скачать книгу бесплатно
Володя тяжело дышал. Моё тело было слишком тяжёлым для его миниатюрных мускулов. Я почувствовал спиной холод снега.
– Кончай его, – сказала она.
Володя явно заколебался, но всё же вытащил из кармана дублёнки длинный кухонный нож. Я видел, как его ручонки предательски дрожат, видел, как в темноте блестят его крысиные глазки. Он тоже хотел убить меня, но природная трусость не позволяла этого сделать.
– Долго мне ещё ждать тебя? – раздражённо бросила она. В тот момент я сильно засомневался, что это действительно Ирина. Моя маленькая мышка не могла говорить таким холодным и жестоким голосом.
Володя медлил, а я чувствовал, что с каждой секундой силы возвращаются в моё тело. Несмотря на холод, пальцы двигались, подчиняясь внутренним усилиям. Ещё немного, и я бы смог встать. Нет, жить мне по-прежнему не хотелось. Но ещё страшнее казалась мысль быть зарезанным ночью посреди леса. Где-то в глубине души я надеялся, что всё происходящее со мной – не более чем ночной кошмар, и скоро я проснусь дома на своей постели, а рядом будет посапывать моя маленькая уютная домашняя мышка.
Нож в руке Володи задрожал ещё сильнее. Я понял, что он окончательно сдался и не сможет заставить себя вонзить его в ещё тёплое тело старого друга.
Но понял это не я один.
Вроде пошло. Ещё полбутылки осталось. Я думаю, этого вполне хватит, чтобы надраться в хлам, а перед этим закончить мою нечеловеческую историю. Тем более, что всё уже подходит к концу. Осталось только написать самое сложное. Пузырь уже вот-вот вынырнет из пучины гнилого болота.
Но перед этим я должен собраться с силами и покурить.
И выпить.
Мои каракули всё ещё можно разобрать. Так что читайте и наслаждайтесь. Вот все ваши моральные принципы, ваша вера, и ваша любовь. Откуда берутся такие как она, спросите вы? Я бы хотел узнать это у вас, мои дорогие люди. Я-то уже давно отказался от столь высокого права называть себя человеком. Нет уж. Я всего лишь старый и покалеченный зверь. В моей голове устроено всё намного проще. Убиваю только тогда, когда в этом есть необходимость. Ну, или когда понимаешь, что по-другому просто нельзя. Да и то, так я могу поступить только по отношению к крысам. Порой они действительно не оставляют мне другого выбора. Но это крысы. Убить себе подобного я бы не смог.
И когда «моя маленькая мышка» выхватила нож из рук Володи, я понял, что уже попал в ад. Может, потому и не было так больно, когда холодный клин стали по самую рукоятку погрузился мне в живот. Мой неверный друг в страхе отшатнулся в сторону, а жена с неистовым блеском в глазах вытащила нож и всадила его снова.
– Сука! – взревела она. – Сука, как же я тебя ненавижу! Двадцать лет жизни коту под хвост! Сука! Сука!
– Хватит! – неожиданно заорал Володя. – Хватит! Ты же видишь, ему конец! Перестань!
Трусливое ты дерьмо, подумал я, проклятая гнида, уродец и предатель. В тот момент он почему-то показался мне ещё худшим монстром, чем Ирина.
Она вроде бы успокоилась, даже сделала шаг назад, к дороге. Я видел, что нож по-прежнему в её руках. С лезвия на снег капала кровь. Моя кровь. За что, любимая? За что?
Володя двинулся к своей «волге», трясясь так, будто его собирались убить следующим.
– Никто больше не помешает нашему с тобой счастью, зайка, – голосом зомби сказал он.
– Никто, – эхом откликнулась она, и неожиданно, зашипев как змея, бросилась на меня снова.
То, что она сделала потом, ставит крест на всём вашем грёбаном человечестве, ибо если один особь может совершить подобное, то и в каждом из вас есть склонность к таким вещам. Кто-то из ваших древних мудрецов сказал однажды, что все люди на каком-то плане связанны между собой, что на самом деле человечество – это одно большое единство, этакий конгломерат, сплавленный из миллионов и миллиардов судеб, умов и душ. Истинно так! Только я, похоже не из вашего числа, потому что на подобные вещи и поступки ну никак не способен.
В моём доме, кстати, нет ни единого зеркала. Зачем они мне? На что там смотреть? На убогое создание, изуродованное и едва не убитое только за то, что оно своим присутствием помешало чьёму-то счастью? Конечно, вы спросите меня, почему бы ей просто не подать на развод? Я вам отвечу: потому что я бы не дал ей этого сделать, поскольку любил её очень сильно, и потому, что представить себе не мог своего дальнейшего существования без «моей маленькой мышки».
Не знаю, как уж у них там закрутилось с Володей, с чего всё началось, и что они такого сногсшибательного нашли друг в друге. Но одно ясно точно. Я бы не дал ей уйти от меня. Просто бы не смог. Даже если бы они и сбежали на край света, я бы посвятил свою жизнь тому, чтобы найти их. Я бы все силы отдал на то, чтобы вернуть её обратно. Ирина это понимала, их отношения крепли, а я был помехой. И год из года ненависть ко мне превращала её в демона. Она копилась в закромах её души, сгущаясь, как тучи перед грозой. В конце концов, это должно было выплеснуться наружу.
И выплеснулось дьявольским потоком бездонной жестокости, когда она дважды вонзила в моё тело нож, а затем в порыве безумной ярости отрезала мне нос и стала с остервенением втаптывать его в снег, верезжа и стеная, как будто ей в задницу засунули раскалённую кочергу. И так бы и орала, наверное, без конца, или не успокоилась бы, пока не разрезала меня на куски, но Володя тут внезапно проявил мужество, сгрёб её в охапку, втолкнул в салон своего авто и увёз к их безоблачному счастливому будущему. А я лежал на снегу, глотая собственную кровь и думая почему-то о салатах, которые она весь вечер делала специально, чтобы впоследствии отрезать мне нос. Нос, в который меня целовала на протяжении двадцати лет.
Как же он ей осточертел.
Пират снова залаял. Может, звук вьюги напоминает ему вой зверя? Чёрт его знает! Мне сейчас плевать, даже если эти двое, теперь уже в обличье призраков припёрлись по мою душу. Позвольте мне хлопнуть ещё рюмашку, и я закончу свою историю. Простите, рюмашку и покурить? Можно? И какого хрена я перед вами опять извиняюсь?
Да ну вас.
Подождёте.
Вас, конечно, сейчас мучают два вопроса: Как я умудрился выжить, и как я их обоих отправил на тот свет. Вы жаждете мести? Крови? Ну, я же говорил, что все вы такие же, как она. Вы все – единое целое. А я не такой. Я не способен на убийство из мести. Во мне нет жестокости, которая переполняет ваши сердца через край. Сначала вы ловите убийцу и осуждаете его за кровожадность и жестокость, а потом сами с остервенением начинаете рисовать картины его пыток, и готов спорить, будете слюни пускать от удовольствия, если ваши желания осуществят. Каждый из вас в душе насильник, педофил и потрошитель. Просто одним хватает смелости это реализовать, а другим – нет. Но в любой момент какая-нибудь ситуация, или событие развяжет руки демону, до того мирно дремлющему внутри.
Лицемеры чёртовы! Как же я вас ненавижу! И вас, и вашего фальшивого бога!
Ещё коньяка! Пират! Перестань лаять! Ты уже действуешь мне на нервы! Ей богу! Спиваюсь я, а белая горячка, похоже, пришла к моему бедному псу.
Пойдёт – не пойдёт! А, чёрт с ним, всё равно выпью!
Пошло вроде.
Ладно, отвечу я на ваши вопросы, чёрт с вами! Хотя это уже банально и неинтересно. Любой из вас хотел бы кровожадной мести, хотел бы, чтобы концовка моей истории была такой, что я выжил, отыскал их и перерезал обоим глотки. Я знаю, что вы этого хотите, но готов разочаровать. Моя история заканчивается здесь, в небольшом доме на окраине кладбища. А их я не убивал, и даже больше скажу, что не собирался.
Знаете, почему я возненавидел крещенские морозы? Да только потому что благодаря им, я тогда выжил в лесу. На холоде кровь останавливается очень быстро. Так случилось и со мной. Какое-то животное желание выжить любой ценой двигало мною тогда. Не знаю, быть может, так и должно было быть, но в тот час с порезанными кишками, без носа, я смог двигаться и нашёл в себе силы, чтобы выползти на дорогу, где меня вскоре подобрала проезжающая мимо машина.
Потом пять дней реанимации, операции, реабилитация, инвалидность и прочая скучная и неинтересная жизнь.
Ирина и Володя погибли в тот момент, когда врач анестезиолог вводил мне в вену иглу. Они неслись на своей «волге», стараясь смыться от четырёх милицейских «уазиков». Но зимняя дорога такая дрянь. Особенно эти чёртовы снежные заносы на крутых поворотах.
