скачать книгу бесплатно
Брак по-тиквийски. 3. Ни минуты покоя
Натали Р.
Тереза – не из тех, кто может сидеть спокойно, даже ожидая дитя. А может, она и не виновата, просто жизнь постоянно подкидывает новые задачки, и приходится их решать. То чужой ребенок, то хищный монстр, то похититель детей – на даче и то некогда вздохнуть. А в городе по своему внештатному сотруднику скучает служба охраны безопасности…
Натали Р.
Брак по-тиквийски. 3. Ни минуты покоя
Откуда у вас ребенок?
Доктор Нихес был счастлив. Ему представился шанс отдать долг госпоже Ильтен, на что он уже и не надеялся, однажды опозорившись. Супруг ее, правда, удивился. Зачем отвлекать редкого специалиста? Логичнее обратиться к тому же терапевту, который занимался беременностью Терезы в прошлый раз.
– Хотя бы затем, что доктор Нихес обойдется нам бесплатно, – отрезала Тереза.
Тот терапевт ей не понравился. Врач как врач, не в этом дело. Ее бесило его отношение к женщине как к собственности мужа. Этакий ветеринар, интересующийся лишь мнением хозяина, а питомец может лаять, сколько хочет. Честно говоря, в тот период ее бесило почти все, но этот недостаток она считала непростительным.
Аргумент убедил Ильтена. Нихес так Нихес. Пусть доктор радуется, пока может. Возможно, к концу беременности Терезы он захочет если не повеситься, то взять отпуск, но это уж его проблема.
В своей области Нихес и впрямь проявил компетентность. Проведя все анализы и убедившись, что госпожа Ильтен по-прежнему здорова на зависть всем окружающим, высказался в том ключе, что умеренные физические нагрузки не только не вредны, но даже показаны. То есть тягать мешки с углем и сражаться на передовой не стоит, но комплекс гимнастики на свежем воздухе – то, что надо. В каком это смысле «где взять в городе свежий воздух»? А дача на что? Ну разумеется, можно поехать на дачу. Он бы сказал «нужно», но не хотел усугублять культурный шок господина Ильтена. Тот и без этого пребывал в изумлении, узнав от доктора, что вовсе не обязательно воздерживаться от секса всю беременность.
– Предрассудки! – безапелляционно заявил доктор Нихес, поправив очки. – Хотя порой предрассудки бывают полезны, – признал он. – Иногда женщины в этот период сами мечтают, чтобы мужчины оставили их в покое.
Тереза мысленно кивнула, вспомнив Лику. Та, небось, до смерти счастлива, что Хэнк верит в эту чушь.
– А иногда, – Нихес поднял указательный палец, – имеются реальные противопоказания. Если организм ослаблен из-за болезней или травм, либо женщина сама по себе нездорова, либо генетический статус ребенка плохо совместим с материнским и есть риск отторжения… Однако все это – совсем не ваш случай. Наслаждайтесь.
После своего жизнеутверждающего пожелания доктор украдкой вздохнул. Грустно, когда не можешь последовать собственному совету. Но его вздоха никто не заметил. Тереза радовалась и собиралась беззастенчиво наслаждаться согласно врачебным рекомендациям – а то ишь, удумали. Ильтен после употребленного алкоголя и свалившихся откровений пребывал в состоянии интерференции между «навеселе» и «обалдеть». А Маэдо просто смаковал коньяк.
На дачу выехали с самым началом сезона. Прибыли первыми – еще не явились ни Хэнки, ни господин Генин, ни хмырь из домика номер 7. Только старик Калле да Алисанта были на месте. Ниаеннка, услыхав машину, пришла с глинтвейном и сперва удивилась, что Тереза отказывается, а потом, узнав, в чем дело, обрадовалась.
– То-то и оно, – заулыбалась она. – У нас есть поверье, что умершее дитя другим дорогу открывает. Честно говоря, этому столько же подтверждений, сколько и опровержений, но мнение живучее.
Весь глинтвейн достался довольному Ильтену. Себе и Алисанте Тереза налила чай.
– Как там дед Калле? – поинтересовалась она.
Ильтен глянул укоризненно: мол, «господин Калле», – но смолчал.
Алисанта вздохнула.
– Слабеет старый. По ночам не спится, а утром встать не может. И не видит почти ничего. Сядет напротив меня, голову рукой подопрет, смотрит и заливает мне, какая ж я красавица и как хорошо сегодня выгляжу… Приятно, но врет.
– Почему ты так думаешь? Может, это он искренне. Морщины – ерунда. Зато у тебя глаза красивые.
