скачать книгу бесплатно
За мостом – опять поля, уже картофельные, и домики хозпостроек с коническими бочками. На поле тарахтит и машет красными лопастями картофелеуборочный комбайн. К потному лицу липнет сухая трава.
– Откуда у тебя мой пропуск?– спросила Воробьёва.– Или нет, спрошу точнее. Откуда вообще взялся пропуск на моё имя?
– Это пропуск отца. А сверху лежит твоя ученическая карточка. Дежурный видит карточку, а автомат – пропуск. А так, по идее, тебе в зону А вообще нельзя,– я обернулся к Москалю-Ямамото,– Мне тоже можно иногда смошенничать, верно?
– Да, конечно,– отозвался Антон. Он шагал, как всегда, с руками в карманах. Тележки при нём не было.
– Я всё дома оставил,– пояснил он,– Пока порожняком прогуляюсь. Потом перетащу, когда всё уляжется.
– А комбайнёры здесь тоже по пропускам?– спросила Алина. В подвёрнутых штанах и соломенной шляпе она была похожа на романтически настроенную разбойницу из вестерна.
– Да, конечно. Это всё экспериментальные поля. Пытаются понять, как Башня действует на урожаи.
Научный центр имени Сумио Гото напоминал особняк старого миллионера из криминального фильма. Несколько домиков коричневого кирпича и с красными черепичными крышами обступили круглую башню центрифуги. Во дворике растёт декоративная сосна, словно со старинной гравюры.
Сегодня выходной. В сухой деревянной прихожей никого. Мы по привычке переоделись в бахилы и халаты.
Лаборатория расположилась в большой комнате под двускатной крышей. Безукоризненно белые шкафчики, с рукомойниками, словно на кухне из кулинарной утренней передачи. Мигает огоньками новенький синий автоклав, урчит в углу толстый холодильник, похожий на сейф, сверкают начищенные столы.
За стеклянной стеной – роскошный вид на Объект-104.
– Сугой! Менкой!
– Да, таких лабораторий даже в Саппоро мало,– значительно произносит Москаль-Ямамото,– Тут мы и начинали. Так сказать, на передовом фронте науки.
Алина подбежала к стенке, и прильнула к стеклу. Она жадно разглядывала окрестности.
Поле с деревянными домиками, а за ними поднимаются поросшие лесом холмы Снегозащитной Рощи с серебряной нитью Заграждения Б – их уже тогда называли Барсеткой. За холмами начинаются сизые пики горной гряды. На выходных там делают только необходимые работы, так что краны двигаются лениво, словно в дремоте. Можно было разглядеть и край серебряной эстакады, которая изгибается над вершиной и уходит в долину, а на ней – грушевидные каркасы пока недостроенных пунктов наблюдения.
– А куда уходит эта железная полоска?
– На военную базу. Туда даже по моему пропуску не пускают. Но со временем пустят,– я встал рядом,– Смотри, видишь эти каркасы? Там будут лаборатории. Если надо что-то проанализировать, образец поедет по ленте до Башни на специальной тележке. И назад тем же ходом. Сразу в десять раз быстрее экспериментировать.
Она обернулась и посмотрела на меня смеющимися глазами. И слова застряли у меня в горле. Я сразу словно забыл всё, что учил, планировал и думал.
Просто шагнул поближе и полуобнял её плечи, такие нежные и тонкие под майкой и халатом.
– Знаешь, Петя-кун, я хочу тебе что-то сказать…– и прыснула от собственного макаронизма.
Я кивнул и обнял её покрепче. Москаль-Ямамото фыркнул и демонстративно залез в шкафчик.
– Когда я сюда ехала, я думала, у вас тут совсем провинция. Живут в вечном ремонте, вода холодная, рис руками сажают… Знаешь…
Моё сердце подпрыгивало, как волан на бадминтонной ракетке.
– Я бы хотела здесь жить!
Я кивнул и поцеловал её в щёку. Он покраснела, отстранилась, но осталась в объятиях. Полуприкрытые губы хотели что-то сказать, но не могли подобрать слов.
…И тут завыла сирена.
5. Дети, записывайтесь в камикадзе!
4 августа 1999 года
Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо)
Западная часть острова, город Саппоро. Столица.
Я слишком увлёкся воспоминаниями о том ужасном летнем дне. И, наверно, минут через пять заметил, что поезд стоит как раз внутри новомодной громадины станции Саппоро.
Взял чемодан и вышел на тёмный от влаги перрон. Ощутимо накрапывал дождик. Я миновал не меньше двух десятков разноцветных пиццерий, суши-точек и пончиковых и вышел на парковку.
Посмотрел на часы. Они показывали только семь двадцать. У меня оставалось сорок минут, чтобы оказаться идти в загадочный ресторан Банкири.
