Привет, красавица

Интересно, как Уильям воспримет их маленький дом, втиснутый в ряд однотипных приземистых кирпичных зданий на Восемнадцатой улице? Семья Падавано обитала в Пльзене, рабочем районе, полном иммигрантов. Здесь стены домов были расписаны яркими граффити, а в супермаркете испанская и польская речь звучали не реже английской. Джулия боялась, что и район, и сам дом покажутся гостю захудалыми. Кушетка с пестрой обивкой, затянутая пленкой. Деревянное распятие на стене. Обрамленные иконки святых женского пола возле обеденного стола. Чем-нибудь расстроенная, мать Джулии устремляла взор на лики мучениц и вслух перечисляла всех поименно, словно умоляя их оградить семейство от бед. Аделаида, Агнесса Римская, Екатерина Сиенская, Клара Ассизская, Бригитта Ирландская, Мария Магдалина, Филомена, Тереза Авильская, Мария Горетти. Все четыре девочки Падавано могли отчеканить эти имена не хуже молитвы. Обычно ни один семейный обед не завершался без отцовской декламации стихов или материнского перечня святых.

Джулия поежилась. Она вышла без пальто, хотя термометр показывал всего плюс пять, но чикагцы признавали холодом только значения ниже нулевой отметки.

– Он мне нравится, – сказала Джулия в спину матери.

– Парень не пьяница?

– Нет. Он спортсмен, баскетболист. И отличник. Специализируется в истории.

– Значит, умный, как ты?

Джулия задумалась. Бесспорно, Уильям был умен. Голова у него работала. Вопросы его говорили о том, что он хочет понять Джулию. Однако ум его не выражался в твердых мнениях. Любознательный и сомневающийся, Уильям был податлив. Несколько раз он вместе с Джулией занимался в библиотеке имени Руди Лозано, находившейся неподалеку от дома Падавано. Библиотеку, в которой работала Сильвия, окрестные жители использовали как место встреч, но для Уильяма занятия в ней означали позднее возвращение – целый час пешком. При составлении планов на выходные он говорил: «Сделаем, как ты хочешь, у тебя всегда прекрасные идеи».

До недавнего посещения баскетбольного матча Джулия никогда не задумывалась о «разуме тела», и ее поразило, насколько волнующим зрелищем оказалась игра. Уильям предстал совершенно иным – он отдавал команды партнерам, он, рослый и крепкий, служил мощной преградой на пути соперников к кольцу. Джулия не интересовалась баскетболом и не знала правил, но прыжки и пробежки красивого парня были полны такой устремленной чувственности, что она поймала себя на мысли «С ним – да».

– Он надежный, – сказала Джулия. – И серьезно относится к жизни, как и я.

Мать выпрямилась. Стороннего наблюдателя ее вид позабавил бы, но Джулия уже привыкла к такому наряду. Для возни в огороде Роза облачалась в слегка переделанную форму бейсбольного кетчера и темно-синее сомбреро. Все это она отыскала на помойке. В их квартале жили сплошь итальянцы, но соседние улицы заполонили семьи мексиканцев, и после очередного празднования Синко де Майо Роза выудила сомбреро из чьего-то мусорного бака. Снаряжение кетчера она раздобыла после того, как соседа Фрэнка Чеккони, подсевшего на наркотики, поперли из школьной бейсбольной команды. В огромных ножных щитках и нагруднике, к которому она пришила карманы для садовых инструментов, Роза выглядела готовой к игре, вот только неясно какой.

– Стало быть, он не умнее тебя. – Она сняла шляпу и пригладила волосы, кудрявые, как у дочерей, но уже отмеченные сединой.

Роза выглядела куда старше своего возраста и давно отменила всякие празднования своих дней рождения, объявив личную войну течению времени. Она посмотрела на грядки. Неубранными остались только картофель и лук, теперь главной заботой стала подготовка огорода к зиме. Тут засевался каждый клочок земли, кроме узкой тропки, в конце которой притулилось к ограде белое изваяние Девы Марии. Роза вздохнула:

– Наверное, оно и к лучшему. Я-то в тысячу раз умнее вашего отца.

«Умный» – коварное слово, подумала Джулия. Чем измерить ум, если никто из ее родителей не учился в колледже? Однако мать была права. Джулия видела фото, где в начале их совместной жизни Роза, красивая, элегантная, веселая, вместе с Чарли позирует на фоне этого самого огорода, но в конечном счете она, смирившись, облачилась в свое огорчительное супружество, как вот в этот нелепый наряд для возни на грядках. Все ее неимоверные усилия направить мужа на путь успешности и финансовой стабильности окончились провалом. Теперь вотчиной отца был дом, а убежищем Розы – огород.

