скачать книгу бесплатно
– Вот тебе задание: ступай в лес, разыщи там дядю Михая, отнеси ему еду да одёжу. Он уж год в лесу свиней пасет, обтрепался, должно быть, бедняга. Вместе с ним свиней и пригоните.
Пошел Янош в лес густой, стал свиней искать, хотя их никогда там и не было. Это ж каждому умному человеку понятно: староста погубить Яноша вздумал, затем и в лес послал, может, там зверь какой его задерет.
Вот идет Янош по лесу, в самую чащобу забрался, все заросли прочесал, все места обошел, где велел староста дядю Михая искать, да только нигде его не нашел, за всю дорогу ни одной живой души не встретил.
Целую неделю ищет Янош дядю Михая и подумывает уже, не пора ли домой возвращаться: где ему, в самом деле, этого дядю Михая искать? Как вдруг слышит: топот, хрюканье, веток хруст – не иначе как стадо свиней идет.
Так и вышло! Выбегает на него из густых зарослей большое стадо свиней, а за ними кто-то большой, черный топает – пастух, должно быть.
Обрадовался Янош, что свиней старостиных все же нашел, да как заорет:
– Эй, дядя Михай, э-ге-гей! Стойте, не спешите так, я вам хлеба принес и одёжу на смену!
Но дядя Михай на него и не глянул, за свиньями спешит и ворчит на ходу. Это ж медведь был, не человек, я сам его видел, вот как вас сейчас! А спешил он за дикими свиньями, приноравливался одну какую-нибудь на ужин себе ухватить.
Видит Янош – дядя Михай и не глядит на него. Рассердился парень, догнал пастуха и хвать его по плечу!
– Бог в помощь, дядя Михай, это что ж вы и словом бедного человека не приветите? Вам господин староста одёжу прислал, надевайте, да побыстрей, вы вон совсем обносились, не поймешь, в чем и ходите.
Испугался медведь, с перепугу на дерево влез, рычит оттуда на Яноша.
– Ну, хватит, дяденька, шутки шутить, живо слезайте с дерева да рубаху наденьте.
Медведь слезать и не думает, рычит:
– Рррав… ррав…
– Какое там рано! – кричит ему Янош. – Говорю, живо слезайте, дядя Михай!
Да только медведю говори не говори… Рассердился Янош по-настоящему, ухватился за дерево да с корнями выдернул и наземь швырнул вместе с мишкою, по лесу гул прошел.
Застонал медведь, завопил от боли так, что лес загудел, а Янош и говорит:
– Сказано было, дядя Михай, хватит шутки шутить! А теперь, вишь, ударились больно. Ну, берите рубаху, одевайтесь!
Но дядя Михай и впрямь уже не шутил: встал на задние лапы, развернулся и такую оплеуху Яношу закатил, что у того искры из глаз посыпались.
Тут и Яношево терпение кончилось.
– А ну, надевайте рубаху, не то попляшете у меня, дядя Михай! – заорал он во всю глотку.
Да только с медведем что ж? – ори не ори, по-хорошему говори или злобствуй, он знай рычит да лапами передними машет, оплеухами сыплет и слева и справа.
– Так вы, значит, вот как! Ну, погодите же, дядя Михай!
Схватил тут Янош дядю Михая и сам напялил на беднягу и штаны, и рубаху, да еще тычков не жалел, ежели тот не быстро руки-ноги сгибал. Покончив с этим, схватил Янош дядю Михая за руку и потащил за собой: надо ж было и стадо свиней собрать да к старосте гнать.
Только дело нелегкое оказалось: не желали свиньи кнута слушаться. Их гонишь в одну сторону, а они в другую бегут да еще оборачиваются, клыки показывают. Срубил тогда Янош дерево сажени в три, стал им управляться, по бокам свиней охаживать – сноровистей дело пошло. Только кабан один, громадный да страшный, орясины не убоялся, повернулся и пошел на Яноша – вот сейчас пропорет клыками.
– Остановись, кабан, коли жизнь мила!
Не послушался зверь. Хватил его Янош по клыкастой башке кулаком – из вепря и дух вон. Толкнул Янош тушу к дяде Михаю: займись, мол, пока я стадо соберу.
Дядя Михай справился скоро – целиком вепря сожрал, ни куска не оставил.
Вернулся Янош, с досады рукой махнул:
– Уж половина-то вроде бы мне причиталась… Ну да ладно, помогите хоть стадо домой гнать.
А медведь рычит только:
– Ррав… ррав…
– Что значит рано, чёрт побери! Не рано, а в самую пору! – заорал Янош и такого ему дал тумака, что бегом побежал дядя Михай да вприпрыжку.
И на другой день к вечеру прибыли они к старостину двору. Ох, братцы мои, до чего же староста испугался! Стоит трясется: еще бы, огромное стадо диких свиней во дворе! А Янош, ни словечка не молвив, загнал все стадо в сарай, одного кабана дяде Михаю на ужин зажарил, а после того подошел к старосте да и говорит:
– Ну, господин староста, ваших свиней я пригнал, но одно скажу: такого пастуха, как дядя Михай, нипочем не держал бы. Уж как я его уламывал, и просил, и грозил, но он и одеться сам не хотел, пришлось обрядить его силою. А ведь совсем обносился: исподнего и того на нем не было. И каравая белого не пожелал откушать, и от мяса жареного нос воротил: мясо он, вишь, сырым только ест – целого кабана слопал, не поперхнулся. Я говорю: домой, мол, пора, а он все «рано» да «рано», еле привел. Нет, был бы я старостой – сей минут от ворот поворот ему дал бы.
– Твоя правда, сынок, гони ты его, да подальше, чтоб в селе и духу его не было, – заторопился староста, лишь бы от медведя избавиться.
Пошел Янош во двор, взял медведя за ухо, вывел за околицу.
– А ну, ступай, – говорит, – дядя Михай, куда глаза глядят.
Подхватился мишка и прямо к лесу дунул, только его и видели.
«Ну, – думает староста, – от медведя я освободился, но вот с дикими свиньями как управиться? Эх, сколько их, видимо-невидимо!»
Позвал староста Яноша и говорит:
– Вижу я, сынок, свиньи-то у нас в теле, забей ты их всех на рассвете.
Встал Янош ранехонько, еще и заря не занялась, всех свиней забил, начал одну за другой на огне палить. К утру что было у старосты соломы – ни соломинки не осталось.
Староста говорит:
– Что ж, сынок, ступай к губернатору, попроси у него чуток соломы взаймы.
Янош пошел к губернатору, тот ему говорит:
– Ступай, сынок, в лес мой, увидишь там бо-ольшой стог соломы, бери оттуда столько, сколько унести сможешь.
Пошел Янош куда приказали, приподнял стог с одной стороны, подлез под него и поволок целиком. У ворот, однако, остановился: не пролазит стог. Отодвинул в сторону половину ворот и дальше стог волочит. Когда мимо дверей губернаторских шел, крикнул:
– Благодарствуем, господин губернатор!
– Эй! – закричал губернатор. – Стой, остановись, негодяй, ты же всю мою солому забрал!
Но Янош и не оглянулся, приволок стог к старосте да всю солому и сжег.
«Что ж, – думает староста, – от медведя освободился, от свиней диких тоже, теперь от Яноша бы избавиться».
Думал-думал и придумал, как парня погубить.
Был у него во дворе глубокий колодец, уже высохший, на нем лежал жернов огромный, какой и дюжине мужиков не сдвинуть.
Староста Яношу говорит:
– Сдвинь жернов в сторону и сложи в колодец свинину да сало, чтоб не попортились.
Янош одной рукой жернов в сторону сдвинул и спустился в колодец, чтоб мясо принимать, какое ему двадцать четыре работника подавали. Да только недолго работа шла. Староста мигнул – поднатужились двадцать четыре работника и жерновом каменным опять колодец накрыли. Янош ждал-ждал внизу – никто не подает ему мясо, не дождался и полез поглядеть, что они там наверху делают. Лезет, лезет, вдруг голова во что-то уперлась. Глядит, а это жернов. «Ну что ж, – думает Янош, – малость великоваты поля у шляпы, дак ведь у кого какая шляпа есть, ту и надевает». Дырка в середине жернова как раз по голове пришлась, сунул он в нее голову да вместе с жерновом на свет божий вылез, утра доброго всем пожелал.
