Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым

Волх Всеславьевич

    По саду, саду, по зеленому,    Ходила-гуляла молода княжна    Марфа Всеславьевна,    Она с каменю скочила на лютова на змея;    Обвивается лютой змей    Около чебота зелен сафьян,    Около чулочика шелкова,    Хоботом бьет по белу стегну.    А втапоры княгиня || понос понесла,10 А понос понесла и дитя родила.    А и на небе просветя светел месяц,    А в Киеве родился могуч богатырь,    Как бы молоды Вольх Всеславьевич.    Подрожала сыра земля,    Стреслося славно царство Индейское,    А и синея моря сколыбалося    Для-ради рожденья богатырскова,    Молода Вольха Всеславьевича;    Рыба пошла в морскую глубину,20 Птица полетела высоко в небеса,    Туры да олени за горы пошли,    Зайцы, лисицы по чащицам,    А волки, медведи по ельникам,    Соболи, куницы по о́стровам.    А и будет Вольх в полтора часа,    Вольх говорит, как гром гремит:    «А и гой еси, сударыня матушка,    Молода Марфа Всеславьевна!    А не пеленай во пелену чер(в)чатую,30 А не пояс[ай] в пое́сья шелко́выя, -    Пеленай меня, матушка,    В крепки латы булатныя,    А на буйну голову клади злат шелом,    По праву руку – палицу,    А и тяжку палицу свинцовую,    А весом та палица в триста пуд».    А и будет Вольх семи годов,    Отдавала ево матушка грамоте учиться,    А грамота Вол(ь)ху в наук пошла;40 Посадила ево уж пером писать,    Письмо ему в наук пошла.    А и будет Вол(ь)х десяти годов,    Втапоры поучился Вольх ко премудростям:    А и первой мудрости учился —    Обвертоваться ясным соколом,    Ко другой-та мудрости учился он, Вольх, -    Обвертоваться серым волком,    Ко третей-та мудрости учился Вольх —    Обвертоваться гнедым туром-золотыя рога.50 А и будет Вольх во двенадцать лет,    Стал себе Вольх он дружину прибирать,    Дружину прибирал в три годы;    Он набрал дружину себе семь тысячей;    Сам он, Вольх, в пятнадцать лет,    И вся ево дружина по пятнадцати лет.    Прошла та слава великая    Ко стольному городу Киеву:    Индейской царь нарежается,    А хвалится-похваляится,60 Хочет Киев-град за щитом весь взять,    А божьи церкви на дым спустить    И почестны монастыри розарить.    А втапоры Вольх он догадлив был:    Со всею дружиною хора́брою    Ко славному царству Индейскому    Тут же с ними во поход пошел.    Дружина спит, так Вольх не спит:    Он обвернется серым волком,    Бегал-скакал по темным по лесам и по раменью,70 А бьет он звери сохатыя,    А и волку, медведю спуску нет,    А и соболи, барсы – любимой кус,    Он зайцам, лисицам не брезгивал.    Вол(ь)х поил-кормил дружину хоробраю,    Абувал-адевал добрых молодцов,    Насили оне шубы соболиныя,    Переменныя шубы-то барсовыя.    Дружина спит, так Вольх не спит:    Он обвернется ясным соколом,80 Полетел он далече на сине море,    А бьет он гусей, белых лебедей,    А и серым малым уткам спуску нет.    А поил-кормил дружинушку хораброю,    А все у нево были ества переменныя,    Переменныя ества, саха́рныя.    А стал он, Вол(ь)х, вражбу чинить:    «А и гой еси вы, удалы добры молодцы!    Не много не мало вас – семь тысячей,    А и ест(ь) [ли] у вас, братцы, таков человек,90 Кто бы обвернулся гнедым туром,    А сбегал бы ко царству Индейскому,    Проведал бы про царство Индейское,    Про царя Салтыка Ставрульевича,    Про ево буйну голову Батыевичу?».    Как бы лист со травою пристилается,    А вся ево дружина приклоняется,    Отвечают ему удалы добры молодцы:    «Нету у нас такова молодца,    Опричь тебя, Вол(ь)ха Всеславьевича».100 А тут таковой Всеславьевич    Он обвернулся гнедым туром-золотыя рога,    Побежал он ко царству Индейскому,    Он первую скок за целу версту скочил,    А другой скок не могли найти;    Он обвернется ясным соколом,    Полетел он ко царству Индейскому.    И будет он во царстве Индейском,    И сел он на полаты белокаменны,    На те на полаты царския,110 Ко тому царю Индейскому,    И на то окошечко косящетое.    А и буйныя ветры по насту тянут,    Царь со царицею в разговоры говорит.    Говорила царица Аздяковна,    Молода Елена Александровна:    «А и гой еси ты, славной Индейской царь!    Изволишь ты нарежаться на Русь воевать,    Про то не знаешь-не ведаешь:    А и на небе просветя светел месяц,120 А в Киеве родился могуч богатырь,    Тебе царю сопротивничик».    А втапоры Вол(ь)х он догадлив был:    Сидючи на окошке косящетом,    Он те-та де речи повыслушал,    Он обвернулся горносталем,    Бегал по подвалам, по по́гребам,    По тем по высоким теремам,    У тугих луков титивки накусывал,    У каленых стрел железцы повы́нимал,130 У тово ружья ведь у огненнова    Кременья и шомполы повыдергал,    А все он в землю закапывал.    