Страхи соло

В любом случае, возможно Терехов был прав, и сегодня я действительно неплохо выгляжу.

Внезапный жуткий вопль мобильника подбросил меня под потолок.

Эсээмээсэсэмэска!

«Я люблю вас все больше и больше, это больно!»

Странно. Совсем не остроумно и не забавно. Или я наполнила простые слова интонацией, которой реально не было?

В данный момент Костя на работе отсутствовал, вообще, в редакции сидели только женщины: я, секретарь и Алла – корреспондент – энергичная такая девушка. Остальные … Дайте-ка гляну. Вот: Горнштейн – интервью с Гверцетели, с ним и Рома – фотокор, Юрий Леонидович предупреждал, что задержится – что-то-там с техосмотром.

– Елена Сергеевна, вас не раздражает этот сигнал на сообщение? – вкрадчиво поинтересовалась Вероника, вытянув шею.

– Нет, он мне нравится, – соврала я. Терпеть не могу, когда кто-то пытается скорректировать мои… как сказать? вкусы, дела, поведение? Ни то, ни другое, ни третье. Но вы поняли, что я хочу сказать: кой бы мой мобильник надрывался этим противным ревом, если бы не я сама его установила?

Надо признать, Вероника раздражала меня с каждым днем все больше и больше. Это я взяла ее на работу по просьбе одной из шапочных знакомых. Заняв свое место за компьютером, она с энтузиазмом принялась раскладывать пасьянсы, потешаться над анекдотами в Интернете и сплетничать с местными девчонками. Я терпела.

С работой почему-то не ладилось. Непостижимо, но факт: перед глазами навязчиво возникал ненавистный облик шефа. Ну на кой мне это надо? В продолжение анализа, я признавала, что в нем что-то есть. Папа считает, что люди меняются. Наверное, это так. Но как часто гурман может превратиться в аскета, бабник – в верного мужа, зануда – в клоуна? Если зафиксирована непорядочность, будьте уверены – это навсегда, как цвет глаз.

Впрочем, что-то, казалось, ускользало от моего внимания в этих рассуждениях … Ну, скажем, разве я так уж безупречна? Иной раз такое выкидывала – вспомнить страшно. Конечно, я стараюсь не наступать на те же грабли, что пару-тройку раз въехали мне по лбу … Стараюсь. Нет, не подумайте невесть что, я консервативна, церемонна, щепетильна, мой пунктик – приличия, и все такое. Никаких претензий. Но если, к примеру, немного перебрать с алкоголем … Конечно, я держу этот вопрос под контролем. Прошу правильно меня понять. Я не пью в одиночку, вообще не западаю на это дело, и не очень хорошо переношу. Однако есть профессиональная среда, друзья, традиции, наконец. Короче, чувство коллективизма – вот моя уязвимая пята. Пару раз в подпитии я затеяла драку, а еще переспала с кем-то, с кем ничего такого не планировала. Жуть, да. Но ведь это совсем другое. Я даже почти ничего не помню. А чтобы сознательно сделать кому-то гадость – никогда.

Ах, да. Мужчины. Мужчины – вообще. Не сочтите меня ущербной или слишком не от мира сего, но в жизни мне не удалось встретить ни одного достойного представителя «сильного» пола. Читай – достойного того, чтобы я могла разделить с ним свою жизнь. Хотя я встречала, сами понимаете, много мужчин, и пару-тройку раз была замужем. Возможно, мои представления о Мужчине слишком архаичны. Потому что, прежде всего меня разочаровывает в них именно отсутствие силы. Их запросто положить на лопатки. Обижаются прямо как девицы, ранимы и осторожны. Они попросту слабы, а стало быть, убоги. Разумеется, сейчас я говорю о сфере наших с ними отношений. В остальном – все мы люди: карьера, супермаркеты, хлопоты на кухне – мы равны. В лучшем случае. Мне этого мало. Плевать, что я давно уже не школьница. А может быть именно поэтому, потому что меня давно не интересует партнер по вечеринке, ничем не обязывающие приключения в чужих постелях, материнская забота о здоровом мужике, которым нужно четко командовать, не забывая вовремя менять подгузники и подогревать молоко, а также то-то и то-то … Знаю, многие вполне довольны такими отношениями, считают их удобными, и … В общем, совсем не горжусь, что располагаю собственным аналогичным опытом. Нет, мне это не нравится.