Говорят, моя маленькая мышка вылетела через лобовое стекло и, ударившись головой об железное заграждение, мгновенно умерла. До сих пор представляю, как её хрупкое маленькое тельце, тонкие пальчики, что играли с моим подбородком, быстро остывают на заснеженной дороге. И сердце сжимается от боли. Мне жутко её жаль. Правда. А вы чего ожидали? Я всё равно её люблю. Не смотря ни на что. Если, конечно, любовь существует.
Ну вот, и конец истории. Морали выводить будете сами. Вы же так любите это делать. А для меня всё закончено в вашем обществе. Пузырь газа таки выскочил из болотной пучины. На душе стало легче. Теперь, пожалуй, напьюсь. Сильно напьюсь. И пусть вьюга за окном воет, а от морозов трещат ели. Мне уже наплевать.
Кукла
Понедельник
Жанна проснулась в половине седьмого утра. В будни она всегда вставала так рано: нужно было успеть позавтракать и нанести дежурный макияж. На дорогу уходило минут пятнадцать, – благо магазин, в котором она работала, находился довольно близко. Правда, весной более короткий путь через Центральный парк приходилось менять на более длинный – по улице Пришвина. Там, по крайней мере, асфальт не был столь избит, да не было таких огромных луж и куч мусора.
На завтрак как всегда: горячие бутерброды с сыром и ветчиной, да ещё пару чашек крепкого кофе без сахара и сливок. С вечера готовить было лень, а утром просто время поджимало. Да Жанна и не страдала по этому поводу: что ещё нужно одинокой женщине? Всё равно в десять вся бухгалтерия садилась гонять кофеи. А там уже и булочки с посыпкой, и пирожное с белковым кремом, от которого так великолепно разрастается задница, и на ляжках появляется целлюлит. Сколько раз она пыталась заставить себя сесть на диету – но всё безрезультатно. Толи сила воли оставляла желать лучшего, толи просто Жанна не видела в этом никакого смысла.
А и действительно, на кой чёрт ей стройная фигура? Всё равно за ней закрепилась слава злобной и фригидной бабы. Продавцы, заведующие, грузчики, все улыбались ей в глаза, а за спиной начинали неодобрительно шушукаться. Конечно, сорок пять лет – и всё ещё одна. Старой девой она, очевидно, осталась по причине своей нереальной стервозности, и уже «мхом заросла в промежности», как выразился один молодой грузчик. Она подслушала этот разговор случайно, но раздувать ничего не стала. В принципе, этот малый был в чём-то прав.
Жизнь научила её кое-каким полезным вещам. Например, таким, что не стоит быть злопамятной, а обиды превращать для самой себя в хохму. Мхом, конечно, она ещё не заросла, но вот мужчины у неё действительно не было давно. Да и стоило ли? В наши дни в Зеленогорске трудно найти спутника жизни, такого, чтоб не пил все выходные напролёт, да не использовал матерные словечки, как они выражаются, «для связки слов». Сколько таких обалдуев шатается по городу? Тьма тьмущая. А хорошие мужики или с работы не вылезают, или сидят дома под боком жены-ревнивицы.
В жизни Жанны было несколько мужчин, но любила она только один раз, и любила по-настоящему. Все остальные приходили и уходили, как гости. С кем-то она спала, кого-то просто временно снабжала деньгами. Но рано или поздно наступал такой момент, когда она понимала, что больше не хочет терпеть этого человека рядом с собой, не хочет видеть его утром в своей квартире, прогуливающегося по кухне в трусах и с сигаретой в зубах. Сначала они говорили «доброе утро» и целовали в щёку, готовили завтрак и варили кофе, выносили мусор и временами что-то ремонтировали в вечно ломающейся сантехнике. Ну а потом забывали бриться и чистить зубы по утрам, становились вялыми и ленивыми. В будни они зевали во весь рот, собираясь на работу, и курили свои вонючие сигареты, а в выходные неизменно валялись на диване, тупо пялясь в экран телевизора и посасывая своё проклятое пиво, запах которого Жанна переносила хуже всего.
В один прекрасный день, избавившись от очередного сожителя, Жанна решила, что отныне больше никого не пустит в свой дом. Какой смысл в таком возрасте пытаться создать семью? Рожать уже поздно, да и было бы ещё от кого. А секс… что ж, женщины переживают его отсутствие куда легче мужчин. Катись оно всё! У неё есть работа и квартира, старая мать, живущая на окраине города, да пара племянниц от старшего брата – будет кому позаботиться о ней, когда придёт время пенсионного возраста.