Обвернется Вольх ясным соколом,    [В]звился он высоко по поднебесью,    Полетел он далече во чисто поле,    Полетел ко своей ко дружине хоро́брыя.    Дружина спит, || так Вольх не спит,    Разбудил он удалых добрых молодцов:    «Гой еси вы, дружина хоробрая,140 Не время спать, пора вставать,    Пойдем мы ко царству Индейскому!».    И пришли оне ко стене белокаменной,    Крепка стена белокаменна,    Вороты у города железныя,    Крюки-засовы все медные,    Стоят караулы денны́-нощны́,    Стоит подворотня дорог рыбей зуб,    Мудрены вырезы вырезено,    А и только в вырезу мурашу́ пройти.150 И все молодцы закручинилися,    Закручинилися и запечалилися,    Говорят таково слово:    «Потерять будет головки напрасныя,    А и как нам будет стена пройти?».    Молоды Вольх он догадлив был:    Сам обвернулся мурашиком    И всех добрых молодцов мурашками,    Прошли оне стену белокаменну,    И стали молодцы уж на другой стороне,160 В славном царстве Индейскием,    Всех обернул добрыми молодцами,    Со своею стали сбруею со ратною,    А всем молодцам он приказ отдает:    «Гой еси вы, дружина хоробрая!    Ходите по царству Индейскому,    Рубите старова, малова,    Не оставьте в царстве на се́мена,    Оставьте только вы по выбору    Не много не мало – семь тысячей170 Душечки красны девицы!».    А и ходят ево дружина по царству Индейскому,    А и рубят старова, малова,    А и только оставляют по выбору    Душечки красны девицы.    А сам он, Вольх, во полаты пошол,    Во те во полаты царския,    Ко тому царю ко Индейскому.    Двери были у полат железныя,    Крюки-пробои по булату злачены,180 Говорит тут Вольх Всеславьевич:    «Хотя нога изломить, а двери выставить!».    Пнет ногой во двери железныя —    Изломал все пробои булатныя.    Он берет царя за белы́ руки,    А славнова царя Индейскова,    Салтыка Ставрульевича,    Говорит тут Вольх таково слово:    «А и вас-та, царей, не бьют-не казнят».    Ухватя ево, ударил о кирпищетой пол,190 Расшиб ево в крохи говенныя.    И тут Вольх сам царем насел,    Взявши царицу Азвяковну,    А и молоду Елену Александровну,    А и те ево дружина хоробрыя    И на тех на девицах переженилися.    А и молоды Вольх тут царем насел,    А то стали люди посадския,    Он злата-серебра выкатил,    А и коней, коров табуном делил,200 А на всякова брата по сту тысячей.

Сергей Хорош

    Ай уж ли вы, миряня,    Государевы дворяне,    Благословите-тка вы, дворяня,    Про Сергея-та сказать,    Про Сергея Боркова,    Сына Федоровича.    А не сергеевской Сергей,    Не володимерской Сергей,    А живал все Сергей10 На Уфе на реке,    В ямской слободе,    У попа во дворе,    В приворотней избе.    Спознала про Сергея    С гостинова двора    Гостиная жена,    Гостиная жена,    Крестиною зовут.    Она пива наварила,20 И ведро вина купила,    Позвала ево, Сергея,    На пирушечку.    Приходил Сергей    Всех прежде людей.    А для-ради Сергея    И суседей позвала.    А и тот с борку,    Иной с борку,    Уже полна изба30 Принабуркалася.    А и день к вечеру    Вечеряется,    Сергей молодец    Напивается,    Изволил он, Сергей,    Ко двору своему идти,    Ко подворью своему.    А в доме Сергей    Он опаслив был,40 Он опаслив был    И не верел жене,    И не верил жене    И ревнив добре.    Заглянет Сергей    В огороде-хмельнике,    В огороде-хмельнике,    На повети в сеннике,    На перине на боку,    В шитом-браном пологу́,50 А и ту[т] Сергей    Не видал никово.    Заглянет Сергей    Во свином котухе́,    А увидел он, Сергей,    Чужова мужика,    А чужова мужика    На жене-то своей    А мужик…….    Сергееву жену.60 Сергей заревел,    Мужика испужал,    А мужик побежал,    На поветь скакнул,    На поветь скакнул,    Он поветь обломил,    Да скотину задовил,    Он быка задовил,    Овцу яловицу,    Овцу яловицу,70 Семерых поросят.    А стала у Сергея    Три беды во дому:    Первая беда —    Мужик поветь обломил,    А другая беда —    То скотину задовил,    А третья беда —    То жену его….    А сел Сергей,80 Сам расплачется:    «А не жаль мне повети    И скотины своея,    Жаль мне тово,    Кто жену мою…,    Не…… ушел, -    С тоски пропадет.    А кабы-де он….,    Спасиба бы сказал,    А спасиба бы сказал,90 Могорец заплатил.    А поветь-та бы цела    И скотина-та жива,    И скотина-та жива    И жена ба весела,    А столь бы весела,    Будто ни в чем не была.

