скачать книгу бесплатно
Как же я люблю воскресное утро: утро с его неспешностью, с поздним пробуждением, с блаженной негой в постели, в квартире, сияющей чистотой, с долгим завтраком – особенно чудесно!
Только по воскресеньям я люблю шлепать босыми ногами по теплому паркету, обуваясь лишь к завтраку. Кажется, что солнечные лучи насквозь просвечивают узорчатый пол, и аромат свежеструганого дерева распространяется по всему дому. К воскресному завтраку – обязательно на сервировочном столике – самая нарядная посуда. Я очень люблю старинный мамин сервиз Мейсенского фарфора с райскими птицами. Он сказочный. Когда-то такие чудные трапезы по воскресеньям мы устраивали с дочкой. Обе были в восторге от возможности за всю неделю наговориться и насмеяться всласть. Сын к тому времени уехал работать в другой город.
«Пижамно-пеньюарный» дресс-код в воскресенье был сродни «платьям в пол» на светских раутах. Мы «держали марку»! Дочка вышла замуж несколько лет назад, они живут отдельно, появились маленькие внучки, и теперь я накрываю утренний воскресный стол уже на одну персону.
Тарелочек с разными вкусняшками должно быть много, а сервировочный столик – не иметь свободного пространства. В течение недели я соблюдаю основные правила питания для моей – редкой, четвертой – группы крови и рекомендации моего врача-кинезиолога. И, конечно, пью много воды. Но в воскресенье, извините! Прости меня, мое тело, за эти вкусовые излишества. Понимаю, что пока так «кормлю» свои эмоции и принимаю это. Даже ежедневную зарядку в воскресенье я частенько пропускаю или ограничиваюсь несколькими взмахами рук, имитирующими, вероятно, полет птицы, только-только вставшей на крыло. Могу, конечно, между наполнением тарелочек встать возле кухонного окна, из которого открывается чудесный вид на морской залив, и быстренько пройтись массирующими движениями пальцев по основным точкам активизации внутренней энергии, сделать несколько перекрестных движений: правая ладонь – вверх влево, левое колено – вправо вверх, потом – наоборот, всего двенадцать раз. Это сразу включает левое-правое полушария, соединяет энергии инь-ян и много еще чего хорошего в результате происходит в теле. А мозг, оказывается, с ладоней считывает информацию о состоянии тела. Этому нехитрому упражнению меня научил знаменитый британский доктор остеопатии, ученый-кинезиолог с мировым именем – Кристофер Астил Смит. Мне посчастливилось несколько раз общаться с ним во время его приездов в Россию. Я делаю эти «перекресты» больше двадцати лет. Эффект великолепный. В общем, в воскресенье я ленюсь. Ленюсь по «полной программе». Как говорит мой астролог Фаина: «Тихо будьте», – то есть не делайте лишних движений, оставайтесь «на троне», поленитесь. И я ленюсь и телом, и умом. Мысли мои лениво появляются в черепной коробке и также лениво движутся куда-то в даль, словно перышко в воздушном потоке. Ум – ясен. Душа – умиротворена. Тело блаженствует, а дух наблюдает за процессом. Я обожаю это состояние в воскресенье и продолжаю неспешно накладывать всего понемножку на красивые посудинки.
В моей домашней библиотеке есть удивительная книга «Великосветские обеды пушкинской эпохи». Наименование блюд, способы приготовления, подачи, все описано с соблюдением норм правописания начала девятнадцатого века. Я с удовольствием открываю ее иногда, пробегаю взглядом по страницам и, вдохновленная на творческие гастрономические изыски, продолжаю, будто алхимик, раскладывать не всегда рекомендованные, но очень вкусные продукты.
Щепотку того, перышко сего, мяско, икорку, сыры, паштетик, блинчик, зеленушку, золотисто-розовый ломтик копченой чавычи, кусочек бездрожжевого хлеба, на котором поблескивает росой тонкий слой домашнего сливочного масла. Ммм… слюнки текут… У такой привычки, безусловно, есть давние корни. Обязательно было что-то похожее в детстве, и оно сопровождалось чувством счастья. Тут память радостно достает с полочки хранения картинку: первый класс, первое сентября, мы идем в школу всей старшей группой детского сада. Из Владивостока приехала в гости любимая бабушка. Она подписала мне все тетрадки (до сих пор помню ее почерк и синие обложки этих самых тетрадок), и приготовила завтрак в школу на первый день. Это был довольно тяжелый холщовый мешочек по размеру чуть меньше портфеля. «Волшебный» мешочек, на одной стороне которого бабушка вышила яркими нитками золотистое солнышко, цветы и зеленую травку внизу. Такой волшебно-сказочный мешочек. Ах, милая любимая бабушка!..
