скачать книгу бесплатно
Посмотреть на часы – ух ты, уже семь минут как меня позвали. В дверь просунулись попавшиеся на глаза второй медсестре главная сестра больницы и дежурный гинеколог Борисыч.
– Вы, звоните 03, детскую реанимацию для перевозки. Борисыч, сердце покачай, я уже мокрый весь.
Второй сестре:
– Помогай набирать в шприцы…
Время неслось скачкообразно. И опять мысли вспышками:
– Вену… Вену, бля… Венозный досту-у-уп… Ладно в мышцу… Еще адреналин… Еще… Тридцать пять минут реанимации… Ладно еще немного покачаю… Борисыча сменить, он замудохался… Нет ни хера… Бросаем?… Еще немного…
***
Ребенок официально перестал быть ребенком. Он стал телом пушисто-белобрысого ребенка восьми месяцев от роду и около десяти килограммов весом, одетым в синие джинсы, полосатую футболку и одну кроссовку.
– Все, бросаем. Хватит. Бесполезно. Констатация. Все, я сказал. Выкатывайте в коридор, челюсть, руки – сами знаете…
– Алексей Романович, руки как подвязывать – по-мусульмански, по-христиански?
– Я откуда знаю… Сейчас спрошу… Не высовывайтесь пока, кинутся еще… Пойду говорить…
Вышел, оценил обстановку. И снова мысли:
– Ох, сколько родственников набежало… Кто заистерит?.. Та, накрашенная постарше, рядом с отцом… Бабка?.. Этот в тюбетейке и с бородой… Он кто?… Сначала погасить истерику, только потом пустить к телу…
Не просчитал. Истерика была у отца. Рядом с выкаченной в коридор каталкой. Мать словно окаменела. Накрашенная постарше, которая бабкаматьотца и которая была обвешана различными украшениями из желтого металла вместо того, чтобы пойти к телу внука, стояла передо мной. И пугала всеми карами небесными, пугала, пугала… Свои мысли по этому поводу я цитировать не буду. И пружина в груди почему-то продолжала сжиматься. А тут еще за мужиком в тюбетейке и с бородой коситься надо. Он вел себя конгруэнтно – хмуро косился нам меня, но молчал. Накрашенная постарше набирала децибелы. Теперь она требовала отдать тело. Я механическим голосом, негромко, чтобы она сбавляла голос, твердил про обязанность вызвать и дождаться оперативников, следователя и судмедэксперта. Бородатый продолжал молча коситься. Откуда-то вывернулась дежурная терапевт, стала потихоньку оттирать меня плечом. И вдруг на заднем плане замаячил не только хмурый, но и тревожный Борисыч:
– Алексей Романович! Срочно в операционную…
И по пути, скороговоркой:
– Романыч, двенадцать лет… Травма наружных половых органов… Вроде криминал… Кровопотеря до хрена… Шок… Ревизия… Ушивать. – А сам продолжает смотреть тревожно.
Опять замелькали мысли:
– Эх и вечер гадский… Чего, парниша, засомневался что справлюсь?… Не ссы, Капустин, Салават Фасхутдинов исполнит татарскую народную песню «Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес»… Ох, бля, вся юбка в кровище… это сколько же кровопотеря?…
А дальше старший снова начал сыпать командами анестезистке:
– Вену!… Давление!… Шестьдесят на тридцать?… Гелофузин!… Кетамин, пока семьдесят пять!… Фентанил набирай, но не вводи без команды…
Потом была стабилизация гемодинамики, побудка и сдача девочки в сознании мамаше под присмотр.
***
Потом до ночи отписывание разных бумаг милиции и следователю.
***
Потом, наконец, забрали тело ребенка и родственники ушли. Перед уходом бородатый в тюбетейке задержался передо мной и неожиданно произнес:
– У Вас, доктор, похоже, из-за нас проблемы будут. Вы уж извините…
***
Потом, уже около двух ночи Борисыч отпаивал меня коньяком, изъятым из представительского фонда своей заведующей, и говорил, что «ты тут ни при чем, просто оказался не в том месте и не в то время». После отпущенных им ста пятидесяти пружина стала немного отпускать.
