Письма к незнакомцу. Книга 4. Любовь

Наставляющий людей на разумный путь А.Г. Свияш117 пишет о влюблённом человеке, поясняя откуда что берётся:

«Любовь есть очень пpиятное буpление энеpгий (жизненных сил) в нашем оpганизме. А пылкая любовь – это пpосто фонтан энеpгий, котоpый наполняет нас и изливается на окpужающих. Влюблённый человек «летает на крыльях любви»: переполняющая его энергия делает все его движения лёгкими, танцующими, воздушными. Он весел, бодр и счастлив независимо от обстоятельств окружающей жизни, поскольку его рациональный ум в это время не способен оценивать реальность. Энфорфины (гормоны удовольствия) в огромном количестве выбрасываются в горячую кровь, человек находится в возбуждённом, очень приятном состоянии эйфории, весь мир ему кажется прекрасным, и любые цели для него достижимы. Выражаясь другим языком, у него возбуждён центр удовольствия, и он готов оставаться в этом состоянии бесконечно долгое время».

Ну, и невелика разница. У Александра Григорьевича – фонтан, у нас – бурная речка, и там и там гормоны брызжут во все стороны.

Но вернёмся к нашей речке-гормонотечке. Стало быть, сначала у неведомого истока недалеко от белоснежной вершины выскакивает на поверхность одинокий гормон118, за ним ещё один, потом три, потом десяток, и потекла вниз струйка гормонов. По мере становления отношений становится струйка – ручейком, ручеёк сначала – ручьём, а затем и бурной речкой. Выходя с шумом на равнину, речка превращается в величавую реку Любви и впадает в Океан Всемирной Любви. Примерно так.

Во времена, когда достижения естественных наук были гораздо скромней достижений философской мысли, Иоганн Фихте, предвосхищая открытия учёных XXI века, сказал: «Любовь – это самая интимная точка соединения природы и разума, это единственное звено, где природа вторгается в разум».

Ну, вот и всё на сегодня, возвращаемся в наши времена. Времена бурного научного прогресса. Я продолжу читать книгу доктора Амена про великолепный мозг, а Вам пожелаю приятного весёлого бурления гормонов.

Крепко жму руку, и до следующего письма.

-24-

Пpиветствую Вас, Сеpкидон!

Подумалось мне: мы, как два учёных крота, – один постарше, другой помоложе, но оба подслеповаты, – стоим у древа жизни, которое, как и положено ему, пышно зеленеет. И вот крот-ветеран, сыплет научными терминами, а крот-юниор слушает и ничего не понимает.

Так неужто мы по уши погрязнем в научностях, растратим попусту время золотое, отпущенное человеку на глупости и заблуждения, и придётся нам впоследствии горько каяться, подобно доктору Фаусту?!

Решительно меняем тактику. Залезаем на древо жизни (Вы мне немного поможете) и с его крепких веток обозреваем истоки, ручейки и реки любви. На помощь призовём литературные произведения «от Ромула до наших дней»119, и попытаемся измерить течение и глубину любви в каждом из примеров. Заодно попытаемся определить меру любовных отношений в каждой паре.

Ну, что! Вперёд и вверх, а что же там?.. Нет, не так. Вперёд и глубь времён, а там…А там – переполненный сильными ситуациями и любовными коллизиями роман Ахилла Татия120 «Левкиппа и Клитофонт»:

«И вдруг словно молния ослепила мои глаза…искромётный взор, золотые кудри, непроглядно чёрные брови, белые щёки, розовеющие подобно пурпуру румянцем…уста, как бутон розы, только начинающий распускаться…»

Серкидон, нам повезло, мы с первого раза попали на любовь с первого взгляда – «солнечный удар». Тут всё случилось сразу.

Александр Куприн. «Олеся»:

«Моя незнакомка, высокая брюнетка лет около двадцати-двадцати пяти, держалась легко и стройно. Просторная белая рубаха свободно и красиво обвивала её молодую, здоровую грудь. Оригинальную красоту её лица, раз его увидев, нельзя было позабыть, но трудно было, даже привыкнув к нему, его описать. Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих, тёмных глазах, которым тонкие, надломленные посредине брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности; в смугло-розовом тоне кожи, в своевольном изгибе губ, из которых нижняя, несколько более полная, выдавалась вперёд с решительным и капризным видом».