Так вот, в этом мешочке было все-все, что любила маленькая Лялечка, как звала меня бабушка на старинный гимназический манер – ведь она училась еще в царские времена в гимназии. И пельмени, и городская булка, разрезанная пополам, намазанная маслом и посыпанная блестящими крупинками сахара, и чернослив, и конфета, и несколько оладушек, и порезанный тонкими ломтиками зеленый огурчик в мелких пупырышках, и хрустящая сладкая морковка, и чай в чудесной маленькой бутылочке, и красивая белая салфеточка с мережкой, тоже вышитая бабушкой… И много еще чего там было (такой новогодний стол на пятерых – на завтрак в школу маленькой семилетней девочке). На переменке все ученики разложили свои завтраки; Лялечка ела и вспоминала бабушку… снова слюнки текут… Да-да-да, это оттуда, из первого сентября, которое память так ярко и вкусно сохранила. Спокойствие, защищенность, «любимость».
И вопреки рекомендациям, которые я добросовестно и с пониманием соблюдаю в будни, в воскресенье все эти лакомства позволяют мне расслабиться, разрешить себе гурманство. Вероятно, я, таким образом, замещаю какие-то недополученные эмоции. Однако надо вспомнить и правила позитивного гармоничного любящего отношения к собственному телу: «Чем больше мучаем тело, тем больше оно нам сопротивляется. Тело – Вселенная для Души! Ем сколько хочу, и что хочу, когда хочу. Как только перестаешь себе запрещать, выясняется, что не очень много и нужно-то. Позволить телу. И оно постепенно научится выбирать только лучшее для себя. И полезное. А иногда – вкусное. В зависимости от настроения.
Боже мой, я когда-нибудь завершу эту мысль.
Итак, все это великолепие движется на колесиках вместе с сервировочным столиком в гостиную. Чтобы там, на любимом белом диване, обитом кожей нежного цвета «шампань», инкрустированном вставками из розового кварца, среди множества уютных подушек и подушечек устроиться перед телевизором, смотреть какую-нибудь переделку-перестройку или путешествие и неспешно лакомиться яствами.
Вот она – прелесть взрослого возраста. Дети выросли и разлетелись. Отдых в выходной – заслужен, и, блаженствуя, я нажимаю кнопку пульта. Священнодействие началось. Иногда, естественно, я уезжаю в выходные с друзьями куда-нибудь, иногда я улетаю в дальние страны, и ритуал откладывается. Не отменяется, но лишь откладывается – до возвращения. Если в воскресный день не предвидится выход куда-нибудь, можно позволить себе весь день порхать по дому в батистовом или шелково-кружевном пеньюаре. Благо выбор их у меня велик – я отовсюду привожу себе роскошные предметы домашней одежды. Это важный «реквизит» для чудного процесса «полениться».
В течение недели моя публичная профессия требует выглядеть достаточно официально, элегантно и статусно. Всегда безупречный ухоженный внешний вид, подобранный с учетом рекомендаций имидж-стилиста гардероб, отражают мое отношение к себе, людям, пространству, позволяют клиентам чувствовать себя в безопасности, более уверенно, надежно. Как сказала мне много лет назад одна из них: «Я вижу, что вы уже давно решили все свои проблемы, и сейчас можете максимально сосредоточиться на работе со мной, а я, глядя на вас – такую уверенную в себе и своих силах, такую ухоженную, как картинка, – становлюсь спокойнее и увереннее тоже, и начинаю улыбаться вместе с вами, хотя повода для улыбок вроде бы нет». В течение недели даже дома я – в брючках и свитере или рубашке, ибо всегда может возникнуть необходимость срочно с кем-то увидеться.
Поэтому в воскресенье могу позволить… позволить в первую очередь баловать себя и заботиться о себе – любимой.
Как же долго я подхожу к главному, самой захотелось поскорее двинуться вперед в своем повествовании. Итак, она устроилась на диване цвета «шампань», столик с завтраком, более похожим на обед, нажатие кнопки на телевизионном пульте, и удовольствие становится многомерным: обонятельные, вкусовые, тактильные ощущения дополняются визуальными и слуховыми. Показывают программу о путешествии по маленьким французским городкам. Звучит волнующий аккордеон, и за кадром Ив Монтан напевает свое знаменитое «C’est si bon». Но программа завершается через пять минут. Пока я перекрещивала ладони – колени, пропустила немало. Ах, Франция, любимая моя, ах, Париж…. Но об этом как-нибудь в другой раз. Однако следующая программа Первого канала увлекает меня не меньше. Она называется «По следам великих русских путешественников». «Сегодня будет рассказ о Владимире Клавдиевиче Арсеньеве – знаменитом исследователе Дальнего Востока и уссурийской тайги», – объявляет с экрана диктор. Это родная тема, близкая всем дальневосточникам. В детстве мы зачитывались его книгой «Дерсу Узала» и много раз смотрели фильм Акира Куросавы «Дерсу» с мужественным красавцем Юрием Соломиным в роли Арсеньева и Максимом Мунзуком в роли Дерсу. А повзрослев, я стала читать более серьезную литературу – дневники самого Арсеньева.