Иван гостиной сын

    В стольном в городе во Киеве,    У славнова князя Владимера    Было пированья-почестной пир,    Было столованья-почестной стол    На многи князи-бо́яра    И на русския могучия бога́тыри    И гости богатыя.    Будет день в половина дня,    Будет пир во полупире,10 Владимер-князь распотешился,    По светлой гридне похаживает,    Таковы слова поговаривает:    «Гой еси, князи и бо́яра    И все русския могучия бога́тыри!    Есть ли в Киеве таков человек,    Кто б похвалился на три́ ста́ жеребцов,    На три́ ста́ жеребцов и на три́ жеребца похваленыя:    Сив жеребец да кологрив жеребец,    И которой полонен Воронко во Большой орде,20 Полонил Илья Муромец сын Иванович    Как у молода Тугарина Змеевича,    Из Киева бежать до Чернигова    Два девяноста-то мерных верст    Промеж обедней и заутренею?».    Как бы большой за меньшова хоронется,    От меньшова ему тут, князю, ответу нету.    Из тово стола княженецкова,    Из той скамьи богатырския    Выступается Иван Гостиной сын,30 И скочил на свое место богатырское    Да кричит он, Иван, зычным голосом:    «Гой еси ты, сударь, ласковой Владимер-князь!    Нет у тебя в Киеве охотников    А и быть перед князем невольником!    Я похвалюсь на три́ ста́ жеребцов    И на три́ жеребца похваленыя:    А сив жеребец да кологрив жеребец    Да третей жеребец – полонян Воронко,    Да которой полонян во Большой орде,40 Полонил Илья Муромец сын Иванович    Как у молода Тугарина Змеевича,    Ехать дорога не ближнея    И скакать из Киева до Чернигова    Два девяноста-то мерных верст    Промежу обедни и заутрени,    Ускоки давать кониныя,    Что выметывать роздолья широкия.    А бьюсь я, Иван, о велик заклад:    Не о сте рублях, не о тысячу —50 О своей буйной голове!».    За князя Владимера держат || поруки крепкия    Все тут князи и бо́яра,    Тута-де гости-карабельщики;    Закладу оне за князя кладут на сто тысячей,    А некто́-де тут за Ивана поруки не держит.    Пригодился тут владыка черниговский,    А и он-та за Ивана поруку держит,    Те он поруки крепкия,    Крепкия на сто тысячей.60 Подписался молоды Иван Гостиной сын,    Он выпил чару зелена вина в полтора ведра,    Походил он на конюшну белодубову,    Ко своему доброму коню,    К бурочку-косматочку, троелеточку,    Падал ему в правое копытечка,    Плачет Иван, что река течет:    «Гой еси ты, мой доброй конь,    Бурочко-косматочко, троелеточко!    Про то ты ведь не знаешь-не ведаешь,70 А пробил я, Иван, буйну голову свою    Со тобою, добры́м конем,    Бился с князем о велик заклад,    А не о сте рублях, не о тысячу, -    Бился с ним о сте тысячей,    Захвастался на три́ ста́ жеребцов,    А на три́ жеребца похваленыя:    Сив жеребец да кологрив жеребец,    И третей жеребец – полонян Воронко, -    Бегати-скакать на добрых на конях,80 Из Киева скакать до Чернигова    Промежу обедни, заутрени,    Ускоки давать кониныя,    Что выметывать роздолья широкия».    Провещится ему доброй конь,    Бурочко-косматочко, троелеточко,    Человеческим русским языком:    «Гой еси, хозяин ласковой мой!    Ни о чем ты, Иван, не печалуйся:    Сива жеребца тово не боюсь,90 Кологрива жеребца того не блюдусь,    В задор войду – у Воронка уйду,    Только меня води по три зори́,    Медвяною сытою пои́,    И сорочинским пшеном корми.    И пройдут те дни срочныя    И те часы урочныя,    Придет от князя грозен посол    По тебя-та, Ивана Гостинова,    Чтобы бегати-скакати на добрых на конях;100 Не седлай ты меня, Иван, добра́ коня,    Только берись за шелко́в поводо́к,    Поведешь по двору княженецкому,    Вздень на себя шубу соболиную,    Да котора шуба в три тысячи,    Пуговки в пять тысячей.    Поведешь по двору княженецкому,    А стану-де я, бурка, передо́м ходить,    Копытами за шубу посапывати    И по черному соболю выхватывати,110 На все стороны побрасовати, -    Князи-бояра подивуются,    И ты будешь жив – шубу наживешь,    А не будешь жив – будто нашивал».    