А как у нас дела насчет картошки? Или история Music Club

Студентов на автобусах привезли на место, после чего началось заселение. Девчонки с французского факультета попали в первый корпус и заняли палату под номером 10. Кроме Наташкиной группы, в которой было 8 человек за минусом мальчиков и с учетом того факта, что не все члены группы отправились в первых рядах, в палату заселилось еще несколько девочек с факультета, работающих на кухне в столовой, несколько подружек из других групп и даже Наташкина подружка Даша с немецкого факультета, появившаяся во времена стройотряда.

Еще в первом корпусе рядом с ними на втором этаже поселились девчонки из 3-й и 5-й французских групп, а на первом этаже начальство. Командир и бригадир.

В остальных подъездах и корпусах жили переводчики, немецкий факультет и мальчишки с Наташкиного курса.

Жизнь на картошке строилась в зависимости от наличия или отсутствия дождя. Если с неба не капало, утром объявлялся подъем, все дружными рядами шли в столовую есть незамысловатый завтрак, после чего разбитые на бригады студенты грузились в автобусы и отвозились на поля.

Полей было несколько, в различных близлежащих деревнях. Ребята в основном работали грузчиками, грузили собранные мешки в машины. Появились шутки про новую специальность грузчиков-переводчиков. А девчонки работали подборщицами, перемещаясь по полю, вскопанному трактором, с ведрами и подбирали картошку из мокрой и вязкой земли. Был еще вариант работать на комбайне, который сам вырывал картошку, гнал ее по транспортеру, у которого стояли девчонки. У каждой бригады была норма ведер или мешков, обязательная для выполнения. Командовал работой некто из института по имени Петя, вызывавший, разумеется, негативные оценки инязовцев. Над Петей стоял командир, тоже из института, который получил прозвище Чемодан, так как везде, где бы он ни появлялся, от столовой до поля, носил с собой чемоданчик-кейс.

Подборщицы

В середине сентября темнело рано, это оставляло студентам дополнительное время на досуг. Вечером после работы шли на ужин, потом искали развлечения сами, иногда в холе устраивались танцы, или мальчишки смотрели футбол. Первое время, пока еще не освоились и не завели новых знакомств время тянулось медленно, девчонки искали возможности завести компании, привлечь к себе ребят повеселее и помузыкальнее, а пока компании не создались, развлекали себя, как могли сами.

Второй стороной жизни на картошке был период дождя. Дождь ждали все, как манну небесную. В дождь студентов не возили на поля, и они оставались в лагере. Часто ребята посылали гонца в деревенский магазин, где предлагаемый ассортимент состоял из водки и черного хлеба, и кидались в бездну алкогольных радостей. Иногда в этом их поддерживали некоторые девчонки и потом бродили пьяные по лагерю, вытворяя всякие глупости и, давая почву для всеобщего обсуждения и осуждения на следующий день.

Девочки из Наташкиной группы в этом плане были целомудренны. Не то, чтобы они не пили совсем, они могли поддержать кружкой вина компанию, даже иногда могли почувствовать легкое головокружение, но не напивались так, чтобы потом об этом можно было со стыдом вспоминать. Но в начале картошки они еще не приобрели компании, а поэтому заедали дождь, привезенными из Москвы конфетами и пели песни.

* * *

Большинство девчонок, кроме самой Наташки были очень музыкальными, многие закончили музыкальную школу, а другие просто были наделены от природы. Наташку природа обделила музыкальным слухом. Но при этом она очень любила петь. Петь под музыку у нее еще как-то получалось, но повторить мелодию самой для нее было непосильным трудом. Зато у Наташки дома была гитара. Ей очень хотелось научиться играть. ее вдохновляли рассказы бабушки о том, как та в молодости пела романсы под гитару, а также услышанные песни Окуджавы. С его песнями Наташка познакомилась неожиданно. Сначала она встретила в какой-то повести в толстом журнале строчку из песни, произносимую одним из персонажей: «За что ж вы Ваньку-то Морозова…» Почему-то эта незамысловатая и бессодержательная в том контексте строчка, хорошо врезалась в память.