Сюжет фильма ведет зрителей в далекое удэгейское селение, откуда авторы программы вместе с проводником из рода удэге отправляются в тайгу к местам, по которым проходил Арсеньев со своим преданным гольдом. Рассказ перемежается архивными киноматериалами – тут и сам Арсеньев, и Дерсу, и даже – я аж подпрыгиваю – старой кинохроникой: Владивосток тысяча девятьсот шестого – седьмого годов. Родной город выглядит таким наивным, юным. По сопкам кое-где разбросаны строения, зато бухта Золотой Рог наполнена судами и суденышками – военный флот, торговые и пассажирские корабли, баржи и лодочки – все движется на стрекочущей пленке.
Эти исторические кадры сопровождаются маршем «Прощание славянки». Я трепетно люблю этот марш, я обожаю старинные марши, вальсы. Обожаю звук духового оркестра. При его первых тактах мне всегда хочется встать и начать маршировать или вальсировать, и немножко хочется плакать, так, что в носу щиплет. А ничего удивительного – дочка офицера, воспитанная в патриотическом духе. А теперь еще и вдова офицера. Эдик погиб больше десяти лет назад при «выполнении служебного долга».
Музыка щемяще прекрасная. И я, как в детстве, при исполнении Государственного гимна, поднимаюсь и стоя слушаю торжественный марш. Слезы наполняют глаза. Я иду переодеваться. Трапеза моя окончена. Маршировать в пеньюаре как-то неловко. Вспоминаю, как меня, маленькую, любимый дедушка водил на прогулки в городской парк, где играл духовой оркестр. Да-а-а, как давно это было. Сменив одеяние, я завариваю зеленый чай. В это время вновь звучит любимый марш. И я возвращаюсь в гостиную перед телевизором. Однако на экране по-прежнему кадры таежного путешествия, теперь уже зимнего, современного, и рассказ о тигриных следах. Марша в кадре нет, ни к месту он тут, однако я явственно слышу звуки духового оркестра. С удивлением осматриваюсь по сторонам: где, откуда? Мистика какая-то! Вдруг понимаю, что звуки доносятся через открытую балконную дверь. Первая мысль: поезд «Россия» отправляется в Москву. Обычно, при его отправлении на перроне звучит именно «Славянка». Однако вокзал находится на расстоянии двух трамвайных остановок от моего дома, и музыка не может доноситься на таком удалении. Я выхожу на балкон и вижу впечатляющую картину: в соседнем сквере – духовой оркестр. Оркестранты в военно-морской форме расположились вдоль аллеи сквера и, руководимые своим капельмейстером, услаждают слух горожан. Как хорошо, что я переоделась и могу выйти послушать музыку. Поднимаюсь на второй балкон, с которого можно попасть на маленькую площадку между моим домом и соседним. Дома старинные, постройки как раз начала двадцатого века, стены почти метровой толщины, да и потолки почти четыре метра. И между моим домом и соседним двумя этажами ниже есть такая замечательная площадка, с которой открывается вид на сквер и еще на один соседний дом – тоже старинный, полутораэтажный, примыкающий к стене моей квартиры.
Дом этот собирались сначала реставрировать, и какая-то компания приобрела его, разобрала все стены внутри, все перегородки, сняла крышу, так, что остались только внешняя часть конструкции и стропила, потемневшие от времени. Но, по имеющейся у меня – в связи с одним из дел моей адвокатской практики – информации, хозяева передумали реставрировать строение, являющееся к тому же памятником культуры, построенным в тысяча девятьсот шестом году, а решили – в нарушение всех правовых норм – его снести, и на этом месте возвести новое сооружение со многими этажами, но работы приостановились. Дом так и стоял – только стены и стропила – и привлекал мальчишек из соседних домов играть внутри с риском для жизни в «войнушку». Как все перемешалось, тысяча девятьсот шестой год, «Прощание славянки»!
А оркестр в этот момент заиграл «Марш Преображенского полка» – бодрое и энергичное произведение. Народу вокруг музыкантов собралось много. Город, в котором половина жителей так или иначе связана с морем, к звукам военных оркестров привык. Раньше в парках и скверах, да и на городской набережной, частенько можно было услышать звуки духовых инструментов. Горожане буквально слетались на эти представления. Обязательно какие-нибудь карапузы в морских фуражечках или бескозырках начинали забавно маршировать не в ногу, вызывая умиление и улыбки взрослых. Так вот, появление большого числа слушателей вдохновило оркестрантов, и они заиграли вальс «Осенний сон» Джойса. Этот вальс я знала отлично. Когда-то учила его к экзамену в музыкальной школе и до сих пор довольно прилично могу исполнить на фортепиано. Музыка перенесла в детство. Вспомнилась школа, где мое умение музицировать привлекало внимание мальчиков и вызывало зависть у некоторых девочек. Вспомнила и своего педагога по фортепиано – Татьяну Дмитриевну Романовскую, которая после выпускных экзаменов на общем собрании подводила итоги нашему обучению. Совершенно неожиданно услышала о себе: «Елена должна обязательно продолжить обучение в музыкальном училище!» Я чуть со стула не свалилась. Все годы она меня пилила, критиковала, шлепала линейкой по пальцам и писала в дневнике разные малоприятные – не вызывающие ни у меня, ни у родителей восторга – замечания. И вдруг – музыкальное училище – как гром среди ясного неба. Соученики повернулись в мою сторону с удивленными лицами, а Татьяна Дмитриевна повторила: «Да-да, Лене – в музучилище». После некоторого замешательства, я мысленно нос-то, конечно, задрала, а как же! Шестнадцать лет – самое время нос задирать.
