

***

– Андрей, я случайно встретилась с Мариной. Оказывается, мама сказала ей, что у тебя ангина.

– Ангина? – Андрей усмехнулся – мама молодец!

– Ты что, тоже перестал общаться с Барановскими?

– Конечно. Я же себе не враг.

– Но Андрей! Ведь ты хотел жениться на Марине, и если б не мама…

– Дурак был! Слава богу, что мама меня отговорила. А то б я сейчас тоже… как они… – Андрей вдруг улыбнулся новой, странной улыбкой – так что Танюха, заруби себе на носу: маму надо слушаться, мама плохого не посоветует! И вот еще, Тань, надеюсь мне не надо объяснять, что тебе тоже больше не стоит таскаться к Барановским? Ну, что уставилась? Думала, я не знаю о твоих воскресных чаепитиях?

Андрей запретил мне ходить к Барановским. И он непременно все расскажет маме. Но и Барановским было явно не до меня, и на чай меня больше никто не звал. Да и как я могу показаться им на глаза, после того как Андрей даже не объяснился с Мариной?

Но у меня в тайнике лежал томик Пастернака, который Борис Аркадьевич дал мне почитать еще до всех событий.

«Ах, Борис Аркадьевич! Не давайте Вы ей ничего, Таня вечно все теряет!» – сказанные когда-то слова Андрея колоколом звучали у меня в ушах. Маленький, потрепанный томик стихов жег мне руки огнем. Мне было невыносимо стыдно, словно я его украла.

«Я только верну книгу и все» повторяла я про себя, поднимаясь по знакомой лестнице на пятый этаж. Дойдя до двери, я все никак не решалась нажать на кнопку звонка. Вдруг дверь распахнулась сама и на пороге показалась Анна Яковлевна. Выглядела она плохо, словно постарела за эти месяцы лет на десять. В руках у нее были какие-то сумки. Она удивленно смотрела на меня, словно мы были незнакомы.

– Здравствуйте, Анна Яковлевна! Я Таня, помните меня? Я книжку принесла вернуть, мне Борис Аркадьевич давал почитать, – но Анна Яковлевна продолжала смотреть словно сквозь меня.

– Книгу? – переспросила она растерянно, – так странно, к нам теперь никто не ходит…

– Да, Борис Аркадьевич мне ее дал и…

– У Бориса Аркадьевича инфаркт, перебила она меня. Его увезли по скорой. Я сейчас еду к нему в больницу, – она снова посмотрела на меня и ее взгляд прояснился. Кажется, она, наконец, узнала меня.

– Деточка, ты знаешь, оставь книгу себе. На память. Я передам Борису Аркадьевичу, что ты заходила.

– Можно… можно я Вам с сумками помогу?

Это был последний раз, когда я видела Барановских. До меня дошли слухи, что вскоре после того, как Бориса Аркадьевича выписали из больницы, они всей семьей уехали в другой город, вроде бы к сестре Анны Яковлевны.

***

«Но кто мы и откуда,

Когда от всех тех лет

Остались пересуды,

А нас на свете нет?»²

Много лет спустя, на конференции в Париже ко мне подошла красивая женщина. Близоруко сощурив глаза, она пыталась прочесть мой бейджик

– Я прошу прощения… Таня? Таня … – она назвала фамилию по которой меня давно уже никто не звал

– Марина?!!!

Мы пошли выпить кофе.

– Таня, мы думали о тебе, когда это случилось. Но ничего ведь толком нельзя было узнать, ни в газетах ничего не было, ни по ТВ, только слухи… Как же я рада тебя видеть!

– Я тебя тоже. Как ты? Как родители? Живы?

– Да, все хорошо, – Марина отпила кофе, – теперь хорошо. Мы ведь смогли уехать из страны только когда уже все рухнуло. А до этого несколько лет жили у моей тетки в таком захолустье, по сравнению с которым даже наш Новокаламск покажется столицей. Папа болел. Маму никуда не брали на работу, и она подрабатывала репетитором химии. Меня взяли только в пед. училище и еще я подрабатывала нянечкой в детском саду. Там почти ничего не платили, но можно было бесплатно поесть… И после переезда сначала было трудно, но постепенно все наладилось. – Марина замолчала. Казалось, она забыла про меня, уйдя в свои воспоминания.

