Геворг Марзпетуни

Около замка он сошел с коня. Все увидели, что это настоящий витязь – высокий, широкоплечий, смуглый, с красивыми живыми глазами, которые светились добротой, когда он говорил с нами, и сверкали огнем, когда он отдавал приказания войску. По случаю смерти отца он был еще в трауре. Он не носил золотых и серебряных украшений. Даже шлем его был из вороненой стали. Лицо его было печально. Но это ничуть не умаляло его мужественной красоты.

С князем Сааком они обнялись у входа в замок. Они расцеловались и прослезились, вспомнив смерть несчастного государя. Царевич оставался у нас всего несколько часов. Все усилия князя задержать его хотя бы на день оказались тщетными. «Не время угощать и угощаться, князь, – сказал он твоему отцу, – враг унижает нашу страну, надо спешить ей на помощь».

– Я дам тебе отряд моих храбрецов, если ты обещаешь после удачного похода вернуться в Гардман и погостить у меня хотя бы неделю, – сказал князь царевичу.

– Обещаю вернуться после спасения моей страны, – ответил царевич. – А за твою помощь я в долгу перед тобой. На храбрость гардманского войска я могу положиться.

И князь дал царевичу отряд из пятисот храбрецов, которые охраняли границу Гардмана.

На закате царевич уехал с войском, полученным от князя. Никогда не забуду минуты, когда он, расцеловавшись с князем Сааком, пришпорил своего словно окрыленного коня. Сотни гардманских девушек впились в него глазами. Сверкнув в воздухе стальным мечом, он громко воскликнул: «Вперед, мои храбрецы!» Ущелье Гардмана ответило таким гулким эхом, словно крикнуло сто человек. «Да здравствует царевич! Да здравствует на многие лета!» – загремело войско и помчалось вперед. Князь проводил царевича до гардманского моста, а вернувшись, сказал мне:

– Седа, я рад, что Саануйш не было сегодня. Этого, видно, хотел бог.

– Почему? – спросила я князя.

– Царевич красивее всех князей, которые просили руки моей дочери. Если бы Саануйш была здесь, этот богатырь, наверное, покорил бы ее сердце.

– Ну, что ж? – сказала я князю. – Неужели ты отказал бы будущему армянскому царю?

– Нет, Седа, я бы не отказал. Но еще не известно, наследует ли он престол отца. Ему предстоит трудная борьба с внутренними и внешними врагами. Для этого нужна гигантская сила, великий труд и большой опыт. И кто знает, удастся ли царевичу одержать победу?

– А если царевич будет побежден? – спросила я.

– Тогда он потеряет престол. В этом случае моя дочь была бы несчастна. Теперь же она свободна от этого страха. Если Ашоту удастся унаследовать престол отца, я сделаю его своим зятем.

– А может быть, гардманская княжна не покорит его сердце? – спросила я князя.

– Тогда это сделает за нее поддержка могущественного Саака Севада, – сказал князь уверенно. – Отряд храбрецов, который я ему дал, – залог обручения. Он сказал: «Я в долгу перед тобой». Мы поняли друг друга, и царевич вспомнит свое обещание, тем более что и в будущем ему нужна будет моя помощь.

– Значит, моя Саануйш будет царица? – спросила я твоего отца.

– Да, я решил это, как только царевич въехал в Гардман, – ответил князь твердым голосом.

– В этот день, моя дорогая Саануйш, была решена твоя судьба.

5. О том, какие препятствия угрожали судьбе Саакануйш

– Войско царевича уже до прихода в Гардман, – продолжала Седа, – вступило в бой с отрядом арабов, находившимся в Бердадзоре. Царевич разбил и рассеял их. В этом сражении один из соратников царевича оказался ранен и вынужден был остаться в нашей крепости до выздоровления. Это был князь Геворг Марзпетуни. Князь был ранен в правую руку. Его лечил опытный лекарь. Хотя рана и не была опасной, но нуждалась в длительном лечении. По приказу Севада, я стала ухаживать за больным, и, чтобы он не скучал, сидя около него, подолгу беседовала с ним. Князь Геворг был милым и добрым человеком. Вскоре мы подружились. Он рассказывал о военных событиях и поведал о царевиче много такого, что внушило мне добрые чувства к нашему будущему государю. Во время одной из бесед я сказала князю Геворгу:

– Мне кажется, что гардманская княжна будет супругой царя.

