От власти идеи – к идее власти. Из истории Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС

скачать книгу бесплатно

Крайне тяжелые условия, в которых было осуществлено первое издание, сказались и на полноте вышедших томов, и на качестве их подготовки. Оставляла желать лучшего и техническо-издательская сторона (внешний вид томов, бумага, шрифт и т. п.). II съезд Советов Союза ССР (январь 1924 г.) постановил, что издание ленинских произведений является главной задачей Института. Речь шла о выпуске не только доступных народу избранных трудов, но и о подготовке Полного собрания сочинений Ленина в строго научном духе. С этого периода начинается работа над вторым и идентичным, но удешевленным третьим изданиями Сочинений Ленина.

Со времени выхода первого издания ленинский архив существенно увеличился, в том числе за счет неизвестных материалов. По мере собирания, обработки и изучения новых документальных поступлений Институт с 1924 года стал выпускать «Ленинские сборники», в которых впервые публиковались рукописи, речи, письма, заметки, проекты постановлений и резолюций, выписки из книг и другие материалы. Выпуски этого печатного органа являлись одной из форм ознакомления общественности с ленинскими документами, которые ранее не были обнародованы. «Ленинские сборники» иногда выходили несколькими изданиями. Ряд статей и писем перепечатывались отдельными брошюрами, предназначенными для массового читателя. Издание «Ленинских сборников» имело большое значение для подготовки последующих собраний сочинений. Сборники выпускались регулярно по несколько номеров в год. К концу 1930 года вышел в свет 15-й выпуск этого издания.

Новые ленинские документы публиковались также в периодических изданиях Института Ленина – «Бюллетене Института Ленина при ЦК ВКП(б)» (вышло три номера) и трех выпусках «Записок Института Ленина».

В середине 20-х годов неопубликованные документы Ленина стали орудием во внутрипартийной борьбе, причем инициаторами выступили оппозиционеры: в 1924 году – Троцкий, а в 1925 году – Каменев и Зиновьев.

В связи с выходом книги Троцкого «Уроки Октября» осенью 1924 года разгорелась дискуссия с использованием архивных документов и материалов Ленина.

30 марта 1925 года по настоянию Совета Института ЦК утвердил постановление о монопольном праве Института на первую публикацию ленинских документов[180 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 44. Л. 6.]. Это решение было вызвано политическими целями: не допустить использования неопубликованных ленинских документов со стороны троцкистов, как это имело место ранее.

Однако в июле 1926 года директор Института Ленина Каменев при поддержке Троцкого и Зиновьева на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) огласил текст записки Ленина Сталину от 5 марта 1923 года в связи с оскорблением Сталиным Н. К. Крупской. Процитировали также ленинские характеристики Сталина из «Письма к съезду».

Реакция последовала незамедлительно. На Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК в октябре 1926 года Троцкий был выведен из состава Политбюро, Зиновьев снят с руководства Коминтерном, а Каменев освобожден от должности директора Института Ленина.

Для подтверждения партийных решений со стороны ЦК в ход пошли ленинские документы. В октябре 1927 года, к 10-летию Октябрьской революции, в журнале «Пролетарская революция», в газетах «Правда», «Известия» и др. были опубликованы документы, в которых Ленин подверг резкой критике позицию Зиновьева и Каменева, выступавших против резолюции ЦК о вооруженном восстании в октябре 1917 года. Документы были изданы также отдельной брошюрой «Партия против штрейкбрехерства Зиновьева и Каменева в Октябре 1917 г. Материалы и документы». В предисловии к изданию констатировалось: «Как тогда, так и теперь они апеллируют против ЦК и против партии – к беспартийным и даже прямым врагам нашей партии»[181 - Партия против штрейкбрехерства Зиновьева и Каменева в Октябре 1917 г.: Материалы и документы. М., 1927.].

