скачать книгу бесплатно
Он был очень галантным человеком. И именно поэтому никак не мог управиться с собственной семьёй.
В большом и холодном здании его не пустили дальше приёмной. А потом отправили на другой конец города, на приём к незнакомому партийному функционеру, которого можно было опознать разве что по очкам в тяжёлой черепаховой оправе.
– Вы же понимаете, что мы не можем вас просто так отправить на прежнюю должность?? сказал незнакомец.? Господин Масая сидит пока крепко, и в парламенте у нас большинства нет.
– Неужели так много желающих управлять этими дикими землями?
– В ближайшее время, выполняя союзные обязательства, наша победоносная армия займёт Владивосток, северную часть острова Карафуто и самые рыбные участки возле устья Амура,? всё так же бесстрастно объяснял функционер,? Понятное дело, что такая такую прибыльную операцию не отдают в посторонние руки.
– Отправляйте мне туда, куда нужно партии,? ответил Садатаро,? и вы не разочаруетесь в результате!
Ему снова поручили какое-то крайне деликатное дело ? но на службу пока не вернули. Так что предстояло работать в частном порядке.
Под грохот скандалов жены он собрал чемоданы и отчалил на пароходе в далёкую угольную Маньчжурию, губернатором которой он так и не стал.
Сразу после новому году в особняк пришло известие, что Садатаро за дело взялся настолько всерьёз, что уже арестовали где-то на границе с Монголией. При себе у старого греховодника было 44 килограммом контрабандного опиума общей стоимостью примерно 12 000 йен.
– Нам конец,? сказал отец, когда узнал эту новость.
– Нет ещё,? ответила бабушка.
А Кимитакэ ничего не сказал. В 1919 году его ещё даже на свете не было.
Уже стареющего функционера спасло то же, что и когда-то погубило ? парламентские выборы. В феврале 1920 Партия защитников конституции победила на выборах и уже в октябре Садатаро внезапно возглавил столичное Бюро Железнодорожного транспорта.
Итак, дедушка Садатаро снова вернулся к управлению страной, причём служил теперь в столице. На какое-то время бабушка даже перестала скандалить, только хмыкнула: “Надолго ли?”.
Спустя две недели после его назначения проходил городской фестиваль. Городской транспорт отметился на фестивале целым каскадом аварий и жутким транспортным коллапсом. Рухнули два трамвайных моста вместе с воздушными шариками и транспарантами. Дешёвые конструкции, одобренные за взятки членами городского совета, избранными от Партии защитников конституции, не выдержали нагрузки.
И всё это ? на глазах у самого государя императора…
Садатаро, даже не дожидаясь конца рабочего дня, снова отправился к патрону. Пешком, потому что трамваи не ходили.
И опять оказался перед лицом неведомого функционера.
– Что мне делать?? спросил он.? Чего вы от меня хотите?
– Мы хотим, чтобы вы взяли вину на себя,? был ответ.
– А возможны какие-то варианты?
– Нет. Для этого вас и назначили ? чтобы было, кому взять вину на себя. Мы приняли это политическое решение, как только стало ясно, что техникой уже ничего не исправишь.
Садатаро подчинился, раскаялся и ушёл в отставку.
– Мне всего лишь пятьдесят восемь,? объяснял он бабушке,? вот увидишь, моя судьба ещё повернётся. Они не могут терять настолько ценных людей!
Похоже, партия и правда его не забыла. У них оставались и другие задания деликатного свойства. И теперь Садатаро чуть ли не каждый вечер и ночь пропадал в каких-то чудовищно злачных местах и вёл там сомнительные разговоры.
В январе 1921 года он ворвался в дом ближе к полуночи, отряхивая снег со шляпы и пустился в пляс прямо в прихожей.
– Что такое?? спросила сонная жена.
– Мы снова будем богаты! Я снова буду во власти! Я добыл! Я узнал! Ну, теперь всё!