Глядя на себя в зеркало, Жанна улыбнулась:
– Не так уж ты и стара, «мох в промежности».
Она тихонько рассмеялась. За спиной что-то звякнуло, словно вторив её смеху. Жанна обернулась и посмотрела на старый бабушкин комод, на котором стояла небольшая кукла с фарфоровым личиком.
– Ах, это ты, радость моя! – Она умилённо улыбнулась, подошла к ней и погладила по маленькой головке.
Этой кукле было уже чёрти знает сколько лет. Кажется, ещё первый мужчина Жанны дарил её на какой-то праздник. На ней было белое кружевное платьице и серебристые туфельки. А внутри находился механизм, наподобие тех, которые ставят в музыкальных шкатулках: поворачиваешь ключик несколько раз – и кукла начинает медленно раскачиваться из стороны в сторону, поднимая руки и качая головкой, а из её механического тела доносится звонкая мелодия марша Мендельсона. С тех пор немало воды утекло, и Жанна из наивной девочки превратилась в твёрдую и практичную женщину. Но куклу она любила по-своему, и потому даже мысли не допускала, чтобы с нею расстаться.
– Хочешь мне поднять настроение? – спросила Жанна.
Но кукла молчала, глядя на неё в упор своими огромными голубыми глазами.
Наверное, пружина внутри совсем ослабла, подумала Жанна. Иногда кукла ни с того ни с сего «оживала» и делала короткое движение, издавая при этом пару нот заложенной в ней мелодии. Жанна поцеловала её в фарфоровый лоб и начала одеваться.
Апрельское небо затягивали тучи. Вчера ещё светило солнце, а сегодня погода хмурилась. Дул прохладный ветерок, насвистывая грустные песни в голых ветвях кустов. В Центральном парке не было ни души, словно в выходной день. Скамейки пустовали. Рядом с бетонными урнами валялись окурки и смятые банки из-под пива.
Надо было идти по улице Пришвина, подумала Жанна. Ведь она так и собиралась сделать ещё утром, но по дороге на работу задумалась о чём-то и машинально пошла привычной дорогой. Теперь сворачивать было поздно.
Она вздрогнула от неожиданности, когда в сумочке задребезжал мобильник.
– Алло? – сказала она, после того, как добрая минута ушла на то, чтобы отыскать эту настырную вещицу среди косметики. И кому взбрело в голову звонить в такую рань?
Ага! Начальник!
– Здравствуйте, Илья Сергеич!
– Доброе утро, – вяло отозвался тот. – Вы не забыли?
– Платёжки я забрала ещё вчера… – начала она.
– Да нет, – перебил Илья Сергеич. – Я о том, что сегодня к нам нагрянет чёртов СЭС!
– Ну?
– Ну, а Варвара Юрьевна в Высокогорске. Получается, в магазине вы за старшую.
Это чертовски замечательная новость, – раздражённо подумала Жанна.
– Вы уж проследите там, Жанна Степановна, чтобы всё в порядке было. На заведующих у меня нет никакой надежды. Вся надежда только на вас. Встретьте их, как полагается: коньячок, бутербродики с икоркой – всё как всегда; да на всякий случай проследите, чтобы грузчики разобрали все коробки, дворник хорошо вымел возле центрального входа, а охраннику скажите, чтобы гнал подальше бомжей.
– Хорошо, Илья Сергеич, – сказала она.
– Ну, всё, удачи! Если что – звоните мне.
Опять вчера пьянствовал, решила Жанна. Не трудно это понять по его осипшему голосу. Такой же мужик, как и все прочие: типичный пьяница и разгильдяй. Наверняка всю ночь «зажигал» в каком-нибудь кабаке с малолетними проститутками, пока его свинообразная жена мирно посапывала дома.
Она убрала мобильник обратно в сумочку и зашагала дальше. Стук каблуков эхом отдавался в пустынном парке. Только ветер тихонько подвывал в голых ветвях акации.
– Девочки, – строгим тоном заявила она, заглянув в кабинет заведующих. – Сегодня у нас СЭС! Проследите, чтобы во всех отделах было всё тип-топ, ясно?
Толстая краснощёкая женщина с нелепой химией на голове кивнула. Это была Вера Андреевна, зав. гастрономией и молочного отдела. Не раз Жанна сама себе задавала вопрос: «Неужели эта свиноматка, страдающая гипертонией и диабетом, думает, что завив свои жидкие волосы в химию и выкрасив их в вишнёвый цвет, станет привлекательнее?»
– Сроки… – пробубнила она.
– Что «сроки»? – уже не скрывая раздражения, спросила Жанна.