Расчищая себе дорогу к единовластию, Сталин в борьбе против «новой оппозиции» умело использовал Бухарина и его сторонников. Мог ли предполагать Бухарин, активно поддерживавший Сталина в устранении Зиновьева и Каменева с политического Олимпа, что эти же методы будут использованы для политической дискредитации его самого…

Развернувшаяся в партии в 1929–1930 годах борьба с так называемой «правой оппозицией» не ограничилась выводом из Совета Института Ленина Бухарина, Рыкова, Томского. В ход пошли уже апробированные методы политической борьбы с привлечением архивных ленинских документов. Борьба с бухаринской оппозицией ярко описана в юбилейном издании, выпущенном ИМЭЛ в 1944 г. к 20-летию Института: «В 1929–1930 гг., когда сложилась и открыто выступила против партии бухаринская правооппортунистическая группировка, были опубликованы документы Ленина, разоблачающие антимарксистские, антибольшевистские буржуазно-ликвидаторские позиции Бухарина в основных вопросах политики партии и Советского государства.

Важнейший документ, разоблачающий извращения Бухариным марксистско-ленинского учения о государстве, – рукопись Ленина, относящаяся к 1916–1917 гг., – впервые был обнародован товарищем Сталиным в его речи “О правом уклоне в ВКП(б)” на пленуме ЦК ВКП(б) в апреле 1929 г.

Для разгрома антиленинской вражеской группировки Бухарина большое значение имело опубликование в XI “Ленинском сборнике” (1929 г.) замечаний Ленина на книгу “Экономика переходного периода”, в которой Ленин резко бичевал Бухарина.

Появление в печати этих работ Ленина было сильнейшим ударом по всем предательским элементам, пытавшимся извратить учение Ленина. Опубликование этих документов способствовало делу идейного и организационного разгрома врагов народа – троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев – и победе генеральной линии большевистской партии»[182 - О публикации литературного наследства В. И. Ленина за 20 лет. М., 1944. С. 28.].

В 1920-е годы вопрос о публикации ленинских трудов и писем решался на заседаниях Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК. За период с 1921 по 1929 год было принято 65 постановлений, причем их рост наблюдался при всплеске внутрипартийной борьбы – в 1924, 1928–1929 годах.[183 - См.: И. В. Сталин. Историческая идеология в СССР в 1920–1950-е годы: переписка с историками, статьи и заметки по истории, стенограммы выступлений: Сборник документов и материалов. Ч. 1. 1920–1930-е годы. СПб., 2006. С. 27.]

С 1924 по 1930 год основной деятельностью Института стали одновременная подготовка и выпуск второго и третьего изданий Сочинений Ленина. По первоначальному плану каждое издание должно было включать 25 томов, но фактически они составили 30 томов: 27 томов произведений, 2 тома писем и 1 том справочный. Производственный план был составлен таким образом, чтобы завершить оба издания к 1 июля 1930 года.

Первый том вышел из печати к XIV съезду партии в декабре 1925 года, однако работа шла с существенным отставанием от намеченного графика. К 1 ноября 1927 года вышло из печати всего 5 томов (I, II, III, IV, XX). Политбюро ЦК ВКП(б) потребовало от Института Ленина принять решительные меры для ускорения редакционной подготовки плановых объектов, но это не изменило ситуацию. 24 апреля 1928 года заведующий Госиздатом А. Б. Халатов направил в ЦК партии докладную записку о полном провале издательского плана по выпуску ленинских томов[184 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 4. Л. 1.]. Ровно через месяц Скворцов-Степанов написал объяснение, указав в качестве главной причины трудность работы над изданием Сочинений Ленина[185 - Там же. Л. 4.].

Действительно, причины промедления носили объективный характер. Во-первых, сложная работа по изучению русской и отчасти иностранной социал-демократической, в особенности большевистской, периодической печати за определенный исторический период требовала немало времени. Необходимо было найти и отобрать ленинские статьи, рецензии, заметки, опубликованные в печати, провести тщательное обоснование авторской принадлежности неподписанных статей и исключить из списка ленинских произведений те, что ошибочно попали в первое издание. В ряде случаев документы не имели даты, и надо было установить время их создания. Во избежание искажений следовало провести сверку ленинского текста по имеющимся рукописям и первым публикациям, а также сверить по первоисточникам все приводимые Лениным цитаты и т. д. Не менее сложной и трудоемкой была работа по составлению приложений и примечаний к томам. Научный аппарат к каждому тому включал следующие элементы: список не разысканных произведений Ленина, относящихся к определенному периоду; список произведений, автором которых предположительно является Ленин, но авторство еще не доказано; список произведений, редактированных Лениным; список работ, переведенных Лениным с иностранных языков; библиография источников и литературных работ, упоминаемых Лениным; словарь имен, встречающихся в томе, с краткой биографической справкой; основные вехи жизни Ленина; краткая летопись событий и, наконец, примечания, требовавшие хорошего знания биографии Ленина, истории большевистской партии, революционной борьбы и деятельности Советского государства.