– Нет ещё,? ответила жена и потопала спать.
20 февраля 1921 года Садатаро подал по всем правилам составленный доклад о заговорщиках, которые готовят покушение покушение на премьер-министра. И стал ждать, когда же бывший патрон оценит его старание и пригласит обратно во власть ? и пусть даже пошлёт руководить куда-нибудь в Осаку или на Кюсю, где ещё не слышали про его дела.
Увы, Садатаро опять перестарался. Его прогноз оказался слишком верным.
3 ноября покушение не просто случилось ? но внезапно увенчалась успехом. Усиленная охрана не помогла. Охранники ожидали снайпера или революционно настроенного студента с револьвером ? но прямо на Токийском вокзале премьер-министра заколол патриотически настроенный стрелочник, мечтавший повернуть локомотив истории на ультра-правую ветку.
Теперь у Садатаро не осталось покровителей ни в партии, ни в правительстве. Так что к моменту рождения внуков карьера бывшего губернатора Южного Сахалина лежала в руинах.
Но дедушка не унывал. Он по-прежнему принимал гостей из прежних партнёров и интересовался у бабушки, сколько стоит завести любовницу. Вспышки ярости, которые извергала побочная дочь благородных семейств, каждый раз доводили его до хохота.
Бабушку, однако, было не разжалобить юмором. Хоть и равнодушная к религии, она каждый раз напоминала непутёвому мужу, что даже где-то там в сутрах сказано: “То сейчас лижет сладкую росу, будет глотать железные шары”
Много позже, когда Кимитакэ уже исполнилось девять, отец появился в доме, решительно зашагал в дедушкину комнату и швырнул прямо на доску для сёги вечернюю газету. Там опять писали про дедушку. Семидесятилетний отставной губернатор опять ухитрился угодить под суд за очередные финансовые махинации.
– Вот видишь, сынок,? сказал на это дедушка, ласково улыбаясь,? на что-то твой старенький отец ещё способен.
Засадить его в тюрьму не смогли и на этот раз. А может, просто решили не возиться с этим вонючим стариком, который и так скоро помрёт от причин естественных. Пускай доживает!
И в конце концов ? разве не такие люди, как он, строили новую Японию после Реставрации Мэйдзи?
***
Кимитакэ уже было почти пятнадцать лет, он почти всё понимал и потому хорошо запомнил, что произошло.
К тому же, после смерти бабушки между ним и стариком стало ещё больше доверия ? хотя мать, отец и братья теперь тоже перебралась в старый особняк, чтобы сэкономить и заодно не смущать Ассоциацию Соседей излишней роскошью. Слуг теперь осталось только трое, зато вместе с семьёй переехали оба кота.
Дедушка обожал толковать о вещах, которые возмущали отца ? как возмущает евнуха даже самая невинная песенка о любви.
Иногда он даже просил Кимитакэ показать что-нибудь из его работ ? “то, что сам считаешь лучшим”.
Он никак не комментировал увиденное. Просто какое-то время любовался работой, а потом возвращал. И почему-то это казалось лучшей похвалой.
Отец всю жизнь писал угловатым школьник почерком. Увлечение Кимитакэ он сдержанно одобрял, но постоянно его подначивал ? дескать, каждому полезно владеть каким-то ремеслом. Можно малевать вывески для публичных домов и раменных или писать за других рекомендательные письма для потенциальных работодателей. Ведь старомодные владельцы компаний до сих пор уверены, что характер работника можно определить по почерку.
Кимитакэ долго и бесплодно пытался объяснить отцу, что почерк и характер не могут связаны и что при должном упорстве можно освоить любой почерк, хоть классический, хоть неумелый. Причём неумелый подделать куда сложнее.
Отец в ответ возражал, что Кимитакэ не видит этого Например, ? хватит ли у кандидата хитрости нанять профессионального каллиграфа.
Дедушка, напротив, считал ненужные вещи проявлением подлинного аристократизма и высокой культуры. Потому что человек низкий жизнь проживает, а культурный ? стремится её украшать.
