Остров «Иллюзия»

Тихо прошел и сел на колени перед ней.

– Махарани, я могу войти?

– Вы уже вошли, – Саша медленно открыла глаза. «О!… сегодня он в синей майке и голубых джинсовых шортах. Волосы распустил. Готовился».

– Алекс, откуда такая роскошь? Вы нашли клад?

– Вы тоже, я смотрю, сегодня в смокинге. Встретили кого-то по дороге?

– Нет. Думаете, Вы одна роетесь в чужих чемоданах? Я принес Вам подарки. Взгляните, махарани: Вы любите музыку и сегодня у нас музыкальный ужин.

– Что это значит? Вы будете петь?

– Нет, но Вы будете слушать. Слушать запахи и ароматы. Первое блюдо – Вечернее Дебюсси.

– Почему Дебюсси?

– Попробуйте и поймете.

Саша взяла оранжевый фрукт и откусила кусочек.

– М-м-м. Действительно Дебюсси. С нотками светлой печали.

– А это Чайковский. – Аша поднял большого красного краба. – Спроси: «почему Чайковский»

– Почему?

– Потому что Щелкунчик! – Аша раскрыл клешню краба и перекусил ею цветочек, торчавший из кокосового ореха.

– А это – Болеро Равеля, – он указал на рыбу.

– А-а, музыка без мелодии!

– Почему без мелодии? Мелодия есть. Костей, правда, много.

– А что мы будем пить?

– Абра кадабра! Вот… белое безалкогольное. Это кокосовое молоко.

– Нормально.

И они начали свой пир. Светский раут в лучах уходящего солнца.

Сначала в ход пошли яркие сочные фрукты. Потом распотрошили Щелкунчика. Болеро оказался действительно костлявым, но и кости пригодились: из них можно было складывать слова на хинди. Саша не предполагала, что можно опьянеть от еды.

Дальше начались водные забавы с детскими выкрутасами: хождение на руках, ныряние с камней в разнообразных позах, трюки с задержкой дыхания. Саша могла себе позволить только веселое барахтание на мелководье. А после того, как Аша виртуозно изобразил «Кита всплывающего», и побережье озарилось громким хохотом, смеяться уже было невозможно, не было сил.

Потом они разводили костер: сначала с помощью трения двух деревяшек, а потом с помощью зажигалки, которую Саша берегла на «черный день», но ради сегодняшнего вечера решила пожертвовать. Усевшись возле костра, они замолчали.

Саша подняла небольшой плоский камень.

– Аша, смотри, телефон. Кажется, тебе звонят, – и она бросила камень Аше. Тот ловко поймал и прислонил камень к уху.

– Алло? Сингх, друг! Да на побережье развлекаюсь с одной сумасшедшей. Не завидуй. Она старуха. Вся ракушками уже покрылась. Лови! Тебе звонят.

– Алё! Галчонок! Я на пляже. Что делаю? Жду у моря погоды. Лови. Индия на проводе.

– Брат Раджа! Нет, всей семьей сюда ехать не советую: обратных билетов не купишь. Говори теперь ты.

– Мама? Это Ваша дочь – неудачница. За всю жизнь ничего не накопила: ни друзей, ни денег. А под конец её выбросило на берег с каким-то незнакомым мужиком. Жрать нечего, жить незачем. А Вам, Аша, кажется, звонит отец.

У Аши округлились глаза, как будто на том конце несуществующего провода его действительно ждал голос отца.

– Отец?.. Какая удача. Я с ним давно уже не разговаривал. Дай мне трубку.

Аша прижал камень к уху.

