banner banner banner
Хамелеоны. Детективы в стиле ретро
Хамелеоны. Детективы в стиле ретро
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Хамелеоны. Детективы в стиле ретро

скачать книгу бесплатно

Хамелеоны. Детективы в стиле ретро
Геннадий Мурзин

Откуда взяты сюжеты для книги «Хамелеоны»? Все из жизни, из советской жизни, в которой кто-то активно строил светлое будущее, а кто-то нечто обратное. Вот об этих, вторых и рассказывается в документальных повестях, то есть о личной и общественной жизни тогдашней номенклатуры Среднего Урала. Полезно всем пристальнее глянуть в нутро, на изнанку строителей коммунизма.

Хамелеоны

Детективы в стиле ретро

Геннадий Мурзин

Корректор Геннадий Мурзин

Редактор Геннадий Мурзин

Фотограф Сергей Мурзин

Фотограф Геннадий Мурзин

© Геннадий Мурзин, 2018

© Сергей Мурзин, фотографии, 2018

© Геннадий Мурзин, фотографии, 2018

ISBN 978-5-4490-2875-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Геннадий Иванович Мурзин, автор детективного романа, – на отдыхе. Черное море, Севастополь, сентябрь 2017. Если у читателей возникнет желание связаться, или высказать замечания по книге, то это можно сделать через электронную почту – gim41@mail.ru. Или на авторской странице издательства.

Воскресший из мертвых

Часть 1

Из воспоминаний полковника милиции Плотника:[1 - В основу повестей, вошедших в книгу, положены реальные истории, которые были в разное время опубликованы автором в периодической печати. Некоторые фамилии действующих лиц из этических соображений изменены.]

«1951-й год. Свердловск (и еще тринадцать других городов Союза) принадлежал к так называемым городам особого списка. И потому милиция входила в систему Министерства государственной безопасности (МГБ), а не в систему Министерства внутренних дел (МВД). Следовательно, мы отличались не только по форме (в буквальном смысле этого слова), а и по содержанию работы. Разумеется, мы знали гораздо больше, чем другие… Это так, кстати, для ясности».

Хотя самый первый июльский день и клонился уже к закату, но в воздухе по-прежнему чувствовалось знойное дыхание середины короткого уральского лета – жара под тридцать градусов.

Начальник управления Министерства государственной безопасности (УМГБ) по Свердловской области Степан Васильевич Чернышев грузно поднялся из-за массивного, сохранившегося еще с царских времен, стола и подошел к открытому настежь окну своего кабинета, выходящему на проспект Ленина. Он, глядя на лениво шелестящую листву тополя, слегка обвисшую и поблекшую от недостатка влаги в почве (дождей-то, считай, уже с полмесяца нет), сказал, обращаясь, не оборачиваясь, к только что вошедшему Некрасову.

– Ну, что, капитан, по домам, а? Гляди, духотища-то – страшенная, дышать нечем… Скорее – под прохладный душ!

– Товарищ генерал, я – не против, но…

– Какие еще могут быть «но», капитан? Вечер уже. И мы с тобой заслужили отдых… Или не так?

– Так, конечно, так, товарищ генерал, но…

Чернышев насторожился. По-прежнему не оборачиваясь, спросил:

– Что-то случилось, капитан? С очередной неприятностью пришел?

– И да, и нет, товарищ генерал…

– Не ответ, а настоящий кроссворд. Как прикажешь понимать, капитан? – Чернышев обернулся и увидел в руках дежурного помощника какой-то грязно-серый лист бумаги.

Капитан приблизился к генералу и подал лист.

– Вот… шифровка из Москвы.

Генерал взял бумагу и пошел к столу, опиравшемуся на резные ножки, очень похожие, как две капли воды, на мощные лапы льва, ворча вслух:

– Так и знал, капитан… С добром тебя не жди…

– Виноват, товарищ генерал.

– Виноват? Если бы чувствовал вину, не пришел бы с этим, – он тряхнул бумажкой. – Виноват, виноват… Пожалел бы начальника… Кому, как не тебе пожалеть и пощадить, а, капитан?

– Я не мог, товарищ генерал…

– Если не ты, то кто должен щадить шефа?

– Не могу знать, товарищ генерал.

– Вот… так всегда… А еще помощником называется…

Чернышев тяжело опустился на стул, и тот издал жалобный стон.

– Постарел, бедняга.

– Вы о ком, товарищ генерал? Если…

– Ну, уж, нет, только не о себе. Я еще о-го-го! Только вот, – он начал шарить в столе и нашел-таки то, что искал, – старомодные в железной оправе очки и надел на нос, – с глазами, кажется, не того.