Описано предлюбье – самый исток. Любовь ещё под спудом, но уже зародилась и вот-вот вырвется и начнёт свой путь.

Индийский поэт Дандина.121 «Приключения десяти принцев». Восточный стихотворец описывает царевну глазами влюблённого принца:

«Царевна лежала на боку так, что правая нога была закинута на левую и подошва правой пятки касалась верхней поверхности левой ступни, её нежные щиколотки были слегка повёрнуты друг к другу, её икры взаимно переплетались, её нежные колени были слегка согнуты, слегка изогнуты также были и обе верхние части её ног… Лёгкая шёлковая нижняя одежда плотно примыкала к её телу, её небольшой живот едва выдавался, её крепкие груди, как не распустившиеся ещё цветочные почки, поднимались от глубокого дыхания…»

Сначала кажется, что царевна пытается выполнить какую-то сложную йоговскую асану, и лишь потом понимаешь: да нет же, она просто спит-почивает.

Данный пример любви визуальной привёл Ю.Б. Рюриков в книге «Три влечения». Юрий Борисович комментирует ситуацию: «Так смотрит на царевну влюблённый – медленно, "дегустационно", наслаждаясь, уголок за уголком, созерцанием её прекрасного тела».

Прекрасный урок старому свету. На своих принцесс европейские принцы набрасываются, как нищие… положим, на пельмени. А вот мудрый азиат оттягивает процесс соприкосновений, давая насладиться глазам. Он словно бы выбирает, какую часть тела осыпать поцелуями сначала. Он созерцает, и решится ли приблизиться к спящей царевне, предугадать трудно.

Что ж до любви, то тут она струится, а насколько сильна – гадать не будем. Конечно, мы бы могли подождать, пока девушка проснётся, но лучше нам целомудренно удалимся.

И вновь – Александр Иванович Куприн. «Суламифь».

Царь Соломон осыпает комплиментами юную возлюбленную:

«О нет, солнце сделало тебя ещё красивей, прекраснейшая из женщин! Вот ты засмеялась, и зубы твои – как белые двойни-ягнята, вышедшие из купальни, и ни на одном из них нет порока. Щёки твои – точно половинки граната под кудрями твоими. Губы твои алы – наслаждение смотреть на них. А волосы твои… Знаешь, на что похожи твои волосы? Видала ли ты, как с Галаада вечером спускается овечье стадо? Оно покрывает всю гору, с вершины до подножия, и от света зари и от пыли кажется таким же красным и таким же волнистым, как твои кудри. Глаза твои глубоки, как два озера Есевонских у ворот Батраббима. О, как ты красива! Шея твоя пряма и стройна, как башня Давидова!..

– Как башня Давидова! – повторяет она в упоении.

– Да, да, прекраснейшая из женщин. Тысяча щитов висит на башне Давида, и все это щиты побеждённых военачальников. Вот и мой щит вешаю я на твою башню…»

Весело звенит, спускаясь с горы, голосистый, прозрачный ручей любви. Древнееврейский царь приводит в восторг наивную девушку, а заодно внушает и себе, что она – самая самая.

Поэт Башшар ибн Бурд122. Мы продолжаем гостить на Востоке, добрались до междуречья Тигра и Евфрата. Пронзительный лирик Багдадского халифата восторженно пишет о прекрасной девушке по имени Абда:

… Без чадры она – солнце, в чадре – как луна,

Над которой струится тумана волна.

Она стала усладой и болью для глаз,

Она ходит, в девичий наряд облачась,

Опояской тугою узорный платок

По горячим холмам её бёдер пролёг.

Её шея гибка, её поступь легка,

Она вся – словно змейка среди тростника.

Её кожа нежна, как тончайший атлас,

И сияет она, белизною лучась.

Её лик создавала сама красота,

Радость вешнего солнца на нём разлита.

Её зубы – что ряд жемчугов дорогих,

Её груди – два спелых граната тугих,

Завитки её чёрных блестящих волос –

Как плоды виноградных блистающих лоз,

Её речи – цветы, её голос медвян –

Словно шепчется с жёлтым нарциссом тюльпан.

Она вышла однажды – и мир засиял,

Сам Аллах мне в тот миг на неё указал.

Солнечная и цветастая любовь не только с первого взгляда, но и с высочайшего благословения. Не ясно, познал ли поэт вкус спелых гранатов, измерил ли упругость горячих холмов, да и ладно. Никуда они не денутся. Главное, мы видим уже полноводный бурлящий ручей, готовый перейти в реку любви.