– Не видит он моих глаз-то. – Алисанта покачала головой. – Не различает, что за платье на мне, зеленое или серое. Ложку с третьей попытки находит. Так что врет мой Агиро. Того гляди, помирать соберется… Жалко, он такой милый, и привыкла я к нему, а тут снова отвыкать…
Она махнула рукой и опрокинула остаток чая, словно рюмку.
– Я многих пережила, Тереза. Поначалу плакала. Теперь уж не плачу: такая она, жизнь, что никто не вечен, и старикам свойственно умирать. А все равно жалко, и в пятый раз, и в десятый. Только прикипишь, и вот его уже нет. Берегу своего Агиро, как могу, но и он уйдет.
Алисанта снова вздохнула и вдруг помотала головой:
– Что это я философию развела не ко времени! Незачем тебе, в твоем состоянии, о смерти слушать, у тебя иное впереди. – Она прищурилась. – Знаешь, девочка у тебя будет.
Тереза изумленно распахнула глаза.
– Почему ты так считаешь? Врач сказал, еще рано для определения пола.
– Это для их приборов рано, – пренебрежительно отозвалась старуха. – А я тринадцать мальчиков выносила, хорошо помню, что и как. У тебя – не так. Девочка родится.
– А что именно не так? – заинтересовавшись, уточнила Тереза.
Алисанта неопределенно повертела костлявой кистью.
– Что-то. А может, всё. Не смогу объяснить, это на уровне сердца. Жди девочку.
Ильтен не поверил. Из вежливости не стал вмешиваться в беседу, но, когда Алисанта ушла, высказался:
– Совсем старая из ума выжила. Явно принимает желаемое за действительное. Ну, какая девочка? Это настолько маловероятно, что…
– Но ведь вероятность не нулевая, – возразила Тереза.
– Ведешься на бабкины бредни? Тереза, у тебя срок еще не тот, чтобы определенно говорить. Даже специалист сто процентов не даст.
– Мало ли чего тиквийские специалисты не понимают! – буркнула Тереза. Не из убежденности, а просто чтобы не соглашаться с правотой мужа. – Может, для ниаеннцев это очевидно.
– Ну не может нам так повезти, – смущенно проговорил Ильтен.
Новый день Тереза начала с гимнастики. В саду было еще довольно прохладно, но не пренебрегать же свежим воздухом в угоду теплу. Ильтен беспокойно смотрел на нее в окно, надеясь, что она знает, что делает. Доктор Нихес утверждал: легкие упражнения полезны. Однако вопрос в том, какие именно упражнения Тереза считает легкими. Лично Ильтен, в свете вскрывшихся неполадок с сердцем, поостерегся бы такие выполнять.
Но это были цветочки. К полудню Тереза вспомнила про лодку.
– Какая, к зохенам, лодка? Озеро еще не прогрелось после зимы.
– Какая, к зохенам, зима? – передразнила Тереза. – Тринадцать градусов – это зима, что ли?
– Тринадцать – это не двадцать. – Вроде безотказный, количественный аргумент, но – не сработал.
– Это озеро все равно не согреется. Там ключи холодные. Какая разница – зима или лето? И вообще, я собираюсь сидеть в лодке, а не плавать снаружи.
– А вдруг ты упадешь в воду?
– С чего это мне падать? Я ж не пьяная.
– Ну, если лодка внезапно перевернется…
– А ты греби так, чтобы не перевернулась! Аккуратнее, понял?
О, еще и грести. Скорее бы Хэнк приехал, что ли.
Впрочем, как ни ворчал Ильтен, прогулка по озеру вышла удачной. Солнце пряталось за облаками, но мрака не было, облачная белизна нигде не переходила в серость, влага в небесах еще не накопилась. Стояло безветрие, прозрачную гладь озера нарушало лишь движение лодки. Ильтен греб медленно, не напрягаясь. Тереза, сидя на носу, свесила руку за борт, безмятежно касаясь воды пальцами и, на удивление, не предпринимая никаких безумств. Ильтен любовался ею.
После обеда он прилег, а Тереза развила бурную деятельность на участке. Она притащила из города целый пакет семян и была полна решимости превратить добрую часть территории в огород. К сожалению, магазины предлагали не слишком большой выбор семенного материала: в основном какие-то декоративные кустики да цветы, чисто для ландшафтного дизайна. Тереза любила цветы, но их тут и так было полно: природа Т5 пришлась ей по душе своими красками, разнообразными, но при этом не кричащими. Однако на даче следует разводить не только цветочки, таково было убеждение Терезы, которое здесь практически никто не разделял. У жителей Тикви земледелие считалось профессией, а не досугом. Овощам надлежало расти в оранжереях и теплицах РЦП, не оскверняя прозой жизни места для загородного отдыха. Терезе пришлось немало пошарить по интернету и убедить руководство неосторожно откликнувшегося тепличного хозяйства, что бытующие на ее родине религиозные воззрения однозначно повелевают каждой истинно верующей женщине лично выращивать пищу. А иначе – проклятие, единственный способ избавиться от которого – ритуальное самоубийство. Тепличникам ничего не оставалось, как войти в положение и прислать бандероль с семенами, чтобы не допустить суицида.
