Огород на миллион

На улице стояла тишина, и только цикады стрекотали на всю округу.

Я даже не стала переодеваться. Просто взбила бабушкину подушку, накрылась пледом и закрыла глаза с мыслью, что завтра нужно также привести в порядок огород.

Усталость накрыла меня, как мягкая волна. Я не заметила, как заснула.

Но кто бы знал, что следующий день принесет мне новые сюрпризы.

Я проснулась от того, чего не слышала годами.

Не от вибрации телефона под подушкой. Не от гудков машин за окном. Не от назойливого голоса будильника, врезающегося в сон, как кувалда в гипсокартон.

Сначала я даже не поняла, что происходит. Лежала с закрытыми глазами, слушала странный щебетливый шум и думала: «Где я?»

Птицы пели за окном!

Я улыбнулась и открыла глаза.

Но это прекрасное пение было где-то там на улице. А вот в доме…

День начался с мух! И я поняла, что именно они меня и разбудили!

Целый авиаполк устроил тренировочные полеты над моей головой.

А может, и не тренировочные. Может, как раз по результатам ночного внепланового совещания это была первая атака.

Я села на кровати и уставилась на них.

Никогда не замечала, насколько они назойливы. Они жужжали над раковиной, ползали по моим вымытым окнам, садились на чашки и тарелки, словно проверяли, кто в доме хозяин.

– Ну сейчас вы у меня!.. – я встала и замахнулась тапком, попавшимся мне под руку.

– Бз-з-з-з-з-з! – зажужжали мухи в ответ, поднявшись в воздух, как вертолетная эскадра по команде.

Так началось Великое Мушиное Противостояние, где я играла роль неуклюжего медлительного монстра, как в компьютерное игре, а они – юрких истребителей.

– А ну, на выход! – махала я, а тапок со свистом рассекал воздух.

Когда я поняла, что проигрываю эту битву, я открыла бабушкину тетрадь и принялась ее листать, как книгу заклинаний.

– Нашла! – воскликнула я, и кажется, мухи на миг испугались и переглянулись.

«Мухи не любят гвоздику. Разложи по дому, и они сами сбегут. А если не сбегут – заведи паука, он разберется».

В тишине я, кажется, расслышала, как мухи сглотнули от испуга.

Но у меня не было гвоздики. Зато…

Я пошла на хитрость и достала из сумочки булочку с повидлом, открыла окно и положила с обратной стороны.

Мухи вылетали с таким энтузиазмом, как будто все эти годы их никто не кормил.

Я закрыла окно и пригрозила пальцем:

– Предлагаю мир: вы не залетаете в дом, а я буду вас угощать.

По их взглядам я поняла, что я дура. Но попытаться стоило.

«Паук так паук», – пожала я плечами и задернула занавеску.

Я уже собралась выйти в огород, вооружившись бабушкиной тетрадью и старыми перчатками, как вдруг раздался стук в дверь.

Не звонок – его здесь никогда не было. А именно стук – тяжелый и неторопливый, как будто гость не сомневался в том, что его впустят.

Я открыла дверь. На пороге стояла женщина, напоминавшая морскую свинку в платочке. Полное лицо, губы поджаты в тонкую ниточку, но старательно натянуты в улыбку. Маленькие и блестящие глаза, как две черные бусины. В одной руке у нее была тарелка, накрытая полотенцем, а в другой – банка сметаны.

– Здравствуй, родная, – пропела она. – Слышала, ты тут одна поселилась. Решила угостить.

Она протянула тарелку и сняла полотенце, как фокусник с волшебной шляпы. Только вместо кролика там оказались пирожки. Я невольно оглянулась на окно, где уже и следа не осталось от булочки.

«Интересно, она меня на пирожки заманивает, как я мух на булочку?» – промелькнула мысль.

– Да ты бери, не переживай, – она вдруг улыбнулась.

Я машинально взяла тарелку, чувствуя, как тепло пробивается под низом.

«Не я, так мухи съедят…» – я настороженно покосилась на пирожки.

– Спасибо. Вы… соседка? – спросила я.