***
Это случилось душным, звенящим от напряжения летним вечером. Не помогала даже дверь, распахнутая в садик. Сам воздух пропитан был ужасом.
Много позже, сидя над дневником и вспоминая этот эпизод, Кимитакэ задумался ? точно ли воздух был пропитан ужасом или стал таким уже в воспоминании? Быть может, так и работает сильное потрясение ? словно чай, пролитый на страницу, он окрашивает в свой цвет испуга и прошлое, и будущее, так что мы начинаем вспоминать их совсем по-другому. На этом могут быть основаны легенды о вещих снах и тревожных предчувствиях ? ужасное происшествие просто окрашивало воспоминания несчастливого дня в свои краски.
И именно это объясняло, почему люди, несмотря на все предвестья бед, чуяли их ? но не делали ничего, чтобы предотвратить.
Письмо пришло с вечерней газетой. Газету дедушка просмотрел и отшвырнул ? он читал только те статьи, в которых упоминался он сам, и ещё роман с продолжаением на предпоследней странице. Но сейчас ему было не до литературы.
Вместе с газетой пришло письмо ? большая редкость в то время. На конверте из неожиданно дорогой и плотной для военных времён бумаги, стоял только адрес и имя, старательно выписанные в не очень популярном стиле чжанцао.
На почте конверт специально завернули в газету, чтобы не вызвать подозрений у излишне ретивых активистов Ассоциации Соседей.
Дедушка держал запечатанный конверт двумя пальцами и смотрел на него, как на величайшую драгоценность.
– Кто знает, внучек, может быть, это от женщины…? мечтательно произнёс он.
– От какой женщины?? спросил Кимитакэ.
– Сейчас вот узнаем. Пахнет,? Садотаро понюхал конверт,? почему-то глицинией.
Он нацепил пенсне и долго искал канцелярский нож ? потому что рвать такой прекрасный конверт было бы непристойно. В конце концов Кимитакэ не выдержал и сбегал за своим. Садотаро осторожно разрезал бок конверта, потом поднялся и подошёл к открытой двери, что вела в сад.
Почему-то все важные или хотя бы проникновенные письма хочется читать на пороге в сад, словно хэйянские аристократы, и чтобы луна выглядывала из-за чёрной вязи ветвей ? тем более, что как раз стояло роскошное полнолуние.
Он достал из конверта лист такой же изысканной рисовой бумаги. Обратная сторона была чистой. Развернул. В письме был написан один-единственный иероглиф.
Кимитакэ запомнил этот иероглиф на всю жизнь. Но не записал его в дневник и никогда никому не говорил, что это был за значок.
Поэтому мы не знаем, что именно там было.
Какое-то время старик просто озадаченно рассматривал бумагу.
А потом внезапно иероглиф ответил.
Он вздрогнул. А потом вдруг быстро, как язык лягушки, хватающей комара, вырвался из страницы и врезался старику под горло.
Садатаро захрипел, выронил конверт и листок, замахал руками, пытаясь удержать равновесие.
Но было слишком поздно.
Чернильная синева расползалась по горлу. Он захрипел, задыхаясь, взмахнул руками в последний раз и рухнул прямо на пороге.
Подёргался ещё. И утих.
А конверт и листок спланировали куда-то в ночной сад.
Это был тот самый случай, про какие говорят: утром – румянец на лице, а вечером – лишь белые кости.
Кимитакэ стоял и смотрел, охваченный ужасом. Он сразу догадался что произошло. И что дедушка уже мёртв, можно даже не проверять. И что конверт и оставшийся чистый листок скорее всего безопасны ? ведь письмо было адресовано старому Садатаро, а не всей его родне.
Хотелось убежать и спрятаться где-то в комнате, под одеяло, подальше от всех этих иероглифов и от наглой круглой луны, чт
Но мальчику всё же хватило мужества, чтобы дождаться у мёртвого тела, пока уляжется паника, и соберётся семья.