– Знаешь, нам ведь почти ничего не удалось увезти с собой. И так забавно, столько вещей пропало, столько денег, а папа больше всего сожалел о своей библиотеке.

– Возможно я могу это немного исправить – я открыла свою сумку и достала сильно потрепанный томик стихов – Узнаешь? Анна Яковлевна разрешила мне оставить его себе. И с тех пор я всегда носила его с собой в сумке. Не хотела, чтоб его случайно нашли дома. Поэтому он и оказался со мной когда мы бежали. Эта книга у меня навроде талисмана. Но, видимо, настало время ее вернуть.

– Нет, что ты! Раз мама разрешила, это теперь твое. Может и правда в ней есть сила талисмана, раз тебе удалось спастись. Папа будет рад узнать, что одна из его книг уцелела и в хороших руках.

Мы попрощались. За время нашего разговора с Мариной ни одна из нас не упомянула Андрея.

Максим

Когда я перешла в последний, 10-й класс, мама, которая все так же хотела пропихнуть меня на иняз, записала меня к репетитору по английскому. Репетитором оказалась старая бабка с одышкой. На ней всегда было черное платье с огромным, связанным крючком белым воротником. Она напоминала престарелую гимназистку. В ее квартире царил полумрак и пахло тяжелыми, старомодными духами. Репетиторша считала, что лучше всего изучать язык вместе с кем-то еще, поэтому меня поставили в пару к ее другому ученику, который начал заниматься раньше меня. Так я познакомилась с Максимом. В отличие от меня, Макс был буквально влюблен в английский язык и мечтал поступить в Ленинградский институт иностранных языков. Макс был худой, вечно лохматый и немного нескладный. У него была очаровательная улыбка и сам он был само обаяние. Благодаря Максу занятия у репетитора не были совсем отвратительными и мне даже удалось что-то выучить. Очень скоро мы начали встречаться помимо занятий у Эльзы Сергеевны, как звали старуху.

Макс учился в другой школе, после занятий он либо подходил к моей школе, либо мы договаривались встретиться «посередине». Мы гуляли по нашим серым, промозглым улицам, не замечая ничего и никого вокруг. Если погода была плохая, то мы шли домой к Максиму. У Макса мы закрывались у него в комнате, скидывали диванные подушки на пол, падали туда сами и болтали обо всем на свете. Позже приходила с работы мама Максима, стучала в дверь комнаты Макса и звала его обедать. Макс всегда ужасно смущался, что его как маленького звали покушать. Говорил мне: «Хочешь, я попрошу маму пригласить тебя за стол?» Но я всегда отказывалась, говорила, что не голодная. И тогда Макс говорил: «Подожди меня пожалуйста здесь, я мигом! Послушай или почитай пока что-нибудь». И я оставалась в его комнате одна. На стене у Максима висели фотографии Битлов. Фото были плохого качества, но Макс очень гордился ими, говорил, что купил их по случаю на «Толкучке», «отвалив кучу бабла».

У Макса была хорошая библиотека и, по моим меркам, огромная коллекция музыки. В ожидании Макса я действительно брала у него что-то почитать, а порой просто водила пальцем по его многочисленным кассетам, вчитываясь в, по большей части, незнакомые названия. Однажды Макс застал меня за этим бессмысленным времяпровождением:

– Хочешь взять у меня что-нибудь послушать?

– Я?

– Ну да. Какая музыка тебе нравится?

– Не знаю. – Я чувствовала себя ужасно глупо. Будь здесь сейчас мой брат, он бы сказал: «Таня, ты дебил?».

– Как не знаешь? А что ты слушаешь дома на своем магнитофоне?

– У меня… У меня нет магнитофона.

– Как нет?! Ну хорошо, а у брата у твоего есть?

– Да, но Андрей не разрешает мне его трогать.

– Хочешь сказать, что ты вообще музыку не слушаешь?

– Мама любит, чтоб в доме было тихо.