Тиквийские названия плодов ничего не говорили Терезе, и она пыталась найти земные аналогии. Коричневый округлый корнеплод, изображенный на этикетке, она обозвала картошкой, красные мелкие шарики – редиской… До самого вечера она самозабвенно копала грядки и – поразительное дело – устала. Лесной воздух, физический труд и беременность подкрались с трех сторон и одержали победу. Она даже ужин не приготовила, к изумлению Ильтена. Сжевала бутерброд, выпила чашку чая в кресле у камина да там и заснула.
Так примерно они и отдыхали. Катались на лодке, порой даже ловили рыбу, чтобы запечь на обед или ужин. Гуляли по лесу – для сбора ягод и трав было рановато, лето едва началось – но ради самого процесса, ради наслаждения лесными запахами смолы, влаги и обильных цветов, звуками птиц и шебуршанием неведомых зверьков… Ильтен побаивался, как бы у Терезы не случилось аллергии на все это биоразнообразие: насмотрелся на невест, мающихся с носовыми платками, а то и немилосердно чешущихся от самых, казалось бы, безобидных вещей. Однако миновало: даже второй ребенок не подкосил, как выразился доктор Нихес, безнадежно здоровый организм.
Тереза порывалась сплавать на охоту, но тут Ильтен встал стеной: ни на какую охоту он ее одну не отпустит. И вообще, охота – неподходящее занятие для будущей матери. Но аргументов для последнего тезиса, как всегда, не хватило, и осталось цепляться за первый.
– А если я буду с Алисантой? – Тереза попыталась обойти препятствие.
– Смеешься? Алисанта – старуха! Как она может за тебя отвечать?
Тереза сердито насупилась. Предложить Ильтену самому сопровождать ее на охоту – не вариант, это она уже знала. Ее нежному мужу дурно от одного вида убитых птичек, а уж участвовать в их убийстве… Ни за какие коврижки, и давить бесполезно. Скорее бы уж Хэнк приехал!
После обеда Тереза возилась в огороде, болтала с Алисантой, а Ильтен полюбил расстилать в саду покрывало и дремать. В немногие непогожие дни приходили к Алисанте на глинтвейн. Ужинали обычно у Ильтенов: старая ниаеннка так и не научилась готовить. Спустя декаду появился господин Генин; бывший нелюдимый бирюк ненавязчиво присоединился к трапезам, внося свой вклад.
В середине второй декады Тереза всерьез озаботилась и поставила вопрос перед Ильтеном:
– Где же Хэнк?
– Тереза, господин Хэнк на службе, – терпеливо ответил Ильтен. – У него свой график отпусков, совершенно не обязанный совпадать с твоими планами.
– Предыдущие годы он все лето в Риаведи торчал, – не согласилась она. – Может, за свой счет брал. А только охотничий сезон он не пропустит. Наверняка что-то случилось! Позвони ему, Рино.
– Почему я? – растерялся Ильтен. Отсутствие Хэнка вовсе его не беспокоило, а Лики – и подавно. Чего доброго, приедет и снова станет подстерегать его, смотреть жалобно, говорить всякие глупости… И что он может сказать Хэнку? «Мы без вас скучаем»?
– Тереза, если он тебе так нужен, звони ему сама.
– Я не могу, – уперлась она. – Это… невежливо, вот! Не по этикету. Женщина не должна звонить чужому мужчине… или как у вас там?
Ильтен вздохнул. Следование правилам он одобрял. Но как же некстати Тереза про них вспоминает! Совсем не тогда, когда по-настоящему надо. Под ее не оставляющим выхода взглядом он нехотя потянулся к трубке.
И с первых слов отозвавшегося Хэнка стало ясно, что нехорошее чувство Терезу не обмануло.
Все началось с того, что маленький Дени баловался с мячиком. Пинал его по квартире туда-сюда, опрокинул вазу, получил от отца по попе. Лика вякнула что-то, оправдывая ребенка, Хэнк прикрикнул: раз он мал, чтобы отвечать за свои шалости, сама за ним следи! Лика выгнала обормота в коридор, надеясь, что там он ничего не попортит. Но не успел глава семьи снова прилечь на диван перед телевизором, как мячик, описав хорошую такую дугу, влетел из коридора через открытую дверь и со звоном врезался в телевизионный экран.
