Горбатый мост

– Заходите! Открыто! – крикнула в дверь баба Дуся. И, увидев Марию, пожурила. – Что стучишься? У нас тут все просто. Раньше-то в этом углу телята новорожденные были, стены грибком покрывались, плесенью. В стене-то кривизна была. Доча, проходи, проходи, пожалуйста. Вот я в окошко всё смотрю. Слышь, как на бревнах у нас смеются? А вчера так целовались, так целовались… А на нашем крылечке так слышно.

Евдокия протёрла полотенцем табуретку, придвинула:

– Деду моему миглобин крови повышать надо. А сил у него бодрой волей ходить на другой конец в медпункт нет. Поделай уколы ему. Может еще встанет дед-то мой. Да пчела брошена. Пропадает без него. Жалко.

– Гемоглобин? – Мария чувствовала, что жизнь эта проникает в нее, втягивает в свои неписаные законы.

– Как возле магазина соберется все наше политбюро, так все про всех решение выйдет. Внучка моя хорошая, умная. Слава Богу за всё. Доча, тут тобой один человек интересовался…

– Мной?

– Да. Он из новых русских, дом под дачу купил, говорит, что жена у него умерла. Ты ведь еще молодая, одна все равно жить не будешь. А в деревне-то что за мед?! Доча, и о себе подумать надо.

– Я для дочки работаю, – ответила Мария. – После войны так жили. Как же тебя выселили, ты же с дитем? В администрацию бы сходила.

– Мама, ходила я. Он сказал: «Будешь со мной, у тебя будет всё».

– Доча, кто сейчас не устал? – Евдокия уперлась локтем в коленку, подбородком – в кулачок. В зрелом возрасте взгляд другой, с прицелом, на двадцать лет вперед видит. – Зря квартиру потеряла.

– Я видела, как унизительно выселяли женщину с двумя детьми, – Мария прикрыла глаза, воспоминания сильно волновали ее. – Следующая на очереди была я… Как бы я работала в школе после этого?

– Надо было погодить… Может быть, не тронули бы, не решились, ты все-таки учительница.

– Повестка в суд была. В юридической консультации сказали, что не имею права на служебную жилплощадь, если разошлась.

– У них свое право, у нас свое, – вздохнула Дуся.

– Мне в Обкоме партии коммунистов посоветовали сюда.

– Я, когда приехала, всё ночами не спала, руки сводило, скрючивало. В группе коров было тридцать, все мычат, хвостами бьют, так и смотри без глаз останешься. А я в городе выросла. С какой стороны к корове подойти-то не знала. Привыкла. Но я не хочу, чтобы ты привыкала к такой жизни.

* * *

Баба Дуся по-своему любила реку, и когда невмоготу становилась суета домашняя, брала удочки и уходила на рыбалку. Посидеть у воды, бегущей, да отдохнуть, да в себе покой найти. Вчера она увидела – по лугу шествует ватага детворы, поэтому рыбалка-то не удалась. Но уходить она не спешила, скоро вечерняя зорька, а ребятишки пошумят, взмутят воду да уйдут. Вдруг видит – за ними идет настоящий рыбак: снасти городские, а не удочки из орешника. Сейчас дед не годен на рыбалку, лежит, и она взяла свою и его удочку, может, что и у него клюнет. Придет, скажет: «Дед, а твоя-то удочка клевала-клевала…»

– Порыбачить решили, бабушка? – дивился полковник местной рыбачке. – Клюет?

Баба Дуся бросила смотреть за удочками, встала, поправила голубой платочек.

– Курите? – достала помятую пачку «Беломорканала», приводя полковника в восторг удивления. – Мои попробуйте.

Полковник из уважения, чтобы расположить человека, взял, прикурил.

– Вчера что по телевизору видела, – спешила баба Дуся определиться со знакомым. – Опять Государственный деятель говорил, что надо Америку приглашать…

Помолчала. Но, чувствуя, что разговор на эту тему не пойдет, быстро сменила тему.

Баба Дуся хотела разговорить полковника, но он всё молчал.

– Директор должен быть профессионал, чтоб он мог всех сплотить, – она говорила так, как говорит телевизор, когда включен на всю громкость. – Вот Андрей умел. – Садитесь.