– С добрым утречком, – говорит старосте. – А за шляпу, конечно, спасибо, да только мне солнце не во вред, ни к чему мне шляпа с эдакими полями.
Староста злой стоит, не знает, что уж придумать такое, чтобы Яноша извести. А тут весть пришла: надобно либо самому в войско идти, либо кого послать за себя, француза воевать. Обрадовался староста: вот и способ от Яноша избавиться! Дал он ему белого коня, пропитания на месяц целый, еще и денег не пожалел, две монетки дал по двадцать крайцаров.
Вскочил Янош на коня и только тогда спросил:
– А делать-то что там надо, господин староста?
– Ничего делать не надо, сынок, только драться.
– Ну, ежели только драться, то благослови вас Бог за доброту, господин староста!
И поехал Янош все вперед да вперед, ни разу не остановился, пока до самой войны не доехал. Как раз подгадал, когда оба войска пальбу открыли великую. Соскочил Янош с коня, стреножил его и пустил попастись, сам же развел костер, воду в котелке вскипятил, мамалыгу варить стал. Только мамалыга закипела, забулькала, вражье войско надумало по костерищу его палить, одно ядро пушечное совсем рядом с Яношем упало.
– Эй, вы там, не стреляйте сюда! – закричал Янош. – Люди здесь!
Да только неприятель слушать Яноша не стал, пули, ядра так вокруг и запрыгали, словно градины.
Опять покричал им Янош:
– Сказано вам, сюда не швыряйтесь, не то глядите: ежели в меня попадете либо мамалыгу попортите, несдобровать вам!
Не успел он договорить толком, бахнуло ядро прямо в костер, все напрочь снесло – мамалыгу, дрова, будто ничего и не было. Тут терпение у Яноша кончилось, вскочил он на ноги, молодое дерево буковое с корнями вырвал и кинулся с ним на вражье войско. В одну сторону махнет – пол-армии нет, в другую – еще пол-армии нет; кто мертвым упал, кто бежит со всех ног, ни одной вражьей души на поле не осталось.
– Говорил же я вам! – попенял им Янош, с делом покончив.
И пошел опять огонь разводить, мамалыгу готовить. Мамалыга вышла на славу, дух от нее по всему лесу идет.
Сидит Янош, мамалыгу свою уплетает. Тут подходит к нему король. Поблагодарил король Яноша за то, что страну его от врагов спас, тотчас в герцоги произвел и самую красивую дочку в жены ему отдал.
Сыграли свадьбу звонкую, кормили-поили всех без разбору, а Янош съездил в свою деревню, привез к себе мать родимую, и жила она с той поры горя не ведая.
Да они и сейчас все живы, коль не умерли.
Черное урочище
Жил однажды король с тремя сыновьями. Король этот всю свою жизнь только и делал, что охотился, ни о чем другом знать не желал. И сыновей с малых лет к охоте приучал, всегда и всюду с собой брал; королевичи каждый уголок в его угодьях охотничьих знали, все снежники, все урочища облазили. Только в одно заповедное место отец ни за что их пускать не хотел. Называлось оно Черное урочище, далеко в горах пряталось. Молодым королевичам любопытно: что за Черное урочище, какое оно? Да только напрасно сыновья просили отца, уговаривали – запретил он им в том угодье охотиться.
Но время шло, летело, помер старый король. Сыновья схоронили его честь по чести, потом стали совет держать, что дальше-то делать. И решили, не мешкая, на Черное урочище податься: не терпелось им поглядеть, что это за невидаль такая, отчего покойный отец строго-настрого запрещал им всегда в тех краях охотиться.
Ну, взобрались братья на Черное урочище, огляделись – все вроде бы спокойно, – стали дичь искать. Ходили, бродили, в засаде стояли не шелохнувшись, только глазами по сторонам водили, а все без толку – хоть бы пигалицу какую увидели!
Старший брат и говорит:
– Вот что, братья, пустое это дело втроем ходить, давайте разделимся, в разные стороны разбредемся. Да вон, глядите, три тропы в лес бегут, по ним и пойдем. Поглядим, кого куда они заведут.
Согласились братья. А я вот что еще чуть не забыл: условились они попусту не стрелять, потому что кто б из троих ни выстрелил, остальные должны к нему поспешить. Но уж ежели кто зазря братьев пробежаться заставит – пусть на себя пеняет: быть ему биту.