Хэнк взревел, как раненый зохен. Дени от ужаса описался, но не он стал мишенью гнева. Мама только что уговорила отца, что он маленький и не отвечает за себя, вот она и виновата, потакая ребенку и не пресекая его идиотское поведение!
Уже потом, в больнице, он подумал, что не стоило так накидываться на Лику. В том, что Дени энергичен без меры и уперт, вина не ее, мягкой клуши, этим он явно в отца. Но содеянного не воротишь, и теперь Лику забрали врачи, и его второй ребенок, еще не рожденный, пытался умереть – не по собственному желанию, а по объективному состоянию материнского организма, как деликатно выразился один из врачей. У Хэнка даже осведомились, кто ему дороже – жена или сын, на тот случай, если встанет вопрос, кого спасать за счет другого. Он так и не сумел внятно ответить. Просидел в больнице до ночи, потом его выгнали. А вернувшись домой, он обнаружил разбитое мячиком окно. Дени испуганно таращился из-под кровати.
Он его не прибил, сделав над собой усилие. Хватит и Лики. Но ситуация безвыходная. Отпуск накрылся алюминиевым тазом – оставить Лику в больнице одну нельзя, вмиг умыкнут, слишком много таких историй он слышал. С другой стороны, надо присматривать за сынком, чтобы он не натворил чего-нибудь еще – а как? В больницу ребенка не пускают – и правильно, положа руку на сердце. Еще сломает там что-нибудь, не расплатишься. Но куда его девать? Оставить дома одного – того гляди, спалит квартиру или затопит соседей. Сидеть с ним – потерять контроль над тем, что делают с Ликой. Он вынужден был проторчать дома полдня, пока рабочие вставляли стекло, и весь изнервничался.
– А если брать ребенка с собой, так чтобы он гулял возле больницы? – предложил Ильтен. – Будете на него в окно смотреть.
Хэнк мучительно скривился.
– Пробовал. Этот зохенов клоп двадцать минут погулял, нагулял ущерба на пару тысяч единиц. Порисовал гвоздиком на какой-то машине, у другой тем же гвоздиком продырявил колеса… Я человек не бедный, но ежедневно такое не потяну.
– Так. – Тереза решительно взяла дело в свои руки. – Рино, езжай в город и забирай шалопая к нам.
– Чтобы он и у нас все перебил? – Ильтен сделал большие глаза.
– Хотел детей? Привыкай заранее. Пусть Хэнк разбирается со своей проблемой, а мы приглядим за Дени, не впервой.
Хэнк оставался на связи, и Ильтен обратился к нему:
– Господин Хэнк, мы могли бы временно подержать вашего сына у себя, если вы не возражаете…
– Еще спрашивать его! – Тереза фыркнула. – Можно подумать, у него есть другой вариант.
Преодолев первоначальную робость, Дени с любопытством завертел вихрастой головой:
– А мячик у вас есть?
– Нет. – Тереза решительно обрубила развитие идеи. Не хватало еще, чтобы пацан разбил какую-нибудь дорогую Ильтену безделушку. Стенаний и упреков не оберешься. Чего доброго, сердечный приступ случится… – Зато у нас есть лопата. – Разрушительная энергия ребенка была направлена в мирное русло. – Пошли копать грядки.
К вечеру мальчишка умотался. От работы на воздухе под страшные истории о войне, которые рассказывала госпожа Ильтен, с перерывом на полдник в беседке, руки и ноги слегка гудели, за ужином глазки слипались, и он заснул еще в ванне. Ильтен завернул его в махровое полотенце и отнес наверх, где ему приготовили постель. А утром Тереза разбудила его рано и погнала во двор на тренировку.
– У тебя папа военный, а ты не знаешь, как драться? Ну и ну!
Дени растерянно хлопал глазами. Наверняка отец занялся бы его физическим воспитанием – позже, когда сын оформится в кондициях. Но пока он был маловат, и Хэнк воспринимал его как беспокойный кусочек мяса, которому место у маминой юбки. Однако госпожа Ильтен внушительно сказала: становиться мужчиной никогда не рано. Так что вставай в стойку и повторяй за мной. Да не вздумай филонить, не то вырастешь слабаком. Ты же этого не хочешь? Быть слабаком Дени категорически не хотел и, подавив желание лечь обратно в кроватку, старательно отзанимался.