Модест Чайковский123. Ария Роберта из оперы «Иоланта».

Я Вам немного напою:

Кто может сравниться с Матильдой моей,

Сверкающей искрами тёмных очей,

Как на небе звёзды осенних ночей!

Всё страстною негой в ней дивно полно,

В ней всё опьяняет, в ней всё опьяняет

И жжёт, как вино.

Она только взглянет,

Как молния ранит,

И пламень любви

Зардеет в крови;

Она засмеётся,

Как песней зальётся…

Голос мой начинает слабеть, оно и ясно, пою я редко и больше успокаивающее, негромкое, колыбельное. А тут, да Вы послушайте:

О страсти кипучей,

И бурной и жгучей,

Глаза говорят

И к блаженству манят,

К блаженству лобзаний,

Безумных желаний…

Дальше о страсти кипучей, но и без этого всё предельно ясно. Любовник счастлив, пьян от любви и ослеплён Матильдой так, что никого не видит кроме неё. Река любви бурлит и плещется, кипит и пенится, несётся с горы. Брызги страсти летят во все стороны. Это есть акматическая стадия любви, высший её предел.

«Любовные письма» Аристенета124. Византийская проза. Читаем в пеpвом же письме:

«Пpекpаснейшее твоpение пpиpоды, живое подобие Афpодиты! Щёки у неё – белизна, смешанная с нежным румянцем, и напоминает этим сияющий блеск роз. Губы нежные, слегка открытые, цветом темнее щёк. А брови чёрные, непроглядной черноты; отделены они друг от друга расстоянием должной меры. Нос прямой и столь же нежный, как губы. Глаза большие, блестящие, источающие чистый свет. Чернота их – чернейшая, а вокруг белизна – белейшая. Оба эти цвета спорят друг с другом и, столь несхожие между собой, рядом выигрывают. Волосы от природы вьющиеся, подобные, как говорил Гомер, цветку гиацинту. Шея бела, соразмерна, и даже если бы вовсе была лишена украшений, привлекла бы своей нежностью. К тому же Лаида хорошего роста. Одежда её красива, впору ей, хорошо сидит. Одетая Лаида лучше всех лицом, раздетая – вся, как её лицо. Ступает она плавно, но шаги мелкие, точно тихо колеблется кипарис или финиковая пальма: красота ведь по природе исполнена достоинства».

Знаем, знаем, «прекрасное должно быть величаво…»125

В этом отрывке пыл любви поутих. Неоправданных, навороченных сравнений практически нет. Автор рассуждает временами здраво. Хотя недостаточно ясно. Каково оно это загадочное «расстояние должной меры»? «Лаида хорошего роста». Какого? Два метра? Или полтора? Не знаю как Вам, Серкидон, а мне кажется, что автор испил из приоткрытых губ, не однажды приникал к нежной шее, и хотя интерес к ним не потерял, но река любви, скорее всего, уже на равнине.

Шекспир. Ну а как же без него:

Её глаза на звёзды не похожи,

Нельзя уста кораллами назвать,

Не белоснежна плеч открытых кожа,

И чёрной проволокой вьётся прядь.

С дамасской розой, алой или белой,

Нельзя сравнить оттенок этих щёк.

А тело пахнет так, как пахнет тело,

Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдёшь в ней совершенных линий,

Особенного света на челе.

Не знаю я, как шествуют богини,

Но милая ступает по земле…

И всё ж она уступит тем едва ли,

Кого в сравненьях пышных оболгали126.

Перед нами зрелая любовь. Образ, который когда-то «правдиво» запечатлел глаз-гравёр, рассеялся. Его место заняла реальная, живая, любимая женщина. Может быть, и жена. Всегда бы так!

А что касается водоёма: полноводная плавная могучая река любви медленно течёт в озеро, или в море, или в Океан Любви. Зависит от масштаба личности мужчины. Если лирический герой стихотворения не уступает Шекспиру, то, безусловно, Океан.

И милый стишок напоследок. Предупрежу: лирический герой стихотворения не так мудр, как царь Соломон, и не обладает масштабом личности Шекспира по причине младости своей. Автор стихотворения позабыт мной бессовестно:

ХУДОЖНИК

Забывая про обед,

Я рисую твой портрет.