Я сел в трамвай и поехал девятым маршрутом. На метро поучилось бы быстрее, но я не хотел спускаться под землю.
Вот и математический лицей Северное Сияние. Он стал лицеем только в семидесятых, по образцу советского колмогоровского проекта, поэтому внешне выглядел точно так же, как типовая послевоенная старшая школа по проекту Ивакуры – словно десяток белых бетонных блинов, которые сложили в стопку. Всё такое же облупленное крыльцо и уже пустой школьный двор. Никого, ничего.
Я понял, что ловить тут нечего. Учителя либо умерли, либо перевелись, либо вышли на пенсию. А какие остались, ничем мне не смогут помочь. Когда учился, думал, что буду приходить вести занятия и готовить новую смену. Но и это прошло. Сдавать экзамены их научат и без меня. А насчёт личного опыта, – что полезного я могу посоветовать? «Дети, записывайтесь в камикадзе»?
Смотреть тут было не на что. Я вернулся к остановке. На другой стороне улицы дожтдались трамвая примечательная парочка в знакомой форме лицеистов. Она была креолка, с высокими скулами и рыжим отливом волос. А он – чистокровным местным японцем. Досанко, как они гордо себя называют, в честь местной породы удивительно выносливых лошадок.
Он что-то ей увлечённо рассказывал, и так и норовил обнять за талию. А девочка внимательно слушала и каждый раз ловко отступала в сторону, так что он хватал только воздух. Игра была бы забавной, но парнишка не понимал, что с ним играют.
Да, здесь давно уже новые ученики. И у них свои влюблённости и трагедии.
Подкатил девятый трамвай. Я сел и вспомнил: семь лет назад метро сюда ещё не ходило.
Ровно в восемь я отодвинул бамбуковую дверь ресторана Банкири и вошёл в просторный зал, освещённый тёплыми жёлтыми лампами. Оформлено весьма презентабельное: лакированные стены, круглые карамельного оттенка столы и сплетёные из тростника плафоны на лампах. Японцы знают толк в таком скромном на вид, но очень действенном шике.
Я вышел на середину зала и задумался что делать дальше. В рестораны до этого вечера меня заносило редко, а если точнее, то никогда.
Подошёл приглаженный официант-японец. Он был удивительно похож на лицеиста с трамвайной остановки.
– Вам что-нибудь подсказать?
– Одна… знакомая рассказала, что у вас отличные крабы.
– Именно так. Мы предлагаем великолепных крабов, жареных и в супе.
– К сожалению, я не очень люблю морепродукты.
– Это не проблема. Мы сейчас попробуем вам что-нибудь подобрать. Где вы желаете…
– Петя-кун!
Моё сердце упало в желудок. Я сделал вид, что сохраняю спокойствие и медленно повернул голову.
Длинное облегающее платье чёрного шёлка с обнажёнными плечами и глубоким декольте явно шили на заказ. А брови подведены так тщательно, что словно нарисованы тушью.
Но рыжие кудри и серые глаза остались теми же самыми.
Никаких сомнений. За столиком сидела повзрослевшая Алина Воробьёва.
А с ней был мужчина. И, если бы я не помнил Алину, то он бы бросился мне в глаза первым.
Брюнет средних лет, с красивым мужественным лицом, в безукоризненном чёрном костюме и галстуке-бабочке из того же комплекта. Настоящий аристократ, которых в наше время не увидишь даже в кино.
– Этот человек будет ужинать с нами. Принесите ему меню,– Алина повернулась ко мне,– Давай, садись, заказывай и рассказывай.
Я опустился на мягкий стул с красной обивкой. И заметил, что справа от черноволосого стоял коктейльный бокал на тонкой ножке. Над прозрачной жидкостью лежала зубочистка с тремя зелёными маслинами.
– Я рад вас видеть,– сказал брюнет по-английски,– Эшенби, Джеймс Эшенби. Коммандер Военно-морского флота Соединённого Королевства Британии и Ирландии.
Я пожал ему руку.
– Пётр Шубин. Национальный институт теоретической геофизики. Научный работник,– я улыбнулся.
– Это значит, вы есть учёный?– спросил он по-русски с прежней улыбкой.
– Как говорил Ландау, учёными бывают собаки в цирке. А мы – научные работники.
– Мы вместе учились в Лицее,– сообщила по-английски Алина,– И уже тогда он был один из лучших. Вы же знаете, очень часто в такие школы идут дети богатых родителей, чтобы поступить на экономику или банковское дело. Но он был не такой. Он пришёл за знаниями. Я всегда знала, что он не изменит науке.
Эшенби слушал очень внимательно. Я никак не мог понять, что у него на уме.
