Убийство – дело житейское

4

Две недели прошли у Эвелины Родионовны в невероятной суматохе. Благодаря связям Рийдена-старшего, Пазевская получила возможность приобрести на мебельном складе все необходимое для переоборудования квартиры зятя. На ее счастье Николай все это время был у нее под рукой, помогая по мере сил. Вместе с ним она отвозила и привозила из химчистки одеяла и теплые вещи, а потом свезла в комиссионку всю одежду дочери.

Коля с удивлением наблюдал, как Лина без всякой нервозности руководит работами по дому, не упуская не одной мелочи. По ее указанию студентки разобрали стенные шкафы, рассортировали книги, отмыли кухонную посуду, кафель, двери и люстры. Под ее присмотром ребята Алкиса перенесли с лоджии в кладовку, что находится в подвале, всю рухлядь, а в комнатах переставили прежнюю мебель и установили новую. При этом сама Эвелина ни минуты не сидела без дела. Она разобрала все рукописи и бумаги, что находились в доме, повесила роскошные гардины на окна, разложила чистое белье, принесенное Ольгой, изменила дизайн кухни, ванной и прихожей.

– Ваша сваха – просто генерал в юбке, – заявил как-то Николай своему шефу, когда тот вызвал его для отчета. – Ей бы армией командовать, а не девчонками и мальчишками. Видели бы вы, во что она превратила квартиру Вашего сына! Заходишь, и уходить не хочется. Просто рай! А какой письменный стол для Вали достала. Девочка как увидела, так и обомлела. Сразу же туда свои коробки, тетради и книжки попрятала.

– Я хотел бы отблагодарить Эвелину за заботу, порадовать чем-то. Как думаешь, ей что-нибудь нужно? – поинтересовался Алкис.

– Я как-то подвозил ее вместе с Загориной. Они говорили, будто хотят пойти на премьеру в наш оперный театр. Приезжает какая-то звезда из Италии. Спектакль состоится в конце этой недели, в субботу. Достали бы Вы им билеты в ложу. Думаю, Ваша Пазевская от такого жеста растает.

– А что, Лина с Загориной подружились?

– Не разберу я. Ведут себя так, будто сто лет знакомы. Обращаются друг с другом на «ты». Только разные они, совсем разные. Аня женщина сердобольная и несчастная. Ей плечо мужское требуется. Она без этого просто чахнет. А вот Эвелина – та кремень! Где сел, там и слез. Вроде бы сама любезность, а близко не подойдешь, страшно… Недоступная она дамочка!

– Увидишь ее сегодня, Коля, скажи, что завтра после работы я к ней заеду… А ты сказал точно – я ее тоже опасаюсь. Когда был в командировке, завалился к ней без предупреждения. Приняла она меня, конечно, радушно, зато после так урезонила, что теперь без звонка в жизни не нагряну.

Мужчины дружно рассмеялись, они прекрасно понимали, что каждый из них имел в виду.

На следующий день Лина радостно встретила Алкиса, угостила блинами со сметаной, беляшами и отличной водкой. Потом показала перестановку, которую сделала в квартире и попросила немного подсобить – повесить на крюки, пристреленные над письменным столом, Валентины, книжные полки. Алкис помог, но после так побледнел, что Лине показалось, будто его щеки отливают зеленью. Эвелина Родионовна забегала, засуетилась, притащила горячую грелку и сердечнее капли, однако гость успокоил ее, пояснив, что у него просто расшалились нервы. Чтобы хоть как-то разрядить напряжение, Эвелина стала расспрашивать свата о Михаиле и о его друзьях. Алкис, с потемневшим лицом, цедя каждое слово сквозь зубы, рассказал прелюбопытную историю.