– Почему ты так думаешь? – спросил он.

– Князь Севада высказал такое желание, – сказала я. – Если бы князь не имел твердой надежды, он не стал бы говорить об этом.

– Его желание не осуществимо, – загадочно ответил Марзпетуни.

– Почему? – спросила я изумленно.

– Это тайна, выдать которую я не могу, – ответил он.

Говоря откровенно, я очень опечалилась. Князь Геворг был другом царевича и, насколько я его узнала, серьезным и скромным человеком. Он не мог говорить необдуманно. Его слова встревожили меня. «Что же может воспрепятствовать этому союзу?» – думала я. После тревожных размышлений я решила во что бы то ни стало узнать от князя эту тайну. Однажды, когда я, наложив на рану прописанное врачом снадобье, стала ее перевязывать, князь сказал мне улыбаясь:

– Чем мне отблагодарить тебя, сестра Седа?

– Благодарить меня, князь, не надо, – сказала я. – Если армянина ранят на поле боя, долг каждой армянки исцелить его раны.

– Нет, сестра Седа, я в долгу перед тобой и буду очень рад, если ты скажешь, чем я могу тебя отблагодарить.

Я улыбнулась.

– Ведь ты мне скажешь, сестра Седа? Не правда ли? – снова спросил князь.

– Я не сделала ничего, заслуживающего благодарности, – ответила я. – Но если ты хочешь оставить меня в долгу перед тобой, то, пожалуй, я скажу, чего мне хочется.

– Говори, умоляю тебя, – сказал князь.

– Открой мне тайну, которая мешает царевичу жениться на дочери князя Севада.

Князь улыбнулся и ничего не ответил.

– Разве это так трудно сделать? – спросила я.

– Очень трудно, сестра Седа. И я вдвойне буду тебе обязан, если ты возьмешь обратно свою просьбу.

– Нет, или это, или ничего!

Князь покачал головой:

– Эту тайну не знает даже моя жена, княгиня Гоар. Прости меня, сестра Седа, ты, конечно, почтенная женщина, но я вообще боюсь доверять тайны женщинам.

– Ах, князь, это старое заблуждение, переходящее от отца к сыну, – сказала я. – На самом деле женщины умеют молчать лучше, чем мужчины.

Князь рассмеялся.

– Ты с этим не согласен?

– Мы с тобой друзья, сестра Седа, и потому мне нет надобности скрывать от тебя свои взгляды, – сказал князь. – Женщины крепко хранят только свои любовные тайны, а для всего остального уста их раскрыты.

Я засмеялась, потому что в душе была согласна с ним.

– Но я в этом отношении совсем не похожа на других женщин.

– Все женщины говорят о себе то же самое, – заметил, смеясь, князь. – Ни одна из них не хочет походить на другую. Но в жизни я еще не встречал хотя бы двух женщин, не схожих между собой. И как раз лучшая из них оказывалась самой слабой.

– Ты так плохо говоришь о нас, что я могла бы обидеться и взять свою просьбу обратно, – сказала я князю. – Но я не обижаюсь, в твоих словах есть доля правды. Своим примером я хочу доказать, что существуют на свете и такие женщины, которые умеют молчать.

– Я ждал, когда ты это скажешь, сестра Седа. Теперь я могу исполнить твою просьбу, не нарушая своего долга, – серьезно произнес князь. – Я сообщу тебе тайну, которая известна только мне, как другу и соратнику царевича. Надеюсь, что эта тайна умрет в твоем сердце.

– Да, – подтвердила я.

– Царевич не может жениться на дочери князя Севада потому, что он любит другую, которой он предан душой и сердцем, – сказал князь почти шепотом.

– Кого, Седа, кого? Жену Цлик-Амрама, да? Скажи скорей, ее назвал князь? – вскочив с места и почти задыхаясь, воскликнула царица.

– Сейчас, милая, сейчас. Не торопись. Этим ты ничего не изменишь, не мучай же зря себя.

– Ах, Седа, ты испытываешь мое терпение… Что ты медлишь?

– Я вовсе не медлю.

– Значит, жену Цлик-Амрама?

– Нет.

– Но кого же?

– Цлик-Амрам тогда не был женат.

– Кого же он любил?

– Дочь князя Геворга, родоначальника севордцев.

– Князя Геворга, который вместе со своим братом Арвесом был замучен в Пайтакаране начальником евнухов князя Апшина?