***
Жалобу на меня в горздраве оставили уже утром. В половине девятого я в кабинете главного сел писать первую из четырех за этот день объясниловку.
***
На письменный опрос в следственный комитет меня вызвали через десять дней. Там, во время опроса, я спи… э-э-э… взял с собой в качестве сувенира длинную иглу для суровых ниток. Потому что жизнь шла дальше, и нам тоже было чего прошивать, прошнуровывать и пронумеровывать, а иголки до сих пор не было.
***
Если что – то все события выдуманы и все совпадения случайны…
Об экзистенциальном опять…
Неделя насытила живительными впечатлениями. Но все хорошее проходит, прошла и она. Я не расстраиваюсь, ибо новая начнется.
А серый волк зажат в кольце собак,
Он рвется, клочья шкуры, оставляя на снегу,
Кричит: «Держись, царевич, им меня не взять,
Держись, Ванек! Я отобьюсь и прибегу.
Нас будет ждать драккар на рейде и
Янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим, —
Но только через танец на снегу,
Багровый Вальс Гемоглобин…
(О. Медведев. Из наушников mp3 плеера)
Среда была как среда. Обычный рабочий день, обещавший нормальную рутину (очень в англоязычной профессиональной литературе, исходящей именно с острова, любят слово routine). Опять один на хирургию и гинекологию. Ну, если в хирургии все привычно и отлажено: три грыжи и лапароскопический холецистит с нормальной оперативной техникой, быстрой сменой пациентов и отсутствием ауры из хаоса, то в гинекологии все тоже routine или выражаясь нормальным человеческим языком – бардак, бля. Иногда закрадывается мысль, что делать все через жопу им привычнее, потому как жопа – она совсем рядом с местом, где они профессионально реализуются. Сначала плановая лапароскопия в связи с бесплодием, затянувшаяся на непривычные два часа. Затем гистероскопия. И только затем тетенька преклонных лет (лет на пять старше меня, но я-то свои тринадцать общевойсковых раз на турнике еще подтянусь, хоть, возможно, и извиваясь, но все равно с оценкой «хорошо») с ожирением, узлами в матке и обширными шелушащимися высыпаниями на коже (какая-то дерматологическая псориазоподобная хрень, на течение наркоза никак не влияющая; ну а эстетические чувства у меня давно уже умерли насильственной смертью). Поскольку уйти хотелось сильно и вовремя, а операция в гипогастрии, т.е. в самом нижнем этаже брюшной полости, заморачиваться я особо и не стал, получил согласие на укол в спину, слегка поманипулировав сознанием пациентки вопросами безопасности подобной анестезии по сравнению с общим наркозом (даже формулировку новую сочинил «между вашим комфортом и безопасностью я выбираю безопасность», надо будет ее пошире использовать), прежде всего, чтобы о пробуждении не беспокоиться вообще. Больная в сознании, у нее ничего не болит, укантовал на послеоперационное место этот центнер килограммов после операции и все. К концу рабочего дня операция, наконец, завершилась. Очередной день ожидания осени подходил к концу, свой десяток наркозов был проведен и даже поход домой опосредованно, через одну из подработок не расстраивал. Мобилка зазвонила уже после выхода из экзитория. Звонила дежурная гинеколог Гульчатай: «А вы далеко?». Я молча пошел обратно, предупредив подработку, чтобы не ждали, ибо напрасно. Ну чего, пока обезболил извлечение мертвого плода шестнадцати недель от роду и дождик кончился. Да и домой теперь можно было ехать уже сразу. Где я и оказался в 19.10. Если ехать с подработки, то также бы приехал. Звонок, судя по мелодии («Kaarina» не так раздражает окружающих, как «Erica», но цинизма столько же, если не больше) был опять от группы «экзиторий». Гульчатай небось, подумалось мне. Хрень какая-нибудь с тетенькой. Что-то в ней мне не нравилось, о чем я Гульчатай перед уходом и сказал. Я посмотрел на дисплей и понял, что тяжело быть умным. Срочно. На работу. Загреба-а-ли. Вызвать такси, предупредить жену, гостившую у молодого человека и вносившую свою посильную лепту в его воспитание. Одеться. Забыть на полке снятые часы, кстати, тоже швейцарские, тоже дорогие – аж под двести евро и тоже подарок (от жены и дочери), все как у патриарха. Вследствие чего, потом все события пришлось засекать по чужим часам, а я этого не люблю.