Будучи невысокого мнения о своих музыкальных талантах, я пожала плечами. И припомнилось, как мама, подбадривая меня в первые годы учебы в музыкалке, говорила: «Учись, учись, вот выйдешь замуж за военного, поедешь с ним в военный гарнизон, а в руках – профессия, будешь детей музыке учить и всегда на хлеб заработаешь!» Ни в восемь, ни в двенадцать, ни даже в пятнадцать лет я еще не думала о замужестве, тем более с военным и жизни с ним в гарнизонах. Хотя папа мой был офицером, мы жили всегда в городах, а не в гарнизонах, и непонятно, откуда у мамы возникали такие мысли.
Музучилище представлялось мне такой вершиной, куда для продолжения обучения могут попасть только невероятно одаренные люди. Программа музучилища ассоциировалась с записанными на пластинках музыкальными произведениями. Куда мне до них! – думала я. После слов Татьяны Дмитриевны пробежала мыслишка: «Хорошо бы сообщить родителям о словах педагога, может, похвалят и порадуются». Но быстро отказалась от этой идеи – неизвестно, чем обернется ситуация. А зря, конечно. Вот теперь, спустя много лет, уже бабушка, с удовольствием хожу на занятия к педагогу, беру уроки беглой игры на фортепиано. Вечерами тихонько музицирую дома на электророяле и счастлива. Вспоминать это приятно.
И все-таки музучилище в моей жизни появилось. Больше десяти лет я консультировала руководство училища по правовым вопросам.
«Осенний сон», как и мои воспоминания, закончился, и зазвучал вальс «Амурские волны». В этот момент солнце осветило стропила полуразрушенного дома и что-то сверкнуло. Нет, не сверкнуло, а, наоборот, зачернело. Одним словом, нечто необычное появилось. Я сфокусировала взгляд, прикрывая ладонью глаза от солнечного света. И мурлыча себе под нос, «славно Амур свои воды несет…», склонилась над ограждением площадки. Картина, представшая перед глазами, заставила прекратить пение и покрепче ухватиться за перила.
Я заметила, как, высвеченный солнечным лучом, под самым верхом бывшей крыши, в месте соединения двух старых балок, темнеет то ли ящик, то ли сундук. Очень странно, он словно висел в воздухе. «Как же он держится там?» – подумала я. Подумала в первую минуту. А во вторую стала энергично соображать: что это такое может быть? Рабочие покинули объект пару месяцев назад. Как же они не заметили «нечто»? Возможно, снизу его не видно было. А как же они разбирали крышу? Мысли роились в голове и немного жужжали. Возникло детское ощущение предвкушения приключения. Готовность к поиску, к решению загадки, к чему-то таинственному и захватывающему. Похожие ощущения возникали в детстве при чтении романов Жюля Верна, Вальтера Скотта, Майн Рида, Фенимора Купера, Роберта Льюиса Стивенсона, и, конечно, любимого Марка Твена. Почти что с самых первых страниц этих книг ладони у меня начинали гореть и чесаться, под ложечкой подрагивало, словно в предвкушении опасных приключений, щеки краснели, и я полностью отдавалась процессу чтения. «Тихоня с азартом в крови», – говорил папа, если заставал меня за чтением книг в таком состоянии. Иногда случалось, что увлекательная книга была спрятана под учебник или в ящик стола – прямо в раскрытом виде – и папа, заходя ко мне в комнату, довольно быстро определял, чем я занимаюсь, говоря:
– Сначала уроки, потом – чтение! – Книгу извлекал, бросал быстрый взгляд на обложку и резюмировал: – Прекрасный автор! Произведение – великолепное! Одобряю целиком и полностью! Однако приоритеты, – папа часто употреблял это слово в разговорах со мной, как и множество других взрослых и умных слов, – приоритеты таковы: сначала уроки, потом занятия музыкой, домашние дела, и лишь потом – и только потом, – он поднимал вверх указательный палец, – чтение. И очки не забудь надеть.