– Да, царица.

– Но ведь это она, Аспрам! Дочь князя Геворга была когда-то невестой царевича, а теперь жена Плик – Амрама.

– Да, это так.

– И любовница царя, моего мужа.

– Тише, милая царица! Прислужницы часто подслушивают.

– Ах, Седа, к чему эти предосторожности?.. Мое горе и без того известно всем!

– Нет еще, царица, еще нет…

– Хорошо, рассказывай, что сказал затем князь.

– Он сказал, что царевич любит эту девушку.

– Это я уже слышала. А ты не спросила, как началась эта злосчастная любовь?

– Как же, спросила; и он рассказал мне следующее. Еще до смерти князя Геворга царевич Ашот был заложником у Апшина. Начальник евнухов, убивший родоначальника севордцев, был близким человеком царю Смбату. Царь, узнав о смерти князя Геворга, написал обвинительную грамоту, требуя кары за его убийство. Начальник евнухов, чтобы смягчить сердце царя, тайно от Апшина освободил царевича Ашота вместе с несколькими армянками княжеских фамилий и отправил их к царю. Смбат, конечно, выразил ему свою благодарность, а царевича Ашота отправил в Утик, чтоб утешить вдовую княгиню севордскую. Вот тут-то молодой Ашот и встретил прекрасную севордскую княжну.

– И влюбился в нее?

– Да. В доказательство этой любви князь Марзпетуни привел один случай, достойный внимания.

– Какой же именно?

– Когда, по приказу Юсуфа, тиран Гагик Арцруни со своими и арабскими войсками напал на царя Смбата, чтобы взять в плен и убить его, царь поставил во главе войск своих сыновей Мушега и Ашота и послал их против Гагика. Братья, встретив тирана, вначале разбили арабов, но в конце боя отряд севордцев, которыми командовал Ашот, изменил своему начальнику, оставив поле битвы. Армянское войско потерпело поражение, а Мушег, сражавшийся, как лев, попал в руки врагов. Но даже эта измена не охладила Ашота к севордцам. Он вместе с ними вернулся в Утик, несмотря на то, что брат его был пленником в Двине.

– Как давно началось мое несчастье…

– Я же говорила, что корни твоих невзгод скрыты в прошлом.

– А потом? Почему же потом Ашот оставил севордскую княжну и женился на мне?

– Государственные расчеты, моя царица! Этого брака требовали интересы царства. Ашот оказался один против сильных врагов. Саак Севада со своим гардманским войском был выгодным союзником.

– И дочь Севада была принесена в жертву…

– На то божья воля…

– Какая там божья воля? Не бог, а ты, Седа, причина моего горя!

– Я? Что ты сказала, царица? Я причина твоих несчастий?! О, не говори так! Твои слова – проклятье для меня! – взволнованно воскликнула Седа.

– Да, Седа, ты сделала меня несчастной! Если бы ты сейчас же рассказала обо всем моему отцу, он не стал бы жертвовать своей дочерью во имя интересов Ашота.

Седа многозначительно посмотрела на царицу и ничего не ответила.

– Разве я не права?

Кормилица молчала.

– Почему ты не отвечаешь?

– Моя вина гораздо тяжелее, чем ты думаешь.

– Что ты еще сделала?

– Я не сдержала слова, данного князю Марзпетуни, и в тот же день, как он покинул нашу крепость, сообщила обо всем твоему отцу. Я не могла молчать. Речь шла о твоей судьбе.

– Что же отец?

– Рассмеялся. Особенно когда я заговорила о том, что замужество с Ашотом сделает тебя несчастной.

– Почему же он рассмеялся?

– Он сказал, что молодые люди имеют до женитьбы тысячи связей, которые порываются после законного брака. Любовь царевича – случайность и вызвана жалостью, которую он почувствовал, увидев севордскую княжну, одетую в траур в дни горя. «Любовь часто рождается там, – сказал он, – где живет сострадание. Придет время, царевич займется государственными делами и забудет княжну. Я же, – продолжал он, – постараюсь направить события так, как мне этого хочется».

– И что он сделал?

– Немедленно поехал в Утик и уговорил вдову князя Геворга выдать свою дочь за достойного человека, который мог бы управлять их владениями, так как княжна была единственной наследницей Геворга.

– Ну, а дальше?