Все остальное можно было уточнять уже в таксомоторе. Раскатать операционную, убедиться, что операторы (Борисыч и заведующая Гайнуллина) ужо на месте и получить у ответственного дежурного хирурга наркотики. Во встречном бою побеждает тот, кто раньше развернется – эта фраза из боевого устава сухопутных войск плотно сидела в подсознании. Да, и кровь с плазмой заказать. Много. «Хорошо, что Гульчатай взяла на себя эти диспетчерские функции, у нее получится»: подумал я, и тут подтянулась еще одна ехидная мыслишка: «Ага, а случись чего – диспетчер в очереди на озвиздюливание далеко не первый…». Что поделать, тяжело быть умным. Наслушавшись этих разговоров по телефону, водитель смотрел на меня уважительно и даже ехать стал побыстрее.
Доехали, рассчитался (кстати, из полученного накануне от благодарного пациента пожертвования на медицинскую литературу, как раз хватило, и сдача на сигареты осталась, хотя нецелевое расходование пожертвования налицо) вбежал, глянул. В пробежке еще успел пообщаться с понурыми гинекологами:
– По УЗИ?
– Жидкость в брюхе, много…
– Плазма?
– Греем…
– Эритроцитарная масса?
– Заказана…
– Езжайте, херли на меня таращиться, открываться надо побыстрее, дайте переодеться…
Успел напялить только верх от своей операционной «мабуты» и вдарил в операционную. Так и скакал потом по ней в этом верхе и драных джинсах похотливым гамадрилом. Начали на минимальных дозах наших препаратов, чтобы окончательно не уронить давление. Где-то в затылке мелькнула мысль:
– А если помнить будет что-то? А и хер с ним, помнят только живые…
Пока гинекологи лезли в живот, а потом выгребали сгустки, я лил струей все, что подтаскивали гелофузин-плазма-гелофузин, но давление и все прочее неудержимо валилось вниз. Чо, задачка из физики – насос, трубы и обогревающая жидкость. Если жидкости мало – сожми трубы и ускорь мотор. Адреналин. Постоянно. В концентрации 1:200 000 (а насос шприцевой я с собой прихватил, хоть и тяжело быть умным; набор для катетеризации центральных вен, кстати, тоже). Но лить его только в центральную вену. Подключичную. Толстой бабе. На операционном столе. Без анатомичной укладки.
– Подвинься на хрен, Борисыч.
Напялил стерильные перчатки, своей сестре:
– Мазни разок спиртом, хватит, до инфекционных осложнений еще дожить надо…
А в голове билась противная мысль:
– Если помрет от кровотечения – они виноваты. А вот если ты, красавец, сейчас легкое звизданешь… Не видать тебе осенью новой работы. Да и старой тоже. Оправдания в нашем колхозе не принимаются… Ладно, поехали… Ой, бля, неудобно-то как, сейчас наковыряю…
Бог пехоту любит. Вошел быстро, впер двухканальный катетер в вену. Тут и эти ребята сосуд пережали. Дальше было проще: в одну дырку адреналин, в две других наливаем, эритроцитарная масса подъехала, определять? – на хер, первая, универсальный донор, газы там транспортировать все равно уже почти нечем. Давление потихоньку ползло вверх. Частота сердечных сокращений, насыщение крови кислородом и выдыхаемый углекислый газ тоже.