– Все-таки, товарищ генерал, вы о ком?

– Да о стуле, капитан. Тяжко ему приходится: сколько лет испытывает на себе такие перегрузки. Видишь, жалуется. А что я могу поделать, если такой вес набрал. Подо мной – хоть кто запищит.

– Вы, товарищ генерал, о стуле, как о чем-то живом…

– Посиди с мое да протри несколько пар галифе – сам запоешь тоже самое.

– Ну, да, – засомневался капитан.

Чернышев взял в руки шифровку, начал читать, но что-то вспомнил, поднял глаза на стоявшего капитана и посмотрел на него поверх очков.

– Ты, капитан, при случае, скажи начальнику ХАЗО, чтобы заменил на стул более надежный.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

Глаза генерала быстро-быстро побежали по тексту. И чем дальше читал, тем больше хмурился. Прочитав, недовольно стукнул кулаком по толстенной дубовой столешнице.

– Черт! Кажется, капитан, не до душа…

– Так точно, товарищ генерал.

– Ты, как вижу, даже рад.

– Никак нет, товарищ генерал!

Из воспоминаний полковника милиции Плотника:

«Меня, как, наверное, многих других, в тот июльский вечер нашли дома, приказав срочно прибыть в известное для всех свердловчан учреждение на Вайнера, 4.

Прибыл, не мешкая. Кроме меня, было, видимо, человек сорок. В основном, опытные работники. Из молодых оперов УгРо я был, кажется, один.

Нам сообщили: на Западной Украине, где все еще полно националистов, выброшен десант из двух парашютистов. Один из них после приземления, решив сразу же обзавестись транспортным средством, украл велосипед. На этом и погорел. Задержали. Второму парашютисту удалось скрыться.

Зачитали шифровку, поступившую в УМГБ из Москвы. В ней, как сейчас помню, сообщалось, что оба парашютиста – бывшие граждане СССР. В годы войны оказались в плену. Находились в концлагере. Освобождены войсками генерала Эйзенхауэра. Завербованы американской спецслужбой. Несколько лет пробыли в разведшколе…»

…Село Светлояр Тамбовской области.

В старенький, почерневший от времени, бревенчатый домик на три оконца наведался гостенек. Для хозяев – Прасковьи Николаевны и Митрофана Денисовича – был совершенно не знаком. С его приходом как-то тревожно стало в душах стариков, хоть он все еще не произнес ни слова. Странно он как-то вел себя, загадочно.

«Глаз у него какой-то нехороший, смурной», – отметили про себя Томилины.

Встретили все же по-русски, уважительно. Ни о чем не спрашивая, посадили за стол, в красный угол, под образа. Сами сели на широкую и длинную лавку немного поодаль от стола. Хозяева вопросов не задавали, молчали, полагая, что гостенек, если надобность такая будет, заговорит первым.

И гость заговорил.

– Я из госбезопасности, лейтенант Свинцов, – обращаясь почему-то к Прасковье Николаевне, а не к Митрофану Денисовичу (догадался, видимо, кто в доме верховодит), представился он. – Я должен выяснить кой-какие детали… – он сделал паузу, цепко всматриваясь в лицо, густо испещренное морщинами и лишь потом добавил, – в отношении вашего сына.

Томилина недоумевающе подняла на него глаза.

– Какого такого сына? У нас было трое, а теперь вот век доживаем одни-одинешеньки. Помрем – упокоить, глаза закрыть будет некому, – старуха приложила к глазам угол передника.

– Будет, старая, мокроту-то разводить, – вступил в разговор хозяин. – Горе наше уже трижды выплакано. Чего нет – того уж не возвернешь… А вам, гражданин хороший, скажу: в земельке лежат наши детки – давно уже. Старшой – Максим – у озера Хасан сгинул, погиб то есть. Средний – Сережа – в тридцать девятом на току в молотилку угодил, всего изломало, помер. Несчастный случай, сказали нам, с летательным исходом…

– Летательный или еще какой там исход – не знаю, – поджав губы, недовольно сказала хозяйка, – а вот насчет несчастного случая – сильно сомневаюсь. Чую, сердце матери говорит: чья-то злая рука подтолкнула парнишку к беде. Ходила я в НКВД, – она махнула рукой, – да что толку-то?..

Гость, конечно, слушал, но все больше стал проявлять нетерпение.

– С двумя – ясно. А третий? Он-то где?

Ответила хозяйка:

– В сорок первом мобилизовали, а в сорок четвертом погиб геройски в Белоруссии.