Из нее Пазевская узнала, что Миша с раннего детства был чрезвычайно сметливым ребенком, учился на одни пятерки, несмотря на бесконечные переезды, связанные с работой Алкиса. Окончание мальчиком семилетки совпало с назначением Рийдена в столицу. Здесь ему предложили остаться и обеспечили хорошей квартирой. В тот же год поблизости от их дома открылась экспериментальная школа, куда пригласили на работу преподавателей вузов и набрали со всего города лучших учеников. Там и познакомился Рийден-младший с Миликовым и Агиным. Мальчики тут же подружились и стали, как братья.

Дело в том, что многие годы в кругу одноклассников, чуждых им по развитию и по убеждениям, они чувствовали себя изгоями. Теперь же, оказавшись вместе, они перестали страдать от недопонимания. Ко всему, объединяли их не только яркие способности и чрезмерные амбиции, но и ощущение того, что дома их недолюбили. Миша переживал отсутствие у него достойного отца, ибо презирал Алкиса, считая его примитивным солдафоном, на которого мать прельстилась только ради того, чтобы не бедствовать. У Бориса Агина тоже был отчим: на людях – импозантный и вежливый, а дома – садист и хам. Самое ужасное, что мать Бори души не чаяла в этом типе и потакала ему во всем. У Ми-Ми ситуация в семье была тоже не сахар. Его, одиннадцатилетнего мальчишку бросила мать, оставив на попечение отца – гуляки, выпивохи и бабника.

Прошло несколько лет и мальчики, окончив с золотыми медалями школу, поступили в вузы. Вот тогда-то они и поклялись, что всю жизнь будут друг для друга опорой. О соперничестве речи быть не могло даже на почве женщин: молодые люди имели совершенно различные вкусы. Мите нравились субтильные, ангелоподобные девушки, Михаил предпочитал раскованных дам, а Борис ненавидел их в любом обличье. Поговаривали, будто он гей, из-за чего долгие годы у него не ладилось с карьерой. Но, лет семь тому назад он неожиданно женился. Его супругой стала Екатерина Коняева – дочь очень влиятельного работника Министерства торговли. Как это произошло, знает только Митя – это он нашел другу даму, с которой тот ладит уже столько лет. Катя немного старше Агина, года на два, не более. Выглядит она чрезвычайно эффектно – крупная, с рыжей гривой, доходящей до лопаток, с правильными чертами лица и голосом, как у сирены – низким, волнующим, с хрипотцой. Работает Екатерина в торговле, много зарабатывает и одевается, как миллионерша. Ее папочка на радостях, что пристроил дочь – девицу, которой перевалило за тридцать пять, отдал молодоженам свой великолепный дом, а сам вместе с женой перебрался в ведомственную квартиру. Коняев с первого дня замужества дочери принялся активно протежировать зятю, а потому Борис вскоре после свадьбы защитил докторскую и теперь является деканом в том же вузе, где работает Михаил.

Митрофан Миликов женился немного раньше Бори – привез супругу из Ленинграда. Софа из очень обеспеченной семьи – ее папочка весьма крупный чин во флоте, но она тщательно скрывает это. Видимо, отец не одобрил ее союз с Ми-Ми, так как сразу раскусил в зяте отъявленного карьериста.

– Удивительно, Ал, насколько судьбы мальчиков зависят от их отношений с матерями! – заключила Эвелина, внимательно выслушав рассказ Алкиса. – Судите сами, Митя потерял мать в том нежном возрасте, когда еще теплится в душе надежда на чудо. С годами он идеализировал ее облик и теперь ищет утешение с ангелоподобными юными девушками. У Бориса все произошло иначе. Он возненавидел мать за то, что она предпочла ему – единокровному сыночку чужого мужика, который вел себя дома, как скотина. Теперь для Бори все женщины воплощение скотства. Он убежден – для них главное в жизни – похоть, и ради ее удовлетворения они готовы бросить даже собственное дитя. Полагаю, именно в этом корень его «голубизны». А его брак – либо крупная сделка, либо какое-то чудовищное извращение, о котором, по своему невежеству, я не догадываюсь. Благо, Миликов спец в этой области, вот и приискал другу то, что ему надо. Ну, а Ваш Миша увлекается дамами в стиле Фроси – уверенными в себе, насмешливыми, в глубине души считающими мужчин существами второго сорта. Любопытно, что будет с Валей? Она обожает отца, он – ее мера в мире мужчин. Да, а скажите, от кого она унаследовала такие светлые глаза и волосы? От Вас, Ал?

– Не от меня, Лина. Я Мише не родной отец… Вот слушаю я Ваши рассуждения и на пойму, откуда Вы нахватались всей этой белиберды: то ли из Фрейда, то ли из генетики… Я не в курсе, конечно, но, по-моему, она в Союзе до сих пор не в чести. Я еще не забыл, как летом сорок восьмого года разогнали всех, кто этим занимался!

– Мне ли не помнить об этом, Ал? У меня муж и старшая сестра врачи. Боже, как они тогда возмущались, их же обязали изучать речь этого бездаря и жулика Лысенко. Если мне не изменяет память, вскоре после этого его за разгром генетики наградили Госпремией… Проклятые сталинские игры… Из-за них погиб мой Саша… Не хочу жаловаться, но скажите, сколько надо иметь сил, чтобы пережить то, через что я прошла: гибель близких, изгнание младшей дочери, своя собственную смерть. А вот теперь и старшая стала инвалидом… Клянусь, я здесь только для того, чтобы Вы с Фросей дали время ей оклематься. Ее там у нас неплохо лечат, есть надежда на стабилизацию… Но все равно, я всю эту ситуацию до сих пор не могу переварить. Сам Господь знает, что моя скромная и честная девочка не заслужила подобной участи.

– Поймите, Лина, я бы в жизни не побеспокоил Таню, если бы не обстоятельства. Я постоянно в разъездах, а Фрося больная женщина! Сами слышали, как она дышит. Врачи говорят, начальная стадия астмы. Потом она только-только оправилась от инфаркта!

– А Вы Ал, больше слушайте болтовню этих блатных эскулапов! Лучше бы взглянули на ее медицинскую карту и выяснили, с каким диагнозом здесь целый месяц валялась Ваша благоверная. А заодно поинтересовались бы, от какой хвори она лечилась в санатории, когда надо было подкармливать больную невестку! А вообще-то, Ефросинье Павловне не помешало бы начать вести более здоровый образ жизни: больше двигаться, меньше злиться и бросить курить. Уверенна, тогда она нас всех переживет!

– Вы к ней несправедливы, Лина. Она порядочная женщина и замечательная мать. Почти такая же, какой была моя. Ради сына Ева готова на все! Вы не верите? Ладно, расскажу то, о чем не знает никто, разумеется, кроме моего непосредственного начальства… Так вот. Не успел наш молодой гений жениться на Сифаевой, как она забеременела. Через месяц после свадьбы эта мадам объявила, что им срочно нужна отдельная квартира, так как она не желает жить вместе с нами. Я ничего не мог придумать, и тогда Ева предложила мне невероятный план – фиктивный развод. Мы развелись и только после этого я смог получить для нее вместе с сыном и невесткой, которая была уже на сносях, эту хату. Сам я остался в старой, прописав к себе своего родного брата-вдовца. Он тогда жил в Вильнюсе. О нашем разводе не догадывается даже Миша… А курить она начала только после гибели Полины – переживала за сына и внучку, которая осталась сиротой.

– Вот так номер! Оказывается вы, Алкис – свободный человек, а Фрося здесь полноправная хозяйка! Понятно… Все понятно… Действительно, почему бы Ефросинье Павловне не поваляться в кровати у себя дома, мобилизовав обслуживать себя невестку? Почему бы ни изобразить умирающую, благо под рукой день и ночь находится доверчивая провинциальная дуреха?

– Как Вам не стыдно, Лина! Вы сами столько пережили и так ерничаете по поводу больной женщины!

– Клянусь, возьму свои слова обратно и извинюсь перед Вами, если окажусь не права. Обещаю, Ал! Умоляю, снимите с моей души камень, позвоните ее лечащему врачу и спросите, с каким диагнозом Вашу супругу направили в санаторий. Прошу, узнайте! Я так устала от подозрений. Просто не могу жить с такой тяжестью на душе!

Рийден долго молчал, потом встал, вышел в прихожую, достал из кармана пальто записную книжку и пошел звонить. Через открытую дверь Эвелина Родионовна слышала, как он разговаривал сначала с их лечащим врачом, потом с заведующим терапевтическим отделением правительственной поликлиники, а после с главврачом санатория, где жена проходила реабилитацию. Судя по ответам Алкиса, Лина поняла, что все утверждали одно и то же: мадам необходим щадящий режим и постепенный переход к здоровому, активному образу жизни. Об инфаркте никто и не заикался. Говорили о скачках кровяного давления, неврозе и прочих возрастных изменениях, но не более того.

Рийден вернулся к столу чернее ночи, залпом осушил фужер водки, и тихо спросил:

– Объясните, Лина, зачем нужен был весь этот театр? Сказала бы мне, что ей тяжело, что нервы не в порядке. Я бы приходящую домработницу нанял, врача нашел… Не Миликова, конечно. Пригласил бы ту же Загорину. Зачем было изводить Татьяну? Выходит, Таня правду говорила, что Фрося симулянтка, а Миша спит с Валентиной! Все равно в эту связь я не поверю. Такое запрещалось даже египетским фараонам!

– Только при живой жене, а при мертвой – нет! Ну, а потом еще надо доказать, что Валя кровь и плоть Миши. Рассудите, в кого она такая уродилась, если в роду Носовых все темноглазые шатены? Может в Полину?

– Поля была рыжей… Ну не красной, конечно, но рыжей. Ладно, что об этом сейчас судить да гадать, до правды все равно не доберешься. Главное, что Валентина вруша и представлюха. Могла изобразить перед мачехой, что у нее связь с отцом, лишь бы выгнать ее из дома. Танюша женщина доверчивая, видимое может принять за истину. Но моя благоверная… Ей то зачем понадобилось устраивать подобное? Да при Тане ее сын был, как любимое чадо при сумасшедшей мамочке – накормлен, ухожен, а в доме такая чистота, о которой я никогда и не мечтал. К тому же, наша невестка привлекательная женщина, хороший специалист, зарабатывала прилично… Чем не пример для ленивой и вздорной внучки… Что еще было нужно Фросе?

– Вы, Алкис, такой же прямолинейный человек, как моя Таня – что видите, в то и верите. Хотя, возможно, с вами это происходит только дома. Вы же сами здесь и сейчас ответили на этот вопрос. Кто такая моя дочь по сравнению с женами Миликова и Агина? Бедная, глупая провинциалочка без связей и денег. Обыкновенная милая клуша. Эту роль Фросе было куда приятнее оставить для себя. Зато все остальное отдать на откуп богатой и влиятельной невестке. Теперь скажу о болезни Танечки. Вы сами только что охарактеризовали мою доченьку, как отменную хозяйку. Да разве может такая женщина мочиться на собственную мебель и мазать калом стены своей квартиры? У такой безумие будет протекать по-другому… Ей, скорее всего, везде будет видеться грязь. Она станет сутками бродить с мокрой тряпкой в руках, приговаривая, как ей это осточертело. Кстати, о Вашей супруге…Ей, действительно не помешал бы хороший невропатолог и аккуратная домработница. Конечно, для этого надо раскошелиться, но это, как я понимаю, выше ее сил.

– Зато вы, Лина, форменная транжирка! Я не о тратах на эту квартиру. Здесь Вы управились по минимуму. Для нас с Мишей Вы просто клад. Но Ваш гардероб! А подарки? С такими замашками никакого наследства не хватит! Что Вы будете делать, когда все промотаете? На что станете содержать Таню? Я уверен, не пройдет и года, как они с Михаилом разведутся. Я полагаю, Вы приехали сюда, чтобы подтолкнуть их к этому. Разве не так?

– Думаю, если Таня останется нетрудоспособной он даст ей развод. Ну, а если оправится от болезни, то, наверняка, откажет. Другую такую терпеливую и глупую рабочую лошадь ему днем с огнем не сыскать! А насчет моего наследства Вас правильно информировали. Оно, действительно, тает с неимоверной быстротой. Но у меня еще есть выбор. Могу, вернувшись домой, набрать частных учеников. У нас в республике педагогов равных мне пока еще нет! А, возможно, найду себе мужа… Официального, разумеется.

Открыв рот от изумления, Алкис Степанович уставился на свою собеседницу.

– Простите, а что есть кандидат? – после долгой паузы выдавил он из себя, слегка заикаясь.

– Пока нет, но буду искать… Ну, к примеру, могла бы выйти за Вашего брата вдовца. Разумеется, если он похож на Вас. Вы, кажется, говорили, будто он постарше Вас.

– Да, старше, на два года… Но он недавно женился. Поехал в гости к нашему папаше – тот его и пристроил. Отец живет в Канаде, бросил нас еще перед войной. А пять лет тому назад разыскал и вызвал Николаса к себе. Даже невесту приискал – хотел, чтобы хоть один сын был поблизости. Отец уже одряхлел… Видимо, на старости лет совесть заела, вот и вспомнил о родственных узах.

– Ну вот видите, женился же Ваш брат! И, наверняка, не на молоденькой!

– Не на молоденькой… Взял женщину нашего возраста.

– Вот и пример сыскался для подражания. Да Вы и сами по всем нашим законам человек свободный. Заботитесь о Михаиле с Валентиной, и никак не можете сообразить, что этот сорокадвухлетний эстетствующий профессор – сын Вашей бывшей жены от первого брака, а Валя ее, без пяти минут совершеннолетняя внучка. А может и не внучка… Скорее всего – будущая невестка!

– У Вас, Лина, какой-то дикий, невероятный взгляд на вещи! Полное смешение всех понятий!

– Полное смещение наблюдается у Вашего пасынка. А у Вас, дружок, его вообще нет. Бежите по наезженной колее, как зашоренный конь и не видите, где находитесь. Небось, всю жизнь гоняетесь за контрабандистами, наркотики изымаете, а сами их ни разу и не попробовали.

– Да, что у Вас за мозги, Лина! Зачем мне это? У меня и без них голова идет кругом!

– В этом вы, конечно, правы, Ал. Но я полагаю, дома у Вас они есть. Вы вроде моего Жени. Он сам не пил, но выпивки держал в баре столько, что можно было споить целый полк. Мой Вам совет – припрячьте их как следует. Оглянуться не успеете, как кто-нибудь их Ваших домочадцев подменит их либо на чайную соду, либо на подорожник – в зависимости от их внешнего вида.

– Задурили Вы мне голову, дорогая, вконец. Я уж и забыл за чем пришел! Я ведь принес Вам два билета на субботу в оперу на премьеру «Фауста». Николай донес, будто Вы с Загориной хотели ее послушать… Скажите, а Вам нравится Анна Петровна?

– Мне Аня очень симпатична, и я ей очень благодарна. Она здесь единственный человек, кто отнеслась с должным вниманием к Тане. К тому же, я ее уважаю. Она классный специалист, что встречается крайне редко. А если говорить о нравиться… Ну, так мне нравится Ваш шофер Николай. Чем мне не жених? Ему сколько лет? Я уверена, мы ровесники!

– О чем Вы говорите, Лина! Коля женат уже 30 лет!

– Это, по-вашему, он женат, а на самом деле он старый холостяк. Его супруга уже три года живет у младшей дочери в Омске, где нянчит внуков. Он же с ними общается всего три недели в году во время отпуска. И эти отношения Вы называете браком? Еще пару лет и Коля вообще забудет, что такое интимная жизнь. В нашем возрасте самое опасное – делать такие паузы. Как говорит о своей технике моя подруга – концертирующая пианистка, что не тренируешь, то атрофируется. Так что намекните ему об этом в допустимой для Вашего круга форме.