Тут, совсем уж на ночь глядя и вызванная гинекологами начмед нарисовалась (мне она не нужна, я рогатого всуе стараюсь не поминать). А сейчас она еще иоглавного. Главному-то контракт не продлили, и, как доносит агентурная разведка (а чо, мы не пальцем деланные, у нас тоже есть), тетя подключила свою крышу на борьбу за открывающуюся вакацию. Все как в «Семнадцати мгновениях весны» – у нас месяц до кабздеца, а мы все интриги плетем… И сразу ко мне:
– Какие перспективы?
– Скорее да, чем нет, но видно будет позже…
А ты как хотела? То ли случились (не от слова «случка») гипоперфузионные повреждения, то ли нет, пока она практически без давления была, откуда я знаю…
– Как вывезете ко мне…
У себя в кабинете она сначала визжала. Трясла какими-то бумажками, спиз… э-э-э… взятыми без разрешения почитать со стола заведующей гинекологии, я не прислушивался у меня мысли о другом были. Потом требовала объяснительные (тут я оживился, но с меня ее требовать она перестала, а жаль…). Приходилось сидеть с невозмутимым лицом, и думать:
– И чего же тебя так колбасит-то, лошадка педальная?
Пока не понял – страх. Это же опять ЧП. Из-за отсутствия круглосуточной реанимации. Потому, что на юриста с зарплатой трех реаниматологов и на восемь замов главного деньги есть. На реаниматологов нет. И стало быть карьерные устремления могут накрыться и медным тазом, и местом приложения гинекологических знаний на счет «раз». А если бы мы (я или нет, это неважно) взяли тетеньку весом центнер на операцию хотя бы минут на сорок пораньше… И я об этом на разборе (если до него дойдет) молчать не буду… Потом была мысль – а не послать ли ее на хер и не завершить ли посыл швырянием заявления в морду?
– Ладно, собака серая, жди ответку. Крови я из тебя еще попью, бояться мне нечего, в роддом на постоянку хоть завтра вернусь… – завершил я мыслительный процесс.
Потом была попытка раскрутки заведующей гинекологии на презентационный фонд с целью поправки расшатанных нервов и удалось добыть лишь бутылку французского сухого на троих (коньяк был бы лучше, но его не было). Потом оценка послеоперационной функции почек – нормально, моча есть; сердца – нормально, ишемии миокарда нет; легких – нормально, дыхание симметричное, жесткое, но хрен с ним; мозга – долго ждал, но на сознание она вышла и даже поговорила… Потом писанина. Потом крепкий здоровый сон. С пяти до половины седьмого. Потом снова операционный день.
Мораль: Дома жена спросила:
– И чего ты в результате получил?
– В сухом остатке – живую жирную чешуйчатую старую деву. Может внуку зачтется? Мне-то похер, в рай я все равно дресс-код не пройду, а ада – не заработал…
Вместо послесловия: Кстати, анестезиологом я стал совершенно случайно (вообще-то я хотел в лесники в самом глухом лесу пойти, но не случилось). После увольнения из армии разговаривать ни с кем не хотел, вот и пошел туда, где пациенты молчаливые. Нет, был еще вариант с патанатомией, но на трупы, по причине пресыщения данной картинкой, я хотел смотреть еще меньше, чем разговаривать. Вот и вышло так, как вышло. А что, у кого-то романтически-возвышенные мысли «про призвание» возникали?
