Северный ветер. Норвежские народные сказки

– Была не была! – Пепелень в ответ. – Дозволь только одного из товарищей взять.

– Бери всех шестерых, – говорит король. Он думал, им всем будет жарко.

Пепелень и тот, в ком семь лет, пятнадцать зим, пошли вечерком в овин. А король такого им задал жару, хоть изразцы обжигай. Уж теперь не выйдут, король думает, они-то войти не успели, как он засов задвинул и два замка повесил на дверь.

Пепелень тогда говорит товарищу:

– Отпускай с полдюжины зим – станет нам тёплое лето.

Так и сделалось. Да к ночи похолодало. Пепелень велел товарищу на пару лет расщедриться, чтоб согреться. Вот они вдвоём до полудня и проспали. А как услыхали короля возле овина, Пепелень товарищу подмигнул:

– Ну-ка, выпусти пару зим в королевскую рожу!

Товарищ не подвёл. Отмыкает король овин, думает, зажарились, а они от холода сидят – дрожат, зубами стучат. И тот, в ком пятнадцать зим, как дохнет на короля! Аж обморозил.

– Отдашь королевну? – Пепелень спрашивает.

– Да бери её, бери и королевство в придачу! – говорит король. Не посмел он отказывать дольше.

Вот они свадьбу сыграли. Шумели, гуляли да так, что троллей распугали. А потом меня кашей на вилке, молоком в корзинке снабдили, пушку мной зарядили да и выстрелили, чтоб рассказал тут вам, как у них там.

Ларчик, который не прост

Рaз шёл по дороге мальчик. Шёл-шёл и нашёл ларчик. Верно, редкостное что-то в ларчике, сказал он себе. Да как ни вертел, ни крутил – не открылся ларчик. Точно! В ларчике что-то редкостное…

Пошёл дальше, шёл-шёл и ключик нашёл. А уж притомился, на землю опустился. И подумал: вот бы ключик по ларчику был. Достал он из кармана ларчик, дунул на ключик, потом в щёлочку для ключика на ларчике дунул, потом ключик в щёлочку вставил и повернул. Щёлк! Взялся за крышку мальчик – открылся ларчик.

Угадай, что в ларчике, который не прост.

Телячий хвост!

Быть бы хвосту длинней – и сказка б тянулась.

Падчерица и хозяйкина дочь

Поженились хозяин с хозяйкой – у обоих по дочке. Хозяйкина-то – ленивая да строптивая, ни за что не желает браться; падчерица – сговорчивая, работящая, а как ни годит – мачехе не угодит. Хозяйка с дочкой просто со свету сживают бедную. Раз затевают хозяйкина дочка с падчерицей у колодца прясть. Дочке достался чистый лён, падчерице – очёски.

И условились: прыгать в колодец той, у которой нитка раньше порвётся.

Порвалась нитка у падчерицы. В колодец теперь – что же ей остаётся! Прыгнула она, а не разбилась. На дне стоит, глядит – луг перед ней зелёный стелется.

Пошла она лугом, к плетню подошла. Перелезть собралась.

– Ты уж тихохонько, – просит плетень, – а то вдруг завалюсь. Может статься, я тебе ещё пригожусь!

Падчерица кивнула, будто пёрышко взлетела – плетень перемахнула.

Пошла дальше. Встречает корову – вымя тугое от молока, на рогах бадейка.

– Ты уж сумей-ка меня выдоить, от молока облегчи, – просит корова. – Вдоволь пей, остальное под копыта мне вылей. Может, и я тебе удружу!

Падчерица кивнула. Только доить взялась – уж бадейка молоком и наполнилась. Попила падчерица, остальное под копыта корове плеснула, а бадейку на рога ей повесила. Дальше пошла.

И встречается ей на лугу баранище – шерсть густущая, долгущая, по земле волочится. Вот сам в себе баран запутается! На рогу у него ножницы.

– Постриги меня, – просит. – Уф, упарился, еле бреду. Сколько хочешь шерсти бери, остальную на шею мне намотай. Да знай, не останусь в долгу – тебе помогу!

Падчерицу упрашивать и не надобно. Баран у её колен пристроился, смирно лежал, не дёргался, а она ножницами щёлк-щёлк – проворно да ловко, не кольнув ни разочка, барана обстригла. Себе шерсти взяла, остальной шею ему обмотала, ножницы на рог повесила и дальше пошла.

