Танцы с обезьяной на спине

Выйдя из салона с французским каре и ярко-красными губами, я даже не сразу узнала себя в витрине ближайшего магазина. Да, надо признать, что Нина была права. Новый образ мне очень понравился.

– Посидим в кафешке, поболтаем?

Я, конечно, согласилась. Наверное, она хотела обсудить ландшафтный дизайн, о котором мы, вообще, еще с заказчиками не говорили. Теперь, когда ее проект воплотился в жизнь, можно было заняться и моим.

Мы удобно устроились на мягких голубых подушках, которые были белыми ленточками привязаны к плетеным стульям уличного кафе, и Нина начала говорить. Сразу. Без предисловий.

– Лика, то, что я скажу, может показаться тебе странным, более того, неуместным и даже бестактным. Но я, все-таки, скажу. Знаешь, я уже не молода. Нет-нет, не возражай, – сказала она, заметив мое движение, – я в том смысле, что многое в жизни видела. Мы не всегда жили так, как сейчас и…ну, в общем, это не важно. Главное – ты мне очень нравишься, я вижу, какой ты замечательный человек, и я не хочу, чтобы ты страдала.

Нина сдвинула брови, вокруг губ пролегла жесткая складка, глаза стали холодными. Я впервые видела ее такой. Пожалуй, сейчас она вполне выглядела на свой возраст. Но что она имеет в виду? Неужели Корякин решил отказаться от моих услуг и поручил жене довести свое решение до сведения подрядчика, то есть, меня? Я напряженно ждала продолжения.

– Максим – человек сложный, – Нина на секунду замолчала, а я подумала, что, не решаясь сообщить мне об увольнении напрямую, она зачем-то приплела сюда прораба, – очень даже сложный. Я еще не знакома с твоим мужем, но Макс тебе точно не подходит. Это абсолютно точно. Даже не думай. Не справишься. Не сможешь. И не обижайся на меня, пожалуйста.

– Что вы имеете в виду? – я была в шоке и просто не могла поверить, что поняла Нину правильно.

– Опять на «вы»? Все-таки, обиделась. Но повторяю еще раз: и не думай!

Я и не думала, но слова Нины меня задели. Стало быть, она справилась, а я не смогу. Где уж мне! Даже с французским каре. Не сдержавшись, я выпалила:

– То есть вы или ты, как тебе больше нравится, значит, ты справилась и теперь со знанием дела предостерегаешь меня неразумную! Или, может, ты просто ревнуешь? Да не нужен мне ваш, твой, ваш Максим. Не нужен!

Видимо, я кричала достаточно громко, чтобы меня услышали за соседними столиками, потому что на нас стали обращать внимание.

Моя истерика, кажется, не произвела на нее никакого впечатления, потому что, как только я замолчала, Нина спокойно сказала:

– Хочешь, я расскажу тебе, как именно я справилась? Никому не рассказывала, а тебе расскажу.

Я чувствовала себя ужасно – не знала, ни что сказать, ни, как себя вести. Мне было совершенно непонятно, почему эта женщина решила выбрать для своих откровений меня, человека, которого она видит третий раз в жизни. Единственное объяснение, которое могло прийти в голову – ревность. Но разве я могла быть соперницей Нине, такой красивой и уверенной в себе? Впрочем, какая разница? «Главное, – думала я, – чтобы все это поскорее закончилось».

Нина тем временем продолжала:

– Я понимаю, ты считаешь, что у нас с ним что-то было. Но, хочешь верь, хочешь не верь – не было. Ничего не было. Или почти ничего. А знаешь, почему? Потому что я умею говорить «нет». Не в том смысле, в каком ты подумала. В смысле я легко могу сказать, что меня что-то не устраивает, умею защищать свои границы. Никто и никогда не посмеет играть со мной по своим правилам. А тот, кто попытается, – глаза Нины стали злыми, в голосе появился металл. Она на секунду замолчала, а потом быстро продолжила уже своим обычным голосом, – тому я не завидую.

Я молча разглядывала узор на лежащей на столе салфетке, и Нина изящно перевела разговор на другую тему:

– Вообще, человек – странное существо. Готов поверить любой, самой чудовищной лжи, если она соответствует его представлениям «о прекрасном», – Нина невесело усмехнулась, – но не верит правде, если она ему не нравится. Не замечала?

К чему это она? Я не ответила.

Вечером Вадим сообщил, что, наконец, взял билет и будет у меня ровно через неделю.