Но это не единственная причина срыва графика издания. В Институте не было квалифицированных сотрудников, способных выполнить этот объем работ на высоком научном уровне, и подготовителей томов часто приглашали «со стороны». А это, как правило, были люди, перегруженные на основной работе. Вследствие нехватки специалистов некоторые подготовители работали одновременно над двумя томами. Председатель дирекции Института И. И. Скворцов-Степанов не мог уделять этому объекту достаточного внимания, так как одновременно был главным редактором «Известий», а также занимал ряд других ответственных постов.

Третья причина вытекала из того, что окончательно тип издания сложился не сразу, а только в 1927 году. Тогда же была создана новая редакция издания в составе Н. И. Бухарина, В. М. Молотова и И. И. Скворцова-Степанова. Кроме того, для руководства текущей работой была образована редакционная комиссия в составе В. Г. Сорина, Е. И. Короткого и С. С. Кривцова. Она возглавляла и координировала работу подготовителей и предварительно редактировала научно-справочный аппарат. Непосредственный контроль со стороны Центрального комитета партии осуществлял секретарь ЦК С. В. Косиор, который периодически приглашал к себе подготовителей томов с отчетом о ходе работы.

Опыт редакционно-издательской деятельности был невелик, он накапливался постепенно от тома к тому. Дирекция Института сочла ошибочным ранее принятое решение издавать тома в хронологическом порядке, так как промедление с подготовкой очередного тома задерживало выход в свет последующего, уже готового к печати. Поэтому после выпуска из печати первых четырех томов сразу вышел в свет 20-й том, относящийся к периоду март-июль 1917 года. Это вызывалось не только технологическими причинами, но и необходимостью политически актуализировать издание ленинских сочинений, приблизив их к переломным революционным событиям.

Прежде чем отправить очередной том в издательство, его просматривали рецензенты. Чаще всего рецензентом выступал М. С. Ольминский. Его замечания были достаточно резкими по форме, но конкретными и деловыми. Так, в отзыве на Х том (подготовитель И. И. Минц) он писал: «Вообще дополнения к Ленину имеют склонность пухнуть, не считаясь с вопросом, нужны ли они для читателя. Возможно, что это болезненное опухание задерживает выход книги».[186 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 4. Л. 17.] Рецензента особенно возмущали грубые фактические ошибки в примечаниях. ХХ том (подготовитель Н. Н. Овсянников) Ольминский назвал скандальным и поставил вопрос перед дирекцией Института о возможности оставления члена главной редакционной коллегии С. С. Кривцова (подготовитель XII тома) на этой работе. В примечаниях, составленных Г. И. Крамольниковым к VII тому, Ольминский обратил внимание на то, что подготовитель относится с явной симпатией к либералам и эсерам, поэтому рекомендовал с крайним недоверием относиться к его работе[187 - Там же. Л. 19–26.].

Таким образом, Институт старался повышать научный уровень подготовительной работы в изданиях сочинений Ленина, одновременно следя за тем, чтобы оценки социально-политических событий прошлого были строго выдержаны в духе большевистской идеологии.

Внутренняя реорганизация и перестановка кадров, укрепление научных сил позволили Институту добиться некоторого ускорения подготовки и выпуска Сочинений Ленина. В 1928 году вышло 6, в 1929-м – 11, в 1930-м – 5 томов[188 - См.: Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XVI партийному съезду. М., 1930. С. 76.]. Выпуск последующих книг затянулся. В 1930 году не удалось завершить ни второе, ни третье издания Сочинений Ленина, как это планировалось. Ведущие силы были брошены на другой объект, признанный более актуальным с точки зрения практических потребностей.

В декабре 1928 года по постановлению ЦК партии Институт приступил к подготовке «Избранных произведений» В. И. Ленина в шести томах. Издание было рассчитано на рабоче-крестьянскую массу, учащуюся молодежь, комсомольский актив и включало в себя важнейшие ленинские произведения. Подготовительный этап запаздывал – первый том вышел только в 1930 году. Шеститомник был снабжен примечаниями, словником, разъяснением политических терминов и иностранных слов. Он сразу же переводился на ряд языков народов СССР. Над этим изданием работали свыше 30 человек под руководством редакционной коллегии во главе с И. И. Скорцовым-Степановым. Тираж этого издания превышал 500 тысяч экземпляров. Последняя книга вышла в свет в 1931 году.

Институт готовил к печати как отдельные произведения, так и тематические сборники. В их числе подготовленная И. П. Товстухой книга «В. И. Ленин. Об улучшении госаппарата и о борьбе с бюрократизмом и волокитой. Письма и заметки. 1917–1922 гг.». Об актуальности этой темы говорит тот факт, что книга в течение двух лет издавалась трижды.

В 1924–1925 годах сложились и другие формы научно-публикаторской и исследовательской работы. В. Алексеев и А. Швер подготовили книгу «Семья Ульяновых в Симбирске». В 1926 году вышел в свет первый том «Ленинианы» под редакцией И. Владиславлева. В ней давался обзор литературы на русском языке, изданной в 1924 году. Институт подготовил первый мемуарный сборник о Ленине с воспоминаниями Н. Крупской, Ф. Самойлова, М. Цхакая, Ф. Голощекина, К. Ворошилова, Е. Ярославского, Г. Сафарова, М. Лациса, А. Шотмана, О. Пятницкого, Я. Рудзутака, Л. Фотиевой, М. Гляссер и др. Затем вышли еще два выпуска воспоминаний. С 1927 года стали регулярно выходить «Записки Института Ленина» – научно-теоретический журнал, нацеленный на изучение возникновения и развития ленинизма.

Собранные документы Ленина и материалы о нем позволяли перейти к написанию биографии Владимира Ильича. Жизнеописание вождя революции вызывалось как научными, так и пропагандистскими задачами. Партия указывала: жизнь и деятельность вождя революции должны служить образцом для воспитания масс, прежде всего юношества. Законы пропагандистского жанра требовали, чтобы герой повествования соответствовал идеальному образу большевика «без страха и упрека» и был примером преданности делу коммунизма. Вместе с тем биографию Ленина требовалось теснейшим образом вписать в историю большевистской партии. Эта задача оказалась для Института довольно сложной. В 1931 году удалось выпустить в свет лишь брошюру В. Г. Сорина «В. И. Ленин. Краткая биография», которую рецензент охарактеризовал следующим образом: «Будучи написана живо и просто, она безусловно удовлетворит потребность самого широкого круга читателей знать жизнь величайшего вождя мирового пролетариата»[189 - Борьба классов. 1931. № 1. С. 119.]. Никаких замечаний к автору не высказывалось.

В связи с политическим возвышением Сталина, идейным разгромом оппозиционных групп Институт приступил к изучению его биографии как ближайшего ленинского соратника. В 1927 году вышла брошюра И. П. Товстухи с кратким изложением основных этапов жизни Сталина. Партийная печать не откликнулась на это издание, и оно, возможно, осталось бы незамеченным. Но на брошюру обратил свое внимание В. А. Тер-Ваганян, и у него возникли нарекания в адрес автора. Свой отзыв под названием «Лесть и история» он послал в редакцию журнала «Под знаменем марксизма», но редакция отказалась его печатать. Тогда автор опубликовал в коммерческом издательстве брошюру, в которой, помимо критической рецензии на биографию Сталина, был помещен отзыв на изданную биографию А. И. Рыкова. Тер-Ваганян считал, что Товстуха явно льстил Сталину, приписывая ему заслуги, которых он не имел. Этим же пороком страдала и биография Рыкова[190 - См.: Тер-Ваганян В. А. Две статьи, отклоненные редакцией журнала «Под знаменем марксизма». М., 1927.]. Сталин ознакомился с брошюрой Тер-Ваганяна, о чем свидетельствует его пометка на экземпляре, хранящемся в Государственной публичной исторической библиотеке. Таким образом, начавшийся процесс формирования культа Сталина как верного ленинца и продолжателя его великого дела встречал определенное сопротивление среди некоторых большевистских историков. Но эти единичные факты, конечно, не могли повлиять на набирающую силу пропагандистскую кампанию по созданию большевистских идолов.