Нарисую краской чёрной

Прядку чёлки непокорной,

И глаза, как два окошка,

Носик, вздёрнутый немножко,

Губки, точно два коралла,

Нарисую краской алой,

По бокам поставлю точки,

Это ямочки на щёчках.

Кажется, готов портрет,

Никого прекрасней нет!

Но чего-то не хватает…

Нет, не внешность всё решает,

Волю дам карандашу –

Снизу «дура» напишу.127

Что случилось? А тут и к бабке не ходи, ручью любви была поставлена плотина. Обладательница непокорной чёлки и сама оказалась непокорной, она отвергла художника, и лирический герой превратился в лирического хама. Извечное мужское: не моё, значит – дура. Будем надеяться, что мальчик выправится. Подрастёт – поумнеет. Пока всё.

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

– 25 -

Приветствую Вас, Серкидон!

В прошлом письме мы с Вами позволили себе лирические распетюкивания, сегодня будем серьёзней. Дабы уравновесить наши мировоззренческие позиции, опереться на обе ноги и включить в работу оба полушария, предлагаю рассмотреть любовь как болезнь.

Надоело мне копаться в стародавних временах, нашёл подходящую цитату у современника. Русский американец Александр Генис128: «Любовь, помнится мне, – вид болезни. Липкий туман в голове и головастая бабочка в желудке. Злость, недоверие, ревность и бескрайний эгоизм: твое счастьё в чужих, да ещё и малознакомых руках».

Вторая цитата из творческого наследия польского классика Болеслава Пруса129. Герой его романа заразился любовью поздно, не имея от этой болезни предварительных прививок: «Если бы Вокульский часто влюблялся, каждую неделю меняя предмет страсти, он был бы свеж, как розанчик, управлял бы своим рассудком и мог бы сделать много хорошего в жизни. Но он, как скупец, копил чувства в своём сердце – и вот результат этой бережливости. Любовь хороша, когда она подобна лёгкой бабочке: но когда, после долгого сна, она просыпается в душе человека, словно тигр, – спасибо за удовольствие!»

Заметьте первое: опять мы сталкиваемся с бабочкой. Заметьте второе: не следует откладывать любовь на потом, не уподобляйся Вокульскому, влюбляйтесь просто немедленно. Прислушайтесь и к предостережению от Байрона: «Любовь подобна краснухе или кори – она тем опаснее, чем позже мы ею заразимся».

Переходя к стихам, начнём с хорошо знакомого нам современника. Владимир Вишневский, – влюблённый и ранний:

Начал я различать, где осина, где липа.

Я мелькал в зеркалах – отразился в недолгих стихах.

Не пугайте меня осложненьями гриппа!..

Я такую любовь перенёс на ногах.

И сразу же вспоминаются: пастернаковское определение любви как «высокой болезни», цветаевские строки: «Мне нравится, что Вы больны не мной…», и блоковское: «В болезни сердца мыслю о тебе…», и опять цветаевское: «Мне нравится, что я больна не Вами…» А тут и Владимир Владимирович с его «Облаком в штанах»:

Мама!

Ваш сын прекрасно болен!

Мама!

У него пожар сердца!

А далее – шикарный пламенный образ!..

Скажите сёстрам, Люде и Оле, –

Ему уже некуда деться.

Каждое слово,

Даже шутка,

Которые изрыгает обгорающим ртом он

Выбрасывается, как голая проститутка

Из горящего публичного дома.

Вот такое бедствие в казённом заведении! А если бы Владимир Владимирович сподобился написать поэму «Облако без штанов»?.. Она могла бы стать произведением воистину мартеновского накала страстей!..

Всё, гасим огонь, получаем за отвагу на пожаре по медали и, уже без отвлечения на глупости, занимаемся обратной стороной любви. Рад Вам сообщить: то, о чём писали поэты серебряного века, плюс любезный моему сердцу поэт Вишневский из века нашего, металл для коего не подбираю, чтобы нам с Володей опять не поссориться. Он, как многие поэты, обидчив…

Так вот, всё подтвердила Всемирная организация здравоохранения. Любовь признана болезнью официально, международный шифр болезни – F 63.9. Вот как всё серьёзно. Наверное, и больничный в случае любви можно будет взять.