Что же это за ящик висит практически в воздухе, держась неизвестно как? Картины изощренного адвокатского ума, выросшего на сотнях или тысячах прочитанных книг и сотнях уголовных дел – одна другой ярче, занимательней и азартней – наполняли мою голову.
Сделалось жарко, ладони вспотели, зачесались, и под ложечкой знакомо задрожало. «Начинается приключение!» – подумала я, оглянулась по сторонам, словно ища кого-нибудь в подмогу, хотя вокруг, да и рядом никого не могло быть – выход на эту площадку только с моего балкона. Рядом – глухая стена соседнего дома.
Состояние радостного возбуждения попробовал, однако, успокоить то-о-оненький голосок:
– Ляля, ты что, спятила. Ты хочешь этот сундук-ящик достать? Не смей! – Тоненький-тоненький, но окреп и даже повысился.
– Тихо всем! – неизвестно кому сказала я вслух. – Ляля думает, – и засмеялась, но смех получился каким-то судорожным, глуповатым.
– Да-а-а, Ляля, подумай-подумай, дорогуша!
И, словно отвечая на мои мысли, духовой оркестр, который я даже, казалось, перестала слышать, вновь заиграл «Прощание славянки» – «трам-там-там-там, тара-тара-там…» и пошел из сквера, унося эту завораживающую мелодию вслед за своими инструментами.
Люди в сквере под впечатлением от волшебной силы искусства потихоньку присаживались на скамейки, а кто-то медленно прогуливался по аллеям.
Это знак, совершенно точно решила я, знак свыше! Марш и сундук как-то связаны между собой.
Глава 13
Что же делать с этим дальше, или
Тайны продолжаются
– Мама дорогая, я точно спятила! – повторила я, как заклинание, и посмотрела по сторонам. Но никого рядом не было. Провела рукой по лбу – он был мокрым. Вот тебе и воскресное утро!
Столько раз выходила на этот балкончик, но почему-то ничего не видела, никакого сундуко-чемодана! Мистика! Мистика?! Реальность или мистика, но надо что-то предпринимать! Ладони наполнились необычной энергией. Я почувствовала, как меня словно накрывает жаркая волна.
– Стоп, надо успокоиться! Отчего я так взволнована? Ну, ящик старый прибит к потолочным балкам, подумаешь, велика важность! Какое мне дело до него? Чего я так всполошилась? Шла бы домой и продолжала себе лениться. Однако ноги мои, словно приклеенные к этому месту, не желали разворачиваться в сторону двери в квартиру. В горле пересохло, а в груди появилось ощущение, что кровь движется толчками, и дыхание сделалось неровным.
– О, господи, да что же это такое со мной?! – чуть не взмолилась я, ошеломленная подобной реакцией организма на увиденное, – знаки, знаки… Что же делать?
Внутренний голос ответил заботливо:
– Зайти в дом, выпить стакан воды, посидеть немного, успокоиться. И если выяснится, что ты не спишь, то вновь подняться к этой крыше и действовать по обстановке. Может, к твоему возвращению уже никакого сундука и не будет? Рассеется, как сон..? Или как дым? Тьфу, забыла. Или развеется?
Вернувшись в дом, налила в хрустальный стакан прохладной воды.
Но вместо того чтобы залпом выпить ее, или – по правилам – пить медленно мелкими глоточками, я подняла стакан на уровень глаз и начала рассматривать. Резные хрустальные грани искрились от света, идущего из окна, вода, казалось, тоже переливалась нежно-перламутровыми сияющими оттенками, и сквозь нее я увидела непонятные картинки, будто в голограмме, напоминающие руны.
Резко выдохнув, все же начала пить мелкими глотками. Не спеша, повторяя про себя обращение к воде – по принципу японского ученого Масару Эмото: «Любовь и Благодарность! Любовь и Благодарность! Любовь и Благодарность!» Я помнила, что, по мнению профессора Эмото, молекулы воды особенно благотворно реагируют на эти слова и структура воды меняется. Вода – прекрасный проводник! Повторяя воззвание, допила содержимое стакана и почувствовала, как эти самые «Любовь и Благодарность» прямо-таки растекаются во мне, по всем моим клеточкам и успокаивают.
Что ж, теперь я, пожалуй, готова вернуться на свой наблюдательный пункт. И даже хлопнула себя по коленкам. «Вперед, Алена!»
Знать бы, что с этого момента вся жизнь моя круто изменится, может и осталась бы дома «лениться»… Может быть, может быть. Впрочем, что я лукавлю? Жизнь неожиданно перенесла меня в другую реальность. Словно невидимые Организаторы Событий этой Жизни открыли мне большую белую дверь, отделанную золотом и драгоценными камнями – во всяком случае, именно такой она мне и представлялась – распахнули ее, и я оказалась в другом, неведомом ранее мире. Если бы я только знала…
Наверняка у вас такое бывало: в тебе одновременно действуют несколько разных людей. Нет, раздвоение личности тут ни при чем. Я имею в виду такое состояние, когда одна часть тебя стремится активно действовать, другая – осторожничает, а третья – неожиданно уже совершает действия, причем такие, про которые первые две еще не успели свой диалог составить и прийти к консенсусу. Так и у меня в этот раз. Разговор между всеми «частями» выглядел так:
Внутренняя «женщина»:
– Как интересно! Хочу это получить и узнать, что там хранилось долгие десятилетия?
Внутренний «мужчина» – решительно, как рыцарь, получивший приказ:
– Как быстро извлечь странный ящик? Кого привлечь в помощь? Дворовых мальчишек? Пожарных? Знакомого строителя? Или какого-нибудь алкаша, который за бутылку или деньги, не раздумывая совершит такой акробатический трюк – с балкона по стропилам доберется до сундука, сможет отделить его от балки и доставить по «адресу» – на балкон?
А этот самый, «третий» – эдакий наблюдатель, или, скорее, начальник службы безопасности, а иногда и прокурор:
– Это, безусловно, опасно. Не приведи, господи, свалиться и сломать себе что-нибудь. И что за дурацкая затея? Дался тебе этот ящик. Плюнь на него! Рухлядь всякую в дом тащить! Вот глупость – то! Опасно это! Я – против!
В процессе беседы оказалось, что имелся еще один «собеседник» в этой компании, который вообще вел себя весьма бесцеремонно. Причем явно был на стороне внутренней женщины и соглашался с нею, разделяя нетерпение. Им было мое родное тело. Оно проявляло это состояние по-своему. Тело вернулось на площадку балкона. Ладони по-прежнему горели, чесалась левая ладонь, сердце сильно стучало, и стук этот отдавался в голове. Ноги переступали по балконным плитам, будто собирались самостоятельно двинуться к заветной цели. Веселенький «квартет», однако, ничего не скажешь. Теперь главная задача – собрать команду воедино и договориться. И смех, и грех! Вот если женщина чего-то захотела, весь мир повернет к себе лицом и получит желаемое.
– Успокоились все! – скомандовала я и начала размышлять. Было очевидно, что решение уже принято. А когда оно принято, на себя взята ответственность за все возможные последствия, то и не будешь потом махать хвостом, распускать сопли или перекладывать на кого-то вину, предъявляя претензии, если что-то, не дай бог, пойдет не так.
– Тогда озвучь, пожалуйста, свой план, дорогуша, и мы вместе просчитаем варианты последствий, дабы минимизировать риски, – это «безопасник» начал со мной договариваться, похоже.
– План? План такой – достаем чемодан-ящик-сундук, аккуратно открываем, исследуем содержимое, и далее – по обстановке.
– Про это самое – «по обстановке» – мне поподробнее, плиз! – не унимался «безопасник». – А кроме того, по поводу «достаем» тоже детали хотелось бы уточнить.
– Ну, ты точно, как папенька мой, светлая память ему, все по пунктам изложи, план подробный представь.
– Конечно, а ты как думала? Это же от папеньки у тебя и хватка в делах, и умение просчитывать. Это же в него, родимого, ты мыслишь по-мужски: стратегически четко, точно ставишь задачу, алгоритм решения определяешь, необходимые инструменты заготавливаешь, людей подтягиваешь, ресурсы. Ну это уже тактика, впрочем.
– О-о, как по бумажке пошел строчить! Ладно, по порядку, так по порядку. Чтоб не думал, будто я совсем несерьезная. Не поленюсь, открою тебе Гражданский кодекс РФ. Смотри, вот – статья 233, часть 2 ГК РФ. «Клад, то есть зарытые в земле или сокрытые иным способом деньги или ценные предметы, собственник которых не может быть установлен либо в силу закона утратил на них право, поступает в собственность лица, которому принадлежит имущество (земельный участок, строение и т. п.), где клад был сокрыт, и лица, обнаружившего клад, в равных долях, если соглашением между ними не установлено иное.
– Ну, пока все вроде бы в норме.
– В норме, в норме. Читаем дальше?
– Да-да, я весь внимание!
– Ну, там – «бла-бла-бла…».
– Никаких «бла-бла-бла», читай все подряд.
– Дальше не так интересно для нас. «При обнаружении клада лицом, производившим раскопки, или поиск ценностей без согласия на это собственника земельного участка или иного имущества, где клад был сокрыт, клад подлежит передаче собственнику земельного участка или иного имущества, где был обнаружен клад». Это что, в мэрию идти: «Вам ящик старый нужен?»
– Ну тут можно и договориться, – неожиданно пробурчал секьюрити. Так, понял, что у меня серьезный подход, вдруг миролюбивым сделался – я улыбнулась и продолжила штудировать Гражданский кодекс. Часть вторая статьи двести тридцать третьей гласила – «В случае обнаружения клада, содержащего вещи, относящиеся к памятникам истории и культуры, они подлежат передаче в государственную собственность. При этом собственник земельного участка или иного имущества, где клад был сокрыт, и лицо, обнаружившее клад, имеют право на получение вместе вознаграждения в размере пятидесяти процентов стоимости клада. Вознаграждение распределяется между этими лицами в равных долях, если соглашением между ними не установлено иное». Так, пока все ясно. А вот эта фраза смущает: «Лицо, производившее раскопки или поиск ценностей без согласия собственника имущества, где клад был сокрыт… вознаграждение этому лицу не выплачивается и полностью поступает собственнику».
Досадно, конечно, но это лишь в случае нахождения в чемодане «памятников истории или культуры». Более-менее понятно, но, пожалуй, надо будет посоветоваться с коллегами, специализирующимися по гражданскому праву, а может быть, и с университетскими учеными мужами. Нельзя ли это отнести к категории «находка» или «бесхозяйная вещь»? Открыть чемодан, а потом решать.
Открыть?! Достать сначала! Мне ведь интересно достать этот чемодан не из-за вознаграждения возможного. Да об этом даже мысли нет. Это приключение.
Надеюсь, там не лежит чья-нибудь отрезанная часть тела.
Шутка… Чего ее прятать под крышей-то?
– Что там может быть, как ты считаешь? Вернее, предполагаешь? – смотри-ка, «начальник безопасности» не спит, бдит.
– Элементарно, Ватсон, – я начала загибать пальцы, – золото, бриллианты, секретные карты с острова сокровищ… наверное, жемчуга и самоцветы. Это самое вероятное! – Я улыбнулась сама себе. – Затем, – я продолжала считать на пальцах, – секретная шпионская переписка времен Русско-японской войны тысяча девятьсот пятого года; и третий вариант, что вполне вероятно, туго перевязанные пачки дензнаков периода Гражданской войны и оккупации Приморья – как это называлось – «интервентами и белогвардейцами». Можно предположить там какое-нибудь фамильное серебро, или оружие, или… что-нибудь еще в этом роде.
«Безопасник» молчал в ответ.
– А может быть, любовные письма спрятали под крышей чердака подальше от посторонних глаз, – проговорила я вслух. – В любом случае, правовую сторону мы отрегулируем. Не ради вознаграждения я хочу достать этот чемодан. – Я повторила это и засмеялась. Знала бы я тогда, какое вознаграждение ожидает меня, я бы не смеялась.
– Ну что, братцы, осталось выбрать способ освобождения «сокровищ» из длительного заточения! – жизнерадостно воскликнула я. – Ага, как Волька Костыльков, спасший Хоттабыча «из длительного заточения в кувшине».
Состояние собранности и готовность действовать, столь знакомые в связи с профессией, наполнили меня энергией. Я успокоилась. Сердце ровно работало, дыхание в норме. Ладони сухие. Я даже поплевала на ладошки, как в кино, перед началом предстоящей работы.
– Какое правило я исповедую в делах? Триединство. «Идея, энергия, форма». Шаг за шагом. Если нет какого-то элемента, какого-то из первых двух составляющих – идеи либо энергии для ее осуществления, – форма не получится. Вернее, совершенная форма. Все должно быть гармонично.
Итак, идея есть. Энергией будем наполнять ее сейчас. И форма – желанный сундук и изучение его содержимого – будут у нас на блюдечке с голубой каемочкой! Задача – достать сундук! Цель ясна! Намерение сформировано!
Если мальчишек со двора попросить, они, конечно, с радостью полезут, тем более денежки за труды с удовольствием возьмут. Равно как и мужики, обитающие возле пивного ларька, наверняка откликнутся. Однако есть слабый момент в этой схеме. Этот момент – опасность.
По этим стропилам, под которыми метров семь-десять пустоты, двигаться можно только с риском для жизни. И если пройти к сундуку около трех метров по балкам, держась за торчащие поперечины, еще можно, то отделить сундук от стропил и, подняв его, перетащить через кирпичную перегородку ко мне на балкон – почти нереально.
Нужна лестница – большая, выдвижная и крепкая. Такая лестница у строителей и пожарных.
Есть еще вариант – промышленные альпинисты, но им на нашей стене, по-моему, будет трудно закрепиться. Конечно, можно найти координаты компании, которая начала снос дома, а потом прекратила все действия.
Но что я им скажу? В старом доме, который вы начали сносить и три месяца назад прекратили работу, на чердаке под стропилами крыши висит какой-то ящик? Может быть, вы займетесь этим вопросом: направите бригаду строителей со строительным краном и спецтехникой? Я даже предполагаю, что мне ответят. Причем все варианты должны сопровождаться вращением указательным пальцем у виска. Три месяца все работы прекращены, дела идут как-то не так, а тут – яркое, неожиданное, заманчивое предложение – достать висящий в воздухе ящик старый-престарый. А я же позвоню и представлюсь – «Адвокат Стрельцова Елена Марковна, – чтобы «укоротить» связь и переговорить сразу с руководством. И тут, наверняка, услышу в ответ: «Елена Марковна, рады вас слышать! Что вас интересует? Чем обязаны?»