Потом – под холодный душ. Дени попытался заверещать: мама всегда купала его в теплой ванне, – но госпожа Ильтен только изумленно вскинула брови, и он понял: не хочешь быть слабаком – терпи. Зато завтрак после такого бодрящего утра был слопан в один присест, никаких ленивых ковыряний ложкой в каше.
После завтрака Дени заикнулся было про мячик, но был отправлен в сад вместе с господином Ильтеном и ведрами, отличающимися лишь размером. Дескать, собирайте лепестки на варенье. Причем желтые и розовые отдельно. Они трясли ветки – господин Ильтен подсаживал Дени, и он дотягивался как можно выше, – а потом собирали и сортировали то, что падало. Госпожа Ильтен что-то варила, и в конце концов от аппетитного запаха проснулось и заворочалось чувство голода. Дени выхлебал миску супа – хотя вообще-то помнил, что раньше суп не любил. А к концу обеда раззевался.
– Будешь спать в доме? – спросила госпожа Ильтен. – Или тебе гамак в саду повесить?
Закрывающиеся глаза с восторгом распахнулись:
– А что, так можно?
– Как это он до сих пор ничего не разбил? – подивился Ильтен вечером, когда умытый ребенок счастливо посапывал в кроватке в обнимку с подушкой.
– Потому что некогда, – со знанием дела ответила Тереза.
Ее родители придерживались этого убеждения. Ребенок должен быть занят полезными делами, чтобы не маяться фигней и не замышлять проказ. Все детство Терезы прошло на природе – то походы, то дача, – и везде она участвовала в том же, что и взрослые. Папа на охоту – и она на охоту, мама за грибами – и она туда же. Все за костром с гитарой – и она, конечно. Вот только на гитаре играть не выучилась, пальчики были короткие, а потом, когда подросла, веселый гитарист дядя Лешек перестал появляться в их компании. Сильно позже она узнала – по косвенным намекам, – что он серьезно заболел и умер. Но тогда ребенка берегли от плохих вестей. А от шишек, ссадин, простуд – не очень. Бегай, плавай, бесись… и помогать во всякой работе не забывай. В школе, помимо учебы, прибавились новые увлечения: спортивные секции, кружок электроники… И по дому ей поручали все больше хлопот. Тереза никогда не сидела без дела. Не привыкла. Потому, попав в Тикви, и лезла на стенку, не зная, чем себя занять.
– Пойдем на глинтвейн к Алисанте? – предложила Тереза.
Ильтен выразительно посмотрел на дверь в комнату Дени, которую она только что закрыла. Бросить чужое дитя без присмотра? А вдруг…
– Не проснется, – уверенно сказала она. – До утра будет сны про огород смотреть. По себе знаю. – И засмеялась.
За все лето Дени ничего серьезного не разбил. Ни окон, ни машины. О, разумеется, он переломал кучу инвентаря: лопаты, грабли, ведра; даже пару шампуров погнул. Но Ильтен успокаивал себя, что это сущая ерунда. Поначалу он опасался, что малыш станет требовать внимания, ныть, болеть, однако мрачный прогноз не оправдался. Тереза с полоборота приучила Дени к распорядку: утром тренировка и холодный душ, после дневного сна – разминка, вечером – горячая ванна. По полдня он пропадал с ней на огороде и в саду, с Ильтеном собирал травы, ягоды, фрукты и шишки, катался с ними по озеру на лодке. Тереза учила его удить рыбу – сама не слишком этим увлекалась, но мальчишке навык пригодится, да и от свежей рыбы на стол грех отказываться. Вот только на охоту не ходили.
В дождливую погоду Дени завороженно следил, как госпожа Ильтен паяет и собирает какие-то штуки, пытался подражать ей, но паяльник – не лопата, четкости движениям малыша недоставало. Тем не менее, приметив интерес, Тереза позволяла ему играть с деталями, объясняя, что это такое и зачем нужно – может, не очень понятно ребенку, но все равно что-то в голове останется. И на кухне Дени суетился на подхвате у Терезы, помогал. У нее однажды проснулось нехорошее предчувствие, что отец этого не одобрит… С другой стороны, не наплевать ли? Пусть скажет спасибо, что его сын в порядке и не лоботрясничает. А Ильтен развеял сомнения: мол, с чего она взяла, будто готовка еды – женское дело? Может, у вас на Земле оно и так, но в Тикви в РЦП работают, как и везде, одни мужчины. Женщины тут ценятся отнюдь не за умение готовить… хотя оно, естественно, не помешает, – на этой мысли Ильтен не удержался от удовлетворенной улыбки, отвалившись от пустой тарелки из-под ухи.