– Папа? Как твои дела? Почему я долго не звонил? Что ты, папа… просто у того, кому не звонят время идет медленнее, чем у того, кто не звонит. Что у меня с голосом? Что у меня случилось? Ты же ничего не знаешь… Мне нужно кое-что рассказать тебе… – Аша закрыл глаза и после паузы продолжил, – Папа, ты же знаешь, я всю жизнь, всегда, чувствовал себя особенным. Во мне жило ощущение, что я могу всё. И за что бы я ни брался, у меня всегда всё получалось. И всё равно я страдал от комплекса… не знаю, как его назвать. Я ощущал невостребованность своего таланта, недовысказанность своих мыслей, желаний, недобор переживаний. Мне всегда было мало тех средств, которые мне предлагались для самовыражения. Я словно шел на цыпочках, когда мне хотелось взлететь! Чёрт возьми, папа! И тут, ты помнишь? появилась она. Моя поддержка, моя опора. Она давала мне смысл и сама была моим смыслом. Папа, у меня появилась надежда. Я задышал. У меня как будто пульс изменился: стал не сумасшедший и сбивчивый, а глубокий и наполненный. И это сокровище недавно выпало из моих рук и разбилось вдребезги… Всё… Связь прервалась. Холодно становится.

К костру подтягивались мотыльки, бабочки, крошечные крабики.

– Почему-то зверюги боятся огня, а всякая мелочь пузатая к нему тянется…

– Ползут погреть свои холодные, цепкие лапки. – Брезгливо сказал Аша. -Этим хладнокровным дурачкам надо всегда возле чего-то греться. И им всё равно от чего греться: от солнца или от костра. Вы меня понимаете? Нет, конечно…

– Вы думаете, я Вас плохо понимаю? Да, я понимаю не всё, что Вы говорите. Но я понимаю самое главное.

– Очень интересно. Поделитесь.

– Я понимаю, что Вы очень любили свою жену.

– Я её и сейчас люблю. Когда она ушла, полюбил ещё больше. А тогда … она меня любила. Она вообще была героиня. Всё-таки публичная жизнь – штука утомительная. А она всё как-то правильно понимала в этой жизни. Но говорила, что это я её научил. А я тебе столько не додал, Голи. Вы молчите? Вам не понравились мои слова?

– Я могу задать странный вопрос?

– Думаю, у Вас это получится.

– Почему Вы не похоронили Голи, а … … ?

Аша тяжело вздохнул, но Саша почувствовала, что разговор продолжится.

– Знаешь, бывают такие дурацкие вечерние разговоры о жизни и смерти. И как-то раз Голи сказала, что хочет так. И потом, когда она здесь… болела, я поклялся ей, что выберусь отсюда только вместе с ней. А теперь, хотя бы в таком состоянии, я смогу увезти её. Но хватит об этом.

Аша встал и начал ходить по берегу.

– Да, увезти… Вы знаете, а в моей жизни, по большому счету, ничего не изменилось. Моя жизнь там – очень ограниченна, практически, как этот остров. И окружена огромным океаном жизни, в который мне не на чем выйти. Нет ни катера, ни лодки.

– А я не понимаю, почему не ищут! За столько времени ни корабля, ни самолета. – Он продолжал нервно шагать по берегу. – Мы с тобой уже научились разговаривать друг с другом! Кстати, ты заметила это? Ха-ха! На каком языке мы общаемся? Да это и не важно. Я тебе говорил, этот остров тот ещё персонаж. Прячешь нас?! Прячешь?!

Ищут они меня… как же. Голи давно бы уже всех на уши поставила. А эти сейчас делают шоу. Говорят… произносят… слова, слова, пена, пена! Э! Получи!

И он начал бить ногами набегающие волны.

Саша молча ждала, когда закончится этот психоз. Брызги летели на его одежду, лицо… Успокоившись, он вытер капли с лица, как вытирают слезы.

– Извините. Нервы что-то… Это был не я. Я обычно ни с кем не дерусь. Но тут очень захотелось кому-нибудь морду набить. А океан под руку подвернулся.

Он стал уходить, медленно, спиной вперед.

«Почему ты не уплыл?»

«Не скажу. Всё тебе скажи».

– Спасибо за компанию. Провожать не буду.

– Да что тут идти-то… – Саша махнула на навес, практически возле которого она стояла.