Макс некоторое время смотрел на меня молча. Потом улыбнулся:

– Значит будем слушать у меня. Потом скажешь, что тебе больше нравится. С чего бы нам начать? – Макс, в точности как это делала я пять минут назад, стал проводить пальцем по своим кассетам. – А вот, как тебе это? Он вставил кассету в магнитофон и в комнате негромко зазвучало:

«Пока цветет иван-чай, пока цветет иван-чай,

Мне не нужно других книг, кроме тебя

Мне не нужно…»³

Я выпала в другую реальность. Передо мной открылся новый прекрасный мир. Я нырнула в него с головой, чтобы уже никогда не вернуться обратно. Это было похоже на волшебство.

– Макс, а кто это?

– Кто?!! А, ну да, откуда тебе знать. Это Борис Гребенщиков, группа «Аквариум».

Некоторое время мне удавалось скрывать свои отношения с Максимом от своих домашних. Для мамы и брата Макс был лишь моим товарищем по изучению английского, а все наши встречи – дополнительными занятиями по языку. Когда часы в гостиной у Макса били шесть, это означало, что мне надо было возвращаться домой.

В один из дней мы, как обычно, сидели на полу и слушали музыку. Макс положил мне голову на колени и я гладила его жесткие, непослушные волосы. Как же мне было хорошо. Но стрелки часов неуклонно приближалась к шести.

– Если б ты только знал, как я не хочу туда идти! – вырвалось у меня.

– Таня! – Макс сел прямо – Тань, она что, тебя бьет?

– Нет! Ну то есть да, иногда. Не в этом дело. Просто она… «Она Рептилия! Вонючая рептилия с острыми когтями и мерзкой мордой варана!» – хотелось мне закричать. Но это было бы чересчур даже для Максима. – От нее не знаешь, чего ждать, у нее мгновенно меняется настроение, она постоянно следит за мной… В каком-то смысле ее вообще трудно назвать человеком. – Я улыбнулась, надеясь обратить наш разговор в шутку. Мне было неловко говорить о маме. Но Макс оставался серьезным. Он взял меня за руку и поднес ее ближе к настольной лампе:

– Откуда у тебя шрам на руке?

– А, это меня мама укусила, еще в детстве – слова вырвались до того как я успела подумать и что-то соврать. Максим смотрел на меня широко открытыми глазами.

– Твоя мама… Укусила?!! Как?!

– Ну мне было лет семь тогда. Мы пошли с мамой в магазин купить брату плавки в бассейн. И я ее спросила: «чем отличаются плавки от трусов?» – ее это ужасно рассердило, и она укусила меня за руку.

– Что, прям в магазине?

– Нет, мы к тому времени уже вышли на улицу.

– И что, никто за тебя не заступился?!

– Да никто даже внимания не обратил. Эка невидаль – родитель тащит за руку рыдающего ребенка!

– Но при таком шраме рука должна была кровоточить?

– Да, крови было много. Но, наверное, все решили, что я где-то упала.

Макс долго молчал, глядя в пол. Я ужасно жалела о том, что рассказала ему. Теперь он не захочет со мной больше общаться. Наконец Макс снова поднял на меня взгляд:

– Таня! Поехали со мной поступать в Питер!

– Смеешься? С моими-то знаниями? И потом, мама меня в жизни не отпустит.

– Как она может тебя не отпустить?

– Так. Мама говорит, что если я поеду в другой город, то завалю экзамены, деньги у меня украдут и я пойду работать проституткой на вокзал.

– Охренеть!

***

Мама не была бы мамой, если бы вскоре не поняла, что Максим очень важен для меня. Слишком часто он звонил мне по телефону. Слишком счастливая возвращалась я домой после наших встреч.

«Танюша, почему бы тебе не познакомить нас с твоим новым другом? Как, кстати, его зовут? Максим? Ну вот, пригласи Максима к нам домой. У тебя ведь тоже есть своя комната. Можете у нас заниматься английским»

Но с приглашением я не спешила. До Макса у меня практически не было друзей и ко мне в гости никто не ходил. И до сих пор маму это полностью устраивало. «Это не твой дом и здесь ничего твоего нет» – любила говорить она. Я же боялась, что мои немногочисленные приятели ее увидят, увидят ее настоящую. От этой мысли было страшно и стыдно одновременно. В то время как все вокруг восхищались моей матерью, я стыдилась ее, как стыдятся родителей дети алкоголиков. И речи быть не могло, чтобы показать ее Максиму!