– Сроки на варёные колбасы поджимают.
Жанна пожала плечами:
– Уберите, значит, с витрины.
Маленькие глазки Веры Андреевны, вечно покрасневшие от гипертонии, уплыли куда-то в сторону. Наверняка она боялась, что главбух, временно исполняющая обязанности управляющей, заметит в них ненависть. Мне плевать, подумала Жанна, на то, что вы все обо мне думаете. Она развернулась на каблуках, намереваясь отправиться в свой кабинет, но остановилась, вспомнив ещё одно важное указание Ильи Сергеевича.
– Икра есть?
– Что? – спросила Вера Андреевна.
– Надо к их приходу сделать бутерброды с икрой, и думаю, с какой-нибудь сырокопчёной колбасой.
– А, понятно! – заведующая плотоядно улыбнулась. – Господа из СЭС как всегда, голодные?
Жанна снова пожала плечами.
– И, наверное, коньяк какой-нибудь не очень дорогой. Можно ещё мартини и сок. «Риогранд», думаю, подойдёт. В прошлый раз они затребовали именно его.
– Хорошо, Жанна Степановна, – сказала Вера Андреевна. В голосе её так и сквозила неприязнь.
Мне плевать, – снова подумала Жанна. – Вы все здесь меня ненавидите.
Вечером она вернулась домой, уставшая и немного злая от того, что весь день приходилось выполнять чужие обязанности. Пока начальник отлёживался дома после гулянки, а его заместитель непонятно что делала в Высокогорске, она ублажала представителей СЭС в кабинете, бегала по всему магазину туда и сюда, стирая ноги до мозолей. Тупых грузчиков приходилось подгонять раз двадцать, прежде чем они удосужились наконец-то навести на разгрузке порядок. Дворник вообще явился на работу чуть ли не в обед, когда возле центрального входа мусора накопилось как на городской свалке.
А ну их всех!
Жанна приготовила себе кофе и поджарила на сковороде пару полуфабрикатов-котлет. Не бог весть, какой ужин, но всё же лучше чем ничего. Да и на готовку чего-то существенного уже просто не оставалось сил. Она приняла душ и, накинув халат, приготовилась сесть в кресло. Минут через двадцать должен был начаться «Дом2».
В это время что-то звякнуло на комоде, да так громко, что Жанна от неожиданности вздрогнула.
– Что ещё такое? Ах, это опять ты!
Она облегчённо вздохнула. В старой кукле пружина, видимо совсем уже ни к чёрту. Точно так же, как и её собственные нервы. Надо же было испугаться такой ерунды! Жанна нервно рассмеялась. Похоже, день действительно выдался тяжёлый. Она с неохотой поднялась с кресла и подошла к комоду. Голубые глаза куклы смотрели на неё холодно и равнодушно, но маленькие фарфоровые губы светились, как и всегда, детской беззаботной улыбкой.
– Больше так не пугай маму, – сказала ей Жанна. – У мамы был очень тяжёлый день, и она сильно устала.
Она поцеловала куклу в лоб и вновь опустилась в кресло.
Вторник
Всю ночь Жанну мучили кошмары: кто-то гонялся за ней по тёмным и длинным коридорам, хватал её сзади холодными руками. Она кричала, вырывалась из пугающих объятий и бежала дальше. Но коридоры казались бесконечно длинным лабиринтом, из которого, похоже, не было выхода.
Утром она проснулась с такой тяжёлой головой, словно с вечера «накатила» пол литра водки. Всё тело ныло, а под глазами набухли «мешки». Может, стоит поменьше пить кофе? – думала она. Или просто легче относиться к тяжёлым трудовым будням, стараться не поддаваться стрессам и не принимать так близко к сердцу мнения тех, с кем приходится иметь дело в магазине? Но как, чёрт возьми, этого добиться?
Она выпила чашку чая и стала собираться на работу. Утро было пасмурным и тяжёлым, таким же, как и вчера. Свинцовые тучи лениво ползли по небу, нагоняя меланхолию на весь Зеленогорск.
Вторник, подумала Жанна. Впереди ещё четыре трудовых дня. А суббота и воскресенье пролетят как один час. Нужно съездить куда-нибудь, например, к матери, или к брату повидать племянниц. Девчонки ещё те оторвы, но Жанна их очень любила, особенно младшую, которой месяц назад исполнилось тринадцать. Лиля походила на неё саму в молодости – такая же наивная и романтичная натура; и в глубине души Жанна всегда боялась, как бы девочке не пришлось повторить печальный опыт своей тётки.