Прошло время, и подруга пригласила ее в Театр на Таганке. До этого Наташка мало что знала об этом театре. В театры она ходила, но нельзя сказать, что была заядлой театралкой. Актеров знала плохо. Лица не запоминала. Более или менее знакомый ей театр был театр им. Вахтангова с замечательной «Принцессой Турандот», полной импровизации и шуток, с Борисовой в главной роли. Это был последний спектакль, поставленный самим Вахтанговым еще в 1922 году и сохранившимся до Наташкиных времен. В спектакле в то время играли тогда еще молодые, красивые и, конечно талантливые Юрий Яковлев, Василий Лановой, Марианна Вертинская.

В те времена, когда Наташка в первый раз попала в театр на Таганке, попасть в него было очень сложно. Но существовала лазейка, позволившая Наташке с друзьями посмотреть основные спектакли с Высоцким, Золотухиным, Смеховым. Спектакли Любимова гремели на всю Москву, были необычны, смелы и не одобряемые партийным руководством. Театр всегда существовал на грани. Но главное, что очаровало Наташку, это постановки спектаклей. Отсутствие декораций, простата костюмов и нестандартный подход к пьесам. Наташка долго помнила, как в спектакле «Дом на набережной», в момент, когда герой показывал картины Айвазовского, якобы висевшие на стенах, туда просто плеснули водой. Высоцкий, которого она уже знала по песням, Золотухин, сыгравший в замечательном фильме «Бумбараш», – все зачаровывало.

Но вернемся к Ваньке Морозову и Окуджаве. Первый спектакль, увиденный Наташкой на Таганке, назывался «Работа, есть работа». Билеты удалось достать благодаря шефству театра над заводом Динамо. Шефская помощь в виде предоставления билетов оказывалась пролетарской части населения, которая далеко не всегда интересовалась театром, и билеты просто лежали в профкоме завода. Отец подруги был связан с этим заводом по работе и с удовольствием забирал не реализованные среди трудящихся билеты.

Спектакль был для Наташки откровением. Ничего подобного она до этого не видела. Мужчина и женщина играли на сцене пантомиму, это было так интересно и необычно. Посередине сцены сидел артист с гитарой, аккомпанировал себе и пел песни Окуджавы, служившие музыкальным фоном мимам. Когда он запел «За что ж вы Ваньку-то Морозова…», Наташка сразу вспомнила эти строчки, хотя не знала, как они звучат.

Гитарист играл и пел все, ставшие потом любимыми песни Булата Шалвовича:

«Работа, есть работа, работа есть всегдаХватило б только пота на долгие года…»

Потом звучала песня «Возьмемся за руки друзья, чтоб не пропасть по одиночке» … и конечно «Виноградная косточка». Наташка вышла со спектакля под сильным впечатлением, и с тех пор бесконечно полюбила Любимовскую Таганку. Завод продолжал снабжать билетами, почти весь репертуар театра был просмотрен. Это и «Гамлет» с Высоцким, и «Добрый человек из Сезуана», и «Вишневый сад», и «10 дней, которые потрясли мир», и многое другое.

С первого посещения Таганки Наташка влюбилась в песни Окуджавы. Так хотелось научиться петь, но природа не дала таких талантов. Однако, подруга подарила ей гитару, которая не послужила самой Наташке, но пригодилась ее друзьям.

* * *

По прошествии нескольких дней на картошке стало понятно, что развлекать себя пока надо самим, и девчонки стали проявлять свои разнообразные таланты. Наташка съездила во время очередного дождя в Москву и привезла гитару.

Как уже говорилось, девчонки Палаты № 10 оказались очень музыкальными. Женька не училась в Наташкиной группе, но общалась с Тошей после совместного пребывания в стройотряде после первого курса. Она играла на гитаре, и они с Тошкой пели задушевные романсы и народные русские и украинские песни на разные голоса. Тошка – это было прозвище Антоновой Иры. Она на него не обижалась, и оно приросло к ней очень плотно. В дождливый день Тошка затягивала «Черного ворона», его подхватывала Женька, потом все остальные. За вороном шли отцветшие давно в саду хризантемы, «Ой мороз, мороз» и песни Окуджавы, но коронкой Женьки был «Гвоздик». Студентки, войдя в лирическое состояние просили: – «Жень, ну спой «Гвоздик».