Вот к яблоне подходит, глядит – от яблок ветки аж до земли нагибаются, а у ствола и жердинка припасена.

– Собери с меня яблочки, – яблоня просит. – Расправлю ветки, выпрямлюсь, согнувшись-то стоять утомилась. Да уж понапрасну меня не бей, не тряси, угостишься – остальные яблочки к корням моим подкати. Время придёт – и я тебя выручу!

Падчерица где рвала, где осторожненько сбивала – все яблоки с яблони сняла. Поела, сколько хотела, остальным – раскатиться не дала, возле яблони в груду собрала.

Пошла дальше. Долго шла, к большому двору вышла. А там троллиха с дочкой своей жила. Падчерица и спросила у троллихи, не найдётся ль работы.

– Нет, – отвечала троллиха, – столько у нас работничков перебывало, что из-за них дело встало!

Да уж так падчерица просила, что троллиха уступила – взяла работницей в дом. Сунула ей решето, велела воды принести. Падчерица подивилась, да не ослушалась, к колодцу направилась.

А там пташки сидели. Защебетали-запели:

– Глиной вымажи,соломкой выстели!Вымажи – выстели!

Падчерица – за глину, потом – за солому. Вымазала, выстелила. И в решете воды принесла. Троллиха глядит – бурчит:

– Не сама ты додумалась, не сама.

И в хлев посылает – стойла вычистить, коров выдоить.

Пришла падчерица в хлев, а лопата там – здоровенная: с места не сдвинуть, не то что навоз кидать! Пташки тут как тут, ну щебетать, чтоб метлу брала, черенком навоз поддела – враз будет сделано дело. И точно – стало чисто в хлеву, будто мыли-скребли. Падчерица – доить, а к коровам не подступиться: брыкаются, бодаются. Щебетуньи же вьются, заливаются:

– Пташкам плесни,струйку выплесни!Выплесни!

Брызнула она молока пташкам, коровы и присмирели. Выдоила падчерица коров. В дом с молоком – а троллиха бурчит:

– Не сама додумалась, не сама. Ну, вот шерсть тебе чёрная, отмой-ка добела!

Не слыхала падчерица, чтоб чёрную шерсть добела мыли, да промолчала, с пряжей к речке пошла.

Пташки и подсказали: не в речке – в бочке надобно отмывать, не простая у речки поставлена бочка.

Приносит падчерица белую шерсть, а троллиха кричит:

– Вижу, ох, вижу, непосильный труд тебе работу выискивать, всё переделаешь. Так ты меня изведёшь! Уходи лучше подобру-поздорову!

Поставила троллиха перед ней три ларчика – красный, зелёный и голубой, бери, мол, за службу любой.

Не знает падчерица, какой взять. Тут пташки – ей щебетать:

– Не бери зелёный,красный не бери,голубой,голубой,голубойвыбери!

И ну над голубым крест-накрест, крест-накрест, крест-накрест порхать. Взяла падчерица голубой ларец – послушалась пташек. И – со двора.

А троллиха ей вслед крикнула:

– Погоди, я с тобой сполна рассчитаюсь!

И кинула раскалённую кочергу, да промахнулась.

Спешит падчерица. До яблони добирается – слышит, позади топочут. А то троллиха с дочкой. Вот-вот догонят! Перепугалась падчерица.

– Прячься, прячься! – яблоня ей кричит. – Выручу, укрою ветвями. Коль схватят тебя, то ларчик вместе с жизнью отнимут!

Падчерица под яблоню юрк – троллиха с дочкой подскакивают.

– Девчонка не проходила тут? – троллиха спрашивает.

А яблоня отвечает:

– Как же, она давненько уж пробежала. Она теперь далеко, догнать не пытайтесь, лучше домой возвращайтесь.

Ну, троллиха с дочкой и отправились восвояси.

А падчерица дальше заторопилась. До барана добирается – опять, слышит, топочут. Вот-вот догонят!

Ой, куда ей деваться?

– Под шерсть мою прячься! – кричит баран. – Не то схватят, ларчик отберут, жизнь отнимут! Я тебе помогу, я их обману.

Троллиха к барану подскакивает – спрашивает:

– Девчонка не проходила?

– Как же, – баран в ответ, – во всю прыть бежала. Теперь она далеко, догнать не пытайтесь, лучше домой возвращайтесь.

Ну, они и повернули домой.

А падчерица – своей дорогой. До коровы добирается – опять позади топот слышится.

– Удружу, – корова кричит, – выменем тебя прикрою. Не то и ларчик, и жизнь отберут!

Тут троллиха подскакивает, у коровы спрашивает:

– Девчонка не проходила?

– Во весь дух неслась. За ней не угнаться – нечего и пытаться…

Ну, троллиха домой повернула.

А падчерица – дальше бежать. Вот и плетень виднеется. Да вдруг позади опять топот слышится. Опять злодейка троллиха!..

– Прячься в кустах у меня! – плетень ей кричит. – Не то ларчика тебе не видать, в живых не бывать!

Падчерица юрк в кусты.

Тут троллиха подскакивает, у плетня спрашивает:

– Девчонка не проходила?

– Только мне и забот – глядеть за девчонками. Знать ничего не знаю! – в ответ говорит плетень. Сердит – аж скрипит. И ну до небес подниматься! На ясный день пала тень, а плетень встал – не одолеть.

Ну, троллиха восвояси отправилась.

А падчерица домой воротилась. Мачеха с дочкой увидали, какой она раскрасавицей сделалась, – пуще прежнего ей позавидовали, в хлев прогнали, нет, мол, в доме ей места. Она ж вымыла там, прибрала и ларчик открыла. Чем за службу троллиха-то наградила? Тут золото, серебро, каменья всякие из ларца посыпались, засверкал хлев богаче королевского зáмка. Мачеха с дочкой от зависти чуть не лопнули. Ну допытываться, докапываться, где ларчик взяла!

– Выслужила, – падчерица в ответ. – А по награде и хозяйку видать. Другой такой не сыскать.

Ясно, хозяйкина дочка сразу ж за ларчиком собирается. Опять с падчерицей у колодца прясть усаживается, себе очёски теперь берёт, падчерице лён отдаёт. У которой, мол, нитка раньше порвётся, той в колодец прыгать придётся.

Хозяйкина дочка особо и не старалась – у неё нитка тотчас порвалась. Хозяйкина дочка в колодец и кинулась.

И было с ней, как с падчерицей. Упала, а не разбилась. На дне огляделась – луг зелёный без конца и без краю. Ну, пошла она лугом, к плетню подошла.

– Ты уж тихохонько перебирайся, – плетень попросил. – А то вдруг завалюсь. Я тебе ещё пригожусь!

– Да что за нужда мне в куче хвороста! – сказала она и так навалилась, что плетень охнул, хрустнул.

Пошла дальше, повстречала корову.

– Подои меня, – попросила корова, – попей молочка, остальное под копыта выплесни. Потом и я тебе удружу!

Что ж, подоить подоила. Принялась хозяйкина дочка пить – упилась, под копыта плеснуть не осталось! Откинула прочь бадейку и дальше отправилась.

А дальше повстречала барана – еле тащился, в шерсти путался.

– Постриги меня, – попросил. – Сколько хочешь шерсти бери, остальную на шею мне намотай да знай – и я тебе помогу!

Принялась хозяйкина дочка стричь, места живого на нём не оставила, изрезала, изранила, а всю шерсть себе забрала.

Пошла дальше, яблоню увидала, что от яблочек отяжелела, к земле пригнувшись стояла.

– Собери яблочки, – яблоня попросила. – Распрямлюсь, согнувшись-то стоять утомилась. Сбивай яблочки, тряси, да только веток моих не повреди. Угостишься – остальные сложи мне под корни. Выручишь – и я тебе потом помогу!

Давай хозяйкина дочка яблоки рвать, хватать да сбивать. Била что было силы по яблоне, много веток сгубила. Ела-ела – объелась. Остальным, решила, где б ни лежать – пропадать. Так яблоки и бросила.

Пошла она дальше, к троллихе пришла, работу спросила. А троллиха ей: в работничках, мол, не нуждается – иль ленивы, иль чересчур прытки, того и гляди оберут до нитки. Девчонка не отступает, настаивает, уж она, дескать, себя покажет – за что браться, пускай хозяйка ей скажет.

Ну, троллиха велела сперва воды принести в решете.

Побежала девчонка к колодцу. Только воды в решето наберёт – вода и прольётся. Пташки к ней подлетели, защебетали-запели:

– Глиной вымажи,соломкой выстели!Вымажи – выстели!

Да всяких пташек она слушать не стала, глиной в них кинула.

– Сгинули б! – крикнула.

С пустым решетом притащилась. Досталось же ей от троллихи! В хлев троллиха её отправила – вычистить, коров выдоить.