– Княгиня приняла с благодарностью его совет. Мало того, она попросила князя Севада, чтобы он сам устроил этот брак… И князь Севада, не теряя времени, уговорил тайского сепуха Цлик-Амрама жениться на княжне.

– И эта девушка могла променять такого героя, как царевич, на Цлик-Амрама? Я начинаю презирать моего супруга, когда подумаю, что он способен любить такую женщину.

– Не суди поспешно, царица! Не каждая княжеская дочь растет так вольно, как гардманская княжна, которой дано было даже право выбирать себе жениха. К тому же сепух Амрам не был простым человеком. По храбрости, красоте и богатству он не уступал самым могущественным князьям. Но если бы даже севордская княжна любила царевича как безумная, то ведь князь Севада своей искусной и убедительной речью мог охладеть ее пламенное чувство.

– Настоящую любовь нельзя охладить. Женщина, полюбившая Ашота, не может забыть его. Вероятно, эту девушку довели до отчаяния, уверяя, что брак ее с царевичем невозможен.

– Может быть.

– Вот почему их любовь продолжается, несмотря на то, что оба они связали себя брачными узами.

– Может быть.

– Саак Севада собственной рукой разрушил свой дом, недаром говорит пророк: «Тот, кто роет яму для ближнего, сам в нее попадет».

– Да, конец оказался таким… Но кто мог предвидеть?

– Ах, Седа, если бы ты вовремя открыла мне эту тайну…

– Царица, а мое обещание? Разве я могла его нарушить?

– Ты нарушила ведь его, сообщив тайну отцу.

– Это другое дело. Он мужчина и человек дальновидный.

– Где же его дальновидность? Ты сама видишь, чем это кончилось…

– Мы, женщины, очень забывчивы. Небольшие горести настоящего заставляют нас забывать радости прошлого. Князь Севада уготовил для своей дочери большую славу, и ты этой славой насладилась, моя царица.

– И все же настоящее затмило для меня все хорошее.

– Справедливость требует, чтобы мы смягчали наши горести воспоминаниями о радостях прошлого.

– Где они, Седа, эти радостные воспоминания? В моей брачной жизни я не видела счастья.

Седа загадочно улыбнулась.

– Ты смеешься, Седа? Попробуй напомнить мне о нем. Быть может, тогда я забуду свою тоску.

– О, для этого потребуется много времени! Раньше отдохни.

– Нет, говори… Твои рассказы успокаивают меня. Этой ночью сон не коснется моих глаз. Рассказывай, я слушаю. – Сказав это, Саакануйш легла, облокотившись обнаженной рукой о подушки. Седа накрыла ее тонким покрывалом.

– Итак, ты забыла все, моя дорогая повелительница? Если позволишь, я тебе кое-что напомню.

– Говори.

– Ты помнишь день, когда ты вернулась с княгиней из Хачена?

– Помню. Это было вскоре после того, как князь Марзпетуни покинул крепость.

– И я рассказала тебе все, что произошло в Гардмане.

– Да, и я очень жалела, что не застала царевича.

– А помнишь, как мои рассказы о нем заинтересовали тебя?..

– Помню.

– Как раз в этот день прибыл гонец из Багреванда. Гонец сообщил, что Юсуф, узнав об удачном походе Ашота, отступил в Атрпатакан. Царевич же, дойдя до Багреванда, вступил в жаркий бой с остатками полчищ Юсуфа и окончательно их разбил. Со старших князей он содрал кожу, сделал чучела и вывесил их на башнях крепостей. Это была его первая месть убийцам отца. Весть об этом навела ужас на арабов.

– Помню, как это нас всех воодушевило!.. Я наградила гонца дорогим подарком за добрую весть.

– После этого стали приходить одно за другим сообщения о том, что царевич вступил в Ширак, прошел в Гугарк, что он одерживает всюду великие победы над арабами, разбивает их войска, берет города и замки, освобождает пленных, восстанавливает разрушенные крепости.

– Рассказывали, как испугался Юсуф, услыхав о боевых подвигах царевича. Он боялся, что Ашот обратит свой меч против него.