Ну, сговорились обо всем и расстались. Каждый своей дорогой пошел. Только не успел младший из братьев, Дюрка, отойти в лес подальше, как увидел высоко в небе черного-пречерного ворона, а в клюве у ворона что-то сверкает.
– Все ж я этого ворона стрельну, – говорит себе Дюрка. – Как знать, может, в клюве у него что-нибудь драгоценное и братья еще поблагодарят меня.
Выхватил он из колчана стрелу, прицелился да и выстрелил. Ворон камнем на землю упал. Дюрка к нему поспешил, смотрит, а у ворона в клюве стали кусочек – огниво. А братья меж тем услыхали, как стрела просвистела, к младшему бросились, кричат еще издали:
– Кого застрелил? Эй, Дюрка, хороша дичина?
А Дюрка и слово сказать боится. Увидели братья ворона, рассердились, крепкими тумаками младшего своего поучили.
– Чтоб на такую-то дрянь да стрелу не пожалеть! Эх ты, дурачина!
Громко бранясь, вернулись старшие братья на свои тропы, а Дюрка подумал-подумал, стальной обломок подобрал, в карман положил. Оно конечно, вещица бесполезная, но ведь кто знает, вдруг пригодится.
Пошел Дюрка дальше. Видит: на высокой скале сокол сидит. «Ну, – думает, – сокол – птица красивая. Стрельну-ка ее!» Прицелился вроде бы хорошо, да вот беда – не попал: вместо сокола с вершины скалы камень сорвался, вниз упал. Подбежал Дюрка, поглядел, а это кремень оказался. Он и кремень в карман положил: может, думает, еще пригодится.
Все бы хорошо, да тут братья притопали, запыхались бежавши, а как узнали, что младший из-за кремня стрелу упустил, отвалтузили его почем зря.
Отдышались старшие братья, на свои дорожки вернулись.
А Дюрке уже белый свет не мил, слезы льются из глаз. Идет он, по сторонам не смотрит, от птиц отворачивается – пусть себе летают, чирикают, каркают. Вдруг в дерево большое чуть не уперся, а на стволе белка застыла. Замер и Дюрка: стрельнуть? не стрельнуть? Братья стоящим выстрел сочтут или опять ругать-колотить станут? Стрельнул все-таки, да промазал: вместо белки кусок трута на землю упал.
«Ох и впрямь невелика добыча, но не оставлять же, – подумал Дюрка. – Может, еще пригодится». Поднял он трут, а тут и братья бегут к нему. Увидели трут и со зла таких оплеух надавали Дюрке, что у того искры из глаз посыпались.
Тем временем начало смеркаться, и решили братья, что дальше все вместе пойдут.
– Рано еще тебе одному по лесу ходить, – сказал старший брат Дюрке, – эдак ты все свои стрелы понапрасну упустишь.
Вот бредут они по лесу втроем и видят вдруг, косуля бежит, да прямо через их тропу скачет, чуть ли не рядом с ними перемахнула. Все трое в нее по стреле выпустили, все трое попали. Подняли, с собой понесли – ужин получится знатный!
Еще немного прошли, на зеленый луг вышли. А луг этот как раз посередке Черного урочища раскинулся, и посреди луга родничок бил, возле него медная колода стояла. Братья освежевали косулю, мясо в колоде вымыли, а дальше-то что? Сырым ведь мясо есть не станешь! И топлива вокруг хватало, да только огонь развести нечем: второпях позабыли братья из дому взять кремень, трут да огниво.
– Видите, – сказал Дюрка старшим братьям, – а вы-то меня чуть до смерти не убили за то, что добыл я огниво, кремень и трут. Вот не стану огонь высекать, пока вам вдвое оплеух не отсчитаю.
А братья с голодухи на все согласны: вдвое так вдвое, лишь бы костер поскорей развести. Да только у Дюрки сердце доброе было, отходчивое, не захотел он с братьями оплеухами да тумаками считаться; медлить не стал, вынул огниво, кремень и трут из кармана, и скоро заполыхал костер чуть не до неба.
Братья насадили косулю на вертел, стали над огнем поворачивать. Немного времени прошло, косуля прожарилась, накинулись охотники на мясо, оглянуться не успели – только кости да шкура остались.