Завершение в основном работы по изданию Сочинений Ленина позволило Институту переключить часть своих научных сил на непосредственно исследовательскую работу. Основная цель реорганизации деятельности Института определялась партийной директивой: осуществить переход научно-исследовательской и издательской работы в направлении активной защиты идей ортодоксального ленинизма от всякого рода извращений и искажений. В этой установке речь шла о сохранении чистоты ленинского учения, о пресечении возможных попыток его пересмотра и реформистского толкования сторонниками оппозиции в рядах ВКП(б) и фракционерами в зарубежных компартиях. Несмотря на то, что к концу 20-х годов реальные, мнимые и потенциальные оппозиционеры были исключены из рядов большевистской партии, лозунг борьбы за чистоту марксизма-ленинизма не был снят. Напротив, призыв к усилению бдительности звучал все громче.

Институт переориентировал научные силы на работу по трем приоритетным направлениям: изучение проблем ленинизма, истории ВКП(б) и истории Коминтерна. Ввиду нехватки историков, специализировавшихся в этих областях общественной науки, при Институте Ленина была образована научно-исследовательская группа. В ее обязанность входило коллективное обсуждение актуальных проблем, возникающих в процессе исследовательской работы различных кабинетов Института. К участию в ней привлекались, помимо своих сотрудников, партийные работники, ветераны революционного движения, видные ученые других институтов. В составе группы работало 36 человек[191 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 75. Л. 1–5.].

Без создания широкой источниковой базы по истории партии начать серьезную исследовательскую деятельность было невозможно. Поэтому Институт принял меры для введения в научный оборот новых документов. В 1929 году были выпущены «Протоколы Центрального комитета РСДРП. Август 1917 – февраль 1918 г.» под общей редакцией М. А. Савельева. В 1930 году было завершено переиздание 1–51 номеров «Искры», выходивших, когда этот социал-демократический орган был под идейным контролем Ленина (декабрь 1900 – ноябрь 1903 г.). Тогда же были перепечатаны номера 1–227 центрального органа большевиков – газеты «Правда» за 1917 год. Институт планировал начиная с 1929 года издать протоколы II–XIII съездов партии и некоторых партконференций, но план не был реализован.

Расширению источниковой базы служил основной печатный орган Института журнал «Пролетарская революция», который помещал на своих страницах проблемные статьи, новые документы, методологические разработки, отчеты о работе кабинетов. В 1930 году вышел в свет юбилейный, 100-й номер журнала.

Институт выдвинул продуктивное предложение издавать специальный орган «Архив ВКП(б)», который должен был служить расширению источникой базы историко-партийной науки, так как журнал «Пролетарская революция» не публиковал документы, за исключением статей, писем, заметок классиков марксизма. Своим решением от 11 апреля 1930 года Оргбюро ЦК партии поддержало эту инициативу и утвердило состав редакционной коллегии. Ответственным редактором был утвержден С. С. Кржижановский[192 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 16. Л. 19.]. В период подготовки первого выпуска в журнале «Пролетарская революция» появилось письмо Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма», круто изменившее положение в историко-партийной науке. Оргбюро ЦК отменило ранее принятое решение об «Архиве ВКП(б)»[193 - Там же. Ф. 155. Оп. 1. Д. 43. Л. 7.].

Комментируя этот шаг Оргбюро, член редколлегии Г. А. Тихомирнов указывал: «Мне кажется, что ЦК не был достаточно в курсе всей сложности вопроса, связанного с публикацией документов»[194 - Там же.]. Истинные же причины отмены принятого решения крылись не в сложности публикации документов, а в том, что документальные свидетельства могли разрушить создаваемые ЦК ВКП(б) мифы об истории большевизма.

Между тем общее состояние научной разработки истории ВКП(б) было неудовлетворительным. Дело ограничивалось изданием ряда кратких курсов и учебных пособий для комвузов и партийно-комсомольского актива. Среди первых авторов книг и учебных пособий по этой теме были Н. Н. Батурин, Н. Н. Попов, Г. Е. Зиновьев, В. И. Невский. По отдельным периодам и проблемам истории партии были выпущены работы П. Керженцева «Страницы истории ВКП(б)», В. Адоратского «Большевизм в годы реакции», Е. Ярославского «Большевики в 1917 г.», В. Сорина «Учение Ленина о партии» и ряд других.