Небо потемнело, воздух сделался еще холоднее. С наступлением холодов окрестность затихнет, однако нынче она гомонила, будто стараясь выговориться напоследок, – отдаленный детский ор и смех, щебет старой миссис Чеккони в саду, троекратный чих мотоцикла, прежде чем заведется мотор.

– Наверное, пора в дом, – сказала Роза. – Тебя не смущает одеяние твоей старой матушки?

– Ничуть.

Джулия знала, что все внимание Уильяма будет отдано ей. Она обожала его полный надежды взгляд, точно у шкипера, высматривающего безопасную гавань. Уильям вырос в хорошем доме, у него были деятельный отец, большая лужайка и своя комната. Он явно знал, что такое благополучие, и было несказанно приятно от того, что он видит возможность вновь его обрести рядом с Джулией.

Роза пыталась создать прочную жизнь, но Чарли отлынивал либо крушил возводимое ею строение. Еще не закончив первый разговор с Уильямом, Джулия решила, что он – ее мужчина. В нем было все, что она искала, и потом, он ей просто нравился. Увидев его, она улыбалась и ужасно любила, когда он брал ее маленькую руку в свои большие ладони. Они станут отличной командой – Уильям, изведавший жизнь, к которой стремилась Джулия, направит ее неиссякаемую энергию в строительстве их совместного будущего. Когда они поженятся и обустроят свой дом, Джулия поможет родным. Крепкая основа ее семьи выдержит всех.

Она едва не рассмеялась, увидев, с каким облегчением Уильям воспринял ее появление в гостиной. Он сидел на скрипучей кушетке рядом с Чарли, который обхватил его за плечи. Цецилия развалилась поперек старого красного кресла, Эмелин поправляла прическу, глядя в настенное зеркало возле входной двери.

– У тебя великолепный нос, Уильям, – серьезно произнесла Цецилия.

– Кхм… спасибо, – растерянно поблагодарил Уильям.

– Не обращай внимания, это в ней говорит художник, – усмехнулась Джулия.

Цецилия занималась в школьной изостудии и во всем видела материал для своих будущих работ. Как-то раз Джулия, заинтригованная невероятно сосредоточенным видом сестры, спросила, о чем она задумалась, и та ответила: «О пурпурном цвете».

– У тебя и вправду красивый нос, – вежливо сказала Эмелин, заметив, что Уильям покраснел, и желая его ободрить. Она чутко улавливала эмоциональный настрой любой компании и стремилась, чтобы всем было уютно и хорошо.

– Он не знает ни строчки из Уитмена, представляешь? – возвестил Чарли. – Парень очень вовремя к нам попал. Я бросил ему спасательный круг в виде пары четверостиший.

– Уитмена не знает никто, кроме тебя, папа, – сказала Цецилия.

Для Джулии незнакомство Уильяма с творчеством Уолта Уитмена стало лишним подтверждением того, что он иной, нежели ее отец. По голосу родителя было ясно, что он навеселе, но еще не пьян. Чарли держал в руке стакан, наполовину заполненный тающими кубиками льда.

– В библиотеке я могу отложить для тебя «Листья травы», если хочешь, – предложила Сильвия. – Почитать стоит.

Джулия не сразу заметила сестру, стоявшую в проеме кухонной двери. Видимо, Сильвия только что вернулась с работы, ярко-красные губы свидетельствовали, что она целовалась с кем-то из своих ухажеров, укрывшись за книжными стеллажами. Сильвия оканчивала школу и все свободное время работала в библиотеке, чтобы накопить деньги на двухгодичный муниципальный колледж. В отличие от Джулии, она не могла рассчитывать на академическую стипендию, поскольку не обладала ее упорством. Отличница в интересовавших ее предметах, по всем остальным Сильвия имела сплошные тройки. А вот напористость Джулии была этакой газонокосилкой, которой она обработала лужайку школы, держа на прицеле очередной участок.

– Спасибо, – сказал Уильям. – К сожалению, я мало знаком с поэзией вообще.

Джулия знала, что он не обратит внимания на распухшие губы ее сестры, а если и заметит, то не догадается о причине. Сильвия была ей ближе других сестер, но только она порою ставила ее в тупик, лишая дара речи. Всегдашним и единственным увлечением Сильвии было чтение, она поглотила уйму романов, выудив из них для себя цель жизни: найти большую любовь, какая встречается раз в сто лет. Мечта детская, но до сих пор Сильвия держалась за нее обеими руками. Каждый божий день она высматривала его, свою родственную душу. А в библиотеке обжималась с парнями, практикуясь для встречи с любовью.

– Это же нехорошо, – увещевала ее Джулия, когда, погасив свет, они укладывались в кровати, стоящие рядом. – И потом, любовь, которую ты ищешь, выдумка. Главная мысль всех этих книг – «Грозовой перевал», «Джейн Эйр», «Анна Каренина» – в том, что страсть – разрушительная сила. Это же сплошь трагедии, Сильвия. Задумайся: все эти романы заканчиваются безысходностью или смертью.

– Суть не в трагедии, – вздыхала сестра. – Мы и сегодня читаем эти книги, потому что история любви так истинна и безмерна, что от нее нельзя отвернуться. И страсть не уничтожает, она, я бы сказала, обогащает. Если мне посчастливится изведать такую любовь… – Сильвия умолкала, не в силах облечь в слова всю грандиозность этого.

Сейчас, глядя на ее распухшие губы, Джулия покачала головой, уверенная, что подобная мечта непременно выйдет боком. Сестра слишком уж зашорена своими иллюзиями. Дело кончится тем, что она прослывет шалавой, а потом выйдет за красавца-неудачника, ибо он смотрел на нее совсем как Хитклифф.

Эмелин сообщила о своем классном руководителе, которому назначили испытательный срок за курение марихуаны.

– Он очень честный. Рассказал нам, как попался, и все такое. Я переживаю, что своей откровенностью он накличет на себя что-то похуже. По-моему, он не знает правил взрослой жизни – о чем говорить и о чем помалкивать. Так и хочется его остеречь: тсс!

– И заодно посоветуй ему завязать с травкой, – сказала Цецилия.

– Не пора ли нам за стол? – Роза успела привести себя в порядок и переодеться в нарядное домашнее платье. – Очень рада познакомиться, Уильям. Ты любишь красное вино?

Уильям встал с кушетки, выпрямился во весь рост и кивнул.

– Здравствуйте, мэм.

– Пресвятая Богоматерь! – Глядя на него, Роза запрокинула голову. Сама она еле дотягивала до пяти футов. – Джулия, что ж ты не предупредила, что он великан?

– Дивный парень, правда? – воскликнул Чарли. – Сумел обтесать острые края нашей Джулии, что я считал абсолютно невозможным. Посмотри, как она улыбается!

– Папа! – возмутилась Джулия.

– На какой позиции играешь? – спросил Чарли.

– Маленького форварда.

– Ха! Если ты маленький, не хотел бы я встретиться с большим!

– Интересно, как объяснить подобный рост с точки зрения эволюции? – вопросила Сильвия. – Разве нам нужны дозорные, которые через крепостные стены заметят приближение врага?

Все рассмеялись, включая Уильяма, но Джулии показалось, что он слегка задет этим обсуждением. Она подошла к нему и прошептала:

– Достали мы тебя?

Уильям нежно стиснул ей руку, что читалось знаком «и да и нет».

Обед был невкусный. Несмотря на свои огородные удачи, Роза терпеть не могла готовку и через силу стряпала по очереди с дочерьми. Кроме того, ее отменные овощи предназначались не для стола, а на продажу – каждые выходные близняшки торговали ими на рынке богатого пригорода. Нынче кухаркой была Эмелин, что означало блюда из замороженных полуфабрикатов. Право выбора предоставили гостю, Уильям высказался в пользу индейки, которую ему подали на лотке с отделениями для пюре, горошка и клюквенной подливки. Члены семейства беспечно последовали его примеру и приступили к трапезе. В меню еще значились рогалики, также разогретые в духовке. Их встретили с изрядным энтузиазмом и смели за десять минут.

– В детстве мама кормила меня такими же обедами, – сказал Уильям. – Спасибо вам за приятное воспоминание.

– Я рада, что ты не обескуражен нашим угощением, – ответила Роза. – Позволь узнать, ты воспитан католиком?

– Я окончил бостонскую католическую школу.

– В профессиональном плане пойдешь по стопам отца? – осведомился Чарли.

Вопрос этот удивил Джулию и насторожил ее сестер. Чарли никогда не говорил о работе и никого не спрашивал о сфере деятельности. Свою работу на бумажной фабрике он ненавидел. По словам Розы, мужа ее не увольняли только потому, что предприятием владел его друг детства. Чарли постоянно твердил дочерям, что не работа создает личность.

«А что создает твою личность, папа?» – однажды спросила Эмелин, в очередной раз услышав эту сентенцию. Вопрос был задан нежным тоном дочки, которую в семье считали самой искренней и ласковой.

«Твоя улыбка, – сказал Чарли. – Ночное небо. Цветущий кизил в палисаднике миссис Чеккони».

Джулия, свидетель того разговора, подумала: «Чепуха все это. И бесполезно для мамы, которая каждую неделю стирает чужое белье, чтобы оплатить счета».

Наверное, Чарли пытался поддержать беседу, какую, по его мнению, другие отцы вели бы с приятелями своих дочерей. Задав вопрос, он осушил стакан и вновь потянулся за бутылкой.

«Папа-то выглядел испуганным, – позже скажет Сильвия, когда они с Джулией улягутся и погасят свет. – Раньше ты слышала от мамы слово ”обескуражен”? Она так не разговаривает. Они оба выставлялись перед Уильямом».

– Нет, сэр, – ответил Уильям. – Отец занимается бухгалтерией, а я…

Он замешкался, и Джулия подумала: «Ему трудно, потому что он не знает ответа. У него вообще нет ответов». По спине ее пробежал холодок удовольствия, ибо она по части ответов была докой. Едва научившись говорить, Джулия уже командовала сестрами, указывала на возникшие проблемы и подсказывала пути их решения. Порой девочки злились, однако признавали ценность того, что в доме имеется свой «спец по устранению неполадок». То одна, то другая прибегала к ней и робко говорила: «Джулия, у меня проблема». Речь шла о мальчике, строгом учителе или потере монисто, взятого поносить. Джулия загоралась и, потирая руки, намечала план действий.

– Если ничего не выйдет с баскетболом, я, вероятно… – Уильям осекся, вид у него был такой же растерянный, как у Чарли минуту назад; он завис – будто в надежде, что концовка фразы чудодейственно возникнет сама.

– Вероятно, станешь преподавателем, – пришла на помощь Джулия.

– Здорово! – одобрила Эмелин. – Тут неподалеку живет один симпатичный преподаватель, за ним женщины ходят табуном. У него такие классные пиджаки.

– И что он преподает? – спросила Сильвия.

– Не знаю. Какая разница?

– Большая.

– Преподаватель! – произнес Чарли таким тоном, словно речь шла об астронавте или президенте Соединенных Штатов. Жена его всегда мечтала об учебе, но образование ее закончилось на средней школе, а сам он бросил колледж после рождения Джулии. – Это что-то с чем-то.

Уильям кинул на Джулию взгляд, в котором сквозили благодарность и что-то еще, застольная беседа потекла дальше.

Вечером, когда вдвоем они вышли прогуляться, Уильям спросил:

– С чего ты взяла, что я буду преподавать?

У Джулии запылали щеки.

– Я хотела помочь, а Кент сказал, ты пишешь книгу по истории баскетбола.

– Вон оно что. – Уильям даже не заметил, как выпустил ее руку из своей ладони. – Это всего лишь наброски. Я даже не уверен, станут ли они книгой. Еще неизвестно, во что это выльется.

– Все равно это круто. Я не знаю другого такого студента, который в свободное время пишет книгу. Это очень серьезно, вполне в духе будущего профессора.

Уильям пожал плечами, но идея в него явно проникла.

Джулия шагала в тени высоченного Уильяма. Мужчина, только еще юный. Пльзень притих под темно-синим небом. Уильям и Джулия вошли в проулок. Правее виднелся шпиль церкви Святого Прокопия, в которую семья Падавано ходила на воскресные службы. Джулия представила младшую сестру, которая, укрывшись за стеллажом с научной фантастикой, целуется, не обращая внимания на резкий свет потолочных ламп. Она взяла Уильяма за лацканы пиджака и потянула к себе: пригнись.