Отнесли нежную страсть – к психическим отклонениям. К пункту «Расстройство привычек и влечений». Влюблённые находятся сразу после алкоголиков, игроманов, маньяков-поджигателей, токсикоманов, клептоманов и выдёргивателей волос.

Неплохая компашка, не правда ли? А что же осталось от пастернаковского определения? От высокого чувства. Ничего. Любовь снижена донельзя. Ну, что же рассмотрим то, что от неё осталось.

ОБЩАЯ СИМПТОМАТИКА БОЛЕЗНИ ПО ИМЕНИ ЛЮБОВЬ:

– Навязчивые мысли о другом человеке.

– Резкие перепады настроения.

– Завышенное чувство собственного достоинства.

– Жалость к себе.

– Бессонница, прерывистый сон.

– Необдуманные, импульсивные поступки.

– Перепады артериального давления.

– Головные боли.

– Аллергические реакции.

Несколько обнадёживает тот факт, что влюблённый понимает, что он какой-то не такой. Понимает, что с ним что-то произошло. Что находится он в какой-то аномалии. За пределами своей обычной нормы. А в нехороших случаях – в сумраке психики.

Это позволяет классифицировать любовь, как психическое расстройство средней тяжести. При тяжёлых случаях психической болезни больной уверен, что он-то как раз бодр и прекрасен, а вот остальным людишкам надо до него подтянуться. А некоторым – просто необходима врачебная помощь. И странно, почему они не лечатся.

Пример. Один мужчина, имя его история не сохранила, написал легендарное письмо на Балабановскую спичечную фабрику: «Я одиннадцать лет считаю спички у вас в коробках – их то 59, то 60, а иногда – 58. Вы там сумасшедшие что ли все?»

Это не про любовь, но сильно и как раз тот случай, когда с больной головы переносится на здоровую.

Серкидон! Что же у нас сегодня происходит! Половину утра как корова языком слизала, а не сформулирована даже суть письма. Спешу исправиться: в результате гормональной атаки мозг влюблённого человека попадает в измененные состояния, сходные с психическими болезнями.

Это основной посыл. За ним сам собою просится вопрос – какими такими болезнями? Перечислю их и начну с козыря.

Извольте любить и жаловать – НЕВРОЗ НАВЯЗЧИВОГО СОСТОЯНИЯ.

Его проявление в лёгкой форме, невинная разновидность – навязчивая мелодия или песенка. Привязалась она к Вам и никак не отвяжется. Всё Вы его напеваете, мурлычете себе под нос. Отвязать песенку – проще простого. Посадите в кузов проезжающего мимо грузовика хор студентов, вложите им в уста эту песню, и машите, машите вслед рукой. Пусть песенка уедет вместе со студентами.

Но это не болезнь, это так, недоразумение. Больной человек при неврозе навязчивого состояния может: то и дело мыть руки, пересчитывать деньги, перекладывать вещи, переставлять мебель.

Может: с короткими интервалами ходить проверять, а заперта ли дверь? Проверит засов, потрогает его, подёргает дверь, убедится – всё в порядке… Но через десять минут снова он у двери. На вопрос: «Ну что же вы, мама (папа)?..» больной может вспылить, накричать, что им – де всё равно, заперто или нет, и вот только он… А если бы… то они, бестолковые, так и жили бы с открытыми дверьми.

Или: спускаясь по лестнице, невротик пересчитывает ступеньки, а спустившись, ужасается, что мог ошибиться, и поднимается наверх, пересчитывая ступеньки вновь. И так помногу раз. Причём, счетовод понимает бессмысленность, глупость совершаемых им действий, но это его единственный способ освободиться от внутреннего напряжения.

Или: выйдя на улицу, больной тут же начинает вспоминать, а выключил ли он газ (утюг, кран, телевизор), бежит назад, убеждается, что всё выключено, снова выходит и очень скоро мысли возвращаются к несуществующей оплошности.

Или: один студент был влюблён в красивую преподавательницу. Его преследовала мысль, что он прямо на лекции вскакивает, подбегает к обольстительной философичке и начинает её целовать на глазах у всей аудитории. Мысль эта преследовала его и на лекциях, и после лекций. Привела к тяжёлому расстройству. Потому что он так и не решился поцеловать красивую женщину… А надо было решиться.

Но всегда ли означенный невроз коварен, вреден и бесплоден? Нет, не всегда. Навязчивым состоянием можно назвать денно-нощные думы Ньютона о законах механики. Когда бы не такие думы, законы, которые можно открыть только один раз, открыл бы другой учёный.