Девчонка подумала, что для такой работы она слишком уж хороша, да нечего делать – пошла. За лопату взялась – не поднять. Пташки ей – про метлу напевать, а девчонка размахнулась да в них же метлой запустила. Стала коров доить. Те брыкаются, что ни надоит – враз опрокинут. И щебетуньи не унимаются:

– Пташкам плесни,струйку выплесни!Выплесни!

Девчонка ну коров бить, толкать, в птиц чем ни попадя швырять! И наутёк из хлева – стойла не вычистив, коров не выдоив.

Троллиха ей выволочку и задала. А после шерсть чёрную велела отмыть добела. Ясно, осталась шерсть, как была.

Умаялась хозяйка с работницей, призвала, три ларчика перед ней выставила: выбирай, мол, за службу ларец, а службе – конец.

Тут пташки влетели. Запели:

– Не бери зелёный,красный не бери,голубой,голубой,голубойвыбери!

И ну над голубым крест-накрест, крест-накрест, крест-накрест порхать.

Только девчонка птиц не послушала, за красный, огнём горящий, схватилась и домой пустилась.

За ней-то троллихе нужды не было гнаться – девчонке не пришлось прятаться.

Домой является – вот уж мать радуется, в горницу парадную дочку зазывает, красный ларец на стол выставляет: вот сейчас золото, серебро засверкает.

Крышку у ларца поднимают – а оттуда жабы да всякие гады! Дочка хозяйкина рот разинула – ой изо рта их хлынуло! Черви, жабы, погань вонючая.

Рядом с этакой не устоишь – стремглав от неё побежишь. Ну, что заслужила, то получила.

Блин комом

Было у женщины семеро голодных детишек, и принялась она печь им блины. Молозивом сдобрила тесто, на сковороду плюх – пыхтит блин, поднимается. А детишки гурьбой собираются. Старый отец сидит – смотрит.

– Ой, матушка, дай блина чуток! – кричит голодный роток.

– Ну дай, родимая! – кричит другой.

– Ну дай, родимая, любимая! – кричит третий.

– Ну дай, родимая, любимая, сердечная! – кричит четвёртый.

– Ну дай, родимая, любимая, сердечная, пригожая! – кричит пятый.

– Ну дай, родимая, любимая, сердечная, пригожая, хорошая! – кричит шестой.

– Ну дай, родимая, любимая, сердечная, пригожая, хорошая, щедрая! – кричит седьмой. И все разом просят, один другого жалостней, потому как голодные.

– Детки мои, обождите, вот переверну, – говорит она, – все отведаете блина, пышного-то блина, поглядите!

Услыхал блин – напугался, с испугу сам собой перевернулся. Норовил он из сковородки прочь, да силёнок недостало, шлёпнулся туда ж другим боком. А как другим боком разогрелся, так из сковородки прыг на пол! И покатил колесом в дверь, а там – по дороге.

– Эй, погоди! – пустилась вдогонку хозяйка со сковородкой в одной руке, с поварёшкой – в другой. А за хозяйкой – детвора. А за ними – отец, едва поспевая.

– Эй, держи его, лови его! – кричат разом. Вот-вот догонят, схватят.

Да тут блин завертелся, закрутился ещё пуще и пропал из виду. Проворней всех оказался.

Катится он по дороге, а навстречу ему – человек.

– Здравствуй, блин, – говорит.

– Храни Господь, человече-издалече, – отвечает блин.

– Блин мой ненаглядный, не катись, задержись, дай я тебя съем!

– Я хозяйке не дался и старцу-отцу, а из семерых – ни мальцу. И от тебя, человече-издалече, увернусь! – сказал и был таков.

Катится дальше блин, а навстречу ему – курица.

– Здравствуй, блин, – говорит.

– Здравствуй, курица-умница, – отвечает блин.

– Блин мой ненаглядный, не катись, задержись, дай я тебя съем!

– Я хозяйке не дался и старцу-отцу, а из семерых – ни мальцу. Ушёл я от человека-издалёка и от тебя, курица-умница, увернусь! – сказал и был таков.

Катится дальше блин, катится, а навстречу ему – петух.

– Здравствуй, блин, – говорит.

– Здравствуй, хват-петух! – отвечает блин.

– Блин мой ненаглядный, не катись, задержись, дай я тебя съем!