Я так давно одна сражаюсь со всеми в мире ветряными мельницами, чувствуя себя устрицей, с которой содрали раковину и безжалостно истыкали всякими вилками и щипцами. Тут поневоле задумаешься о мужчине, как о Мужчине. Сильном, умном, способном брать на себя решения и … все такое. А чтобы это не было оскорбительно для меня – как современной, умной, сильной и успешной женщины – нужна Любовь, которая все поднимает за пределы Прощения.

В общем, если иные и растрачивают по жизни юношеский максимализм, то я, очевидно, напротив, непомерно его нарастила. Сказка нужна, если честно. Может и неприемлемая, но волшебная. Про Женщину и Мужчину.

Постепенно в редакции собирались коллеги. За своим компьютером тихо, как мышка, трудился Костя. Юрий Леонидович, явившись где-то в два, с полчаса рассказывал кому-то по телефону о сложностях с техосмотром его древнего опеля. Где-то в середине дня я выходила закусить в кафе на втором этаже. Но в целом день казался на диво коротким.

– Леночка! Золотце!

Рыжие усы Попова лихо торчали на круглом лице постаревшего, но только не душой, гусара. Счастливая улыбка делала его похожим на весело закипающий медный чайник:

– Давай к нам на огонек! День варенья!

Я с недоумением уставилась на монитор: надо же! Восемь закрытых файлов. Это якобы я отредактировала восемь статей! Каким образом?

– Неужели .. Который час, Паша?

– Скоро пять! – радостно сообщил Попов, быстренько катясь ко мне между столами, – Раскидала свои нетленки? Мы же предупреждали, что сегодня нужно освободиться пораньше.

– Я практически свободна, – откликнулась я излишне бодро, извлекая из ящика стола заранее приготовленный для юбиляра подарок. Сегодня Груздеву пятьдесят пять. Выпивать не хотелось, но придется. Чуть-чуть. Я ведь «свой парень».

– Представляешь, и шеф почтит, – важно сообщил Попов, подпрыгивая рядом, когда мы шли по коридору.

Да мне все равно. Я только улыбнулась.

В большом офисе журнала «Круиз» столы были сдвинуты на середину и уже заставлены разнообразной нехитрой снедью из ближайшего супермаркета. Коллеги оживленно готовились оторваться на всю катушку.

Последнее время я не очень любила буйные корпоративные торжества, но это мои проблемы, не так ли? Гриша – системный администратор – включил музыкальный центр, и стены вздрогнули от какой-то попсы. Ладно, будем веселиться.

Терехов появился около семи. За ним неоднократно отправлялись и сам юбиляр, и неугомонный Попов. И появился он неприлично трезвым и бледным на фоне разгоряченных физиономий журналистской братии.

Думаю, я тоже цвела как революционный стяг. Но он не обратил на меня никакого внимания.

Нет, вы только посмотрите, прямо примадонна. Снисходительная, демократичная. Впрочем, возможно, я зря язвлю. Не удержалась, – его так смешно обступили со всех сторон, впору автографы раздавать. Попов пытался блистать своим знаменитым остроумием и заслужил одобрительную улыбку, но приблизиться к боссу как хотелось, ему не удалось. Ближе всех к Терехову крутилась администратор, ну помните, как ее? Полина? Кстати, она выглядела такой … кокетливой. Право, люди – все люди, даже если иногда это кажется нам странным.

– Уфффф. – Попов аккуратно разместился на маленьком вертлявом стульчике рядом со мной, вытирая со лба крупные капли пота. – Окно бы открыть, но боюсь, продует кого. Кстати, у меня свежие разведданные.

– Докладывай, – я пригубила минералки. Действительно было жарко.

Попов наклонился поближе к моему уху, смешно вытянув шею, которая, надо думать, у него все-таки была:

– Вадим Петрович – не простой наемник. Он – совладелец компании.

У меня отвисла челюсть. Как я могла такое пропустить?

– Не может быть!

– А вот и может. Он выкупил долю и пришел лично поруководить, чтобы контора не просто цвела, но и плоды приносила. Догоняешь? Полагаю, большие перемены грядут.

Я взглянула через стол, где сидел Терехов, напоминая медведя, потревожившего улей. Только в данном случае облепившие его пчелы сами умоляли откушать весь их медок, к чертовой матери.

По-прежнему лидировала девица администратор.

– Слушай, Паш, ты не в курсе, как зовут эту биксу?

– Которую? – Попов снова обратил свое внимание на закуску, и сейчас искал глазами, что можно приспособить под тарелку.

– Администратора, ну эту, в красном костюме.