– Вы, Лина, хуже всех, кого я знаю! Хуже Фроси! Хуже Вали! Вы подстать этому извращенцу Мише… Были бы моложе лет на двадцать пять, я бы сосватал Вам его. Чем не пара? И вообще, Вам бы в их компанию. Были бы там своей в доску! – расшумелся Алкис Степанович.

– Не понимаю, чем плохо быть своей в кругу самых блистательных умов столицы? Все знают, что Рийден-младший, Миликов и Агин – цвет нашей интеллигенции. Куда больше? Но я себе не льщу. Как Вы слышали, я вполне согласна выйти замуж за простого шофера!

– Да не нравитесь Вы Коле! Он Вас боится. Ему куда симпатичнее Загорина. Говорит – добрая, милая женщина, не то, что вы. Он и прозвал-то Вас «Змей– баба»!

– Да, мне действительно не повезло, раз я не приглянулась Вашему водителю! – рассмеялась Пазевская. – Что ж делать, непременно теперь впаду в уныние… Да и правда, куда мне до Ани? Она с любым мужиком управится, все-таки профессиональный психиатр. К тому же у нее огромная практика, плюс талант. Придется мне спуститься с небес на нашу грешную землю и пригласить в театр лично Вас, Ал, чтобы Вы составили мне компанию… Простите, я пошутила. Естественно, не мне одной… А правда, приходите к нам в ложу! Приезжайте, когда сможете. «Фауст» – такая опера, что ее можно слушать с любого места. Содержание известно, а музыка – сплошное удовольствие!

Прощаясь, Эвелина тихонько прикоснулась губами к щеке гостя. Уловив горьковатый запах духов, он вопросительно взглянул на Лину.

– Мой друг, я не транжирка, – грустно улыбнулась она. – Духи рижские, а не французские!

Окончательно смешавшись, Рийден поспешно ретировался, чувствуя, что полностью проиграл сражение этой кошмарной «Змей-бабе». Николай и не думал так обзывать Пазевскую. Это прозвище было импровизацией самого Алкиса, пытавшегося смутить Лину. Однако, увидев ее реакцию, он окончательно потерял почву под ногами и решил, что сошел с ума, впав на старости лет в откровенное мальчишество.

5

Алкис Степанович пошел домой пешком. Вдыхая чистый морозный воздух, он внезапно взглянул на себя глазами Пазевской, и от этого ему стало нестерпимо холодно.

– Похоже, я действительно твердолобый солдафон! Прошел войну, остался жив… Что еще нужно? Должен был обустроить свою жизнь как-то порадостней. Попалась бы заводная бабенка, да еще с добрым, хорошим малышом, вот было бы счастье. Такая радовалась бы, что нет хлопот с контрацепцией и держала у себя под боком. А Фросе кроме денег никогда ничего не надо было. Убежден, ей и второго ребенка не нужно было. Просто использовала мою контузию, как повод меня унизить.

Алкису пришло на ум досье, которое он запросил в органах на Пазевскую, прежде чем поехать к ней за Таней. Припомнил, как вытаращил глаза, когда прочел, что тетку, которой за пятьдесят, обвинили не только в диссидентстве, но и ославили, как даму легкого поведения, которая привезла в Союз СПИД. Тогда он решил, что в провинции все просто спятили, но сейчас…

– В это могли поверить, могли, – рассуждал он. – Уверен, эти слухи распускали те, кто ее близко знал. Чувствовали ее бунтарский дух и невероятное жизнелюбие… Нет, здесь не это. В ней кипит какое-то неукротимое творческое начало, которое вне возраста. Оно проявляется во всем – в поведении, в одежде… А какой она дом сделала для Миши! Из такого в жизни не захочешь переться в командировку к черту на рога ловить бандитов… А мой брат – молодец. Не то, что я. Послал все к куськиной матери, и начал свою жизнь сначала… И это в шестьдесят лет! Вот это жизнелюбие, куда мне до него!