Благодаря навязчивой привязанности к идее, путешественники открывали материки, математики – формулы, композиторы поверяли алгеброй гармонию. А некоторые творческие люди – сходили с ума, так ничего и не свершив. Потому что творцу-первопроходцу гарантируются лишь сопротивление материала, муки, сомнения, а положительный результат – отнюдь нет.

Ну, а влюблённый. Не так ли у него? Синдром навязчивого состояния выражается в частых звонках к предмету мыслей. Бесконечных поглаживаниях руки любимого человека. Любовная лихорадка и «пожар сердца» заставляют безумца думать только об одном. Любимый заполняет почти всё сознание, на него точно направлен мощный прожектор, а остальное видится расплывчато и рассеянно. Или не видится вообще.

Кочевник бедуин Джамиль ибн Абдаллах130, воспевая любимую, пишет: «Где нет Бусейны – вижу пустоту…» Все сто процентов внимания поэта поглотила красавица Бусейна. Она и луна на небе, и одинокая пальма на холме.

Читаем у Ортегиа: «Представим себе, что в один прекрасный день наше внимание парализуется и замрёт на одном из объектов. Всё остальное в мире окажется изгнанным, отторгнутым, как бы не существующим, и за отсутствием какого бы то ни было сравнения объект, в полном смысле приковавший к себе наше внимание, приобретёт немыслимые масштабы. Тогда он действительно распространится по всей сфере нашего рассудка, и один будет заменять для нас весь мир, отвергнутый из-за нашего упорного невнимания».

«Сосредоточься в точке, и совершись великое», – говорил великий физиолог Иван Петрович Павлов. Что же такое великое совершает влюблённый? С удовольствием отвечу: он видит любимого человека в «немыслимых масштабах», досконально подробно, роскошно рельефно. Видит вплоть до свечения ауры. Видит так, как никто другой. Видит даже то, чего нет, но могло быть.

Марина Ивановна Цветаева, человек, любивший неистово и не однажды, говорила: «Любить – это видеть человека таким, каким задумал его Господь Бог, но не осуществили родители».

Философ Алексей Лосев131, комментируя Платона, писал: «Любящий всегда гениален, так как открывает в предмете своей любви то, что скрыто от всякого нелюбящего…»

Мечта многих людей, идущих по пути самопознания и совершенствования, – стать цельным существом, близким к идеалу. Используя различные техники и практики, адепты духа на пути к цельности, совершенству и святости тратят годы упорных трудов. Восходят на вершины, забираются в пещеры, сидят часами в медитации132, распевают мантры133…

А от любящего – любимый получает совершенство сразу и без повода.

Философ и религиозный мыслитель Борис Вышеславцев134 пишет: «…в любви есть нечто, что даруется даром (gratia gratis data), что ускользает от всякой воли, от всякой заслуги…»

Вот именно так я и хотел сказать, но меня опять опередил человек более достойный.

Пример из классики. «Пер Гюнт» Генрика Ибсена.

Заглавный герой – фантазёр, вертопрах, сорвиголова, мот, гуляка праздный, дебошир. В буйные годы молодости Пер Гюнт украл чужую невесту прямо со свадьбы, за что и был изгнан из родной деревни. Он построил в лесу избушку, некоторое время жил в ней, но недолго. Пошёл слоняться по белу свету, да так и дослонялся до седых волос. Вернулся в родную деревню под старость. Никто не узнаёт бывшего молодца- ветреника. Никто, кроме Пуговичника. С ним Пер Гюнт встречается в лесу.

Но следствия нежданной встречи,

Мой Серкидон, мой верный друг,

Пересказать мне недосуг.

Мне должно после долгой речи

И погулять, и отдохнуть:

Докончу после как-нибудь.135

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-26-

Приветствую Вас, Серкидон!

Закончим о сочинении норвежского драматурга. Но положим так: знакомство с моим пересказом – и субъективным, и сумбурным – не освобождает Вас от прочтения всей драмы. Желательно под музыку знаменитого земляка Ибсена – Эдварда Грига136. И совсем будет хорошо, если Вы ознакомитесь также с норвежскими народными сказками. Они-то и подскажут Вам, откуда что взялось и помогут разобраться в хитросплетениях, в особенностях драмы, которую сам автор считал очень норвежским произведением.