ГЛАВА 3

Это случилось на участке.

За то время, что я здесь не была, в природе произошли изменения – все вокруг теперь выглядело не зеленым, а разноцветным: высокие растения с мясистыми стеблями и длинными сиреневыми головками, похожие, то ли на лилии, то ли на гладиолусы; низенькие апельсиновые деревья, усеянные маленькими бело-розовыми цветками и невероятный запах, как будто, сумасшедший стилист разбрызгал по всему холму духи фирмы Кристиан Диор.

– Фантастика! – от сладкого влажного воздуха у меня слегка закружилась голова.

– Да, красивое место, – равнодушно сказал Максим и, видимо, желая напомнить мне, зачем мы сюда приехали, без паузы продолжил:

– Все-таки, я думаю, что для декора ограждения лучше подойдет кирпич. Дерево, конечно, смотрится эффектно, но в этом климате его почти не используют.

– Да-да, конечно, – холодность этого по сути чужого человека меня, почему-то, задела. Мог бы сказать что-нибудь более романтичное, хотя бы из вежливости! Хотя, в сущности, мне нет до него никакого дела. Скоро приедет Вадик, и мы будем здесь гулять, и наслаждаться всем этим, и он-то, конечно, разделит мой восторг.

– Если вы считаете, что кирпич лучше, путь будет кирпич.

– Мы опять на «вы»? – он подошел ко мне близко, слишком близко для постороннего человека, который к тому же только что буквально обдал меня ледяным душем.

Мне бы надо было сделать, хотя бы один шаг назад, но в его серо-голубых с легким прищуром глазах было что-то такое притягательное, что я осталась на месте. Пока я пыталась понять, что это со мной такое происходит, Максим подошел еще ближе, обнял меня за плечи и поцеловал. Как-то буднично, словно, поцелуи были для нас обычным делом. Потом отстранился на секунду, внимательно посмотрел мне в глаза и опять поцеловал. Но на этот раз долго и страстно.

С трудом восстановив дыхание, я резко спросила:

– Что ты делаешь? Зачем это все?

– Мне показалось, тебе этого хочется. Я не прав?

Беда заключалась в том, что он был прав.

Пока я, собирая остатки самолюбия, подбирала более-менее достойный ответ, на площадке появился новый персонаж. Это был крепкий мужичок средних лет в строительной спецовке. Едва кивнув в мою сторону, мужичок заговорил с Максимом на местном языке, и тот, к моему удивлению, отвечал на том же языке довольно бегло. Они размахивали руками, делали какие-то измерения рулеткой, и было ясно, что мужчины отлично друг друга понимают. Наконец, сложив рулетку, строитель, судя по интонации, задал Максиму какой-то вопрос. Максим же с чувством полной уверенности в своих словах стал ему что-то долго и обстоятельно объяснять.

На меня он не обращал никакого внимания, как будто забыв о моем присутствии, я же смотрела на него, не отрываясь. Кажется, у меня даже выступили слезы. Внутри медленно поднималась горячая волна – этот полный чувства собственного достоинства человек был великолепен в своем профессионализме, уверенности в своих силах, режущий глаза мужественности.

Интересно, что, когда я рассказывала об этом эпизоде Алле на нашей первой сессии, мне казалось, что ничего сверхъестественного тогда не произошло – просто поцеловал симпатичный мужчина. С взрослыми людьми такое бывает. И я не вчера родилась.

Сейчас-то я понимаю, что именно в тот самый день со мной случилось нечто ужасное.

Наконец, мужичок уехал на маленьком горбатом автомобильчике – как я не заметила, когда он подкатил к участку? – и Максим, аккуратно взяв меня под руку, предложил:

– Ты уже бывала в соседнем городе? Может, вечером покатаемся по окрестностям? Покажу тебе наши места.

– По вечерам я обычно разговариваю с мужем, – ответила я чересчур быстро, чтобы не успеть согласиться.

«Видимо, – пришла в голову естественная в такой ситуации мысль, – он сейчас скажет, что с мужем можно поговорить завтра или, в конце концов, ему можно написать».

Но он отреагировал совсем не так, как я ожидала:

– Да-да, конечно. Как-нибудь в другой раз. Извини за навязчивость.

Опять холодный душ. Кажется, в психологии это называется «незакрытый гештальт»: ты только начинаешь игру, а она раз – и прерывается. И ты остаешься в ужасном состоянии незавершенности, потери контроля и полной беспомощности. При этом, если ты не хочешь, чтобы кто-нибудь заметил твое состояние, тебе приходится быстро перестраиваться и говорить вовсе не то, что чувствуешь. Именно так я и сказала:

– Спасибо за понимание! – и с благодарностью дотронулась до его руки.