– До завтра? Завтра чем займемся? Посмотрим по погоде?

– Эта чертова погода будет отличной. Я тебе обещаю! – крикнул он, удаляясь.

Аша шел и злился:

«А что это ты так развеселился? А что это ты так разошелся? Жить захотелось? Как она ловко развела тебя на эти откровения. Простодушная. Блаженная. Журналистка без журнала. Это такой сорт людей, которые способны влезть без мыла куда угодно.

Не надо было при ней такое говорить?

Нет! Надо было! Пусть знает и не подкатывает со своими дешевыми фанатскими штучками. Нравится пальцем в душе ковырять?! Только здесь мне этого не хватало. Не хочу… ничего не хочу!

Так она вроде и не подкатывала…

Вот пусть и не подкатывает! А начнет – поставишь на место. И вообще, теряешь форму.

С утра начинаю заниматься спортом».

Саша упала в свои чемоданы и уснула.

ГЛАВА11

МАНДАЛА.

Утром она проснулась бодрой. Поднялась, потянулась к солнышку и заметила беспорядок в своем хозяйстве. «Что-то всё разбросано. Надо всё разложить по местам». Она стала раскладывать чемоданы к чемоданам, сумки к сумкам, бутылки к бутылкам, с удовольствием вспоминая вчерашний вечер.

«Отчего я так устала вчера вечером? Он много говорил, а я его напряженно слушала. Я так хотела его понять, что чуть не лопнула голова. Стоп, а это что такое?» Из песка торчал кожаный рыжий ремешок. Саша потянула за него и вытащила из песка свою сумочку.

– Ах, вот ты куда подевалась, моя дорогая, моя подружка. А я тебя искала. Вот стоило тебя один раз отвязать от руки, и ты чуть не пропала!

Во избежание потери документов во всех путешествиях Саша привязывала сумку к руке. Так научила её одна знакомая, когда они отдыхали в Геленджике: во время ночной грозы с гор хлынули переполненные реки, и они так обе перепугались в своей маленькой гостинице, что привязали к себе все самое необходимое.

Саша с волнением открыла сумку. Всё её прошлое было на месте и растерянно смотрело на неё. «Ну что вы так нерешительно выглядываете друг из-за друга. Не бойтесь, я вас узнала: паспорт, билеты, банковские карточки, косметика и … словарь!! Ты ж мой англо-русский, ты ж мой русско-английский.»

– Боже! Боже! Это Твой знак! Это Ты! Ты даешь мне слово!

Слова и рифмы запрыгали радостно в голове и начали складываться:

Я просила Бога,

И в молчанье строгом

Бог мне дал Слово,

И оно стало Богом…

Весь этот день и следующий Саша изучала словарь и доедала Дебюсси и Равеля. На третий день чувство голода придало новый вектор её мыслям и действиям, и, не имея ни малейшего представления, где и как ловить рыбу, она отправилась на рыбалку. Вспоминая ролики из ютуба, задумала соорудить себе гарпун из палки. Но ничего не получилось: не нашла ни подходящей палки, ни наконечника. Да и рыба плавала где-то в одной только ей известных местах. Потом Саша поняла, что надо зайти поглубже в воду, и когда зашла по пояс увидела, как в воде резвятся стайки рыбешек. «На таких и гарпун не нужен. Сварю из вас суп. Только как вас выудить, ребята?»

Она добежала до навеса и вернулась на свое рыбное место уже с целлофановым пакетом. Опустив его в воду, стала ждать, когда рыбки сами заплывут внутрь. Но рыбы весело плавали стайкой, и пакет их совершенно не интересовал. Саша стала загребать воду пакетом, но как она ни старалась угнаться за рыбками, у неё ничего не получалось: рыбки проворно рассыпались в стороны. Но как только она их разгоняла, они опять собирались вместе. Тогда Саша замерла, и рыбки снова вернулись туда, где их ждала судьба с целлофановым пакетом в руках. Они кружились вокруг него все вместе, и тут одна рыбешка отбилась от стаи и начала медленно заплывать внутрь. «Ну вот, все умные, одна ты дурёха»,– сказала ей Саша и выхватила пакет из воды. В нем была рыбка.