По сказаному и по писаному    От великова князя посол пришел,    А зовет-та Ивана на княженецкой двор.    Скоро-де Иван нарежается,    И вздевал на себя шубу соболиную,    Которой шубы цена || три тысячи,120 А пуговки вольящетыя в пять тысячей;    И повел он коня за шелко́в поводок.    Он будет-де Иван середи двора княженецкова,    Стал ево бурко передом ходить,    И копытами он за шубу посапывати,    И по черному соболю выхватывати,    Он на все стороны побрасовати, -    Князи и бояра дивуются,    Купецкия люди засмотрелися.    Зрявкает бурко по-туриному,130 Он шип пустил по-змеиному,    Три́ ста́ жеребцов испужалися,    С княженецкого двора разбежалися,    Сив жеребец две ноги изломил,    Кологрив жеребец тот и голову сломил,    Полонян Воронко в Золоту орду бежит,    Он, хвост подняв, сам всхрапывает.    А князи-та и бояра испужалися,    Все тут люди купецкия    Акарачь оне по́ двору наползалися.140 А Владимер-князь со княгинею печален стал,    По подполью наползалися.    Кричит сам в окошечко косящетое:    «Гой еси ты, Иван Гостиной сын,    Уведи ты уродья со двора долой —    Про́сты поруки крепкия,    Записи все изодраныя!».    Втапоры владыка черниговской    У великова князя на почестном пиру́    Велел захватить три карабля на быстро́м Непру́,150 Велел похватить ка́рабли    С теми товары заморскими, -    А князи-де и бояра никуда от нас не уйдут.

Три года Добрынюшка стольничел

    В стольном в городе во Киеве,    У славнова сударь-князя у Владимера    Три годы Добрынюшка стольничал,    А три годы Никитич приворотничал,    Он стольничал, чашничал девять лет,    На десятой год погулять захотел    По стольному городу по Киеву.    Взявши Добрынюшка тугой лук    А и колчан себе каленых стрел,10 Идет он по широким по улицам,    По частым мелким переулачкам,    По горницам стреляет воробушков,    По повалушам стреляет он сизых голубей.    Зайдет в улицу Игнатьевску    И во тот переулок Маринин,    Взглянет ко Марине на широкой двор,    На ее высокия терема.    А у молоды Марины Игнатьевны,    У ее на хорошем || высоком терему20 Сидят тут два сизыя голуб    Над тем окошечком косящетым,    Цалуются оне, милуются,    Желты носами обнимаются.    Тут Дабрыни за беду стало:    Будто над ним насмехаются.    Стреляет в сизых голубей,    А спела ведь титивка у туга́ лука́,    [В]звыла да пошла калена́ стрела́.    По грехам над Добрынею учинилася:30 Левая нога ево поко́льзнула,    Права рука удрогнула:    Не попал он в сизых голубей,    Что попал он в окошечко косящетое,    Проломил он окон(н)ицу стекольчетую,    Отшиб все причалины серебреныя.    Росшиб он зеркала стекольчетое,    Белодубовы столы пошаталися,    Что питья медяные восплеснулися.    А втапоры Марине безвременье было,40 Умывалася Марина, снарежалася    И бросилася на свой широкий двор:    «А кто это невежа на двор заходил?    А кто это невежа в окошко стреляет?    Проломил оконницу мою стекольчетою,    Отшиб все причалины серебреныя,    Росшиб зеркала стекольчетое?».    И втепоры Марине за беду стало,    Брала она следы горячия молодецкия,    Набирала Марина беремя дров,50 А беремя дров белодубовых,    Клала дровца в печку муравленую    Со темя́ следы горя́чими,    Разжигает дрова полящетым огнем    И сама она дровам приговариват:    «Сколь жарко дрова разгораются    Со темя́ следы молоде́цкими,    Разгоралось бы сер(д)це молодецкое    Как у мо́лода Добрынюшки Никитьевича!».    А и божья крепко, вражья-то лепко.60 Взя́ла Добрыню пуще вострова ножа    По ево по сер(д)цу богатырскому:    Он с вечера, Добрыня, хлеба не ест,    Со полуночи Никитичу не у́снется,    Он белова свету дажидается.    По ево-та щаски великия    Рано зазвонили ко заутреням.    Встает Добрыня ранешонько,    Подпоясал себе сабельку вострою,    Пошел Добрыня к заутрени,70 Прошел он церкву соборную,    Зайдет ко Марине на широкой двор,    У высокова терема послушает.    А у мо́лоды Марины вечеренка была,    А и собраны были душечки красны девицы,    Сидят и молоденьки молодушки,    Все были дочери отецкия,    Все тут были жены молодецкия.    