– Да, говорили так. Но царевич предпочел сначала очистить страну от арабских насильников. Поэтому, овладев Гугарком и передав его князьям Васаку и Ашоту Гнтуни, он перешел границу Грузии, чтоб освободить Тпхис7. Там у арабов были сосредоточены большие силы. Грузинские племена стонали под игом арабов. Как грозный ураган, пронесся Ашот до самого Тпхиса. Арабы не устояли перед его могучей армией, которая все возрастала. Армяне разбили их и, взяв в плен арабских князей, заковали их в цепи. Освободив Тпхис, армянские войска вернулись в Утик. А там, как тебе известно, в это время восстали утикцы. Не много времени понадобилось царевичу для подавления восстания. После разгрома нескольких мятежных отрядов утикцы успокоились, в особенности когда наместником над Утиком был назначен исполин Мовсес. А разве ты забыла блестящую победу царевича в ущелье Агстева, где он с шестьюстами воинами разбил наголову последний арабский отряд? Говорят, не осталось в живых ни одного араба и некому даже было принести Юсуфу известие о нанесенном ему поражении.

– Я все это знаю, Седа. Зачем ты говоришь об этом? – сказала царица.

– Чтобы показать путь, приведший к несчастью гардманскую княжну, – многозначительно ответила Седа.

6. Радостные воспоминания о коронации и обручении

– Продолжай, – сказала царица.

Седа придвинула скамью и, переменив позу, продолжала:

– Победы царевича воодушевили тебя. Еще не видя его, ты восхищалась его геройством. Как часто ты заставляла меня повторять рассказы, которые я слышала от князя Марзпетуни! Какая-то неведомая сила влекла к нему твое сердце. Каждый новый успех царевича наполнял тебя ликованием. Помнишь, ты велела подарить участок земли гардманскому воину, который привез весть о победе у Агстева? Конечно, все это не могло укрыться от проницательного взгляда князя Севада. И он, единственной радостью которого было исполнять твои желания, не мог оставаться равнодушным к твоим чувствам, тем более что они не противоречили его тщеславным надеждам. Вероятно, поэтому он и поспешил уничтожить все препятствия на твоем пути, женив Цлик-Амрама на севордской княжне. И вместе с тем это было доказательством его любви к родине. Царевич, избавившись от чар этой девушки, стал с еще большим пылом заниматься государственными делами. Цепи любви часто мешают мужчине стать победителем на арене славных дел.

– Но они же часто и окрыляют его, – прервала царица.

– Любовь окрыляет только слабых, только тех, в ком погас природный огонь и кого к действию может толкнуть лишь искусственное возбуждение. Так вино придает храбрость трусливому воину. Но царевича не сломила любовная утрата. Он продолжал свое победоносное наступление до тех пор, пока не увлек за собой даже самых нерешительных. Его пример ободрил и тех князей, которые в страхе перед арабскими мечами искали спасения в крепостях. Царь Гагик и владельцы Сюника выступили из своих замков, чтобы преследовать врага. Арменией овладело всеобщее воодушевление, солнце мира взошло над страной, и народ вздохнул свободно.

вернуться

– Счастливые то были дни…

– Да, особенно когда после этих блестящих побед царевич унаследовал престол отца и его скипетр.

– Ах, не напоминай мне этого, Седа… О незабвенные часы, которые я провела там!..

– Где? В Двине?

– Как я была счастлива! О Седа, зачем бог дает человеку счастье, а потом отнимает его?

– Пути господни неисповедимы!

– Помню, я чуть не лишилась рассудка от радости, когда отец сообщил мне, что все армянские князья вместе с грузинским царем и Гургеном абхазским должны съехаться, чтобы короновать на царство царевича Ашота, и что мы как владельцы Гардмана тоже должны присутствовать на этих торжествах. О, если бы я могла вернуть эти часы или хотя бы несколько мгновений… Ты не можешь себе представить, с какой радостью, с каким необычайным воодушевлением готовилась я к царской коронации! Когда мне принесли заказанные отцом для этих торжеств драгоценности, я обрадовалась как ребенок и бросилась ему на шею, покрывая его лицо поцелуями. Ты знаешь, я не нуждалась в украшениях, драгоценные камни не имели в моих глазах никакой цены, но я обрадовалась, так как знала, что благодаря им я буду казаться еще наряднее и величественнее на празднестве, куда съедутся все армянские князья и где должны будут блистать пышной роскошью цари Грузии и Абхазии. О, как мне хотелось превзойти красотой всех знатных женщин, быть предметом всеобщего внимания и восхищения и чтобы это видел Ашот Железный!

– Отец угадал твои мысли. Он постарался, чтобы дом Гардмана превосходил своим богатством и могуществом другие армянские княжеские дома в Двине. Ради этого он привел с собой в столицу все свои войска, оставив в Гардмане только сторожевые отряды.