Только тогда огласить последнюю волю бывшего губернатора:
– Дедушка просил, чтобы на надгробье указали возраст в восемьдесят лет,? сообщил он отцу, когда вся семья собралась вокруг тела,? А не семьдесят девять, как на самом деле. Он заказал эпитафию заранее и не хочет, чтобы её пришлось переделывать.
Это было исполнено.
Разумеется, про смертоносный иероглиф Кимитакэ никому рассказывать не стал. Даже полиции ? тем более, что его толком и не спрашивали. Создавалось впечатление, что все только рады наконец отделаться от бывшего губернатора.
Писать об этом в дневник он тоже не стал, ограничился краткой пометкой. Не хотелось помещать на бумагу никаких подробностей. К тому же ? мало ли, кто прочитает.
В этом беда всех подлинных личных дневников. В минуты душевных бурь тебе точно не до записей. А в обычные дни ? не происходит ничего необычного.
А ведь именно этот случай подтолкнул Кимитакэ к изучению магической каллиграфии ? искусства настолько редкого, что одни исследователи считали его утраченным, а другие ? и вовсе несуществующим.
В тот вечер ценой своей жизни старый Садатаро показал ? каллиграфическая магия жива и работает. А значит, её можно изучить.
(Пусть даже учитель Курода не выдержал бы и одной чашки чая в обществе старого греховодника Садатаро)
Дальнейшее было делом усердия и смекалки…
***
Сбить Кимитакэ с выбранного пути не смогли ни пропажа учителя, ни даже смерть сестры полугодом позже.
И она сама не помнила, где и чего она не так выпила.
Он был возле её постели, когда состояние уже было полностью безнадёжно, ощущал кожей полыхание удушливого жара и судороги лихорадки, проклинал себя ? но понимал, что сейчас, в переполненной государственной больнице, он не может сделать ничего. Он не знал никакого чудодейственного спасительное средство. Конечно, он мог принести чернил и написать ей на суставах чудесные знаки, которые облегчили бы её страдания. Но он знал, что медсёстры всё равно их сотрут, а объяснить им, почему важно их сохранить, он не сможет.
Как же страшно умирать в государственной больнице, где ты ? всего лишь временный постоялец, а смерть заберёт тебя неизвестно когда! И где ты никому не можешь ничего объяснить.
Потому что у них есть инструкции, а ты просто проведать или умереть заглянул.
…Конечно, если не просто писать, а татуировать нужные знаки, то стереть их будет непросто ? но делать это слишком долго, да и не владел он искусством татуировки.
Душа болела, а желудок рвался при виде того, в каком состоянии оказалась. Если бы для её спасения было достаточно отрубить себе руку, как сделал это дровосек, который хотел стать учеником Бодхидхармы ? Кимитакэ согласился бы на это в тот же момент и ни на миг не усомнился в своём выборе, как не сомневаются в нём герои войны, когда погибают на смертельно опасном задании.
Но отрубание руки никак не могло помочь сестра. Не было вообще никакого способа ей помочь. И от этого положение сестры было особенно мучительным.
Она была вторым, после деда, по-настоящему близким членом семьи. Остальные словно играли роли, по примеру бабушкиных служанок.
И она умерла, стоило ему сомкнуть глаза, ? как ему показалось, он всего лишь моргнул, а когда открыл глаза, лицо в алых пятнах уже ничего не могло выражать.
Странно, но потом он не смог вспомнить ничего из разговоров с ней ? только в дневнике остались какие-то реплики, в основном пересказанные.
Сестра не давала советов, её талантом было поддерживать. Она обладала редкой способностью подстраиваться под собеседника в разговоре. Никогда не спорила, а вместо этого словно развивала услышанное. Так, что кто бы с ней не говорил, просто понимал, что он не один в этом мире с такими мыслями ? и от этого ему становилось теплей.