Вшел он, Добрыня, во высок терем, -    Которыя девицы приговаривают,80 Она, молода Марина, отказывает и прибранивает.    Втапоры Добрыня не во что положил,    И к ним бы Добрыня в терем не пошел,    А стала ево Марина в окошко бранить,    Ему больно пенять.    Завидел Добрыня он Змея Горынчета,    Тут ему за беду стало,    За великую досаду показалося,    [В]збежал на крылечка на красная,    А двери у терема железныя,90 Заперлася Марина Игнатьевна.    А и молоды Добрыня Никитич млад    Ухватит бревно он в охват толщины,    А ударил он во двери железныя,    Недоладом из пяты он вышиб вон    И [в]збежал он на сени косящеты.    Бросилась Марина Игнатьевна    Бранить Добрыню Никитича:    «Деревенщина ты, детина, зашелшина!    Вчерась ты, Добрыня, на двор заходил,100 Проломил мою оконницу стекольчетую,    Ты росшиб у меня зеркало стекольчетое!».    А бросится Змеишша Горынчишша,    Чуть ево, Добрыню, огнем не спалил,    А и чуть молодца хоботом не ушиб.    А и сам тут Змей почал бранити ево, больно пеняти:    «Не хочу я звати Добрынею,    Не хощу величать Никитичем,    Называю те детиною-деревенщиною и зашельшиною,    Почто ты, Добрыня, в окошко стрелял,110 Проломил ты оконницу стекольчетую,    Росшиб зеркало стекольчетое!».    Ему тута-тка, Добрыни, за беду стало    И за великую досаду показалося;    Вынимал саблю вострую,    Воздымал выше буйны головы своей:    «А и хощешь ли тебе, Змея,    Изрублю я в мелкия части пирожныя,    Разбросаю далече по чисто́м полю́?».    А и тут Змей Горынич,120 Хвост поджав, да и вон побежал,    Взяла его страсть, так зачал срать,    А колы́шки метал, по три пуда срал.    Бегучи, он, Змей, заклинается:    «Не дай бог бывать ко Марине в дом,    Есть у нее не один я друг,    Есть лутче меня и повежливея».    А молода Марина Игнатьевна    Она высунолась по пояс в окно    В одной рубашке без пояса,130 А сама она Змея уговаривает:    «Воротись, мил надежда, воротись, друг!    Хошь, я Добрыню оберну клячею водовозною?    Станет-де Добрыня на меня и на тебя воду возить,    А еще – хошь, я Добрыню обверну гнеды́м туро́м?».    Обвернула ево, Добрыню, гнеды́м туро́м,    Пустила ево далече во чисто́ поля́,    А где-та ходят девять туро́в,    А девять || туров, девять братиников,    Что Добрыня им будет десятой тур,140 Всем атаман-золотыя рога!    Безвестна, не стала бога́тыря,    Молода Добрыня Никитьевича,    Во стольном в городе во Киеве.    А много-де прошло поры, много времяни,    А и не было Добрыни шесть месяцов,    По нашему-то сибирскому словет полгода.    У великова князя вечеринка была,    А сидели на пиру честныя вдовы,    И сидела тут Добрынина матушка,150 Честна вдова Афимья Александровна,    А другая честна вдова, молода Анна Ивановна,    Что Добрынина матушка крестовоя;    Промежу собою разговоры говорят,    Все были речи прохладныя.    Неоткуль взялась тут Марина Игнатьевна,    Водилася с дитятеми княженецкими,    Она больно, Марина, упивалася,    Голова на плечах не держится,    Она больно, Марина, похваляется:160 «Гой еси вы, княгини, боярыни!    Во стольном во городе во Киеве    А и нет меня хитрея-мудрея,    А и я-де обвернула девять молодцо́в,    Сильных-могучих бога́тырей гнедыми турами,    А и ноне я-де опустила десятова молодца,    Добрыня Никитьевича,    Он всем атаман-золотые рога!».    За то-то слово изымается    Добрынина матушка родимая,170 Честна вдова Афимья Александровна,    Наливала она чару зелена́ вина́,    Подносила любимой своей кумушке,    И сама она за чарою заплакала:    «Гой еси ты, любимая кумушка,    Молода Анна Ивановна!    А и выпей чару зелена вина,    Поминай ты любимова крестника,    А и молода Добрыню Никитьевича,    Извела ево Марина Игнатьевна,180 А и ноне на пиру похваляится».    Прого́ворит Анна Ивановна:    «Я-де сама эти речи слышела,    А слышела речи ее похваленыя!».    