– Ты права, Седа, в Двине нам был оказан царский прием. Родители мои ничего не говорили, но мне казалось, что приближенным царя была уже известна тайна нашего будущего союза. Из всех княжеских семейств только для нас были приготовлены покои в царском дворце. Даже грузинского царя Атырнерсеха приняли в покоях католикоса, а абхазского князя Гургена во дворце царского брата, князя Абаса.

– Вероятно, здесь и завязалась дружба католикоса с царем Атырнерсехом.

– Да, как и дружба моего деверя Абаса с абхазским князем Гургеном. Но дружба первых не принесла нам вреда, между тем как вторая стала причиной тяжких бед.

– Да, если бы Абас, царский брат, не женился на дочери князя Гургена, не произошло бы многих горестных событий.

– Конечно, армянка не стала бы сеять рознь между родными братьями. Впрочем, оставим это… На чем я остановилась?

– Ты говорила, что вам оказали царский прием.

– Да! Не могу описать, как страстно я желала видеть молодого государя, героя, который в такой короткий срок разбил и уничтожил врага, освободил народ от рабства, привлек и полонил сердца князей. Забыв междоусобные войны, князья объединились вокруг него, чтобы увенчать царской короной его благородную голову. В первый раз, когда мы должны были представиться ему, сердце мое готово было разорваться от радости и страха. Я была рада, что наконец увижу обожаемого героя, и… боялась, что он будет ко мне равнодушен. Седа, ты не знаешь, какая я тогда была гордая! Я со стыда могла бы умереть…

– Но почему же, царица? Разве царевич мог быть непочтителен к своим знатным гостям?

– Я не хотела оказаться в числе простых гостей. Я ждала иного приема. Не знаю почему, но я была уверена, что непременно буду его женой. Тщеславная и дерзкая мысль, не правда ли? Но моя мечта осуществилась…

Он нас встретил у главных дверей тронного зала. И ты знаешь, что со мной случилось? Увидев царевича, я остановилась за несколько шагов от двери. Он обнялся с моим отцом, поцеловал у моей матери руку, но я не подошла к нему. Я ожидала, пока он сам приблизится ко мне. Что это было, Седа? Можешь ты мне объяснить?

– Вероятно, чувство родовой гордости гардманских князей, и ничего больше.

– Ты ошибаешься. Душа моя вдруг ощутила, что сердце, которое я хотела покорить, занято другой. Встреча с этим величественным и славным героем меня совершенно не смутила. Вначале, правда, я загляделась на него. Он был еще прекраснее, чем я его себе представляла. Но как только он посмотрел на меня, я снова приняла свой прежний неприступный вид. Он подошел ко мне, ласково и любезно улыбаясь, и приветствовал меня с такой тонкой почтительностью, что я была покорена. И мы осмеливаемся говорить о гордости!.. Мы! Женщины! Разве может быть женщина гордой, разве может она похвастаться чувством собственного достоинства? Нежный взгляд, улыбка мужчины, которого она любит, и все кончено! Женщина становится пленницей и рабой… Не так ли, Седа?

– К сожалению, так, милая царица, – сказала Седа, глубоко вздохнув.

Бедная женщина, видимо, вспомнила свое прошлое и подобный же случай из своей жизни.

Царевич повел нас в зал, где сидела царица-мать. Это была добрая, милая женщина. Хотя убийство государя, ее супруга, сильно надломило ее, но следы былой красоты еще сохранились на ее благородном лице. «Подойди ко мне, моя гордая княжна. Давно я хотела видеть ту, которая с таким упорством отказывает всем нашим князьям», – сказала она и, обняв меня, горячо поцеловала. Золотое ожерелье, которое она мне подарила в залог обручения, – самая любимая моя драгоценность. Дай мне его, Седа, я хочу полюбоваться им! – попросила царица.

Седа встала и принесла ожерелье, которое незадолго до того прислужницы сняли с царицы.

– Никогда, никогда я не расстанусь с ним. И когда я умру, Седа, непременно скажи, чтобы его положили со мной в гроб.

– Милая царица, почему такие грустные мысли? Пусть умирают твои враги или те, кто понапрасну обременяет мир.

– Увы, оно принадлежит не мне!.. Но та минута, когда это ожерелье обвило мою шею, была самой счастливой в моей жизни. Я никогда ее не забуду.