Вернувшись в отель, я первым делом набрала Вадиму. Обычно он, закончив работу, звонил сам, но сегодня я не могла дождаться его звонка – мне необходимо было увидеть его родное лицо, услышать знакомый голос. Вероятно, я надеялась таким способом спастись от того страшного и ненужного мне, что неумолимо надвигалось, грозя разрушить мою спокойную комфортную жизнь.

«Возможно, это просто неприятный эпизод, наваждение, которое завтра рассеется», – я цеплялась за последнюю надежду, отлично понимая, что моего прежнего уютного мира больше нет.

– Привет, классно выглядишь! Как ты там? – Вадик улыбался, и мне стало немного легче.

– Работаю. Знаешь, этот прораб, Максим – очень интересный человек, такой необычный! С виду, вроде бы, высокомерный, неразговорчивый, но это совсем не так – когда говорит о своей работе сразу преображается, становится таким страстным, эмоциональным! У меня, кажется, начинает налаживаться с ним контакт. Тебе тоже понравится, я тебя обязательно с ним познакомлю.

Муж отреагировал вовсе не так, как мне представлялось, я даже немного обиделась:

– Контакт с прорабом – это, конечно, круто. А как у тебя отношения с заказчиком? С ним-то есть взаимопонимание?

Но мне, почему-то, было совсем неинтересно говорить о Корякине, и я быстро закончила разговор:

– Ладно, при встрече все расскажу. Пока.

«Какой он, оказывается, нечуткий», – подумала я, положив трубку.

Познакомились мы в клубе, на вечеринке по случаю какой-то там годовщины нашего университета.

Было весело. Мы с подругой Сонькой прыгали под ухающую и гремящую музыку, пока не упали на мягкий кожаный диван, чтобы немного отдышаться.

В таком шуме разговаривать было нереально, и мы, развалившись на диване, молча обмахивались зелеными бумажными салфетками с эмблемой клуба.

– Ой, смотри, мой брат, – вдруг прокричала мне в ухо Соня.

Симпатичный светловолосый парень шел к нам с двумя стаканами коктейля в руке:

– Меня зовут Вадим, – за грохотом музыки я едва расслышала имя, и в ответ крикнула:

– Анжелика. Только называйте меня Лика, хорошо?

– Попробуйте коктейль, Лика, он очень вкусный, – его открытая улыбка сразу вызвала у меня доверие, и я взяла протянутый мне стакан. Коктейль, действительно, оказался вкусным.

Уже на следующий день мы встретились снова. Влюбилась ли я в него с первого взгляда? Не знаю. Я как-то об этом не задумывалась. Но с этим парнем было так хорошо, так легко, что, когда через два месяца нашего знакомства он предложил пожениться, я согласилась, почти не раздумывая. И, если правда то, что в этом мире не каждому удается встретить свою «половинку», то мне фантастически повезло.

Вадик никогда не говорил мне о любви, ну, разве что, в тот день, когда мы веселые и счастливые выходили из ЗАГСа, но я всегда знала, что он меня любит. Знала и все. А еще – он был мне настоящим другом, преданным и надежным.

После университета Никитин пристроил меня в архитектурное бюро к своему другу Арсению Петровскому, тоже известному архитектору. Это было крупной удачей: кроме весьма значительных гонораров, у меня появилась возможность заявить о себе – иметь в своем портфолио заказы от клиентов Петровского было гарантией принятия в круг самых модных и востребованных архитекторов.

Но Арсений, в отличие от моего учителя, болел звездной болезнью, и работать с ним было невыносимо. Почти каждый день мне приходилось доказывать «мэтру», что я что-то могу – его раздражала малейшая инициатива такой мелкой сошки, какой в его глазах была я. Много раз я принимала решение ни о чем не спорить и просто выполнять задания шефа. Но тогда мне приходилось заниматься работой, которая была мне неинтересна, а иногда даже входила в противоречие с моей профессиональной этикой. Я тогда была идеалисткой: меня очень волновали вопросы качества материалов, экология и тому подобные глупости. Петровский же такими мелочами не заморачивался – он хотел денег и славы. И того, и другого у него, по моему мнению, было в достатке, но, видимо, человеку всегда мало того, что у него есть. В общем, работа с Арсением не заладилась.