Женька была очень артистична. Приехав в Москву из маленького городка в Молдавии, она носила молдавскую фамилию, но чисто говорила по-русски, так как ее отец преподавал русский язык в местном университете. Иногда она имитировала молдавский акцент, смягчая согласные, чем очень веселила девочек. Приехав в Москву, проходя мимо театрального вуза, Женька за компанию с подружкой прошла первый отборочный творческий тур в одно из театральных училищ. Однако дальше уже сошла с дистанции, чтобы выбрать более надежный и престижный ИнЯз. Но артистичность помогала Женьке в жизни. Анекдоты в ее исполнении превращались в маленькие представления.

– Жень, «Гвоздик», – просили девчонки. И она брала гитару и, наигрывая мелодию, пела «Балладу о гвозде» Новеллы Матвеевой:

Вера и Женька

Любви моей ты боялся зря, —

не так я страшно люблю!

Мне было довольно видеть тебя,

встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой

или просто был неизвестно где,

мне было довольно того, что твой

плащ висел на гвозде.

И когда Женька доходила до строчек:

… Мне было довольно, что от гвоздя

Остался маленький след.

Когда же и след от гвоздя исчез

Под кистью старого маляра, —

Мне было довольно того, что след

Гвоздя был виден вчера.

На глазах девчонок уже блестели слезы.

Но чаще они смеялись и дурачились. У них возник свой репертуарчик из песен-приколов, вроде «Шарманка ты шарманка, родная сторона, никто нас не разлучит, лишь мать сыра земля». Самой популярной песней, которую распевали все хором, независимо от способностей был «Кузнечик, коленками назад».

Девчонки самозабвенно орали хором:

На солнечной поляночке,Не зная, чему рад,Сидел кузнечик маленькийКоленками назад.Ай-ай-ай-ай!Ай-ай-ай-ай!Сидел кузнечик маленькийКоленками назад.

Потом уже более трогательно и вкрадчиво вступал кто-то один:

В траве нашел он девушку —Не девушку, а клад,Такую же зеленую,Коленками назад.Ай-ай-ай-ай!Ай-ай-ай-ай!

Кузнечик стал так популярен за пару дней, что, дурачась, девчонки стали переводить его на разные доступные им языки. Все-таки учились в ИнЯзе.

Кроме Женьки и Тошки пела еще Вера. Это была несколько странная девочка, внешне симпатичная, даже, можно сказать красивая, но замкнутая, ленивая. Несмотря на то, что весь день девчонки трудились на полях в грязной одежде и в сапогах, приходя в лагерь они прихорашивались, красились, переодевались и становились похожи на себя институтских. Совсем иначе было с Верой. В грязных штанах и свитере, она заваливалась на кровать и лежала, в основном, помалкивая. Но стоило Вере взять гитару и запеть, как она преображалась. Она играла на гитаре, стучала пыльным носком из сапога в такт игре, поднимая вокруг себя пыльную бурю. Девчонки зря призывали ее переодеться и приукраситься, Вера отмахивалась. Но пела она потрясающе. Ее репертуар делился на две группы. Шуточные песни и романсы периода НЭПа. Хотелось пририсовать ей мушку на щеку, вставить розу в волосы и в зубы – папироску, будто она сошла с экрана черно-белых фильмов с Верой Холодной. Наташке она представлялась этакой Сонькой-золотой ручкой, Наташка мало что знала о Соньке и даже не предполагала, что она жила гораздо раньше НЭПа. Она нарисовала себе картинку этакой женщины-вамп и присвоила ей имя Соньки золотой ручки.

С придыханием, томно Вера пела про белую розу – эмблему печали и красную розу – эмблему любви. Ее коронкой была песня:

«Ах, эти черные глазаМеня пленили.Их позабыть никак нельзя —Они горят передо мной …»

В ее исполнении несравненно звучал «поручик Голицын», которого Вера надрывно призывала седлать коня, а затем песня о нем сменялась румяными гимназистками с конфетками-бараночками.

Вторая часть песен была веселая. Вера пела, как хорошо жить на востоке и пить чай из пиалы. Тогда это была не очень известная, но забавная песня Сергея Никитина.

Пение и песни заняли в жизни девушек важное место. Второе место занимали анекдоты. Они настолько вписались в их жизнь, что девчонки начали уже разговаривать строчками из них. Иногда было достаточно с определенной интонацией сказать одно слово, чтобы все начинали смеяться. Появились анекдоты на местные темы, понятные только своим.