Он понял и нагнулся. Его губы встретились с ее губами, нежными, теплыми, и они прижались друг к другу в центре улицы, в центре своей любви, в центре Пльзеня. Джулии понравилось целоваться с Уильямом. До него она целовалась лишь с парой мальчиков, которые подходили к поцелую так, будто раздался стартовый выстрел перед спринтом. Финишной чертой предполагался, видимо, секс, но ни один из мальчишек и не надеялся зайти столь далеко и лишь старался одолеть максимум дистанции, прежде чем Джулия отменит гонку. Поцелуй в щеку, поцелуй в губы, быстро переходящий во французский поцелуй, а затем мальчик ощупывал ее грудь, словно пытался определить размер. Джулия никому не позволяла продвинуться дальше, но вся эта процедура была такой напряженной, что оставляла впечатление чего-то мокрого и ненужного. С Уильямом было иначе. Его поцелуй был медленный и совсем не напоминал гонку, что помогло Джулии расслабиться. Она чувствовала себя в полной безопасности, все ее тело отозвалось на поцелуй, и она нежно прижалась к Уильяму. Впервые она сама хотела большего. Она желала его. Но вот их губы разъединились, и Джулия, уткнувшись в грудь Уильяму, прошептала:

– Я хочу выбраться отсюда.

– В смысле? Из родительского дома?

– И вообще из этого района. После колледжа, когда… – Джулия помешкала, – начнется моя настоящая жизнь. Здесь этого не будет, ты же видел мою семью. Тут завязнешь. – Она представила землю в их огороде, богатую перегноем, на ощупь жирную, и, будто испачкавшись, отерла ладонь о рукав Уильяма. – В Чикаго есть районы гораздо лучше. Там совершенно другой мир. А ты, наверное, вернешься в Бостон?

– Мне нравится здесь, – сказал Уильям. – И семья твоя понравилась.

Джулия поймала себя на том, что затаила дыхание, ожидая его ответа. Она решила связать с ним свою жизнь, но не была вполне уверена, что у него такие же планы, хоть на это и надеялась.

– Я тоже их люблю, однако не хочу в них превратиться.

Когда поздно вечером Джулия прокралась в их с Сильвией маленькую спальню, там ее поджидали все сестры, облаченные в ночные рубашки. Они встретили ее торжествующими улыбками.

– Чего вы? – шепотом спросила Джулия и, не сдержавшись, улыбнулась сама.

– Ты влюбилась! – прошептала Эмелин.

Девчонки праздновали грандиозное событие: старшая сестра первой отдала свое сердце мужчине. Вся троица сгрудилась на ее кровати. Они это делали бессчетно и, даже повзрослев, исхитрялись так уложить руки-ноги, чтоб поместиться всем.

Рассмеявшись, Джулия зажала рот, дабы не услыхали родители. В объятьях сестер она вдруг почувствовала, как подступают слезы.

– Похоже, так, – призналась Джулия.

– Мы одобряем, – сказала Сильвия. – Он смотрит на тебя благоговейно, но ты и впрямь богиня.

– А мне нравится цвет его глаз, – поделилась Цецилия. – Необычный оттенок голубого. Я напишу его портрет.

– Но это не та любовь, о какой мечтаешь ты, Сильвия. – Джулия решила внести ясность. – У нас разумная любовь.

– Конечно, ты же у нас умница-разумница. – Сестра поцеловала ее в щеку. – И мы очень рады за тебя.

Уильям сделал ей предложение, когда они были на третьем курсе. Таков был план – план Джулии. Они поженятся после завершения учебы. Прослушав увлекательный курс организационной психологии, Джулия поменяла специализацию с гуманитарной на экономическую. Она узнала о сложной механике бизнеса, о том, что он сводится к комплексу из мотиваций и действий. Что если одна из этих частей выйдет из строя, то сломается вся компания. Профессор Купер, ее наставник, консультировал компании, помогал организовывать рабочий процесс «экономично» и «эффективно». На каникулах перед последним курсом Джулия работала с ним – вела документацию, чертила деловые графики градостроительного проекта. Родные посмеивались над ее темно-синими жакетом с юбкой и туфлями в тон, но ей нравилось входить в кондиционированную прохладу офиса, где все одевались так, что было сразу ясно – тут относятся серьезно и к себе, и к работе, ей нравились даже облака сигаретного дыма в женском туалете. Мужчины полностью соответствовали ее представлению о том, как должны выглядеть мужчины, и потому в подарок Уильяму на день рожденья она купила элегантную белую рубашку с воротничком на пуговках. На Рождество она собиралась надеть вельветовый пиджак. Уильям решил последовать ее совету и стать преподавателем истории. Джулия любовалась изящностью своего плана: помолвка этим летом, а следующим – свадьба и поступление Уильяма в аспирантуру. Вот и настала жизнь здесь и сейчас, а не где-то вдалеке. Все детство она ждала этого момента, о котором возвестят колокола взрослости.