Саша ликовала:

– Ваши действия – это ваша карма. И результаты этих действий – тоже карма! Я назову тебя Карма!

В океане она больше ничего не поймала, в лес одной было идти страшно, и страх победил голод. Так что в этот день она ничего не добыла.

День заканчивался письмом домой. «Дорогие мама и Анечка. Я живу хорошо. Сейчас я готовлю себе ужин. Это будет суп из рыбьих голов. (Бедный Равель, третий день мучается.) Варю в жестяной банке из-под пива. Запах моего супа… на любителя. Извращенца. Прием пищи у меня в основном вечерний. Как бы не набрать лишних килограммов. Хотя… кого мне здесь бояться? Никому я не интересна и не нужна. Второй день изучаю словарь. Для чего?.. Он опять пропал. Может, в пропасть провалился?! Не дай Бог, конечно. Сейчас помолюсь и лягу спать. Поблагодарю за день, за хлеб насущный и за компанию. А компания у меня такая: передо мной лежит русско-английский словарь, чуть поодаль расположились рожки да ножки от Равеля, рядом в луже плавает одинокая Карма». Последними словами Саша рассмешила сама себя. «Рожки да ножки от Равеля и одинокая Карма…» Она стала смеяться громко и безудержно. До слез и всхлипываний.

Утром четвертого дня возле серого камня она обнаружила знакомую синюю бутылку воды. «А вот и дар Божий. Издевка? Подачка?– спросили эмоции у разума. « Он приходил… ночью или утром? Мой Ромео», – сказали чувства. Саша долго и печально смотрела на воду, а в душе разливалось какое-то нежное томление, от которого становилось приятно и стыдно и которое подбросило её, как волной. – А ведь я не поблагодарила его за тот ужин. И за воду надо тоже поблагодарить».

Она распахнула словарь, нашла необходимые слова и решила сама пойти к нему. «А что тут такого? А что тут, собственно, такого?!» Но где его искать за этим пригорком?

План действий созрел быстро: она влезет на эту маленькую скалу, оглядит всё с её высоты, что-нибудь, где-нибудь она да заметит и будет двигаться в том направлении.

Когда она добралась до середины, к ней в голову пришла одна умная мысль: «Что я делаю? Куда я лезу? Ну не поблагодарила я его, и что? Нужна ли ему вообще моя благодарность? Как я отсюда спускаться буду?!» Но дело уже было сделано, и взобраться наверх стало проще, чем спуститься вниз. Пришлось лезть до конца. Испугавшись высоты и скользкого камня, распластавшись на вершине, она, как большая черепаха, вытягивала шею, пытаясь высмотреть признаки бытия Аши. Снизу раздался голос: «Я не там, я здесь». Аша стоял у подножия на Сашиной территории.

С вершины стали доноситься стоны и причитания.

– Я не пойму, Вы там плачете или смеетесь?

– Я плачу. Я не могу спуститься. Помогите.

– Как я Вам помогу? Медленно скользите вниз.

– А Вы меня внизу поймаете?

– Зачем? Ниже земли не упадете. Спускайтесь. Не бойтесь. Аккуратно.

Под тихий смех Аши Саша начала свое медленное снижение.

«Это унижение какое-то, – думала она, кряхтя и цепляясь за каждый выступ, – как теперь ко мне можно относиться серьезно?»

Когда до земли оставалось метра два, Аша рукой прижал её к скале.

– Поймал!

Потом помог спрыгнуть.

– Зачем Вы туда забрались?

– Не знаю, – ответила Саша, потирая ушибленные места.

– Это великолепно! – всплеснул руками Аша.

«Зато я знаю: за мной подглядывать. Всё-таки я был прав: наблюдение ведется. Журналистское расследование».