Вклад Института Ленина в разработку научной истории партии был минимальным. Дирекция ставила перед коллективом задачу заняться, прежде всего, изучением истории революций в России. Анализируя состояние исследований этой проблемы, она отмечала: «Несмотря на свое всемирно-историческое значение, и несмотря на то, что революция поставила у власти нашу партию, до сего времени революция 1917 года нашла весьма незначительное освещение в научно-исторической литературе. Целый ряд проблем, встающих в связи с Февральской и Октябрьской революциями, проблем, имеющих громадное значение для международной пролетарской революции и для понимания характера и закономерностей самой Октябрьской революции, даже не начаты разработкой»[195 - Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XVI партийному съезду. М., 1930. С. 37.].

Нереальным оказалось намерение Института в течение трех лет, к 15-й годовщине Октябрьской революции, выпустить многотомный труд, освещающий период истории партии до Октябрьской революции включительно. Была попытка издать сборник документов, посвященный Гражданской войне. Он был подготовлен к печати Огородниковым и Мартыновым. Рецензент Ф. Анулов негативно оценил эту работу, так как, по его мнению, в ней приуменьшена роль Ленина и непомерно преувеличена роль Троцкого в руководстве вооруженной борьбой советской власти против контрреволюции. Главное, однако, не в этом. Рецензента беспокоил вопрос, где составители выявили такие материалы. Он предложил запретить Огородникову и Мартынову доступ к документам, а соответствующим органам провести обыск на дому, так как оба были «представителями реакционной военной школы»[196 - РГАСПИ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 42. Л. 55.]. Этот пример показывает, что в научной работе Института Ленина сужались возможности объективного рассмотрения событий прошлых лет. А это неизбежно должно было привести к фальсификации истории.

К концу 20-х годов на первый план в сфере историко-партийной науки выдвинулся вопрос о методологии исследования. В течение прошедшего десятилетия стихийно возник ряд дискуссий по актуальным вопросам историко-партийной науки. Это был период, когда авторы печатных трудов, участники конференций и семинаров могли свободно высказывать и отстаивать свои суждения. Однако в связи с внутрипартийной борьбой научные дискуссии все больше превращались в политические баталии. Сфера свободомыслия сужалась. «Ортодоксальные» историки, то есть историки, поддерживающие сталинскую генеральную линию партии, обвиняли своих оппонентов в ревизии марксизма и ленинского идейного наследия. Не согласным с линией Сталина приклеивали политические ярлыки. Руководство Института Ленина в это переломное время стойко встало на стражу сталинского курса, оценивая выступления некоторых специалистов как попытки фальсифицировать историю ВКП(б), навязать партии антиленинские установки и подменить ленинизм троцкизмом. В основу методологии были положены сталинские работы: предисловие к сборнику «На подступах к Октябрю», «Основные вопросы ленинизма» и «Об оппозиции». В отчете Института Ленина XVI съезду партии отмечалось: «Ряд установок, данных т. Сталиным в борьбе за линию партии, проливает новый свет на важнейшие проблемы прошлого партии, дает исходные пункты для работы исследовательской мысли в этой области»[197 - Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XVI партийному съезду. М., 1930. С. 56.]. Институт Ленина с сожалением признавал, что эти установки недостаточно использованы для изучения ряда важных вопросов истории партии. В дальнейшем предполагалось разрабатывать в первую очередь те проблемы, по которым требовалось разоблачение позиций лидеров оппозиционных групп.

Если историко-партийная тема в какой-то степени была предметом изучения, то история Коммунистического Интернационала представляла собой непаханое научное поле. Кабинет по истории Коминтерна был образован лишь в начале 1930 года, после получения исторической части архива Исполкома Коминтерна (ИККИ). Его работа велась в непосредственном контакте с Исполкомом Коминтерна с привлечением работников аппарата ИККИ. Заведовать кабинетом истории Коминтерна был приглашен один из руководящих деятелей компартии Венгрии Бела Кун.

Научно-популяризаторская работа включала в себя редакционно-издательскую деятельность по выпуску отдельных произведений Ленина для массового читателя, подготовку и издание популярных брошюр по вопросам ленинизма и истории партии. Институт также должен был рецензировать издания, предназначенные для сети политпросвещения, т. е. «организовать наблюдение за деятельностью издательств в области популяризации ленинизма, истории партии и Коминтерна»[198 - Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XVI партийному съезду. М., 1930. С. 47.]. Таким образом, он брал на себя цензорские обязанности контроля над научным качеством и идейным содержанием всей литературы, выходившей в стране по вопросам ленинизма и истории партии и международного коммунистического движения.