О вдвойне оплачиваемых дежурствах…
Придя на работу в февральский, но красный день календаря, первым делом рявкнул на акушорских вахтенных, что трогать меня не по делу вообще и сегодня в частности чревато и порекомендовал забыть о моем существовании. Из меркантильного чувства собственного комфорта. Для убедительности помахал перед носом камуфлированной операционной тюбетейкой. И возлег. Правда потом вспомнил, что у меня послеоперационная больная не переведена, а поэтом пришлось вставать и подниматься наверх, чтобы дать устное указание о переводе. Письменное давать не стал – неохота, да и не читает никто. Я уже полгода их не пишу (честно отвечая «да, конечно, все написал») и никто до сих пор не заметил.
На обратном пути был несколько озадачен сидящим на стуле перед столом акушерки в приемнике мужиком (на этом стуле обычно принимаемые в ротдомик беременные сидят).
– Не понял… – решил удивляться я вслух – У нас чо, по случаю дня Красной Армии мужиков принимать начали?
Мужик оглянулся. Как-то недовольно. Видимо понял, но мне-то по хрену. Хотя при взгляде на этого субъекта возникали нездоровые ассоциации с Мадамин-беком, Джунаид-ханом, когда-то прочитанной методичкой пышноусого краскома С.С.Каменева «Система борьбы с басмачеством (бандитизмом)» и понравившимся после прочтения в детстве романом Г. Тушкана «Джура». Он тоже смотрел на меня по-доброму. Быдто через прицел распространенной в свое время в Туркестане винтовки Энфилда.
Ну, чо, дальнейших вопросов можно было уже и не задавать. Судя по высотно-горному пейзажу на первой странице паспорта, гражданин высотно-горного когда-то братского Таджикистана жену рожать привел. А на месте для принимаемых сидит потому, что его жена языком экс-имперских экс-оккупантов не владеет. Ну и залег я дальше в позу дежурного врача. «Расследования авиакатастроф» досматривать.
Через пару серий это весьма приятное времяпрепровождение было прервано истошным воплем наших меньших братьев по разуму «Сердцебиение у плода! Бегом!». Кому сериалы, а кому суровые будни. Пошел имитировать бег. Хотя как-нибудь попробую сымитировать его как в кино – с истошным воплем «Скорее! Мы его теряем!». Может рождаемость в отделении патологии беременности, где ее (беременность) сохраняют резко повысится?
Поскольку речевой контакт был резко затруднен, время на него и не тратилось. Местами ощущал себя ветеринаром. Хотя следует отметить, что по причине возраста, пациентка к нашим шевеления отнеслась вполне лояльно. Видимо еще помнила эпизоды детства при Советской Власти и существование специальных людей в белых халатах.
Потом, несмотря на все усилия убийц в белых халатах, новорожденный третий мальчик и четвертый ребенок в семье, от души заорал. Неонатолог и акушоры радостно вздохнули. И я не мог остаться в стороне от всеобщего радостного подъема:
– Хорошо орет! Громко! С такой голосистой глоткой он, когда вырастет, вполне сможет возглавить национальную борьбу жителей Туркестана за религиозное возрождение и окончательное освобождение от имперских оккупантов…
Потом был мой практически монолог в послеоперационной палате:
– И кто тут у нас фарси понимает? Никто? Стыдно товарищи молодые мамы! А кто дольше всех лежит? Вы? Назначаю старшей по камере и ответственной за международную интеграцию…
Между прочим, как-то они там общий язык нашли. Вот что безусловные командирские рефлексы, грамотно поставленная задача и отработанный командный голос с людьми делает.
Потом я вышел поку… э-э-э… подышать свежим воздухом и увидел ожидающего окончания родового процесса счастливого молодого папу.
– Ирина Мефодиевна, вы бы на улицу курить не ходили. А то там вольный сын высоких гор Памира дожидается. Как бы на чо не обиделся…
И кто ж знал, что шутки мои опять пророческие?
– Почему вы прооперировали мою жену?
– Потому что состояние ребенка было угрожающи…
– Почему вы прооперировали мою жену, а меня не спросили?
– Она дала согласи… – кстати, в бланке согласия на операцию действительно стоял какой-то полумесяц.
– Какое согласие без разрешение хозяина?