– Я хотел сегодня Вам показать ручей. Вы можете идти?

– Да, конечно!.. Я только кое-что возьму с собой.

Саша быстро добежала до навеса, схватила сумку и, весело размахивая ею, закричала:

– Я нашла словарь! Я нашла словарь!

– Вы не перестаёте меня удивлять.

И они направились вглубь острова.

Аша двигался энергично, целенаправленно. Как и в прошлый раз, когда они поднимались на холм, Саша догоняла его. Временами она переходила на легкий бег, боясь отстать. Чтобы как-то замедлить этот марафон, она решила с ним заговорить, и, задыхаясь, произнесла:

– Я хотела сказать Вам «спасибо» за ужин.

Никакой реакции не последовало. «Может, не расслышал?» Сашу напрягала тишина в общении, она всегда старалась заполнять паузы словами.

– Я знаю, что в джунглях нельзя трогать ярких насекомых. Они могут быть ядовитыми.

Аша оглянулся, красноречиво посмотрел на неё, но ничего не ответил.

Он поднял с земли палку и пошел с ней как с посохом. Они зашли в зеленые заросли, и Саша оказалась в сказочном лесу. Свет падал сквозь резные листья деревьев и создавал причудливые картины на стволах, птицы перелетали где-то высоко в кронах и пели свои неземные песни. В ушах у Саши звучала музыка леса, и не было ничего красивее этого. Палка в руках у Аши превратилась в копье воина, и это был тот самый Аша, который смотрел на неё с экрана и превращал её жизнь в сказку и мечту.

– Запоминайте дорогу. Хотя заблудиться трудно. Справа будет большое упавшее дерево. А сейчас идем мимо папоротников. Видите слева? А теперь осталось только слушать. Слышите?

– Слышу! Звенит, зовет.

Они пошли на звук веселого журчания.

Звон ручья приближался и тоже волновал её воображение. Впереди была загадка, тайна, «маленькое чудо». Саша во все глаза смотрела вокруг и ждала встречи с ним. И наконец-то он показался.

По гладким камням стремительно бежал прозрачный поток.

– Я хочу умыться.

– Осторожно. Вода очень холодная.

Саша плеснула себе в лицо ледяной водой, и её окатило волной холода, а потом бросило в жар. «Ещё!», – сказала она самой себе.

– Как хорошо, что Вы нашли этот ручей.

– Я очень хотел пить и, наверное, просто призвал его к себе. Я очень в нем нуждался.

Она зачерпнула воды и отёрла плечо. По руке потекла мутная вода, охлаждая тело и смывая пыль и соль последних дней.

– Человек всегда острее всего нуждается в том, чего у него нет, – продолжал Аша,– это становится его целью, идеей. Его Богом. Если не есть три дня, то еда станет твоим Богом. Вы ведь со мной согласны? Да?

Саша задумалась и отрицательно покачала головой.

– Ну вот я не ела три дня. И еда не стала моим Богом.

– Значит, Вы испытываете больший голод ещё в чем-то. Еда – это пример.

Саша ещё раз плеснула себе в лицо холодной водой.

– Голод ведь бывает не только… гастрономический. Вот наша с Вами тоска по дому, родным лицам, запахам, будням…

– Праздникам.

– Не перебивай. Праздник мы можем устроить и здесь, и он будет примерно таким же, как и там. А вот будни, рутина дней… И это – наш с Вами голод, который лишает аппетита. Абсолютный. Неутолимый. Я снимался в одном фильме про голодающего и много читал о голоде. Он, оказывается, бывает разный. Вы знаете, что такое когнитивный голод?

– Минуточку, – Саша онемевшими, нечувствительными от холода пальцами достала из сумки свой маленький словарь.

– Перевод есть, а объяснения нет.

– Это когда человек чувствует запах вкусной булочки и ему кажется, что он голоден. Это мнимый голод. Вы меня понимаете?