– Да, я Зинаида Аполлинарьевна. Муж мой тебя вчера вечером увидел. Он у нас ворчун, не обращай внимания. Как тебя звать?

– Алиса.

Не успела я моргнуть, как соседка уже была в доме, осматривая его, словно сорока. Банку сметаны она уже успела поставить в холодильник.

– Запущено же тут у тебя, – вздохнула она, проводя пальцем по комоду и тут же вытирая его о подол юбки. – Бабушка-то твоя порядок любила.

Я стиснула зубы.

– Вообще-то, я вчера убиралась.

– Плохо убиралась, надо лучше, – отрезала она. – Модных штучек небось привезла? – соседка покосилась на мой желтый чемодан в углу. – Будешь тут лужайку устраивать и шашлыки?

Зинаида Аполлинарьевна уже стояла в комнате у стола и держала в руках бабушкину тетрадь.

У меня сердце упало куда-то в пятки.

– Это… личные записи, – резко сказала я, выхватывая тетрадь у нее из рук.

Соседка даже не смутилась.

– Ну конечно, родная, конечно. Просто бабушка-то твоя у нас знаменитостью была – все у нее спрашивали, как она такие урожаи собирала. А она ни с кем не делилась, – подмигнула она. – Ну, кроме внучки, ясное дело.

Наступила неловкая пауза.

Где-то за окном прокричал петух. В углу зашуршала мышка. А Зинаида Аполлинарьевна стояла и смотрела на меня, как кот на банку с консервами, и ждала, что я сама начну выкладывать бабушкины секреты.

– А соседский участок, что рядом с тобой, я слышала, продали, да? – решила сменить тактику соседка. Она заговорщически зашептала: – Приезжали какие-то люди в костюмах на своих блестящих гробах, что-то ремонтировали там, со дня на день ждем новых соседей.

– Так это, наверное, городские, они шашлычки пожарят, да уедут.

– Так шуметь будут. А ты шумишь? – спросила она, прищурившись.

– А чего мне шуметь? Я только с картошкой могу поговорить, да клубнике песни спеть. Хотите, спою?

– Ты же тоже городская. Тебе точно тетрадь нужна? – не унималась Зинаида Аполлинарьевна

– Да, – я прижала тетрадь к груди, как мать родную.

– К тебе если мой Васька будет забегать, гони его в шею.

– Кот?

– Муж. А пирожки еще горячие, – вдруг сказала она. – Кушай, пока не остыли.

Я кивнула и снова покосилась на них: «Пирожки с подвохом?»

Но я-то не муха, меня пирожками не возьмешь.

– Спасибо, – улыбнулась я широко, обескураживая Зинаиду Аполлинарьевну. – Приносите еще, особенно с капустой. Они у вас, наверное, особенно удаются?

– А секрет? – не унималась она.

– Какой?

– Огурцов.

– Нет. Могу рассказать про эремурус, хотите? – предложила я с невинным видом.

– Про что, прости господи? – чуть не перекрестилась Зинаида Аполлинарьевна, как будто я предложила ей заняться черной магией, и уже двинулась к двери задним ходом.

– Э-ре-му-рус, – произнесла я по слогам, наслаждаясь реакцией соседки. – Очень интересный цветок. Высокий, крепкий, стоит гордо…

– Тьфу на тебя, – фыркнула она, отступая от меня. – Это ж надо, какие цветы пошли нынче. Сорняки, не иначе!

– А что? – сделала я удивленные глаза. – Красивый же! Посадить, что ли? – задумалась я вслух, глядя, как Зинаида Аполлинарьевна ретируется быстрее, чем таракан при включенном свете.

Дверь захлопнулась, а я, довольная собой, принялась изучать пирожки: вдруг там не начинка, а микрочипы для слежки?

Хотя… с такими кулинарными способностями вряд ли соседка работает на спецслужбы. Разве что на биологическое оружие.

Глава 4. Война с сорняками или как я стала генералом грядок

Всю ночь я сражалась с сорняками, как с мутантами-зомби, которые вылезали на меня из разных углов. Утро я провела за ловлей мух, а после отбивалась от соседки.

Не Засосинки, а какой-то постапокалиптический мир, где что ни день, то выживание.