Неожиданно для себя, Рийден остановил такси, поехал на работу, забрал из сейфа досье на Эвелину и вернулся домой. В гостиной Фрося и Валентина смотрели телевизор, а в кабинете расположился Михаил – проверял студенческие рефераты. Увидев отчима с папкой в руках, он, не говоря ни слова, забрал свои бумаги и пошел на кухню. Свалив в раковину гору грязной посуды, оставшейся после ужина, Миша протер стол, разложил на нем то, что принес и с головой погрузился в работу.

Алкис Степанович открыл досье на Пазевскую, пробежал его пару раз глазами и взялся за телефон. Он хорошо знал человека, составлявшего это документ, а потому счел возможным побеспокоить его в этот неурочный час.

Собеседник Рийдена был на редкость сообразительным, он сразу понял, что столичного начальника интересуют не вырванные из контекста события из жизни Эвелины Родионовны, а вся система ее взаимоотношений в семье и в коллективе, где ее знали много лет. Алкис, услышав обещание получить всю интересующую его информацию через час – полтора, повесил трубку. Взяв газеты, он вышел в гостиную и, сделав вид, будто углубился в чтение, принялся наблюдать. Старая жена, насквозь провонявшая дешевыми сигаретами, вдруг перестала вызывать у него сочувствие.

– Злая и скаредная лгунья, – думал Ал. – Ловкая притворщица. Миша был прав, утверждая, что она живет со мной только по расчету. Ей всегда было выгодно и лестно считаться супругой преуспевающего офицера, тем более что после войны половина женщин страны оказались одинокими. Жадина! Могла бы хоть выглядеть прилично – ни элегантных шмоток, ни приличной косметики, ни красивого белья…

В комнату вошел Михаил.

– Этот такой же наглый и лживый, как мать, только красивее, породистее и вальяжнее, – продолжал анализировать Алкис. – Все похоже: и крепкая фигура с коротковатой шеей, и смуглая кожа, и карие глаза, и густые, вьющиеся темно-каштановые волосы. А пальцы – просто слепок с рук матери: плотные с округлыми ногтями.

Рийден-старший перевел взгляд на Валю и закашлялся. И как он мог не замечать, что она – существо другой породы? Стройное, с изящными формами тело, белоснежная кожа, прямые платиновые волосы до талии, прямой, чуть коротковатый носик, руки с тонкими пальчиками, заканчивающимися удлиненными розовыми ноготками, и глазами, будто небо после захода солнца.

Алкис медленно поднялся с кресла, сказал, что ему надо еще поработать и ушел в кабинет. Заперев дверь, он вытащил из книжного шкафа один их картонных переплетов и извлек из него спрятанные от Валентины фотографии, сделанные на свадьбе Миши и Полины. Фотокарточек было много. Отложив те, что были сделаны во время банкета в ресторане, Рийден принялся их изучать. Через пятнадцать минут он нашел то, что искал. Рядом с Полиной – яркой, полноватой, рыжеватой шатенкой был запечатлен с рюмкой в руках парень, подошедший ее поздравить. Он был похож на древнегреческую статую – высокий, стройный, белокурый, с длинными прямыми волосами, со светлыми, как осеннее небо глазами и ровным прямым носом. Алкис Степанович нашел еще несколько фотографий, где этот молодой человек попал в кадр. На одних был схвачен его насмешливо-ироничный взгляд, устремленный на разряженную, самодовольную невесту, на других проскальзывала сочувственная улыбка, обращенная в сторону счастливого жениха. Рийден прекрасно помнил, как Полина уверяла всех, будто Валя родилась семимесячной, но он явно запамятовал, велись ли тогда разговоры о боксах, в которых обычно держат недоношенных детей. Порывшись в записной книжке, он обнаружил только пометку – число, когда у Миши родилась девочка весом в два с половиной килограмма.