– А, сейчас вспомню, хотя на кой тебе это … Представляешь, мышь дрессированная, пасти меня повадилась: ах опоздали – ах, опоздали. И не только меня, но все равно обидно.

– Так как ее зовут?

– Элина Станиславовна, вот!

– Да ты что? – я искренне возмутилась, – Ты эту крысу по имени-отчеству величаешь?

– Ну, можно ЭлС – для краткости. А ты, между тем, глазки-то открой, милая, – Паша невинно заморгал своими заметно помутневшими от излияний, но все равно умными, хитрющими голубыми глазками, – Девчушка, хоть я не возражаю против твоей характеристики, а таки правильная – по нынешним понятиям, конечно.

– Что ты хочешь сказать?

– Да ты глянь-то!

Я глянула, и мы с Тереховым встретились глазами. Ничего.

Попов сочувственно вздохнул:

– Она – девушка привлекательная. Вадим Петрович – рабосовладелец наш – со всех сторон привлекателен. Разумеешь?

– Да ну!

– Смею уверить, влияния у Элины Станиславовны уже теперь достаточно.

– Надо же.

– Елена Сергеевна, – раздался над ухом деликатный голос и, подняв голову, я увидела Костю. – Все уже ушли. Мне закрывать редакцию?

– Да, принеси мне ключ. Я тоже пойду с минуты на минуту.

– Кстати, – снова заворковал Попов, когда Костя удалился, – парень по тебе сохнет. И еще я хотел спросить: что у тебя-то с шефом? Между вами постоянно искрит. Это опасно.

– Ничего такого, старый сплетник, – улыбнулась я, – просто мы с ним уже когда-то работали и не сошлись характерами. Не нравится он мне.

– Ах вот так, да? Ну так это оч-чень опасно, Леночка. Ты же знаешь, чем эта искра кончается, когда мужчина и женщина друг другу «не нравятся». Верняк. И к гадалке не ходи. Теперь понятно, почему Элина Станиславовна – крыса.

– Не зли меня, Попов! Только не это!

– Да ладно. Хотя, думаю, ты не права.

Все. Час Х. По коням. Все, что будет дальше – мне известно. Глупые пьяные бредни, коридор и лестницы охватит энергичное землетрясение. Завтра уборщица будет вопить матерно. Я встала.

– Куда? – предостерегающе тявкнул Попов.

– Сейчас вернусь. – Никогда не нужно прощаться, если действительно хочешь улизнуть с корпоративной вечеринки в самом ее разгаре.

Нарочно или нет, но Костя дождался меня. Когда мы вместе шли по коридору к выходу, из своего кабинета неожиданно появился шеф:

– Смываетесь по-тихому?

– Все именно так как выглядит, – ответила я. Терехов по-прежнему был трезв, уж не знаю, насколько хорошо это его характеризовало.

– Можно задержать вас на минутку, Лена? – осторожно поинтересовался он, – А своего сотрудника можете и отпустить.

С ходу придумать возражение не удалось, кроме того, идея «отпустить» Костю мне показалась весьма удачной. Последнее время мне вообще казалось, что со своим молодым коллегой я угодила в какую-то странную ловушку. С одной стороны мне не в чем было его упрекнуть, с другой – его самого было … как сказать? слишком много, он постоянно крутился где-то рядом, и это начинало раздражать.

– Ладно, иди, Костя. До завтра.

– Я тоже хочу незаметно смыться, – пояснил Терехов, пропуская меня в приемную перед своим кабинетом. – Не знаю, как реагировать на эти корпоративные посиделки. Понимаешь,,. все мы это проходили, но …

– Ты, как руководитель, не можешь поощрять коллективное пьянство, – язвительно закончила я его мысль.

Вадим уже надел куртку и открыл дверь в коридор:

– Правильно. Пойдем.

Мы спустились на лифте и вышли в выбеленный снегом зимний вечер. Признаться, я пребывала в растерянности. Где-то я, видно, недосмотрела, не должны он и я вместе покидать офис, как какие-нибудь добрые друзья. Необходимо немедленно скорректировать ситуацию. Однако мы слишком быстро оказались возле его машины, а моей поблизости не было. Вообще-то, мне папа подарил машину пару лет назад, но я не люблю на ней ездить. Точнее – люблю, но, как правило, обхожусь без нее. Не знаю, как объяснить. Может, и впрямь не приучишь буренку под седлом гарцевать. С метро мне сподручней, и быстро и на автомате. Но будь сейчас рядом мой «седан» – и нет проблем, а тут…

Он распахнул передо мной дверцу своего Лексуса:

– Я подвезу тебя домой, ведь это на Ленинском?

