Чекист

Вылетали днем потому, что посадка в Берлине, а дальше – как Вальтер решит, он – группенкоммандер. На счету у Вольфи 5 сбитых, постоянно отдавать ведомым «добычу» было небезопасно. В Люфтваффе была собственная служба безопасности. И «свои» могли настучать, это, тоже, было принято во всех подразделениях. «Пацифизм» не приветствовался. Поэтому требовалось сохранять паритет между добротой и заботой о личном составе, и о личном счете. Из-за этого на каждый вылет он брал разных летчиков, как бы проверяя подготовку и уровень тактической грамотности. В Берлине садились под музыку, трибуны самого большого аэропорта Германии были заполнены до предела. Они были первыми, кто возвращался с польского фронта. Присутствовал Гитлер, почти весь генералитет, как Вермахта, так и Люфтваффе. Все радостно обнимали «ветеранов» польской компании». Командующие эскадрами давали ответ народу Германии. На трибуну вытащили обер-ефрейтора Крюгера, по статистике Люфтваффе он сбил первый польский самолет. Об этом все узнали только в Темпельхоффе. Крюгер, молоденький 19-тилетний мальчишка, краснел-краснел, а потом выдал:

– Я шел ведомым у штаффелькоммандера господина лейтенанта фон Крейца. Цель видел, мы быстро сближались снизу, находясь в мертвом пространстве двух бипланов. Господин лейтенант отдал команду: «Атакуй, прикрываю!». Я двинул до упора обороты, чуть подвигал педалями, пытаясь вычислить поправку. Господин лейтенант говорил по радио: «Ближе, ближе, давай!» Второй очередью я попал. Я его сбил!

Трибуны взорвались аплодисментами, а Вольфганг удостоился «похвалы» резидента.

– Ты потерял возможность войти в историю! Зачем это было нужно?

Вольфганг пожал плечами. Асу Первой Мировой этого было не объяснить. Тот, понимающе улыбнулся, в ответ на молчание, обнял за плечи, и прошептал на ухо: «Заря сто одиннадцать».

– Поздравляю, господин обер-лейтенант! – громко сказал резидент, – У Вас новое назначение.

Сигнал «Заря 111» означал проверить связь и приготовиться к передаче важного сообщения. Для этого было подготовлено три основных и четыре запасных канала связи. Предстояло провести процедуры проверки прохождения материала до Москвы, и исключить те каналы, которые не сработали. Все они были бесконтактными: письма и закладки. Время для этого Вольфи получил вместе с Железным крестом 2 степени, который «украсил» его карман на кителе. По поводу признаний Крюгера, в Люфтваффе разгорелась дискуссия, правда, не выплеснувшаяся из летных столовых, клубных комнат и курилок. Каждый судил с высоты своего понимания и воспитания. Но в общем, сошлись на том, что «инструкторский дух» крепко засел в голове у графа, что помешало ему прославиться. Личный счет у него имелся, и почти все летчики его штаффеля отмечали, что «фон Вольфи» всех молодых провел по этой «дорожке», готовя их к тому, чтобы они сами водили пары. Кто-то, в основном «из стариков», посчитал это лишним, и даже позерством, превращавшим «рыцарский поединок» в учебный бой. О том, что бой с «Лосем» считать за бой не приходилось, все потихоньку замалчивали. Слишком велика была разница в классе машин. Польские ВВС не были готовы к новому типу боя, они жили представлениями, подчерпнутыми из той войны. В «той» войне, когда авиация только становилась, все было совершенно по-другому. В этой выиграет та авиация, которая создаст вокруг себя мощные и мобильные структуры, обеспечивающие ее сведениями о противнике, защиту от него, поступление новой материальной части для восполнения естественных потерь, и курсами, обеспечивающими пополнение личного состава. Все это должно опираться на качественную работу промышленности, и не только авиационной. Тут и радио, и медицина, оружейники, и нефтехимия, и не стоит забывать, что у Германии почти нет своей нефти! Весь бензин и все масла делались из импортной продукции. Именно отсутствие качественной присадки к топливу чуть было не сорвало все: фирма «Даймлер-Бенц» смогла достичь заданной мощности двигателей на полгода позже срока. Ведь первая серия именно Bf.110, еще не Ме.110, летала на 700-сильных Юмо. Полторы тысячи «Эмилей», выпущенных в тридцать восьмом и в начале тридцать девятого, рассчитанных на этот мотор более 8 месяцев стояли без моторов. В результате Люфтваффе не смогло укомплектовать полностью ZG (цет-гешвадеры). В Польской компании была только одна такая дивизия, плюс испытательный 210 полк, который имел самолеты уже с 1200-сильными двигателями. А в ZG.1 на вооружении стояла «сборная солянка» с четырьмя различными двигателями от 600 до 1000 сил. Иметь машину с двумя DB601А1 в тысячу сил почиталось за счастье, и, в первую очередь, их забирало себе начальство. А попробуй удержаться в строю, во время боя, если у тебя на восемьсот сил меньше, чем у ведущего! «Сто десятый» был самым большим секретом Геринга, и его любимым детищем. Он мечтал создать Zerstörer: неуязвимую машину-истребитель, быструю, как молния, хорошо защищенную со всех сторон, могущую сопровождать бомбардировщики на большие расстояния, и превосходившую всех по маневренности. По состоянию на август-сентябрь 1939 года это ему удалось. Ме.110С.4 с двигателем DB601N, имевший бронирование и протектированные баки, был несомненно лучшим истребителем тридцать девятого года. Но их в Люфтваффе было всего 24 штуки, только в 1./Erpr.Gr.210. В планах Мессершмитта уже маячил Ме.210, авиаконструкторы всего мира перерисовывали у себя на досках эту конструкцию, считая ее панацеей. А в левом крыле маленького «Шторьха» лежал подробный отчет о том, как бороться с этой машиной, имевшей недостаточную высотность, и, в бронированном варианте, еще и недостаточную маневренность, и дальность. В погоне за весом огневого залпа и боезапасом, доходившем до 1000 выстрелов на ствол, конструкторы «Мессершмитт АГ» перетяжелили машину и значительно урезали количество топлива на борту. И экономичностью новые «N» не отличались. Проверив по требованию резидента связь, Вольфи получил отзывы по четырем каналам из семи. Остальные на контроль не вышли. Особенно приятно было услышать две маленькие буквы в сообщении из Москвы. Радиограмма подписана мамой! Жива! И продолжает руководить этим направлением. Отчим в феврале осужден и расстрелян. Вольфганг это слышал по московскому радио, поэтому еще сильнее волновался из-за отсутствия каких-либо сигналов для него.