Но тут подключился Андрей:

– Таня, ты не понимаешь. Это мальчики ходят в гости к девочкам, а не наоборот. А ты таскаешься за ним по всему городу как шалава! Это просто неприлично! Ну что, что тут такого – пригласить мальчика в гости?! Мы же должны знать с кем ты общаешься. В общем так, или ты зовешь его к нам, или мы запрещаем вам встречаться!

– Мы?!!

– Мама. Я. Какая разница! Мы же о тебе, дурочка, заботимся!

Похоже, выбора мне не оставили.

***

– Максим, тут такое дело, моя семья хочет с тобой познакомиться. Как ты смотришь, чтобы после школы прийти ко мне....

– Без проблем.

– Ты уверен?

– Да, диктуй адрес.

И Максим стал бывать у нас. И конечно мама показала свой нрав в полной мере. Нет, в первый раз она была сама любезность. Усадила Макса за стол, накормила вкусным обедом. Расспрашивала его про родителей, про планы на будущее. Похвалила его увлечение английским, не забыв при этом посмотреть с упреком в мою сторону. Но надолго ее не хватило. Она стала врываться в мою комнату и в присутствии Макса орать на меня:

– Таня, какого черта ты здесь сидишь, когда посуда не мыта?

– Таня, ну надо же следить за своими гостями, весь пол мне натоптали!

– Таня, скажи своему гостю «до свидания», тебе пора учить уроки.

Но Макс словно не замечал ее гнева:

– Ах, Людмила Васильевна, простите, это я во всем виноват. Мы сейчас все сделаем, все уберем – и улыбался своей невероятной улыбкой.

Мать обескуражено поджимала губы и замолкала. Вскоре она и вовсе стала запираться в своей комнате, когда приходил Максим.

Однажды, когда Максим был в гостях в комнату вошел Андрей. Он оглядел нас – замерших на полуслове и на его губах появилась легкая улыбка

– Танечка! Что ж ты за хозяйка у нас такая непутевая? Почему ты своего гостя даже чаем не напоила? – Я уставилась в пол не зная, что ответить.

– Андрей, а Вас разве не учили стучаться в дверь к девушке прежде, чем войти?

Макс встал и оказалось, что он ростом выше Андрея. Андрей был вынужден смотреть на него снизу вверх. Покровительственная улыбка исчезла. Он молча развернулся и вышел из моей комнаты

– И, кстати, Таня знает, что я чай терпеть не могу, – добавил Макс вслед закрывающейся двери.

Я смотрела на Макса с изумлением и восхищением. До сих пор никто не мог так ловко обходиться с моей семьей. Мне показалось, что у меня дома стало легче дышать. Теперь я могла целый час проболтать с Максом, и никто меня не упрекал, что я занимаю телефон. Могла в выходной уехать с ним за город на весь день на электричке, и никто не напоминал мне про учебу. Однажды Андрей увидел, как мы целуемся у нашего подъезда и прошел мимо, ничего не сказав. А когда Максим подарил мне на день рождения магнитофон – скромную «Электронику», то мне любезно разрешили негромко слушать музыку! Моему восторгу не было предела! Максим словно раскрасил красками мой серый мир.

Закончился учебный год. Приближалась пора вступительных экзаменов. Максим поехал поступать в Питер, так он любил называть Ленинград. Через три недели Макс позвонил и сказал, что поступил. Я ответила, что завалила экзамены. Макс велел мне не вешать нос и сказал, что что-нибудь придумает.

Я думала, что мать меня убьет. Но мама на мой провал отреагировала иначе. Она начала бурно рыдать, и рыдала пару недель, не выходя из комнаты, взяв по блату больничный, чтоб не ходить на работу. Андрей не уставал меня попрекать, что я довела маму. Наконец, не выдержав, я возмутилась. Мне казалось, что если кто и должен расстраиваться и плакать, то это я.

– Да что с тебя взять, ты черствая как сухарь! – бросил в ответ Андрей

– Но Андрей, это не честно! Ты, как никто, должен меня понять, ведь ты сам, когда поступал не добрал балла, и если б не Борис Аркадьевич…

– Ты меня с собой не сравнивай! Я поступал в один из самых престижных ВУЗов за Уралом! Туда вообще без блата не попасть! И если б я не попросил Барановского!..

– Ты просил его?!

– А ты как думала?! Я намекал Марине еще до экзаменов, чтоб она поговорила с отцом, но она как будто не понимала. Пришлось самому чуть ли не на коленях ползать и унижаться!

– А когда его уволили, ты им даже не позвонил?

– Таня! – Андрей начал злиться – я тебе уже объяснял. В таких вопросах каждый сам за себя. Или ты хотела, чтоб и меня и маму тоже отовсюду выгнали? Ты вообще, хотя бы иногда, думай, что говоришь!

Наконец мама выползла из своей комнаты. Она перестала со мной разговаривать. А если в ее разговорах с Андреем речь заходила обо мне, то мама называла меня не иначе как «Эта».

– Ах, Андрюша! Как Эта могла меня так подвести?! Меня ж все про нее спрашивать будут! Боже мой! Что я скажу тете Зое?! И куда ее теперь? В ПТУ?

ПТУ звучало несмываемым позором.

– Зачем в ПТУ? Пусть поработает годик. Хахаль ее теперь в Ленинграде. Может без него она за ум возьмется. Но и ты, мам, тоже виновата. Все ей разрешала, во всем ей потакала! Вот наша Таня и разбаловалась.

Я с изумлением смотрела на Андрея. Неужели это мой любимый брат?!

Но тут опять из Ленинграда позвонил Макс. Он весело кричал мне в трубку:

– Танька, я обо всем договорился! Тут в институте есть подготовительные курсы. И работать можно тут же на кафедре. Жить будем вместе у моей тетки! Она оказалась мировая чувиха! Многих музыкантов ленинградского рок клуба лично знает! Ты представляешь?! Так что можешь сказать своей маме, что тебе не придется идти на вокзал! – Максим захохотал – Тань, ты хочешь приехать?

В моем животе бабочки закружили веселую карусель. И сама я стала словно наполняться легким газом и подниматься к потолку. И хотя меня немного смущал все тот же иняз, уехать из дома, быть вместе с Максимом – за это я готова была отдать все на свете!

– Очень хочу!!!

– Отлично! Тань, у меня тут подвернулась шабашка. Я уезжаю до конца лета на Север, буду строить какие-то коровники, как раз заработаю нам денег. Я так понял, со связью там плохо, но я постараюсь тебе еще позвонить. Ты пока собирайся! Целую!

Меня ждала новая жизнь!

***

– Танюша, подойди-ка сюда, нам надо поговорить – мама снизошла до того, чтоб назвать меня по имени, и одно это уже не сулило ничего хорошего.

Мама сидела в большом кресле в гостиной. «Как жаба на троне» – подумалось мне.

– Таня, ты никуда не поедешь, ни в какой Ленинград. Так что не выдумывай даже.

Мамины слова не были для меня неожиданностью. Я бы скорее удивилась, если б она легко меня отпустила. Но на кон было поставлено мое будущее и сдаваться я не собиралась.

– Но почему? Максим обо всем договорился, от тебя ничего не нужно.

– Потому что я так решила. Этого достаточно. Ты моя дочь и все важные решения в твоей жизни буду принимать я.

Я поняла, что никакие просьбы, никакие уговоры на нее не подействуют. Раньше этого бы хватило. Но раньше в моей жизни не было Максима. Чумея от собственной храбрости, я твердо проговорила:

– Я тоже все решила. И я еду. И не ты, и никто другой не смогут мне помешать. В твоем благословлении я не нуждаюсь.

Мамины глаза сузились в две узкие щелки. Я не смогла бы сейчас определить цвет ее глаз.

– Совсем страх потеряла, мерзкая девка!

Мамины губы вытянулись в тонкую полоску, и она выплевывала слова, шипя словно сифон с газировкой, в котором закончилась вода. Я заметила, как на концах ее пальцев стали расти длинные острые черные когти и в ужасе попятилась назад