Саша с интересом посмотрела в его глаза и увидела кривую снисходительную улыбку. «Что это было? В его взгляде, тоне и словах? О чем он говорит и почему так смотрит? Что это он так учительствует? За что такое пренебрежение в глазах? Я могу простить невнимание, непонимание, но только вот так смотреть на меня не надо».

Но сейчас она решила стряхнуть с себя это настроение какой-нибудь фразой. Вопросом.

– Откуда течет этот ручей?

– Не знаю. Не интересовался.

– Если Вы сегодня свободны, может быть, посмотрим?

Аша засмеялся:

– Да, я сегодня свободен.

Двигаясь вверх по течению, они заходили все глубже в лес. Перешагивая через толстые корни, прыгая с камня на камень, мыслями она опять возвращалась к словам Аши про голод. «Мнимый голод… Что меня так зацепило в этой фразе? А может быть, мне все это только показалось? Вот они, тонкости перевода… Может, я пытаюсь понять больше, чем он сказал? Аша, тот старый, из телевизора, защити меня. Меня обижают. Меня обижает твой аватар. Лохматый, волосатый аватар. Он, наверное, не знает, как мне плохо и хочет отнять последнее – тебя».

Ручей привел их к подножию горы, а сам затерялся в траве и кустах.

– Дальше не пойдем. Здесь без мачете делать нечего.

– Тогда пойдем сюда.

Саша указывала на небольшой проем в горе.

– Я думаю, это вход в пещеру, – сказала она, подходя ближе к проему.

– Вы хотите туда зайти? Там могут быть летучие мыши. Не страшно?

– Страшно. Но очень интересно.

Над входом Саша заметила небольшой знак, высеченный на камне.

– Аша, посмотрите, что это? Ведь кто-то это сделал?!

– Да, кто-то… когда-то. Может быть, кто знает, давным-давно это была пещера для медитаций… Но это только мои предположения. Этот знак – скорее всего мандала. Два треугольника, один стоящий на основании, другой перевернутый – знак разрушения и созидания.

Ну что, наш герой начинает демонстрировать свои штучки?

Из пещеры доносился тонкий, приятный аромат, зазывающий, манящий.

Они сделали шаг вперед и оказались в абсолютной темноте. Ничего не было видно, и ничего не было слышно. Темнота обняла их и заворожила. Вдруг оба одновременно оглянулись назад. Позади был день. Широкий лист качался под ветром, беззвучно пролетела стрекоза. А впереди..? Они сделали ещё один робкий шаг вперед, в непроглядную черноту.

Они стояли ослепленные темнотой и оглушенные тишиной.

Через несколько мгновений Саша потеряла равновесие. Она раскинула руки и случайно ухватилась за его плечо. «Хоть какие-то координаты обозначились».

– Если Вам так страшно, то давайте выйдем.

Саша убрала руку. Темнота словно затягивала её внутрь, не отпускала. Но страшно не было.

– Нет, ещё постоим, – ответила она и обратила внимание, что эха не последовало. Голос словно утонул в какой-то вате, все слова как будто остались у нее во рту, прилипли к зубам, как пластилин. Она закрыла глаза и оказалась в своей собственной темноте. Потом потерялись верх и низ. И она полетела. Сначала летела в тишине. Потом появился шум, как будто гудело множество пчел, и среди них звучал колокольчик. Затем из этого гудящего роя стали выделяться голоса: оказалось, что это школьный галдеж на перемене, потом зазвучал недовольный мамин голос, а колокольчик превратился в Анин смех. Голоса и образы стали пролетать мимо, как тени. Мамин голос говорил: «Чего ты хочешь? Чего ты хочешь?», потом этот голос стал голосом певицы, гул стал тягучим звуком вины, и певица нараспев начала спрашивать Сашу: «Чего ты хо-очешь? Чего ты хо-очешь?»

«Всё вернуть! Домой!»

«Чего ты хо-очешь? Чего ты хо-очешь?» – настаивала певица.