Связь с резидентом была односторонней, так что задуманное путешествие на озеро Оберзее, где вполне можно легко оказаться на территории Швейцарии, пришлось отложить, поселиться в гостинице «Адлон», в 800 метрах от здания Имперского Министерства Авиации, где сидел резидент, а в ресторане «Адлон» любил посидеть сам Геринг, да и резидент был не прочь отужинать там же. То есть, он все время находился на глазах. Но удостаивался лишь кивка головой в виде приветствия. Дни «отпуска» пролетали в болтовне о «героическом» польском походе с многочисленными «соседками по столику». Несколько кратковременных романчиков, берлинские дамы обожали форму Люфтваффе, а несколько марок чаевых портье открывали все двери и закрывали глаза на шалости аса. Герой-фронтовик отдыхает и не будем ему мешать со своими правилами. Рейхсминистр Геббельс подливал масла в огонь, выводя Люфтваффе на первые роли в войне, хотя все сделали многочисленные чешские танки, которых прикрывали Люфтваффе. Но, кому и что вы докажете, если об этом сказал «Сам», и, захлебываясь от восторга, говорят все. Не будем разрушать уже выстроенную картину мира у берлинцев. Их еще не бомбят, тревоги, в основном, учебные. За день до окончания испорченного отпуска посыльный доставил вызов: приказано прибыть в кадры для получения предписания. Заразы! Не могут дождаться его окончания! Вольфганг собирался в «Крольоперу», давали «Похищение из сераля», Моцарта, и можно было неплохо отдохнуть. Но, делать нечего, он сел в «Майбах», откинул за плечо шикарный белый шарф, и неплохо разогнался по Вильгельмштрассе, хотя было совсем недалеко. Свернул налево на стоянку перед министерством, и припарковался. Три минуты в кадрах, получил направление в ZG2 в распоряжение майора Фолльбрахта, аэродром Август-Юлер. Это примерно в двухстах километрах от Касселя. На направлении была закорючка резидента, условный знак о встрече. Никакого ZG2, вообще-то, не существовало. Машин для этого не было. Даже не задав вопросов толстому майору, выдавшему документ, Вольфганг поднялся на три этажа выше в технический департамент, которым руководил генерал-инспектор Удет. Доложился о прибытии. Адъютант критически осмотрел короткую кожаную куртку и белый шарф, и показал Вольфи рукой на вешалку. Под курткой оказался парадный мундир, адъютант удовлетворенно кивнул, снял трубку и доложил, что обер-лейтенант фон Крейц прибыл. То есть, он был в курсе того, что такой визит будет. Вошел вместе с ним к генерал-инспектору, видимо, стучит кому надо. Здесь долго командовал Мильх, с которым враждовал Удет. Сейчас Удет победил и отодвинул Мильха на второй план.