– Неподалеку… Не хотела бы…

Он чуть подтолкнул, и я села на переднее сидение, отчаянно чертыхаясь. Про себя, конечно.

– До меня дошли слухи, что ты совладелец компании, – сообщила я, когда машина покатила по улице. Может, и не следовало затевать разговор на эту тему, но ехать в торжественном молчании не очень приятно.

– А-а, это конечно Попов насплетничал, вы с ним сегодня были «не разлей вода».

– Не один Попов работает в редакции.

– Но таких сплетников как он еще поискать.

– А это что, секрет?

– Ничего подобного. Просто не тема для объявлений, на мой взгляд. Да нет, ерунда. Почему ты об этом заговорила?

– Потому что не понимаю, чем тебя мог соблазнить этот вчерашний пирог?

– Странно, ты работаешь здесь и считаешь, что дело того не стоит?

– Отстой.

– Согласен. Но все можно изменить, если хочешь и знаешь как.

– Ты хочешь и знаешь?

– У меня нет выбора. Я уже в игре. А потом, такие вещи захватывают. Мне кажется, если ты тоже захочешь, у нас получится.

Мне показалось или нет, что в его словах затаилась в меру прозрачная двусмысленность? Терехов смотрел на дорогу, а что там собственно высматривать? Обычное московское черепашье ралли из центра в спальные районы. Веский аргумент в пользу метро.

Наконец он обернулся, взгляд был серьезным, хотя из глубины что-то весело поблескивало:

– Что скажешь?

– Ничего.

– Ты ставишь меня в трудное положение, Лена. Сама представь, в сущности, я знаю здесь только тебя, не считая президента, конечно, но ему все это, в общем-то, по барабану. Он далеко. Это мы с тобой должны работать, чтобы когда-нибудь позволить себе то, что сейчас делает Погодин.

– Тебе еще очень далеко до этого? – живо поинтересовалась я.

– Очень. Не пойми превратно, дело в том, что я люблю работать. Создавать. Но не уходи от темы. Я знаю, что ты много можешь, так в чем дело? Просто лень?

– Может быть.

– Неуверенность?

– Да, а еще, если хочешь, я тебе про свои школьные двойки расскажу?

– Много было?

– В основном по математике. Тебя это радует?

– А ты хочешь меня порадовать?

– Почему нет? – ляпнула я. Да это просто сарказм, или что-то в этом духе, разве не понятно?

– Тогда зайдем в этот ресторанчик, выпьем кофе.

– Нет.

– Да.

Он плавно припарковался у уютного кафе, до моего дома было уже рукой подать, но идти не хотелось – холодно. И потом, к чему эти глупые конфронтации? Ну, выпьем кофе.

Однако, когда мы уселись за столик, кроме кофе на красной льняной скатерти появился коньяк и шоколадные пирожные. Я забеспокоилась:

– Ты ведь не будешь пить?

– Не волнуйся. Довезу тебя в целости.

В общем мы немного поболтали, я осторожно язвила, но, думаю, выглядела вполне достойно: спокойной и недоступной. А когда вернулись к машине, он … поцеловал меня. На улице. На страшном морозе. И когда он целовал меня, в эту минуту-две-три-пять (я время не засекала) это было … забавно.

А что тут странного? Все это не имеет значения. Обычное дело: алкоголь ослабляет контроль над древними инстинктами. Хотя… когда он целовал меня, я вдруг почувствовала себя очень даже трезвой, все было свежо и ясно, как в безоблачном утреннем небе.

Не поверите, но когда мы подъехали к дому, я хотела, чтобы он снова обнял меня и поцеловал. Мне даже стало жаль, что мы не сегодня познакомились, и он – мой враг. А может быть, именно это и заводило? Как бы то ни было, я чувствовала приятную вседозволенность, потому что в любую секунду могла оборвать эту бредовую авантюру. Все под контролем, не так ли?

И он поцеловал. Очень смешно.

– Ты великолепно выглядишь, – заявил папа, когда суета в дверях поутихла и собаки перешли на более-менее ровное дыхание, а Богдан снова прижал к уху телефонную трубку и забубнил что-то вроде: «если у тебя запросы скромные, можешь отрываться»…

– Спасибо.

– Хорошо посидели?

– Посидели как обычно. Впрочем, банкет продолжается, просто я ушла.

– Добиралась на метро?

– Меня подвезли. Па, я чертовски устала. С собаками гуляли?