А я в ответ:
– Ящик старый, похожий на чемодан, вас интересует?
На том конце провода должна быть долгая пауза. И мысль у собеседника:
«Такая приятная женщина, известный адвокат, постоянно вижу ее на ТВ, на мероприятиях разных, жаль, что спятила».
Тут я начну объяснять суть вопроса, типа: «Ящик старый под развалинами крыши дома, который вы сносили по такому-то адресу, может быть, нужен вам? А вдруг там что-то интересное, важное, ценное?»
Ну что ж, пора прекратить эти «размышлизмы». Ящик надо достать, а там посмотрим. Будем решать задачи по мере поступления. Я повторяюсь, однако. Надо действовать.
Позвоню, пожалуй, Косте Платонову, может, он своих ребят пришлет? Вот и отлично! Сразу стало легко и спокойно. Костя – настоящий друг, он все сделает как надо. Я вернулась в дом и набрала номер домашнего телефона Платоновых, предполагая, что Костя дома в выходной.
– Квартира Платоновых. Слушаю вас. – Света Платонова – настоящая жена офицера, отвечала четко, как полагается.
– Светик-приветик! – с улыбкой откликнулась я. Это было шутливое прозвище подруги. В период ухаживаний Кости за Светкой он восхищался ее улыбчивостью, веселостью, заразительным звонким смехом, ну и глазками, и рыжими кудряшками, да и стройными ножками. Светка в то время была первокурсницей медучилища, и в щебетанье свое все время вставляла словечко «приветик». Это сильно умиляло Костю, демобилизовавшегося после трех лет службы во флоте на большом противолодочном корабле, на дне рождения своей сестры увидевшего Светку и сразу потерявшего голову. Он так и называл ее: «приветик мой». «Светик-приветик». И добавлял: «Приветливая моя!» Так и повелось с тех пор – «Светик-приветик». Год он за ней ухаживал – до ее восемнадцатилетия – никого и близко не подпуская, а сразу после совершеннолетия, получив согласие Светки и ее родителей, отправился подавать заявление в ЗАГС. Сыграли свадьбу. И тут Костя неожиданно решил, что он хочет работать пожарным и собирается поступать в училище МВД, которое готовило таких специалистов, но для этого надо ехать в Иркутск. Документы он уже сдал в отдел кадров УВД и даже прошел медкомиссию. Однако Костя не был бы Костей, если не взял бы по-мужски на себя ответственность за все вопросы, касающиеся молодой семьи. Он выяснил, что Света может перевестись в Иркутское медучилище. Кроме того, на семейном совете, после «ахов» и «охов» тещи и тестя, вдруг выяснилось, что в Иркутске одиноко живет двоюродная бабушка Светки, мужа похоронила, ни детей, ни внуков у нее нет, и работает она врачом в областной больнице. Квартира у нее большая, просторная, и, возможно, она приютит внучатую племянницу у себя. Тут же, вытерев слезы – устоять перед Костиным напором и Светкиным решением ехать с ним, как декабристка, было невозможно, заказали междугородний телефонный разговор с тетей Ирой. Радости иркутской бабуленции не было предела. Она сообщила, что будет счастлива, если Светочка поселится у нее – комната свободная есть, Светланке там будет хорошо, да и с учебой, и переводом поможет, так как директор медучилища – сосед по дому. А в выходные и увольнения она будет рада видеть у себя и Костика – в училище курсанты должны были жить в казарме. Как ни странно, эти «декабристы» благополучно прожили в Иркутске все три года, выучились, и Костя получил назначение во Владивосток, заместителем командира пожарной части. Незадолго перед отъездом из Иркутска у них родился Ильюшка, поэтому, по возвращении в родной город, им сразу же выделили служебную квартиру в новом доме, рядом с пожарной частью.
Костина карьера двигалась успешно. Кроме того, он был отличным хозяином, любил свою рыженькую супругу. Светик оказалась весьма упорным и целеустремленным человеком и, несмотря на малый Ильюшкин возраст, уже через пару лет поступила в мединститут на очное обучение и специализацией выбрала кардиологию. Костя шутил по этому поводу:
– Тушить пожары – это у нас семейное! Светка успешно справляется с сердечными «возгораниями».
Ильюшка пошел по материнским стопам – поступил в мединститут – и собирался специализироваться по сосудистой хирургии.
После успешных вступительных экзаменов сына родители поехали отдыхать в Сочи в санаторий МВД. Прекрасное море, прекрасная погода, отличные процедуры, только Свете все не в радость – отравилась чем-то в дороге. Врачи все анализы сделали, даже поинтересовались, не беременна ли отдыхающая?