Конечно, он птица высокого полёты, это и по манерам видно. Но ещё в лицее, с самого дня знакомства, я не сомневался, что Алина достойна любви британского аристократа или французского киноактёра, а не только лицеиста из Камифурано.
Смутило меня другое. Что, черт возьми, этот Джеймс Эшенби забыл на холодном и социалистическом острове? Чарующий Хоккайдо – не то место, куда англичанин поедет на медовый месяц.
Для любителей экзотики есть и более странные страны. Например, большая Япония. Для модных коммунистов – сталинские гостиницы Москвы и свежепостроенная роскошь Шанхая. Людям свободных взглядов – бордели Юго-Восточной Азии, где заказавшему пять девушек положен бонусный мальчик в подарок.
Но зачем ехать сюда? И как их вообще пропустили на остров? Документы можно подделать, фамилию сменить. Но лицо у неё то же самое, что в личном деле. И отпечатки пальцев, я уверен, тоже. Она даже причёску не поменяла.
Что здесь вообще происходит?
– А вы уже женаты?– спросил я. Чувствовал себя, конечно,глупо. Но ничего страшного. Молодому учёному такое простительно.
– Мы пока присматриваемся друг к другу,– Эшенден пригубил коктейль,– В таких делах не следует быть опрометчивым.
Принесли меню. Краболовка видела меня насквозь – я и правда проголодался. И заказал двойную порцию куриного терияки с рисом и неизвестным мне соусом антикутё. Потом взял коктейльную карту и покрутил в руках.
– А где же ром и пепси-кола, воспетые Майком Науменко?
– Есть ром с кока-колой,– ответил официант,– Он называется «Куба Либре».
– Кока-кола – буржуазный и империалистический напиток,– нравоучительно сказал я— Коку подают в МакДональдсах и американском управлении оккупационных войск. А пепси-кола – напиток рабочего класса. Он пришёл к нам в 1960-е годы, вместе с гордостью за советский космос. И до сих пор во всех рабочих столовках есть холодильник, и там – пепси-кола!
Официант пообещал смешать именно в той самой пропорции.
Арина тоже попросила коктейль – из безалкогольных, фиалковый.
– Как вы думаете,– спросил Эшенден,– это новомодный кооперативный ресторан или старое заведение, которое национализировали? Для государственного ресторана тут слишком хорошо кормят.
– Я думаю, он из новых,– ответил я,– и открыли его русские. Японец никогда не назовёт ресторан таким странным словом.
– А что оно означает? Его, насколько мне известно, нет ни в словаре Конрада, ни в английских. И даже вывеска на катакане. Я сначала решил, что это нечто английское.
– Это диалектное слово, оно означает «всегда». Так говорят только на Хоккайдо.
– Просто невероятно,– улыбнулась Арина,– Я прожила здесь пятнадцать лет и совершенно его не помню.
– Это слово вышло из моды, когда мы ещё в школу ходили,– я перевёл взгляд на англичанина,– Сейчас так только старики-досанко говорят. Из тех, которые и русский совсем не понимают.
Даже если Эшенди и знал, как называют себя местные японцы, он не подал вида.
– Я слышал, что настоящий заповедник довоенной японской кухни – это ресторан Сецугоан в Токио,– как ни в чём ни бывало продолжал он,– Бабушка Кадзу подаёт там изумительную белую рыбу. Когда будете в Токио – обязательно посетите. Если, разумеется, вам выдадут достаточно командировочных. И если вам это, разумеется, разрешено.
Принесли коктейли. Британец проводил официантку внимательным взглядом.
– Новые заведения обычно безопасны,– сообщил он,– Их служащие пока не завербованы. А вот кафе с мировым именем – просто набиты двойными и тройными агентами. Стоит вам сболтнуть что-то секретное в бильярдном зале сингапурского Бингли – и уже завтра это будет в отчётах всех уважающих себя разведслужб.
– Получается, если буду в Токио, то в Сецугоан мне нельзя?
– А что – вы знаете нечто секретное?
– Думаю, что не знаю. Но могу вдруг припомнить,– я улыбнулся,– Со мной это часто бывало на семестровых экзаменах.
– Кстати, об экзаменах. Вы ведь работаете над диссертацией?
Я как можно непринуждённей устроился с ром-колой в руке.
– Давно уже нет.
– Тогда зачем вы работаете в Институте?
– Там готовы платить за знание физики.
– Почему же вы не пойдёте, допустим, в школьные учителя?
– Им меньше платят.
– А если вам предложат больше?
– Я откажусь. Эта профессия слишком безопасна.
Арина подняла брови и чуть не поперхнулась ароматным фиолетовым коктейлем.