А и молода Анна Ивановна    Выпила чару зелена вина,    А Марину она по щеке ударила,    (С)шибла она с резвых ног,    А и топчет ее по белы́м грудя́м,    Сама она Марину больно бранит:190 «А и, сука, ты…… еретница-…..!    Я-де тебе хитрея и мудренея,    Сижу я на пиру не хвастаю,    А и хошь ли, я тебя сукой обверну?    А станешь ты, сука, по городу ходить,    А станешь ты, Марина,    Много за собой псов водить!».    А и женское дело прелестивое,    Прелестивое-перепадчивое.    Обвернулася Маринка косаточкой,200 Полетела далече во чисто поле,    А где-та ходят девять туро́в,    Девять братеников,    Добрыня-та ходит десятой тур.    А села она на Добрыню на правой рог,    Сама она Добрыню уговаривает:    «Нагулялся ты, Добрыня, во чистом || поле,    Тебе чистое поле наскучала,    И зыбучия болота напрокучили,    А и хошь ли, Добрыня, женитися?210 Возьмешь ли, Никитич, меня за себя?».    «А, право, возьму, ей богу, возьму!    А и дам те, Марина, поученьица,    Как мужья жен своих учат!».    Тому она, Марина, не поверила,    Обвернула ево добрым молодцом    По-старому-по-прежнему,    Как бы сильным-могучим бога́тырем,    Сама она обвернулася девицею,    Оне в чистом поле женилися,220 Круг ракитова куста венчалися.    Повел он ко городу ко Киеву,    А идет за ним Марина роскорякою,    Пришли оне ко Марине на высо́к тере́м,    Говорил Добрынюшка Никитич млад:    «А и гой еси ты, моя молодая жена,    Молода Марина Игнатьевна!    У тебя в высоких хороших теремах    Нету Спасова образа,    Некому у тя помолитися,230 Не за что стенам поклонитися,    А и, чай, моя вострая сабля заржавела».    А и стал Добрыня жену свою учить,    Он молоду Марину Игнатьевну,    Еретницу-….. -безбожницу:    Он первое ученье – ей руку отсек,    Сам приговаривает:    «Эта мне рука не надобна,    Трепала она, рука, Змея Горынчишша!».    А второе ученье – ноги ей отсек:240 «А и эта-де нога мне не надобна,    Оплеталася со Змеем Горынчишшем!».    А третье ученье – губы ей обрезал    И с носом прочь:    «А и эти-де мне губы не надобны,    Целовали оне Змея Горынчишша!».    Четвертое ученье – голову ей отсек    И с языком прочь:    «А и эта голова не надобна мне,    И этот язык не надобен,250 Знал он дела еретическия!».

Про Василья Буслаева

    В славном великом Нове-граде    А и жил Буслай до девяноста лет,    С Новым-городом жил, не перечился,    Со мужики новогородскими    Поперек словечка не говаривал.    Живучи Буслай состарелся,    Состарелся и переставился.    После ево веку долгова    Аставалася его житье-бытье10 И все имение дворянское,    Асталася матера вдова,    Матера Амелфа Тимофевна,    И оставалася чадо милая,    Молодой сын Василей Буслаевич.    Будет Васинька семи годов,    Отдавала матушка родимая,    Матера вдова Амелфа Тимофеевна,    Учить ево во грамоте,    А грамота ему в наук пошла;20 Присадила пером ево писать,    Письмо Василью в наук пошло;    Отдавала петью́ учить церковному,    Петьё Василью в наук пошло.    А и нет у нас такова́ певца́    Во славном Нове-городе    Супротив Василья Буслаева.    Поводился ведь Васька Буслаевич    Со пьяницы, со безумницы,    С веселыми удалами добрыми молодцы,30 Допьяна уже стал напиватися,    А и ходя в городе, уродует:    Которова возьмет он за руку, -    Из плеча тому руку выдернет;    Которова заденет за ногу, -    То из гузна ногу выломит;    Которова хватит поперек хребта, -    Тот кричит-ревет, окарачь ползет;    Пошла-та жалоба великая.    А и мужики новогородския,40 Посадския, богатыя,    Приносили жалобу оне великую    Матерой вдове Амелфе Тимофевне    На тово на Василья Буслаева.    А и мать-та стала ево журить-бранить,    Журить-бранить, ево на ум учить.    Журьба Ваське не взлюбилася,    Пошел он, Васька, во высок терем,    Садился Васька на ременчетой стул,    Писал ерлыки скоропищеты,50 О[т] мудрости слово поставлено:    «Кто хощет пить и есть из готовова,    Валися к Ваське на широкой двор,    Тот пей и ешь готовое    И носи платье розноцветное!».    