Оглядев в зеркало свою вырвиглазную футболку и треники моей юности, я решила, что для огорода это «самое то»! Махнула рукой, завязала гульку на затылке и вышла во двор.

Трава была мокрой от росы, и мои кроссовки моментально промокли. Но мне было плевать.

Бабушкин огород…

Я помнила его пышным, зеленым, живым. Грядки, аккуратные, как солдаты на параде. Кусты смородины, у которых летом не было отбоя от соседских детей. Вишни, сгибающиеся под тяжестью плодов.

Сейчас все это выглядело заброшенным, но не мертвым.

Сорняки заполонили грядки, но кое-где пробивались знакомые листочки: мята, мелисса, кустики щавеля, упрямо зеленеющие то тут, то там. А под забором…

Я присела на корточки, раздвинула траву руками – и замерла.

Клубничка!

Несколько кустиков прятались, выдерживая оборону. И несколько ягодок уже висели.

Она росла сама, без чьей-либо помощи, вопреки всему.

– Городская жительница объявилась!

Голос прозвучал за моей спиной резко, как выстрел. Я вздрогнула и обернулась.

За забором стоял мужчина лет шестидесяти, в растянутом свитере и резиновых сапогах. Нес лопату, как копье, и усы поправлял, как гусар.

– Здравствуйте, – осторожно сказала я.

Он хмыкнул, плюнул в траву и тыкнул лопатой в сторону моего участка.

– Че, решила бабкино наследство проверить? А то вдруг там золото зарыто?

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

– Нет. Буду выращивать свое сокровище, – ответила я спокойно.

Его губы криво дрогнули, как будто я сказала что-то смешное.

– Городские… – буркнул он и повернулся, чтобы уйти. Но на полуслове остановился, оглядел меня с ног до головы. – Ты следи за своими сорняками, чтобы они ко мне не полезли. А то я их гербицидом выжгу, и твои посадки заодно, – пригрозил мужик.

Он пошел дальше и позвал:

– Мушкет, за мной.

Я снова обернулась. За мужчиной вдоль забора медленно перебирал лапами серо-белый кот. У него окрас на морде был такой, а усы серого цвета были точь-в-точь как у хозяина.

Я завернула за дом и открыла сарайку. Через десять минут я стояла перед огородом, вооруженная до зубов.

Перчатки надеты, тяпка и лопата на плечах.

Бабушкина тетрадь лежала на крыльце, открытая на странице с пометкой: «Сорняки».

«Они как плохие парни. Вырывай с корнем, иначе вернутся».

Я вспомнила всех плохих парней, которых видела в кино и которые так соблазнительно выглядели, что хотелось их всех разом поселить у себя, и на миг засомневалась.

– Плохое сравнение, бабушка.

Я взяла карандаш и зачеркнула слово «плохие».

Перед глазами сразу всплыло лицо Кирилла. Написала: «бывшие».

Плохие парни – это хорошо, а бывшие – вот от кого точно нужно избавляться.

– Ну что, поехали?

Я нацелилась на первый сорняк – высокий, наглый, с желтыми цветками.

– Ты первый.

Я вонзила лопату, но та едва вошла в землю. Нажала ногой – лопата согнулась.

– Это еще что за?.. – зашипела я, оглядела металл и обнаружила ржавчину. – Везде обман! Понапродают китайского барахла! Окей, значит, так.

Я отбросила лопату и перешла к тактике «ручная экзекуция». Ухватила стебель и дернула.

Стебель оторвался. Корень остался.

– Да ты… ты издеваешься?!

Сорняк молчал, но его ухмылка читалась в каждом листочке.

Я пробиралась между сорняками, как в окопе. Ругалась с ними, удивлялась себе (откуда знаю столько ругательств?) и оставляла за собой стебли. Горы стеблей.

Через час меня уже прилично присыпало землей и легкой паникой: стебли вырывались, а корни оставались в земле.

Одуванчики притворялись безобидными, но их корни уходили вглубь, как якоря. Крапива жалила даже через перчатки. А какой-то зеленый монстр с толстым стеблем просто смеялся надо мной, когда я попыталась его выкопать.