«Я хотела, чтобы ты была счастлива», – пролетела тень маминого голоса.

«Чего я хочу? Выжить. Жить!»

«Чего ты хо-очешь?» – не отставал голос. Но теперь ответ Саше не давался.

«За чем ты погналась?» – плаксиво спросила мама.

Мимо пролетела картинка, где Саша стояла на палубе парома и смотрела на закат.

«Острее всего человек нуждается в том, чего у него нет», – сказал голос Аши, пролетая мимо.

«Чего я хочу? Чего я хочу? Я хочу то, чего у меня нет. Я хочу увидеть себя. Я хочу себя! Я хочу света. Воздуха…» Тут Саша глубоко вдохнула и открыла глаза. Она увидела, что сидит возле входа в пещеру, и Аша обмахивает её большим листом.

– Я сказал, надо выходить оттуда. Духота и, наверняка, какие-нибудь испарения.

– А Вы что попросили?

– Что я попросил? У кого? Дышите. – Он продолжал махать над ней листом.

«Точно там выделяется какой-то газ. Иначе я не видел бы этот сон наяву. Двор нашего дома в деревне, круглый каменный колодец и дерево с коричневыми увядшими листьями. Они осыпались и шуршали. И ветер их нес на меня. И пахло осенью. Горечью этих листьев. И был вечерний час. И солнце пригревало. И было грустно и тревожно. И было ожидание. Чего-то… Другого…

А потом из-за горизонта поднимался свет, и на дереве распускались листья неестественного зеленого цвета и неестественной для листьев формы. Чушь какая-то. Но… ».

– Пойдемте отсюда.

Саша обратно шла с трудом. По тем же камням, через те же корни ноги не несли её. «Что я попросила?! Что я попросила?! Нет, нет, я хочу домой. Надо вернуться и перепросить… Но не сейчас. Нет, не сейчас. Сейчас у меня болит голова, и я должна всё подготовить к отъезду. В это надо просто верить. Только в это. И ни во что другое. Если я буду верить в это, то меня спасут (мысль материальна), а если в другое, то…».

Они снова вышли к побережью. У Аши тоже болела голова, и он присел в тени дерева. Саша пошла к воде и начала собирать ракушки.

«Худая, растрепанная. И это её я испугался. Эфемерное создание. Девочка-мальчик. И имя-то мужское – Алекс. О Господь, одному Тебе ведомо, как Ты её здесь хранишь. Как-то ведь она прожила все эти дни. Чем-то держалась. Что Ты ей дал такое, чего мне не даешь? Какую манну небесную Ты ей посылаешь? Ты точно не оставил её, Боже. Она умеет как-то особенно хорошо просить Тебя о помощи? А у меня вот ничего не просит. Видимо, поняла, что от Тебя она помощи дождется быстрее, чем от меня, здорового мужика. А я… а я и не Бог, а просто несчастный сумасшедший, который оставляет её каждый день на произвол судьбы. Который обвиняет тебя, дружок мой по несчастью, не понятно в чем, а потом сам же ещё и прощает. По всем статьям: и Божеским, и человеческим, я опять подлец. Как оказалось, в последнее время мне таким быть не привыкать. Но ведь тогда в лодке я не сплоховал, Господи. Я не сплоховал. Какие же у Тебя ещё на нас планы?»

– Зачем Вам столько ракушек?

– Я собираю их для своей дочери. Она очень любит ракушки. А таких она никогда не видела. Когда за нами придет помощь, я же не буду бегать по берегу и собирать их. Я сделаю это заранее.

– Дочь?.. У Вас большая семья?

– Нет, семья у меня маленькая: мама, дочка и я.

– Извините… а муж?

– Мой муж объелся груш.

– Простите, я не знал… Вы вдова…

– С ним все в порядке. Не я, он вдова. Он даже не знает, живы мы с Аней или наоборот. Мы разведены.

– Как не знает? А алименты он платит? В России платят алименты?