Вера с гитарой

* * *

Досуг, конечно, был важен, но все-таки не надо забывать, что студенты трудились на уборке картошки.

Утром после завтрака, если не было дождя, все грузились в автобусы по бригадам, если на каждую бригаду хватало транспорта. Когда же какой-нибудь автобус ломался, то в оставшийся набивалась куча народу, все сидели в прямом смысле на коленях друг у друга, висели на руках, держась за перекладину и были хорошо утрамбованы, чтобы двери закрылись. В автобусах было весело. Продолжались песни, анекдоты. Все болтали и лучше узнавали друг друга. Однажды к лагерю подогнали настоящий «Икарус», на таких обычно возили иностранных туристов. Автобус даже было жалко, когда студенты в ватниках и в грязных сапогах заполнили его чистенькое нутро. Наташка посочувствовала автобусу, представив, как на его бархатных сиденьях располагались французы и вертели головами по указке гида то налево, то направо. Стоило Наташке об этом подумать, как зазвучал чей-то голос, говорящий в микрофон по-английски. Кто-то из ребят переводчиков решил вспомнить недавнюю практику в Интуристе и провести веселую экскурсию по окрестным деревням, куда они ехали трудиться. Переводчики изощрялись в остроумии, выхватывая микрофон друг у друга. Всем было весело, дорога пролетела незаметно. К сожалению, «Икарус» обслуживал студентов только один день, потом опять вернулись набитые старые с округлыми формами автобусы.

Так как на полях было холодно, на себя надевали все, что было в наличии. У кого были ватники, носили ватники, у кого не было, надевали по несколько свитеров, штанов, сверху куртки и заматывали голову поверх шапок платками. Меньше всего думали в этот момент о красоте. Наташка поверх куртки надевала еще ветровку с капюшоном. Так сложилась картофельная мода. Девчонки придуривались и устраивали дефиле вдоль комбайна, показывая свои «замечательные» наряды.

Чтобы не замерзнуть танцевали, отплясывали Фрэнч канкан, весело задирая ноги в сапогах с налипшей на подметки тяжелой грязью. Грязь в танце разлеталась, как искры фейерверка в разные стороны. Бегали с ведрами, чтобы быстрее выполнить норму и уехать с поля. Иногда, если норму выполняли за пол дня, больше на поле не возили. Если работу заканчивали раньше, но автобусы не приезжали, все сидели у костра, и подборщицы, и грузчики, пекли картошку и пили молоко, принесенное кем-то из деревни в трехлитровой банке. Тогда в любой подмосковной деревне держали коров, и можно было постучаться к хозяйке и купить молока.

Когда было очень холодно, но надо было работать, а осень погодой не баловала, смеялись и дурачились еще больше.

Так родился анекдот про ледышку, понятный только тем, кто это пережил. «Идет подборщица по полю, а за ней ледышка. Ледышка идет и смеется. – Ледышка, что ты смеешься? а ледышка отвечает: «Я с утра тоже была подборщицей.» Так сказать, местный юмор.

Женька рассказывает анекдоты.

Пока еще не создались компании, не с кем было флиртовать и, не в кого было влюбляться. Девчонки потешались над местным комбайнером. Им был молодой парень, чуть старше их, немного неотесанный, настоящий деревенский валенок. Внешне парень был симпатичный и очень сильно смущался при виде городских нагловатых девчонок, особых инязовских девчонок. Ничего плохого они ему не желали, но не могли не потешаться над его поведением, они задавали ему провокационные вопросы, парень краснел, бледнел и не мог справиться с натиском разбитных горожанок. Девчонки целую неделю звали его Колей, он даже не мог возразить, как потом выяснилось настоящее его имя было Витя. Девчонки все время шутили на тему красивого комбайнера, сравнивая его то с Тарзаном, то с Маугли, хотели его отмыть приодеть и вывести в свет. И развивали тему по поводу l’Amour sauvage (Дикая любовь) с комбайнером Витей. Но они не обижали парня. Эти разговоры велись уже в лагере, далеко от его ушей. Чтобы смутить Колю-Витю, было достаточно просто посмотреть на него и улыбнуться. Иногда комбайн ломался, тогда студентки начинали свои танцы вокруг него, танцы сменялись песнями, и все это сопровождалось веселым, звонким смехом, от чего Коля-Витя краснел еще больше и начинал быстрее чинить свой комбайн.