Свое последнее студенческое лето Уильям проводил на тренировочных сборах, и в конце дня Джулия часто его навещала, чтобы вместе поужинать. Иногда во дворе она сталкивалась с Кентом, который, закончив тренировку раньше, спешил на работу в университетском медпункте. Он нравился Джулии, и все же с ним было как-то неуютно. Похоже, их жизненные ритмы были настолько не согласованы, что оба говорили одновременно – например, стоило Уильяму что-нибудь сказать, как Джулия и Кент тотчас, перебивая друг друга, ему отвечали. Однако Джулия уважала стремление Кента получить медицинское образование и считала, что он хорошо влияет на Уильяма. Ощущение дискомфорта возникало у нее еще и потому, что она старалась понравиться Кенту, но не знала, удается ли. В его обществе Джулия перебирала в голове возможные темы беседы, которые позволят ей чувствовать твердую почву под ногами.

– Привет, генерал, – поздоровался Кент, встретив ее однажды вечером. – Я слышал, ты горишь в корпоративном мире.

– Не называй меня так, – сказала Джулия, но тут же улыбнулась. Обижаться на Кента было невозможно, тон его и добродушная улыбка просто не позволяли этого. – Как там баскетбол?

– Прекрасно, – произнес Кент в той же манере, в какой Цецилия говорила о насыщенном пурпуре. – Сегодня наш парень в ударе. Приятно видеть, как он радуется лету.

Джулия уловила упрек, но не поняла, в чем виновата. Разве она не хочет, чтоб Уильям радовался?

Кент ушел, а Джулия, сев на скамью, покачала головой, досадуя, что ее задели слова этого парня. Потом достала из сумочки помаду и, глядя в зеркало пудреницы, подкрасила губы. В дверях спортзала показалась группа долговязых нескладных ребят, среди которых был и ее красивый жених. Недавно Джулия встретила знакомую, с которой на первом курсе посещала занятия по биологии, и та сказала: «Говорят, ты обручилась с тем высоким парнем, у которого красивые глаза? Он ужасно милый». По дороге в кафе Джулия крепко держала Уильяма за руку.

Уильям двигался замедленно и толком не мог поддержать беседу, пока не забросит в себя тысячу калорий, которые вернут краску его лицу. Джулия, напротив, сама не своя от волнения, говорила без умолку, рассказывая обо всех событиях дня.

– Профессор Купер сказал, что я природный решатель проблем.

– Он прав. – Уильям разрезал печеную картофелину вдоль, затем поперек и отправил четвертинку в рот.

– Я хотела спросить, продолжаешь ли ты свои записи. – Джулия усвоила, что от слова «книга» лучше воздерживаться. – Ты бы мог представить их как дипломную работу.

– С этим неразбериха. Совсем нет времени, вдобавок я все никак не соображу, как скомпоновать материал.

– Я бы охотно прочла твои заметки.

Уильям помотал головой.

Джулия едва не спросила: «А Кент читал?» – но сдержалась, опасаясь услышать «да». Ей было бы любопытно ознакомиться с книгой, чтобы понять, насколько она хороша и сможет ли способствовать карьерному росту автора.

– Теперь я буду выходить в стартовом составе, – сказал Уильям. – Тренер говорит, что у меня качественный скачок.

– Что значит – в стартовом?

– Буду начинать игру в составе лучшей пятерки. Скауты НБА меня увидят сразу.

– Здорово! А я стану болеть за тебя.

– Спасибо, – улыбнулся Уильям.

– Ты уже сказал родителям о нашей помолвке?

– Еще нет. – Уильям покачал головой. – Я знаю, сказать надо, только… – Он помолчал. – Не уверен, что им это интересно.

Джулия изобразила улыбку, чувствуя, какой натянутой она вышла. Уильям все откладывал разговор с родителями. Наверное, стыдился сообщить им, что сделал предложение девушке из бедной итальянской семьи. С его слов Джулия знала, что отец занимает внушительную должность, а потому мать может не работать. Вероятно, от своего единственного ребенка они ожидали высокого полета, но Уильям в этом не признается, а Джулия не выскажет своих тревог напрямую.

– Не глупи, они твои родители, – проговорила она сдавленным голосом, под стать ее вымученной улыбке.