– Да, мы выходили.

– Замечательно. Господи, что это? – последнее относилось к звонку в дверь, – Кто это может быть?

Собаки снова с веселым тявканьем кинулись к двери. Экий праздник!

Папа глянул в глазок и открыл. На пороге стоял Терехов:

– Прошу прощения за вторжение, здравствуйте, – сказал он папе и повернулся ко мне, застывшей с открытым ртом, – Это ты потеряла? Я подумал, что нужно их сразу отдать.

Он протянул мне связку ключей, болтавшихся на кольце с какой-то мягкой зверюшкой, и тут же наклонился погладить Кларенса, который почему-то страшно обрадовался гостю.

– Это не мое! – возмутилась я, чувствуя, как полыхает лицо. – Как ты узнал где я живу?

– Тоже мне проблема!

Папа смотрел вопросительно, Терехов – так, словно хотел подсказать, что в самый раз представить его семье. Богдан тоже нарисовался в прихожей, хотя только минуту назад ушел в свою комнату, исполнив роль в ритуальном буйстве «мама пришла».

Ну, куда ж тут деваться?

– Это Вадим Петрович Терехов, папа. Вадим, это мой папа, Сергей Николаевич.

«Кофе?» – «С удовольствием, но, боюсь, что …»

«Много слышал о вас» – «А я никак не могу разговорить Лену…»

«Люблю ваши книги» – «Правда? Пора бы и мне их прочитать»

Они ворковали, как два старых приятеля.

А я …

Минут через двадцать я попыталась вмешаться:

– Папа, Вадим Петрович любезно поднялся на минутку, потому что решил, что это я забыла в его машине ключи. – (Кстати, кто же это их там обронил?) – Досадная ошибка. Он устал не меньше моего, думаю, что …

Оба повернулись ко мне и уставились с недоумением, как будто мое присутствие на собственной кухне оказалось чем-то неуместным.

– Думаю, Вадим не будет возражать, если ты отправишься отдыхать, – предположил папа.

– Конечно, нет! Но если я мешаю…

– Мы просто пойдем ко мне в комнату, – заявил папа, после чего они встали, взяли свои чашки и действительно удалились в его кабинет.

С минуту я посидела в кухне, но так и не уловила ни одной связной мысли по поводу того, что происходило.

Знаю, что тут можно сказать. Обыкновенный роман. Ну да, все нынче начинается на работе. Или в институте. Или в детском саду. Ну не на балу же. И все реже – в гостях у друзей. Банальная история. «Они просто обязаны полюбить друг друга». Только я вовсе не кокетничаю. И не перекладываю старую сказку на тысячу первый по-прежнему не новый лад. Типа «какая неожиданность! Да вот же она, оказывается, любовь-то!» Не моя вина, если это так выглядит. Нет.

Нет. Нет. Она – не она, разве вы еще не поняли?

Нет.

Громыхала в душе. Потом дверями.

Заглянула к сыну. На экране монитора – схватка, жуткие вопли.

«Слишком жестокая игра» – «Тут не надо убивать, достаточно нейтрализовать»

Выпила полфлакона корвалола. Тихонько включила диск «Релакс» у изголовья постели. Не важно, что я хочу. Вернее, не важно, что …

Приглушенные голоса. Хлопнула входная дверь.

Слава Богу! Точно сто пудов с плеч. Наконец-то почувствовав себя дома, я с умилением взглянула на окно. Между портьерами было видно, как сыпет снег, и пушистые белые хлопья словно светятся изнутри. Нет места лучше дома. Особенно, когда здесь нет посторонних.

Меня разбудил бодрящий запах кофе. Приятное ощущение. А легкая тревога помогла сократить до минимума обычно затяжной прыжок из сна в реальность. В этом кофейном аромате было нечто необычное. Никто в доме не просыпался раньше меня, и тем более не готовил завтрака. Я села в постели и прислушалась. Клар, спавший со мной, тоже деловито поднял голову и вильнул хвостом.

– Доброе утро, – приветствовала я любимого пса, и он тотчас радостно спрыгнул с постели, готовясь, как обычно, сопровождать меня в ванную.

Но я отправилась инспектировать кухню.

С ума сойти. Папа. Он сидел за столом и смотрел по телеку «Доброе утро», сжимая в руках чашку, над которой вился легкий дымок. При виде меня мило улыбнулся:

Доброе утро.

– Привет. Тебе что не спится? – если по утрам я не бываю груба, то только с Богданом. Потому что он, как и я, об эту пору всегда не в духе. Можно нарваться.