– Я хозяйке не дался и старцу-отцу, а из семерых – ни мальцу. Ушёл я от человека-издалёка, от курицы-умницы и от тебя, хват-петух, увернусь! – сказал и был таков.

Катится, катится блин и встречает утку.

– Здравствуй, блин, – утка говорит.

– Здравствуй, утка-прибаутка, – блин отвечает.

– Блин мой ненаглядный, не катись, задержись, дай я тебя съем!

– Я хозяйке не дался и старцу-отцу, а из семерых – ни мальцу. Ушёл я от человека-издалёка, от курицы-умницы, от хвата-петуха и от тебя, утка-прибаутка, увернусь! – сказал и был таков.

Потихоньку-полегоньку катится блин долгонько, и встречается ему гусыня.

– Здравствуй, блин, – говорит.

– Здравствуй, гусыня-разиня, – блин ей.

– Блин мой ненаглядный, не катись, задержись, дай я тебя съем!

– Я хозяйке не дался и старцу-отцу, а из семерых – ни мальцу. Ушёл я от человека-издалёка, от курицы-умницы, от хвата-петуха, от утки-прибаутки и от тебя, гусыня-разиня, увернусь! – И был таков.

Катится блин по дороге, катится, навстречу ему – гусак.

– Здравствуй, блин, – говорит.

– Здравствуй, гусак-простак, – отвечает блин.

– Блин мой ненаглядный, не катись, задержись, дай я тебя съем!

– Я хозяйке не дался и старцу-отцу, а из семерых – ни мальцу. Ушёл я от человека-издалёка, от курицы-умницы, от хвата-петуха, от утки-прибаутки, от гусыни-разини и от тебя, гусак-простак, увернусь, – сказал и пропал.

Катится, катится и встречает свинью.

– Здравствуй, блин ненаглядный мой, – говорит свинья.

– Здравствуй, студень свиной, – отвечает блин. И скорей прочь.

– Эй, погоди, – кричит свинья, – чего торопишься, вместе через лес и двинемся. Вместе надёжней…

Блин подумал: дело свинья говорит. И согласился. Недолго были они в пути, как вдруг перед ними – ручей. Свинья запросто перебралась на ту сторону, а блин стоит, мнётся.

– Садись ко мне на пятачок, – говорит свинья, – я тебя через ручей переправлю.

Блин послушался.

– Хрю!

Свинья его и проглотила. А раз блин дальше не катится, то и сказка не сказывается.

Про мальчика, что к Северному Ветру за мукóй ходил

Жила-была старая женщина с сыном. Послала немощная хозяйка сына в кладовую, во двор, – за мукой. Набрал он муки в кладовой, только ступил за дверь – налетел тут Северный Ветер, муку хвать – и умчал. Пошёл мальчонка, снова муки набрал. Выходит – тут как тут Ветер, за муку да и прочь. И в третьи́ Ветер муку унёс. Рассердился малец: ну и лих этот Северный Ветер, без меры хваток. Решил идти Ветра искать, муку свою отбирать.

Решил – и пошёл со двора. Долго шёл, пришёл к Ветру Северному.

– День добрый, – мальчонка сказал.

– День добрый, – проревел в ответ Северный Ветер. – Зачем пришёл?

– Да просить тебя, – говорит малец, – не вернёшь ли муку, что из кладовой я нёс. Достатка – живём, не ведаем. Коль ты налетаешь, последнее из рук вырываешь, нам только с голоду помереть остаётся.

– Нет, муку не держу, – отвечает Северный Ветер, – да в нужде выручу. Бери у меня скатёрку. С нею добудешь, чего пожелаешь, только вели: «Расстелись, скатерть, накорми вдóсыть!»

Взял малый скатёрку с радостью. И домой подался. Шёл день до вечера, домой не добрался, на постоялом дворе переночевать задержался. Вот время ужинать – он скатёрку в уголке вынимает, велит:

– Расстелись, скатерть, накорми вдосыть!

Не успел вымолвить – а на скатерти угощений ешь не хочу.

Дивятся на постоялом дворе скатёрке, а больше всех – жена хозяина. Никакой тебе, думает, варки-жарки с этакою скатёркой; стол не накрывай, не убирай, взад-вперёд не носись. Ночью, как все заснули, взяла она и подменила скатёрку другой – по виду точь-в-точь такая, да не угостит и овсяной лепёшкой.