Россылал те ерлыки со слугой своей    На те вулицы широкия    И на те частыя переулачки.    В то же время поставил Васька чан середи двора,    Наливал чан полон зелена вина,60 Опущал он чару в полтара ведра.    Во славном было во Нове́-граде́,    Грамоты люди шли прочитали,    Те ерлыки скоропищеты,    Пошли ко Ваське на широкой двор,    К тому чану зелену вину.    Вначале был Костя Новоторженин,    Пришел он, Костя, на широкой двор,    Василей тут ево опробовал:    Стал ево бити червленым вязом,70 В половине было налито    Тяжела свинцу чебурацкова,    Весом тот вяз был во двенадцать пуд;    А бьет он Костью по буйной голове,    Стоит тут Костя не шевел(ь)нится,    И на буйной голове кудри не тряхнутся.    Говорил Василей сын Буслаевич:    «Гой еси ты, Костя Новоторженин,    А и будь ты мне назва́ной брат    И паче мне брата родимова!».80 А и мало время позамешкавши,    Пришли два брата боярченка,    Лука и Мосей, дети боярские,    Пришли ко Ваське на широкой двор.    Молоды Василей сын Буслаевич    Тем молодцам стал радошен и веселешонек.    Пришли тут мужики Залешена,    И не смел Василей показатися к ним,    Еще тут пришло семь брато́в Сбродо́вичи,    Собиралися-соходилися90 Тридцать молодцов без единова,    Он сам, Василей, тридцатой || стал.    Какой зайдет – убьют ево,    Убьют ево, за ворота бросят.    Послышел Васинька Буслаевич    У мужиков новгородскиех    Канун варен, пива яшныя, -    Пошел Василей со дружинею,    Пришел во братшину в Никол(ь)шину:    «Не малу мы тебе сып платим:100 За всякова брата по пяти рублев!».    А за себе Василей дает пятьдесят рублев,    А и тот-та староста церковной    Принимал их во братшину в Никол(ь)шину,    А и зачали оне тут канун варен пить,    А и те-та пива ячныя.    Молоды Василей сын Буслаевич    Бросился на царев кабак    Со своею дружиною хорабраю,    Напилися оне тут зелена вина110 И пришли во братшину в Никол(ь)шину.    А и будет день ко вечеру,    От малова до старова    Начали уж ребята боротися,    А в ином кругу в кулаки битися;    От тое борьбы от ребячия,    От тово бою от кулачнова    Началася драка великая.    Молоды Василей стал драку разнимать,    А иной дурак зашел с носка,120 Ево по уху оплел,    А и тут Василей закричал громким голосом:    «Гой еси ты, Костя Новоторженин    И Лука, Моисей, дети боярския,    Уже Ваську меня бьют!».    Поскокали удалы добры молодцы,    Скоро оне улицу очистели,    Прибили уже много до́ смерти,    Вдвое-втрое перековеркали,    Руки, ноги переламали, -130 Кричат-ревут мужики посадския.    Говорит тут Василей Буслаевич:    «Гой еси вы, мужики новогородския,    Бьюсь с вами о велик заклад:    Напущаюсь я на весь Нов-город битися-дратися    Со всею дружиною хоробраю —    Тако вы мене с дружиною побьете Новым-городом,    Буду вам платить дани-выходы по смерть свою,    На всякой год по́ три тысячи;    А буде же я вас побью и вы мне покоритися,140 То вам платить мне такову же дань!».    И в том-та договору руки оне подписали.    Началась у них драка-бой великая,    А и мужики новгородския    И все купцы богатыя,    Все оне вместе сходилися,    На млада Васютку напущалися,    И дерутся оне день до вечера.    Молоды Василей сын Буслаевич    Со своею дружиною хороброю150 Прибили оне во Наве́-граде́,    Прибили уже много до́ смерте.    А и мужики новгородские догадалися,    Пошли оне с дорогими подарки    К матерой вдове Амелфе Тимофевне:    «Матера вдова Амелфа Тимофевна!    Прими || у нас дороги подарочки,    Уйми свое чадо милоя    Василья Буславича!».    Матера вдова Амелфа Тимофевна160 Принимала у них дороги подарочки,    Посылала девушку-чернавушку    По тово Василья Буслаева.    Прибежала девушка-чернавушка,    Сохватала Ваську во белы́ руки́,    Потащила к матушке родимыя.    Притащила Ваську на широкой двор,    А и та старуха неразмышлена    Посадила в погребы глубокия    Молода Василья Буслаева,170 Затворяла дверьми железными,    Запирала замки булатными.    А ево дружина хоробрая    Со темя́ мужики новгородскими    Дерутся-бьются день до вечера.    А и та-та девушка-чернавушка    На Вольх-реку ходила по воду,    А [в]змолятся ей тут добры молодцы:    «Гой еси ты, девушка-чернавушка!    Не подай нас у дела у ратнова,180 У тово часу смертнова!».    И тут девушка-чернавушка    Бросала она ведро кленовоя,    Брала коромысла кипарисова,    Коромыслом тем стала она помахивати    По тем мужикам новогородскием,    Прибила уж много до́ смерте.    И тут девка запыша́лася,    Побежала ко Василью Буслаеву,    Срывала замки булатныя,190 Отворяла двери железные:    «А и спишь ли, Василей, или так лежишь?    Твою дружину хоробраю    Мужики новогородския    Всех прибили-переранили,    Булавами буйны головы пробиваны».    Ото сна Василей пробужается,    Он выскочил на широкой двор,    Не попала палица железная,    Что попала ему ось тележная,200 Побежал Василей по Нову-городу,    По тем по широким улицам.    Стоит тут старец-пилигримишша,    На могучих плечах держит колокол,    А весом тот колокол во триста пуд,    Кричит тот старец-пилигримишша:    «А стой ты, Васька, не попорхивай,    Молоды глуздырь, не полетывай!    Из Волхова воды не выпити,    Во Нове́-граде людей не выбити;210 Есть молодцов сопротив тебе,    Стоим мы, молодцы, не хвастаем!».    Говорил Василей таково слово:    «А и гой еси, старец-пилигримишша,    А и бился я о велик заклад    Со мужики новгородскими,    Апричь почес(т)нова мона́стыря,    Опричь тебе, старца-пилигримишша,    Во задор войду – тебе убью!».    Ударил он старца во колокол220 А и той-та осью тележную, -    Начается старец, не шевелнится,    Заглянул он, Василей, старца под колоколом —    А и во лбе глаз уж веку нету.    Пошел Василей по Волх-реке,    А идет Василей по Волх-реке,    По тои Волховой по улице,    Завидели добрыя молодцы,    А ево дружина хоробра    Молода Василья || Буслаева:230 У ясных соколов крылья отросли,    У их-та, молодцов, думушки прибыло.    Молоды Василей Буслаевич    Пришел-та молодцам на выручку.    Со темя́ мужики новогородскими    Он дерется-бьется день до вечера,    А уж мужики покорилися,    Покорилися и помирилися,    Понесли оне записи крепкия    К матерой вдове Амелфе Тимофевне,240 Насыпали чашу чистова се́ребра,    А другую чашу краснова зо́лота,    Пришли ко двору дворянскому,    Бьют челом-поклоняются:    «А сударыня матушка!    Принимай ты дороги подарочки,    А уйми свое чадо милая,    Молода Василья со дружиною!    А и рады мы платить    На всякой год по три тысячи,250 На всякой год будем тебе носить    С хлебников по хлебику,    С калачников по калачику,    С молодиц повенешное,    С девиц повалешное,    Со всех людей со ремесленых,    Опричь попов и дьяконов».    Втапоры матера вдова Амелфа Тимофевна    Посылала девушка-чернавушка    Привести Василья со дружиною.260 Пошла та девушка-чернавушка,    Бежавши-та девка запыша́лася,    Нельзя пройти девки по улице:    Что полтеи́ по улице валяются    Тех мужиков новогородскиех.    Прибежала девушка-чернавушка,    Сохватала Василья за белы руки,    А стала ему россказавати:    «Мужики пришли новогородския,    Принесли оне дороги подарочки,270 И принесли записи заручныя    Ко твоей сударыне матушке,    К матерой вдове Амелфе Тимофевне».    Повела девка Василья со дружиною    На тот на широкий двор,    Привела-та их к зелену вину,    А сели оне, молодцы, во единой круг,    Выпили ведь по чарочке зелена вина    Со тово урасу молодецкова    От мужиков новгородских.280 Скричат тут робята зычным голосом:    «У мота и у пьяницы,    У млада Васютки Буславича,    Не упита, не уедено,    В кра́сне хо́рошо не ухо́жено,    А цветнова платья не уно́шено,    А увечье на век зале́зено!».    И повел их Василей обедати    К матерой вдове Амелфе Тимофеевне.    Втапоры мужики новогородския290 Приносили Василью подарочки    Вдруг сто тысячей,    И затем у них мирова́ пошла́,    А и мужики новогородския    Покорилися и сами поклонилися.