– Проходи, мой мальчик! Знаю-знаю, что у тебя куча вопросов в связи с назначением! Да, опять придется заняться переучиванием, впрочем, ты – талантливый учитель, тебе и создавать ночные эскадрильи. Вы свободны, Герхард! Помнишь, Вольфи, ты занимался «Лихтенштейн-Герэтом» и «Химмельбетом». Речь идет о них! Твою формируемую группе будем комплектовать самолетами для ночных полетов. Пройдемте к столу, вон туда, граф!

Все это было сказано еще при адъютанте, то есть резидент в курсе, что тот работает не на него. Но первое, что сделал Удет, это раскрыл книгу, лежавшую на столе, и ткнул пальцем в напечатанное кодовое выражение: «Утренняя заря зажглась на холодном небе», убедился, что Вольфганг прочел фразу, выдернул закладку из книги и сунул ее в карман, и перешел к обсуждению тех самолетов и устройств, которыми собираются оснастить I/ZG2. В конце разговора приказал ехать с ним в Тегель. Адъютант поехал за ними на закрытом и бронированном «Хорьхе».

– Передай: «вариант 2, франки, фунты, можно доллары». Теперь по тебе, местом твоего постоянного базирования будет Узедоммер. После исполнения «Зари», переноси все каналы туда, они понадобятся. Учти, там Люфтваффе плотно работает с СД, поэтому придется несладко. Там такое закрутили, что рановато тебе отходить домой. Остальное пойдет в открытых приказах, постарайся побыстрее создать ночников, и, чтобы не случилось, никуда не дергайся. Твое место – там! Я знаю, что говорю. Ты умный, хитрый и осторожный, ты сможешь там удержаться.

– Я считаю, что мое место сейчас в кадрах ВВС СССР, нужно передавать опыт, это важнее.

– Твое место там, где я сказал, скоро и сам поймешь, что это так. Нет у меня других людей, мой мальчик. Из шести посланных, ты единственный добрался. И неплохо устроился. Все, закончили!

– Мне требуется передать накопленные материалы.

– Все уничтожить, никаких улик! Это – приказ! Исполним «зарю», все и так у них будет. Сейчас сидишь тихо, как мышь, у тебя приказ: выжить и вжиться. Я сам доступа туда не получил.

«Да!!! Вот это номер! Генерал-инспектор Люфтваффе не имеет доступа на объект Люфтваффе! Что же там такое?» – подумал Вячеслав, прекратив пререкаться с резидентом. Все это, конечно, разрушало его мечту вернуться домой, хотя казалось, что эту мечту уже можно пощупать руками. Шелковый шарф, подхваченный ветром, развевался за спиной. Вечерний город отступил назад, КПП, лающая речь докладов, украшенный рогами «Мессер», объяснения Удета, мелькающая рожа его адъютанта. Щелчки каблуками, «Яволь, герр генерал!». Ужин в ресторане «Адлон», в присутствии адъютанта. Там же подошла огромная фигура Геринга, который развалился на диванчике, и потягивал бренди, громко рассуждая о том, как важно сейчас обеспечить скорейшее создание ночных истребительных соединений. Ужин превратился в митинг национал-социалистской рабочей партии, плавно переросший в небольшую попойку.