Старушка встала, подошла к огромному кованому сундуку, стоявшему возле русской печки, приподняла массивную крышку и достала оттуда полотняный мешочек, перевязанный старым шнурком.

– Вот… похоронка, – она протянула гостю начавшую уже желтеть бумажку. – Старый, когда это было?..

– Что? Ездила, что ли, когда?

– Да, когда ездила-то?

– Считай, месяцев семь тому.

– Вот-вот… Съездила в Белоруссию, сыскала братскую могилу (это километрах в пяти от Гомеля), молитву сотворила по Васятке нашему, младшему, любимому, заскребышу. Памятник там ог-ром-ный. «Вечная слава героям» – написано на нем, кажись, золотом. И все фамилии, фамилии… Много фамилий. Среди них: «В.М.Томилин». Это, значит, наш Васятка.

Как бы из простого любопытства лейтенант госбезопасности Свинцов спросил старушку:

– А нельзя ли посмотреть его фотографию?

– Чью? Васятки, что ли?

– Да-да!

– Нету, – старушка растерянно развела руками. – Ни одной. Перед войной как-то не подумали: на глазах все был. Потом, когда писала ему на фронт, просила прислать карточку. Он сердито отвечал: не артист, чтобы фоткаться, а боец Красной Армии; не на курорте, мол, а бьюсь с проклятым фашистом. Не до фотографов ему, видать, там было.

Хозяин, все больше молчавший, но, тем не менее, мотавший себе на ус, встревожился не на шутку.

– Товарищ лейтенант, а почему вы все о младшем да о младшем спрашиваете? Вы что-то знаете? Что… Васятка-то жив?!

Свинцов встал из-за стола и поспешил к выходу. Уже у порога, взявшись за кованую дверную ручку, попытался успокоить старых людей.

– Нет-нет, что вы, успокойтесь, пожалуйста. Просто есть данные, что именем вашего погибшего сына могут воспользоваться. Кстати, если вдруг весточку какую-нибудь получите от воскресшего из мертвых – тотчас же поставьте в известность госбезопасность.

Из воспоминаний полковника милиции Плотника:

«И милиционеры, и чекисты – все были буквально поставлены на ноги. Почему? Дело в том, что из показаний того, который был задержан сразу, после кражи велосипеда, стало известно: задание, с которым были выброшены парашютисты, непосредственно касалось нас. Было получено сообщение: исчезнувший парашютист-шпион направляется в Свердловскую область. И сфера его особого интереса – лагерь „100“. Даже я тогда не знал, что скрывается за этими цифрами. Уже гораздо позднее узнал: это строительство секретнейшего оборонного объекта в районе Верх-Нейвинска. Потом это все называлось „Свердловск-44“, теперь просто – город Новоуральск».

Шифротелеграмма из Москвы, поступившая в УМГБ Свердловской области:

«Приметы направляющегося в Свердловск разведчика: выше среднего роста, плечист, нос горбинкой, сухощав, глаза серые, волосы темные, слегка вьющиеся впереди, лицо круглое, чистое, без каких-либо внешних изъянов, походка – твердая, уверенная, возраст – 32 года. Генерал Троицкий».

Из воспоминаний полковника милиции Плотника:

«Мы знали: арестованный на Украине разведчик на допросе показал, что в одно из отделений связи Свердловска сразу по прибытии они должны были обратиться, где на каждого из них предполагался крупный денежный перевод. Откуда и от кого переводы – арестованный не знал. Проверить отделения связи предстояло мне. И точно! Я нашел два перевода! Оба пока не востребованы. Посоветовал работнику почты предупредить сразу, как только обратятся за получением этих именно двух переводов. Однако шли дни за днями, а за деньгами никто не приходил. Мне странным все это показалось, очень странным. По моим прикидкам, получалось, что исчезнувший парашютист должен был уже добраться до Свердловска. А поскольку с наличностью у него, по имеющимся сведениям, было туговато, то ему ничего другого не оставалось, как получить перевод. Жить-то на что-то надо!»

…Село Светлояр Тамбовской области.

Томилины-старики только что вернулись с колхозных угодий, где сообща с другими стоговали сено. Притомились изрядно, поэтому в избу сразу не пошли, а присели на завалинке, чтобы малость передохнуть.

Они издали заприметили знакомую чуть прихрамывающую фигуру – это письмоносица Дуся. Старики ее не ждали, не радовались ее появлению, как раньше: уже несколько лет писем им она не приносила – не от кого. Последняя ее услуга и та печальная – похоронка на шершавой оберточной бумаге, сообщавшая, что их Васятка, последний сынок, пал смертью храбрых при защите Родины.

Дуся, поравнявшись с ними, издали крикнула: