Убийство – дело житейское

… Не прошло и часа, как Рийден-старший уже стучался в дом участкового Сергеевки. За несколько минут Алкис Степанович узнал от хозяина про эту семью то, что Ольга по-соседски рассказала Эвелине при их первой встрече. Однако выводы Ал сделал совершенно другие. Он решил, что Гавриловы не причастны к гибели Полины. К тому же он прекрасно помнил – при расследовании было установлено, что Гаврилиха увозила внучку к матери в Краснодар. Рийден-старший полагал, что Лина ошиблась и ее мысли об убийстве Сифаевой, организованном его пасынком и компанией с таким холодным расчетом – всего лишь гипотеза дамы с воображением. Сидя за рулем, Алкис с надеждой думал, что не было никакого преступления, и Поля погибла случайно, а мушкетеры сделали проход между квартирами, так как действительно надеялись помирить молодых и хотели, чтобы у них все было по-хорошему: Полина вышла бы на работу, а соседка– пенсионерка присматривала за малышкой, не бегая из подъезда в подъезд.

В отличном настроении Алкис Степанович вернулся домой. Чмокнув в щеку недовольную, неряшливо одетую жену, он прошел в кабинет и позвонил племяннице Пазевской. Ему не терпелось пообщаться с Эвелиной, и он решил, что поводом для этого будут его впечатления от поездки в Сергеевку.

Марина, поднявшая трубку, позвала к телефону Лину, расположившуюся в ее спальне на отдых. Эвелина Родионовна не обрадовалась звонку Алкиса. Она хотела хотя бы на время прервать их общение – для нее это был единственный способ оградить себя от ситуации, вопреки ожиданиям, растревожившим ее душу. Однако, услышав подробный пересказ беседы своего друга с участковым Сергеевки, она задумалась – одна неотвязная мысль не давала покоя ей уже несколько дней. Поэтому, прервав разглагольствования Ала по поводу ее неуемной фантазии, она спросила:

– Прошу, сделай одолжение. В большой папке с фотографиями, той, что я отправила к вам, когда приступила к уборке у Миши, есть один снимок. Он старый. На нем Таня вместе с Софой, тогда еще довольно пухленькой. Они вытаскивают из багажника машины какую-то снедь. Рядом мужчина в очках и с бородкой. Он похож на Митю. Вокруг деревья, трава… Скорее всего, фото сделано во время пикника. Глянь-ка на номер тачки. У меня перед глазами так и стоят две тройки и две семерки.

Осекшийся на полуслове Ал положил трубку и вышел в другую комнату. Лина слышала, как он сопел, перелистывая страницы с наклеенными на них снимками. Через секунду в трубке раздался его хриплый голос.

– Да, точно. Здесь Москвич, номер 3773. Вспоминаю, когда-то эта машина была у Миликова. Потом он сказал, что Софе не к лицу ездить на такой развалюхе.

– Если к этому прибавить диетические фантазии Мити и возможность незаметно исправить в паспорте прописную букву “и” на “а”, а затем, подав заявление об его утере, получить новый, то все становится на свои места. Здесь, в столице он профессор Миликов, у него шикарная квартира, элегантная и богатая супруга Софья и лимузин. В Сергеевке же проживает ничем не примечательный гражданин Милаков, у него там хороший дом, красивая жена Надя, двое изумительных детей и старый Москвич. Два паспорта, две жизни. Убеждена, что даже его друзья не знают об этом. Так же уверена, что в новый паспорт вклеена фотография, где он без очков и без бороды.

– Лина, но две жены, это же азиатчина!

– А где мы живем, дружок? Не в Европе же! Не представляю, чтобы здесь хоть кто-то осудил мужчину, у которого одна жена раскрасавица, но бездетна, а другая – милашка, рожающая ему очаровательных малюток. И к тому же, вся эта орава благодаря его доходам живет, как у Христа за пазухой! Это, конечно, не по законам государства, но вполне отвечает местным традициям. Сам знаешь, у нас в автономии такие случаи не редки. Только, как правило, разводятся с бездетной женой, оформляют брак с той, от которой дети, и живут все вместе под одной крышей. Главное, не ссорятся.

– Но здесь же не тот случай!

– Да брось ты, Ал. Каждая получила то, что хотела. Софа – столичного мужа с положением, блеск, комфорт и бриллианты. Надя – детей, достаток и свободу. Наверняка, шустрая бабенка, раз в Сергеевке о ее похождениях и не слышали. Может, сам участковый ее и утешает. Наверняка, тренированный качок, прошедший хорошую школу конспирации. Наде ведь лет тридцать, не более?

– У тебя только гадости на уме, Лина! Из всех женщин, что я знал, ты хуже всех! Ты еще противнее, чем Миша со всей своей мушкетерской братией! Ладно, вешаю трубку…Я тебе после позвоню.

– Не сегодня, Ал. Я не виделась с племянницей больше года, у нее здесь гость, я хочу с ним пообщаться. Пока, дорогой!

– Ишь, какой шустрый, – подумала Эвелина Родионовна о своем возлюбленном. – Три часа пополудни, а он уж и в Сергеевке побывал. Мне до него далеко. Я-то держусь только на нервах.

Лина вздохнула и прошла на кухню, где Марина вместе со своим другом Стасиком готовили ужин.

… Станислав Градов – молодой человек, с которым после развода связала свою жизнь племянница, был худеньким, подвижным парнем среднего роста с чрезвычайно живым и одухотворенным лицом. Глядя на то, как проворно и с какими шуточками Марина с другом управлялись на кухне, Пазевская загрустила. С новой силой она почувствовала утрату того огня, который согревал ее до тех пор, пока ее не отстранили от общения с молодежью. Лине стало так тоскливо, что на глаза невольно набежали слезы, и откуда-то из подсознания выплыла давно созревшая и притаившаяся мыслишка – вот пристрою Таню, а после – на покой… На вечный покой! Я его заслужила. Мой питон меня ждет…Настойка в шкафу…Пару лишних глотков, и я свободна… Скажут, перепутала дозировку… Ко всему, еще Ал на мою голову навязался… Нет ни сил, ни нервов на новую жизнь.

Стасик, глянув на представленную ему с час назад тетушку своей подруги, удивленно поднял брови и тихо спросил:

– Неприятный звонок, Эвелина Родионовна? Только скажите, и мы с Мариной голову оторвем тому, кто Вас расстроил! Правда, Марья?

– Да брось ты, Стас! Тетя Лина сама кого хочешь расстроит! Вот приехала Таню из сетей счастливого брака выуживать. И, похоже, дело у нее движется в нужном направлении.

– Полагаю, все не так просто, подруга…Эвелина Родионовна, Марина говорила, будто Вас с того света вытащили. Это правда?

– Все правильно, Стасик. Так оно и было.

– Я скажу свое мнение по этому поводу. Убежден, тот, кто хоть раз в жизни глянул смерти с глаза и ее принял, тот никогда не бывает таким, как все… У этой дамы свое тавро. Думаю, Лазарь, которого воскресил Христос, тоже его имел. Это, как тайный знак. И носит его не тот, кто вырвался из ее объятий по собственной воле. Он на том, кого силой оттащили назад. Поцелуй смерти – ужасная печать. Она вроде черной золы. Покоится где-то в глубинах души. Один порыв холодного ветра, и затлел, казалось, уже погасшей костер. И потянуло смрадным дымком, который уже не пугает… Нет. Он, в каком-то смысле, даже влечет к себе. Втягивает, словно черный квадрат Малевича. После этого уже ничего не боишься. Можно самому погибнуть. Можно кого угодно погубить. Страшно только жить. Я имею в виду хорошо жить. Вот, когда бедствуешь, чувствуешь, что все нормально. А если все прилично, так от страха поджилки трясутся. Разве я ошибаюсь, Эвелина Родионовна?

– Ох, Стасик. Пожалуй, в этом что-то есть… Жаль только, что Вы в свои годы это уже поняли. Вам, вроде, рановато!

– Я это узнал еще в двадцать лет. Возможно, Вам как-нибудь расскажу. Вы свой человек, поймете. Это не для Марьиных ушей. С ней на эту тему говорить бесполезно. Не врубится. И не гляди на меня так сурово, подруга. Лучше покажи тете мои работы. Я ведь не только местный папарацци, я еще и художественный гений. Вот, отобрал свои лучшие снимки для фотовыставки. Она скоро состоится в Союзе художников. Факультет журналистики я окончил всего год назад. И то, заочно. И не здесь. А вот фоторепортером работаю в популярной местной газете давно. У начальства в фаворе. Хотят послать за рубеж, но для этого я должен жениться…Холостого не выпускают. Убедите Марину пойти за меня. Я не похож на ее прежнего супруга, дам развод по первому ее требованию.

– А вдруг откажете, Стасик? Ее прежнему мужу жена тоже была нужна по конъюнктурным соображениям.

– Это я знаю получше Вашего, Эвелина Родионовна. Да если бы не я, нашей Мариночке до сих пор пришлось бы стирать постельное белье, замаранное его потаскушками.

– Замолчи, болтун! Разговорился! – в сердцах воскликнула Марина и выбежала из кухни в гостиную взять трубку трезвонившего телефона.

– Я ее бывшего муженька тут на квартире запечатлел вместе с его подружками. Сделал несколько снимков и предложил на выбор – либо дает жене развод и убирается по-тихому, либо Марья устраивает у него на работе скандал с демонстрацией отечественного порно с ним в главной роли. Естественно, он мигом побросал свои вещички в машину и укатил.

– А что, здесь есть, где спрятаться и откуда снимать?

– Тетя, Лина, тебя к телефону. Звонит твоя подруга, Анна Николаевна Загорина, – крикнула хозяйка.

– Здесь все есть, – ответил Стасик и удивленно спросил – Неужто, Вы дружите с Загориной?

– Дружу! – ответила Эвелина, сталкиваясь в дверях с племянницей.

– Ты, Стас, что-то больно разногишался! – услышала Лина встревоженный шепот Марины. – Захлопнись. Не приведи Господи, разболтает она о наших проделках моим предкам. Жизни не будет!

Пазевская, плотно прикрыв дверь в комнату, подошла к телефону. Голос у Ани был чрезвычайно усталый. Она сказала, что у нее в отделении ЧП и только благодаря Эвелине все окончилось благополучно.

– У тебя, подруга, такие повернутые мозги, что не знаю, то ли лечить тебя надо, то ли восхищаться. Приходи сегодня ко мне домой. Не могу я торчать в одиночестве. Осталась бы у меня на ночь. Я, правда, могла бы сама поехать к тебе, да там хозяйничает Миша. Он-то и дал мне твои координаты.

– Не вешай трубку, подожди, я сейчас! – воскликнула Эвелина Родионовна и пошла к молодым на кухню.

– Ребята, меня зовет к себе Загорина. Она в трансе, и я просто разрываюсь на части. Так хочется посидеть с вами, но ей так плохо, что у меня не поворачивается язык отказать.

– Я привезу ее сюда! – предложил Градов. – Аня – замечательная женщина. Я знаю ее много лет. Вообще-то она моя крестная. Только не виделись мы уже целую вечность!

– Вот так сюрприз! Так ты оказывается крещеный? – поразилась Марина, а потом, немного поразмыслив, предложила:

– Поезжай, Стас за Анной Николаевной. Я с ней тоже знакома. Это она нам Таню в дорогу собирала. Отпустила без волокиты. Лекарства на первое время дала. Аня – милейший человек. Пойдем, пригласим ее.

Услышав веселые голоса Стасика и Марины, наперебой тараторившие в трубку, что хотят ее видеть, Загорина согласилась приехать. Несмотря на тяжелейшие сутки, проведенные в больнице, Ане показалось заманчивым провести вечер в обществе Лины и ее молодых, жизнерадостных родственников. Анна Николаевна себя знала, компании она не будет в тягость, посидит полчасика в кресле расслабившись, и снова почувствует себя бодрой.

Стасик, крикнув, чтобы их ждали минут через сорок, умчался к машине, стоящей у подъезда.

Между тем, прошло полтора часа, а ни Загорина, ни Градов не появились. Обеспокоенная Эвелина позвонила в отделение – она волновалась, не попали ли Стас и Аня в аварию, ей показалось, что молодой человек был слишком возбужден, чтобы садиться за руль. Лина звонила долго, но в ответ раздавались только короткие гудки.

– Отключили телефон… Значит они на месте. Видно, в отделении произошло что-то серьезное.

Прошло еще полчаса, позвонил Градов, сказал, что у них все в порядке, и они скоро выезжают.

– Да ладно, тетя, успокойся. Что панику разводить? И Стас, и Ваша подруга живы и здоровы. Сами сказали – у них все нормально. Приедут, выпьют кофе, и все расскажут. Убеждена, Градов задержался только потому, что обнаружил материал для взрывной статьи. Надеется, что ее напечатают… Фантазер! Младше меня всего на год, а мне иногда кажется, что ему нет и двадцати! Какой-то неуемный. Будто дите неразумное…Чем-то тебя напоминает. Видно, сразу учуял, что Вы родственные души. Не зря же, только увидел, и тут же полез с откровениями. Садись, тетя, отдыхай, а то сейчас он явится, и все пойдет кувырком!

Пазевской показалось, будто ей плеснули в лицо холодной водой. Она медленно опустилась в кресло, и впервые в жизни с любопытством взглянула на племянницу. Марина с младенчества и до окончания школы, то есть все то время, что находилась поблизости, не вызывала, как личность, у нее никакого интереса.

– Девочка, как девочка, – думала она о ней, – бесцветная, тощая, угловатая, с узкими светлыми глазками и мелкими чертами лица. В общем, полное отсутствие какой-либо индивидуальности. И вот сейчас, несколькими выразительно произнесенными фразами, она совершила переворот в душе Пазевской.

– Она не такая уж серая мышка, как я предполагала, – решила Лина и, взяв в руки телевизионную программу, исподтишка стала всматриваться в молодую женщину. Марина в узеньких “бермудах”, облегающих стройные ноги, в застегнутой на одну пуговицу клетчатой рубашечке, едва скрывающей крошечную грудь, с модно остриженной светлой головкой казалась проворным мальчишкой, завораживающим своим гибким изяществом. Взгляд ее узких, чуть раскосых глаз цвета спелого ореха, опушенных темно-каштановыми ресницами, казался немного рассеянным. Однако, изредка устремляясь на собеседника, он пронзал его столь жестко и прямо, что отпугнул бы, если бы его стрелы не смягчала любезная улыбка, не сходящая с нежно-розовых, красивых губ.

– Современная, очень современная особа. Холодна, как мрамор и чрезвычайно опасна. Себя в обиду не даст, сделала вывод Эвелина Родионовна и тяжело вздохнула. – К сожалению, мои девочки другой породы. Они тоже имеют и характер, и волю. Но у них все идет от сердца. А для Марины жизнь – занимательное приключение, этакий боевичок, в котором постоянно надо быть начеку, а потому всегда и везде находиться в боевой готовности.

– Ты не одобряешь Таню? – внезапно спросила Лина у племянницы.

– Не одобряю, тетя. По-моему, она сваляла дурака. И по-крупному! Вместо того чтобы вешаться, ей надо было сделать вид, будто она ничего не знает. Изобразить инженю, а самой сфотографировать Мишу с этой малолетней шлюхой. Вот тогда бы ей и карты в руки! Рийдены последние штаны бы продали, лишь бы от нее откупиться! И не пришлось бы тебе тетя, плести всю эту паутину и работать в качестве их домработницы, чтобы добиться обыкновенного развода. Сказала бы Таня мне хоть слово. Стас все бы обстряпал так, что комар носа не подточил. Это надо же, в петлю! Да еще эту старую мышь целый месяц обслуживала, горшки за ней таскала! А эта дрянь ей всю квартиру изгадила!

– А, что бы ты сделала, Марья?

– Ну, придумала, что-нибудь. Взяла сиделку, а сама под благовидным предлогом слиняла бы на месяц к тебе. Да ты и сама во многом виновата, тетя! Тебе бы вместо того, чтобы интеллигентничать, надо было почаще сюда наезжать. Может, у Тани и мозги были бы почище. А то вечно, появишься на неделю со своим Женей, остановитесь в гостинице, и бежишь к дочери в тот момент, когда отсутствует ее драгоценный Мишенька!

– Но ты-то с родителями виделась еще реже! Таня хоть регулярно приезжала ко мне, а ты своим только звонишь.

– Мои предки по самую макушку напичканы предрассудками. Да разве с ними я могу обсуждать свои проблемы? Ну, сказала бы я – мой муж игрок и развратник, и что? Они непременно предложили бы мне развестись, все гордо бросить и вернуться…Ну уж нет! Не на ту напал! Он развлекается, к его услугам положение, деньги, женщины…А я? Бежать голой назад, в провинцию? Я его отлично на место поставила. Стас его щелкнул здесь с двумя телками. Застукал на групповухе… После этого мой “благо-верный” бежал отсюда, как побитая собачонка.

– Мариночка, он же мог тебя изуродовать!

– Нет, тетя. Он же знает, что я не сама делала снимки. Значит, у меня есть сообщники и свидетели. Кстати, Стасик тогда нащелкал сразу две пленки. Одну я отдала мужу после развода, когда он мне эту квартиру оставил. О второй он не знает, но, видимо, догадывается – поэтому обходит меня за версту.

– Похоже, ты, Мариночка, довольна жизнью?

– Очень довольна… Знаешь, Лина, у победы удивительное послевкусие. Уже два года просыпаясь по утрам, я себе говорю: – Я здорова, я свободна, я не нуждаюсь, а потому я счастлива. Счастлива здесь и сейчас.

– А ты выйдешь замуж за Стасика?

Не успела Марина ответить, как открылась дверь, и появились Градов и Загорина. Вид у них был далеко не такой измученный, как предполагала Пазевская.

– Через пять минут мы будем за столом. Похлопочи, Мариночка! – спокойно сказал Стасик, снимая пальто с Ани.

– Вот так-то, тетя! Ты тут нервничаешь, а у них ситуация под контролем. Ну и кто из нас прав?

… Все ели сосредоточенно, перекидываясь ничего не значащими фразами, и только когда хозяйка разлила всем по чашечке кофе, Анна Николаевна высказалась.

– Ты, Лина, перевернула всю мою жизнь. Мы знакомы всего несколько недель, а от прежней Загориной не осталось почти ничего. Изменилась даже оболочка. Все, включая этого мерзавца Миликова, замечают эти перемены. Возможно, они не в лучшую сторону. Но я тебе за них благодарна. Кстати, когда будешь на том свете, тебе твое ерничанье зачтется. Благодаря ему этой ночью спасли одного глупого и несчастного мальчишку…Сейчас все объясню.

Вчера у театра ты меня окончательно вывела из себя. Мало того, что выставила в собственных глазах глупой бабой, не понимающей, как у нее увели мужика, но еще и профнепригодной. Указала на Коняеву, потом на ее благоверного и сказала, что Ми-Ми и для такой смог найти подходящего спутника жизни. Я то знаю, что это невозможно, она же моя бывшая пациентка. Я не плохой психиатр, а потому увидев, как она берет под руку мужа, поняла, ее этот союз устраивает. Устраивает по всем параметрам, и за ним стоит не только расчет. Для меня это был смертельный удар. Я всегда считала себя не слишком привлекательной, так что утрата мужа была для меня лишь подтверждением моей правоты. Но, вот так, одной фразой уничтожить меня, как диагноста…Это было выше моих сил. Не буду говорить, что я почувствовала. Я приехала домой, перевернула все справочники, что были у меня под рукой. Потом позвонила в Москву нескольким ведущим специалистам в нашей области… В общем, все они говорили в один голос, я права. Но как мы можем быть правы, если жизнь опровергает наши выводы. Выходит, мы схоласты, а Миликов – гений! На практике разрешил проблему, которую пытаются разрешить наши светила. Так вот, думала я, думала, сначала о Коняевой, а после об Агине и все не могла вспомнить, где я эту фамилию встречала. Перелистала все свои записные книжки. Внезапно меня осенило. Ко мне в отделение неделю назад во время дежурства Мити санитары привезли парнишку – Алексея Татрова. Он оказался у нас из-за того, что учинил разгром в доме профессора Агина и пытался изнасиловать его жену. В его бумагах записано, что он аспирант Агина, родом из Москвы, прописан в общежитии. Тут я предположила, что Татров, будучи в гостях у своего шефа, совершил какую-то оплошность. Ну, обнял Катю, когда подавал пальто или дотронулся, пододвигал ей стул. Она, естественно, запустила в него тем, что попало под руку. С этого все и пошло. Чтобы утешить супругу, Агин созвонился с другом. Тот послал санитаров, и они поместили мальчишку ко мне. Все было бы ничего. Но я, опираясь на диагноз, поставленный Митей, прописала парню соответствующие инъекции. Больному они на пользу, а вот здоровому ни к чему. Больной потемпературит, и у него в голове прояснится. А вот у здорового жар может подняться за сорок. Организм выдает реакцию, как на вирусную инфекцию. Короче, понеслась я в больницу. Слава Богу, успела. У мальчишки температура сорок один. Он без сознания, практически без пульса, а дежурные чаи в ординаторской гоняют. В отделении тишина, все спят, позвать на помощь некому. Вы не представляете, что такое в нашей больнице, да еще в субботу в одиннадцать вечера оказаться в подобном состоянии. На всей территории не найти ни кардиолога, ни соответствующих лекарств. Хорошо, у нас за забором приличный роддом. Там у врачей нет выходных, и реанимация оборудована, как положено. В общем, позвонила я им. Прибежали врачи, сделали все, что надо и вытащили пацана. Уже позже, когда Татров пришел в себя, ему сказали, что в отчете врачам роддома придется записать, что оказали помощь беременной Олесе Татровой. Вы думаете, наш пациент улыбнулся? Напротив. Он сказал, что отдал бы все на свете, если бы это оказалось правдой. Мальчишка-то оказался геем! Когда приехал Стас, я попросила его выудить из этого несчастного подробности того, что произошло у Агина. Мне Алекс наотрез отказался это рассказать.

– Прости, Аня, если я тебя обидела. Ты даже не представляешь, как я тебя ценю! Ты – врач от Бога! Я бы тебе здоровье своих детей доверила, не то, что свое собственное! Просто обо всех отклонениях в вашей области я сужу по литературе. Кстати, у Генриха Манна описана подобная особа. Она постоянно грезила о самых невероятных сексуальных изысках, но на деле была девственна. Самое удивительное, что с ней начиналась истерика, едва до нее дотрагивался кто-то из поклонников.

Анна Николаевна удовлетворенно хмыкнула и примирительно улыбнулась.

– Что бы ты ни говорила, Лина, я тебе благодарна. Я бы со свету себя сжила, если бы этот голубок сегодня ночью загнулся у меня в отделении. Ты даже не представляешь, в какую историю угодил этот несчастный гей!

– Я не представляю? Да хочешь, я ее тебе прямо сейчас поведаю. Естественно, с изрядной долей вымысла. Но, думаю, попаду в яблочко.

– Расскажите, Эвелина Родионовна! – воскликнул Стас. – Алекс мне все выложил, как на духу. Если угадаете, я Вам помогу во всех Ваших делах. А нет, так увольте! Буду действовать в своих собственных интересах.

– Ну, по-моему, они совпадают. Вы хотите наказать Агина, а я и подавно. Не из-за него ли Вы бросили учиться? Похоже, это было в тот период, когда он набирал силу, как самый молодой, перспективный и остепененный лектор?

Градов покраснел, как помидор и, сцепив руки так, что побелели пальцы, произнес:

– Можем, поговорим не обо мне? Вы, кажется, хотели поделиться своими домыслами о ситуации, в которую угодил Татров.

– Извольте, – ответила Эвелина Родионовна и, уставившись в потолок, начала.

– Могу предположить, что Борис с Алексом познакомились на какой-нибудь престижной голубой тусовке, где-нибудь в Москве или в Прибалтике. У них завязались отношения, и он пригласил полюбившегося ему паренька сюда, пообещав все на свете, от диссертации до крыши над головой. Татров приехал, получил все, что было обещано, прожил какое-то время у Агиных, а потом у них что-то незаладилось. Может, Алекс нашел кого-то посимпатичнее. Вот ему Боря и отомстил. Договорился с другом и засунул мальчишку в дурдом. Конечно, смерть парня не планировалась. Но измучить его и поставить на пожизненный учет в психдиспансере можно было организовать без особых усилий.

– Вы правы, Эвелина Родионовна, – пробормотал побледневший Градов. – Агин и меня довел до нервного срыва. Я был типичный мамсик, отличник и скромник… Был самый яркий студент на курсе. А тут не могу сдать его предмет. Какой-то паршивый зачет, и не могу. А без него к экзаменам не допускают. Родители заели, если нужно – заплати, только получи. Я тогда заканчивал третий курс, меня все преподаватели знали. Пошел к ним, договорился, меня опросили по всем предметам, а после в один голос заявили, что знаю весь материал на отлично… Но в ведомостях-то пусто. Без зачета у меня нет даже допуска к сдаче экзаменов. В общем, бросил я тогда все. Не знаю, что уж там произошло, но через месяц мне экзаменационный лист оформили. Но я уже не вернулся. У Агина мне предстояло заниматься еще два года и сдавать четыре экзамена. Этого я бы не выдержал. Меня тогда Анна Петровна поддержала. Она может подтвердить. Я тогда был не в лучшей форме. Потом я ушел в армию, отслужил. После поступил на заочное… Не здесь, конечно. Сейчас, слава Богу, и при дипломе, и при хорошей работе. А с Татровым все произошло так, как вы, Эвелина Родионовна, и сказали. С Агиным он познакомился в Юрмале. Борис пригласил его сюда, помог сдать экзамены в аспирантуру, стал его руководителем и поселил у себя. Все было терпимо, пока на Алекса не взъелась Катерина. Стала так донимать, что парень ей пригрозил сообщить обо всем в органы. Видимо, Агины перепугались, посоветовались с Миликовым. Ну и тот подсказал, как управиться с не в меру строптивым геем. В общем, парню что-то подсыпали в еду, он психанул, и его тепленьким доставили прямо в кабинет Митрофана Алексеевича.

– Какой наш Ми-Ми подонок, – воскликнула Загорина и вышла из-за стола.

– Об этом я только сегодня говорила своему другу, – устало прошептала Пазевская. – Да, странный день. Нет, ни день, а сутки. Событий хватило бы на целый год, да и информации тоже…Налей-ка мне, Мариночка, чего-нибудь покрепче. Пора составлять план действий. Мы, как я понимаю, теперь союзники.