Глава 7. Рейхсгау Кургессен, Грисхайм, группенкоммандер, на грани провала

Отправив сообщения, Вольфганг, с двумя нечаянными подружками из Касселя, встреченными им в Берлине, выехал через Кассель в Грисхайм, что под Дармштадтом. Первое, с чего начал Гитлер были автострады, двухполосные, с обязательной «танковой» полосой, они пересекали Германию вдоль и поперек. По «второй» до Брюнсвика, там отворот на «седьмую» до Касселя-Валдау. Обе девицы были совершенно не прочь поехать, и не только, дальше, но, им никто ничего большего не обещал. Заехал на квартиру, которую снимал два года, погрузил нехитрый скарб в багажник, пообедал с Герхардом, выслушал последние новости про завод. Обещал быть осторожнее и остепениться его жене, которая стерла платком разноцветную помаду на шее графа, щелкнул по носу их дочку, которая разревелась, провожая графа на фронт. Франкфурт – это недалеко от французской границы, и считался прифронтовой полосой. «Странная война» продолжалась, но здесь ее дыхание ощущалось только в районе Валдау, откуда ритмично отгружались и улетали самолеты. Благодаря Герхарду он вжился в эту роль, он научил его летать, и было действительно грустно расставаться с ними. Все позади, и развевающийся белый длинный шарф помахал семейству на ходу. Опять «седьмая» автострада, затем «пятая», знаменитый мост через Майн, и сосновый лес между Дармштадтом и Грисхаймом. Довольно запутанная развязка, наконец, Рейнштрассе, и отворот на Люфтхафенштрассе. Щелчок каблуками, и резкий кивок головой, приветствуя нового командира эскадры, гешвадера. Майор Фридрих Фолльбрахт. Немного недотянул до звания ас в Первую войну, два сбитых. Все время на вторых ролях, в эту компанию он тоже не на фронте, а командует еще несформированной эскадрой. Большой любитель шагистики, монокля и сигар. На столе лежит стек, которым он любит колотить по столу, требуя внимания или во время, так любимых им, разносов. Но, графский титул оказывает на него просто магическое действие! Иначе бы он в порошок бы стер сопляка с неуставным шарфиком на шее и в короткой английской куртке. Плюс неизменная пилотка, но он в ней и на совместных портретах в газетах с самим фюрером!

Вольфганг передал пакет из Берлина с предписанием и инструкциями. Майор аккуратно вскрыл почту, не забыв пригласить графа присесть. Поправил монокль, и углубился в чтение документа. Сорванца прислали на должность группенкоммандера, с задачей создать первый ночной истребительный полк в Люфтваффе. И организовать поточное обучение летчиков на этом аэродроме для таких соединений.

– Здесь стоит подпись Главнокомандующего!

– Я имел с ним беседу три дня назад, и он лично сказал, что придает особое значение скорости создания таких эскадр. Самолеты в наш адрес уже направлены, в ближайшее время прибудет и оборудование для аэродрома, самолеты-мишени, несколько бомбардировщиков, которые будут имитировать самолеты противника. Рейхсмаршал особо подчеркнул, что противник в ближайшее время может начать попытки ночью прорваться вглубь территории Рейха, и наша задача полностью исключить такую возможность. «Ни одна бомба не должна упасть на Рейх!» Он неоднократно повторил это выражение.

Майора проняло! Он аккуратно промокнул вспотевший лоб безукоризненно белым платком. Через некоторое время, очень вежливо закончил разговор и лично проводил графа в отведенный ему коттедж, проехав с ним на машине несколько метров по Лилиентальштрассе. Штаб гешвадера и управление аэродромом находилось на этой же улице в небольшой рощице. По дороге майор указал и на здание, где будет располагаться штаб первой группы. Но люди еще не прибыли, поэтому он может выделить в распоряжение графа только денщика и повара.