Встал утром мальчонка, скатерть взял – и домой. Приходит – матери говорит:

– Был я у Ветра Северного; хозяин сговорчивым оказался, вместо муки дал мне, вот, скатерть. Ей только скажи: «Расстелись, скатерть, накорми вдосыть!» – уж она расстарается.

– Ишь какая! – отзывается мать. – Да прежде б проверить, потом и верить.

Малец – за скатёрку, прыг к столу – и велит:

– Расстелись, скатерть, накорми вдосыть!

А на скатерти – ну ни крошки.

– Значит, опять к Ветру Северному идти, – сказал мальчонка – и в путь.

Шёл, долго шёл, пришёл.

– Вечер добрый! – говорит.

– Вечер добрый! – отзывается Северный Ветер.

– В убытке мы без муки, от скатёрки ж проку немного, – говорит ему мальчик.

А Ветер:

– Муку не держу. Бери у меня козла да подбирай за ним золотые дукаты. Ему надобно только сказать: «Ну-ка, монету сыпь!»

Мальчик козла взял – не возражал.

Пошёл домой. Путь не близкий, солнце низко – решил на постоялом дворе ночевать. Ну, чтоб было чем расплатиться, козла попытал. Северный Ветер его не надул: не подвёл козёл. Увидал такое хозяин – сказал себе: козёл стóящий. Мальчонка заснул, а хозяин козла и подменил.

Наутро пустился малец домой. Приходит – матери говорит:

– Северный Ветер – хозяин сговорчивый, дал мне козла, что золотыми дукатами так и сыпет.

– Ишь какой! – отзывается мать. – Да сперва – проверить, потом и верить.

– Ну, мой козлик, монету сыпь! – мальчик велит. Глядит – куча лежит, да не монет, нет.

Опять к Северному Ветру мальчик отправился. Пришёл – пожаловался: и с козлом, мол, промашка, в убытке они без муки.

– Да у меня и дать тебе больше нечего, – отзывается Северный Ветер, – кроме, вон в углу, старой клюки. Ты скажешь ей: «Палочка, походи-ка!» – послушает. Скажешь: «Уймись!» – по-твоему будет.

Пустился мальчонка в обратный путь, на постоялом дворе задержался. В уме-то прикинул, как со скатёркой да с козлом получилось, вот сразу на лавку и лёг. Будто спит – храпит. Хозяину тоже смекалки не занимать: увидал палку – ну искать подходящую на подмену.

Вот со своей – к лавке подходит, где малый вроде бы спит. А тот как закричит:

– Палочка, походи-ка!

Палка давай хозяина по бокам охаживать, молотить.

Он от палки через лавки, столы скачет, кричит-голосит:

– Господи спаси! Господи сохрани! Ты, малый, – просит, – уйми её, окаянную, а то ж насмерть забьёт. Верну тебе скатёрку с козлом!

Поделом досталось хозяину, малец себе говорит. Палке – велит:

– Уймись!

Ну, мальчонка скатёрку в карман сунул, козла на бечёвку взял, а палку – в руку. И домой зашагал.

Без муки, да уж никак не в убытке.

Королевна с Хрустальной горы

Жил однажды хозяин, и был на косогоре у него большой луг, там и сеновал имелся – складывать сено. Да только давно уж стоял сеновал пустёхонек, потому как под Хансов день[9], когда трава в самом соку, по лугу будто целый табун пройдёт, дочиста траву объест, вытопчет.

Ну, раз хозяин стерпел, другой, на третий – досада его взяла. Позвал сыновей – а у него было трое, и младший, ясно, Пéпеленем прозывался, – позвал и сказал хозяин своим сыновьям: пускай под Хансов день один на сеновале ночует да глядит хорошенько за лугом. Негоже третий год подряд остаться без сена.

Вызвался старший сын луг стеречь, ни людям, мол, ни скотине, самой нечистой силе траву переводить не даст, похвалялся.

Чуть вечер настал, он на сеновал отправился. Пришёл – и сразу спать завалился.

Ночь ещё не глубока – тра-та-та, тра-та-та: кто-то по лугу мчит, аж земля дрожит, сеновал шатается, крыша вот-вот повалится. Парень проснулся – и наутёк без оглядки.

Наутро травы на лугу как не бывало. Опять хозяин без сена – от похвальбы толку мало.

Год проходит – зовёт он своих сыновей и наказывает одному под Хансов день ночевать на сеновале, да пускай, мол, глядит – не спит, чтоб трава, мол, была цела.

Отправился средний сын вечером на сеновал. Только лёг – уж спит без задних ног.