Что касается папы, то еще на заре нашего воссоединения мы оговорили: по утрам со мной не препираться.

– Умывайся, я сварил кофе, – миролюбиво ответил он.

– Вижу. Это откровенный подхалимаж. Тебе что-то надо от меня. – Ай, какая же я дура! – О чем вы вчера говорили с Тереховым?

– Не стоило называть меня подхалимом.

– Говори, о чем вы вчера сплетничали? – я приняла у него из рук чашку и сделала глоток.

– Нет, не скажу.

– Что?!

– Ты относишься предвзято даже ко мне, не то, что к Терехову. Не вижу смысла говорить с тобой на эту тему.

– Что?!

В ответ прозвучала длинная и сложная английская фраза. Кажется про кофе и погодные аномалии.

Приехали. Тупик. Для справки: мой папа – не просто англофил, он англоман. Обожает все английское – язык, традиции, культуру, манеры и прочее. Здесь есть интересный момент: когда что не по нему, он удаляется в «Англию», и становится совершенно неприступен.

Ну и ладно.

Остается только смириться. В самом деле, не ругаться же мне с папой из-за Терехова. О чем бы они там не говорили. Плевать.

И вообще, я чувствовала себя довольно легко, учитывая, что самоедство – моя любимая трапеза, что по утрам, что перед сном. Да, целовалась вчера со своим врагом. И это славно. Хоть какое приключение.

– Богдан!!! – завопила я, проходя мимо комнаты сына (чуть не забыла про него!), и распахнула дверь, – Сегодня не выходной!

– О господи! – воскликнул ребенок, которого буквально подбросило на кровати, – Мама! А вот если я тебя так разбужу? Понравится?

– Нет. Но некогда церемониться. Уже двадцать минут восьмого.

– Если не будешь приставать ко мне со своим завтраком и собачьим променадом, я уложусь за десять минут.

– Это неправильно, – рассудила я, – Бог с ними, с собаками, деда накажем. Но выбегать на мороз прямо из-под одеяла опасно. Вставай, сынок, труба трубит!

Между прочим, все эти утренние сбои в программе – по вине Терехова. Нет, вы только подумайте, какие разрушения в моей отлаженной, чудесно-спокойной жизни произвел один-единственный визит этого нахала в Мой Дом!

«А тут не нужно убивать, достаточно просто нейтрализовать». Ну-ну.

Когда я гуляла с Кларом, позвонила тетя Света:

– Я плохо спала сегодня, Лена. О тебе думала. Есть одна мысль, обязательно позвони, как будет время. Жаль, что у Марины так и не удалось поболтать.

Это легко исправить. Единственное огорчение с моей стороны, от которого не удается ее избавить – отсутствие «личной» жизни. Кстати, что это такое? Мой дом, сын, папа, собаки, наконец, это что – не личное? Как много нелепостей налипло на наших представлениях о жизни. Стоп.

– А хотите, заеду после работы?

Вот так.

Теперь можно. Я всегда рассуждаю сама с собой на прогулке с собакой. Если не слушаю радио, а сейчас я забыла подсоединить к мобильнику гарнитуру. Так что «предметом» стали нелепости, напившие на «представлениях».

Только что в «Добром утре» говорили об одиноких. Классная тема, чтобы по-доброму начать день. Но не будем отвлекаться. Есть масса людей, которые не хотят связывать себя узами брака, или вообще какими бы то ни было обязательствами (меня это не удивляет). Разумеется, такой тренд не проскочил мимо вездесущих психоаналитиков. Где-то далеко это называется «жизнь в стиле соло». Красиво, правда? И звучит гордо. У нас «солистов» обозвали «интимофобами». Противно. Ну почему так всегда происходит? «Российская ментальность, – говорит папа, – отмечена ущербной жертвенностью в степени самоуничижения». Для него эталоном совершенства (или величины, стремящийся в этом направлении), является английское чувство собственного достоинства – ироничное, снисходительное, гуманное и, как ни крути, эмоциональное самоуважение, – то есть человеческое.

Я не спорю. Хотя подхожу к теме с другой стороны. Во всяком случае, если свериться с художественной литературой, англичане действительно чувствуют сегодня богаче, чем другие. А я ценю эмоциональный ряд человеческой натуры выше, чем интеллектуальный. Ну на кой, в самом деле, все твои премудрости, если не любишь, не сочувствуешь, не радуешься, не визжишь от восторга, не заходишься в рыданиях?