Реально Вольфганг получил несколько отличную задачу: он, действительно, должен был помочь переоборудовать аэродром, сформировать и обучить один штаффель, расставить здесь нужных людей и опытных инструкторов, и по готовности первой эскадрильи, убыть вместе с ней на побережье Балтийского моря, где приступить к созданию зоны ПВО испытательного центра Пенемюнде. Остальные эскадрильи его полка будут формироваться здесь, и перелетать на остров Узедом по мере готовности. Но, это «маленький секрет» генерал-инспектора Удета и советской разведки. «Поспеши навстречу смерти, пока твое место в Валгалле никто не занял!» Там, пока, всего три самолета, которые обслуживают полигон, и с воздуха он не прикрыт, только артиллерия. От скорости создания первой эскадрильи зависит все! Ведь противник может нанести удар раньше, и тогда это место срочно займет кто-то другой. А так, ничего не нарушая и не форсируя, Удет поставит своего связника на это место и обеспечит советской разведке доступ к самому секретному объекту на территории Рейха. Удет – вояка опытнейший, ас, настоящий ас. Не Мильху с ним тягаться! Вольфганг не мог числиться в его любимчиках, он пришел в Люфтваффе своей дорогой, и всего трижды встречался с резидентом. Во всех случаях, он был исполнителем какой-то достаточно важной миссии, и заподозрить, что Крейц и Удет чем-то связаны, помимо службы, было невозможно. Люди абсолютно разного круга общения. И сейчас Удет обставил назначение «фон Вольфи» таким образом, что для всех не Удет, а Геринг поставил отличившегося летчика польской компании на ответственный участок. Герингу то, кто будет исполнять эту роль, было абсолютно все равно. Тут на руку сыграла недавняя дискуссия о том, что Крейц – «инструктор до мозга костей». Ночные бои дело новое, и им требуется учить. А у «фон Вольфи» есть опыт полетов с новыми приборами. Ему и карты в руки! Флот «Рейх» еще только формируется, его структура расплывчата, но его строительство – важнейшая часть работы именно Геринга. Удет прекрасно знал время посещения ресторана Герингом, и аккуратно подвел Вольфи в нужное время к нужному месту. А «мысль», что фон Крейц – «инструктор до мозга костей» высказал именно Геринг, о чем Удет ему напомнил в ресторане. Сам Удет считал, что связник упустил отличный шанс подняться по служебной лестнице, отдав первый сбитый ведомому. И лишь в течении дискуссии о поступке графа внутри министерства, ему пришла в голову мысль, что это можно отлично разыграть, не подставляясь, и не показывая личную заинтересованность в том, кто будет оборонять секретный полигон.

Дело к вечеру, дав новому денщику приказания все перенести в коттедж, и привести его в порядок, Вольфи направился в офицерский гастштет, попить пива с дороги, а заодно и познакомиться с местными обитателями. Насколько он понял из разговора с майором, то здесь пока находится лишь наземный состав будущего гешвадера, и начинать работу придется практически с нуля. Приводов здесь нет, и не было, поэтому необходимо провести топографическую привязку к местности точек расположения наземной части системы слепой посадки FuG.10. Система довольно примитивная, состоит из четырех приборов: одного передатчика и трех приемников, но не работает без земли. В нее входят радиовысотомер малых высот, с приемопередатчиком в двух разных блоках, и два приемника-пеленгатора фазомодулированных сигналов: один – для наведения по горизонтали, второй – по вертикали. Все эти приборы выведены на три индикатора, которые показывают положение самолета относительно взлетно-посадочной полосы, правда, без учета сноса, поэтому полоса чисто условная, по направлению господствующих ветров. Чтобы ее подготовить, требуется просмотреть кучу материалов по метеорологии данного аэродрома, и учитывать тип садящихся самолетов, но поправки в глиссаду делаются на самом FuG-10. В общем, работы много, и ее требуется начинать исполнять, иначе ввод затянется настолько, что исполнение можно смело переносить на пару лет, а их в запасе не было!

Городок Грисхайм совсем маленький: 3 на 2 километра, но с точки зрения авиации, это «столица Люфтваффе», здесь она зарождалась! С этого поля взлетали знаменитые «Цеппелины» и трипланы Фоккера. Здесь даже улицы носят название авиаторов. В общем, не успел граф сделать и пару шагов в направлении машины, как тут же появился немолодой уже человек в старомодном смокинге, и, переспросив на великолепном «хохдойч»: «Действительно ли он имеет честь созерцать графа фон Крейца?», вручил ему визитную карточку и пригласительный билет на вечер, устраиваемый в его честь в доме баронессы фон Грисхайм. Обер-лейтенанту захотелось сесть в «Майбах» и свалить отсюда куда подальше.

– Э, человек! А где это?

– Господин граф, это в двух кварталах отсюда на Вильхельмштрассе. Перед авиашколой. Баронесса Анна ожидает Вашего визита!

– Откланяйтесь баронессе, я непременно буду, если срочные дела меня не задержат.

Внутренне передернувшись от предложения, он сел в машину и двинулся по улице в направлении офицерского казино, которое располагалось в полуквартале от его коттеджа. Там было пусто, лишь пара фендрихов пили пиво и закусывали жареной кровяной колбасой.

– Это все? А где остальные?

– Баронесса фон Грисхайм пригласила всех офицеров к себе, какой-то граф приехал, господин обер-лейтенант. – ответил один из них. Естественно, фендрихов туда не пускают. Делать нечего, придется ехать к баронессе. Убей, он не мог вспомнить эту фамилию, и почему все собрались там? Смутно промелькнуло в голове, что какого-то Грисхайма упоминал Отто фон Бисмарк. Великий канцлер Великой Германии. Вечер обещал быть томным! Эта ветка истории Германии оказалась за пределами его памяти! Великолепная разведшкола! И гениальный шанс провалить все дело, которое ему поручено! Черт его подери! За каким чертом ему понадобилось тащиться в гаштет??? Стоп! Видел! Ей богу, видел! Камень на въезде! Ох уж мне эта немецкая педантичность! Стараясь изобразить полное спокойствие, Вольфганг улыбнулся фендрихам, и ответил:

– Это, пожалуй, про меня! Честь имею представиться: граф фон Крейц, господа унтер-офицеры! – он приложил руку к пилотке. Медленно вышел из казино, нехотя сел в машину, понимая, что все сейчас смотрят на него. Взвизгнули задние колеса «Майбаха», разворачивая его на месте, и он понесся к тому месту, где были описаны события, происходившие на аэродроме Грисхайм в ХХ и конце XIX века. Барон организовал воздухоплавательскую школу, отдав под аэродром принадлежавшие ему поля. Пять квадратных километров. Здесь работал Лилиенталь, здесь поставлена куча мировых рекордов, баронесса Анна – его жена, и мама немецкого планеризма. «Ну ты и козел, Вячеслав!» – пробормотал Вольфи, ругая сам себя, что упустил возможность в Берлине посмотреть, куда его направляют, и кто здесь играет первую скрипку!

От «камня» он повернул на Люфтхафенштрассе и через 500 метров остановился у самого большого дома на Вильхельмштрассе. Пожилой немец еще не успел дойти до дома, это конечно, невежливо, с нашей, советской точки зрения, но это, всего навсего, слуга. Граф подождал его, сидя с открытой дверью. Затем встал, потянулся и спросил подошедшего.

– Это здесь, милейший? Я не ошибся?

– Яволь, герр граф. Вас ожидают!

Вслед за слугой, ни в коем случае не обгонять! Старик придержал двери, пропуская его вперед. Кивок головой, и несколько пфеннигов в руку. Рукой расстегнул куртку и чуть скинул ее с плеч. Уже два человека помогают ему раздеться. У большого зеркала поправил прическу и почувствовал, что сзади ему одернули мундир, и провели щеткой по нему, снимая малейшую пыль.

– Прошу, господин граф!

Хаусмайер показал на высокие двери. Вольфганг последовал за ним. Старик распахнул обе створки и громким, хорошо поставленным, голосом объявил:

– Гершафтен, его сиятельство граф фон Крейц, обер-лейтенант! – как было написано на визитной карточке, которую передал ему Вольфганг. Граф сделал несколько шагов, опередил хаусмайера, остановился, щелкнув каблуками, и кивнул головой.

В большом зале было довольно много людей, мужчин и женщин, гражданских и военных, даже несколько генералов, большей частью в отставке, не в форме Вермахта, но Ландвера и Рейхсвера. Так как вечер давался в его честь, то раздались вялые аплодисменты. Теперь требовалось быть очень внимательным: обойти всех и представиться, начиная с хозяйки, знать бы как она выглядит! Кажется, вот, идет навстречу, выручая его сама.

– Милый граф, как замечательно, что Вы нашли время и посетили нас!

– Быть в Грисхайме, и пропустить приглашение владелицы сего милейшего уголка было бы преступлением, милейшая баронин.

– Как мило с Вашей стороны! Вас с нетерпением ожидает Ваша старая знакомая!

– Но, я никого не вижу здесь! – «Господи, во вляпался! Кто же это?» – пронеслось в голове у Вячеслава. Так, фотографию вон той тетки он видел в альбоме у «матери» и точно вместе с «ним», и она держала «его» за руку. «Вспомнить бы, как называл ее Вольфганг! Что-то связано с музыкой, точно!»

– Боже мой, «Ах, мой милый Августин!», моя мучительница! – он вспомнил, как скривился Вольфганг, объясняя, что эта злющая особа колотила его по рукам за малейшую ошибку.

– Вольфи, иди же ко мне!

Вольфганг заложил руки за спину, и отрицательно покачал головой, этот жест был характерен для настоящего Вольфи, когда он с чем-то не соглашался. Опять-таки, эти моменты в легенде были слабо проработаны. Ее имени он не помнил, впрочем, и не удивительно, ему было пять или шесть лет на фотографии.