Музей Ленина

Одна из важнейших функций Института Ленина состояла в ознакомлении широких масс трудящихся с жизнью и деятельностью создателя большевистской партии и руководителя Советского государства Владимира Ильича Ленина. Эта задачу призван был выполнять Музей Ленина. Он был открыт для посещения 21 января 1925 года. Материалы, экспонируемые в музее, представляли собой фотографии Владимира Ильича, картины, скульптуры, плакаты, фотокопии рукописей, сочинения, художественные произведения о Ленине, предметы личного обихода, подарки от рабочих организаций, материалы, связанные с похоронами Ленина.

Имевший при своем основании около 300 экспонатов, к концу 1925 года музей превысил это число более чем в три раза. Экспозиция состояла из четырех частей, разделенных по хронологии: первая часть – материалы за 1870–1900 годы, вторая – за 1917-й, третья – за 1918–1923 годы. Четвертый раздел – траурный, иллюстрирующий отношение рабочих и крестьян к кончине Ленина.

В предметном ряду экспозиции были золотая гимназическая медаль Володи Ульянова, партийный билет Ленина, браунинг, из которого Каплан стреляла в Ленина, простреленное пальто Владимира Ильича. Были воссозданы обстановка комнаты в ссылке в Шушенском, предметы быта, которыми пользовался Ленин в шалаше на станции Разлив, его рабочий кабинет в Кремле. В одном из залов музея находился граммофон с пластинками речей Ленина.

В траурно-мемориальном отделе помещались венки, возложенные на гроб Ленина, маски с лица и рук, фотографии и картины, изображающие похороны Ленина и траурные собрания и манифестации в различных городах страны.

В декабре 1926 года, когда Институт Ленина переехал в новое здание на Советской площади, музей получил освободившее помещение по адресу Большая Дмитровка, 24. Здесь была развернута новая экспозиция в восьми комнатах. 22 января 1927 года музей был вновь открыт. Его посещаемость росла из года в год. С 1 октября 1928 по 1 октября 1929 года было проведено 2517 экскурсий. Общее число посетителей составляло 5127 человек в месяц[199 - См.: Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XVI партийному съезду. М., 1930. С. 24.]. В основном это были рабочие, служащие, учащиеся и дети.

В 1930 году дирекция Института выступила с инициативой реконструкции музея. Смысл этой идеи состоял в том, чтобы организовывать систематические кампании, связанные с историей партии и Коминтерна, широко используя с этой целью радио, кино и художественные средства, проводить доклады на заводах и фабриках. Недостаток экспозиции музея с точки зрения руководства Института заключался в том, что она была посвящена целиком Ленину. Новые задачи требовали, чтобы деятельность Ленина была отражена в органической связи с историей партии. Поэтому возникла дилемма: реорганизовать ленинский музей в музей истории партии или передать его в ведение существующего Музея революции. За этой коллизией стояла отнюдь не методологическая, а политическая проблема. В Музее Ленина нельзя было показать участие Сталина в подготовке и проведении Октябрьской революции, строительстве Советского государства. В это время уже был сформирован культ личности Сталина, и руководство Института хотело занять ведущее место в пропагандистской кампании по возвеличиванию его заслуг.

***

Таким образом, к началу 30-х годов Институт Ленина, по оценке его руководства, в основном выполнил задачу собирания, издания и распространения ленинского идейного наследия, что отнюдь не означало прекращения этой работы. Первоочередной задачей оставалось завершение второго и третьего изданий Сочинений Ленина и подготовка фундаментальных исследований по вопросам ленинизма и истории партии. Для этого сложились реальные источниковые и кадровые возможности.

Научная жизнь Института все теснее сплеталась с текущими внутрипартийными проблемами. Ее определяли идейное единомыслие коллектива сотрудников, их включение в непримиримую борьбу против «мелкобуржуазных шатаний» и уклонов в рядах ВКП(б) и против тех историков, писателей, публицистов, которые допускали примиренчество в отношении отклонений от генеральной линии партии. Свертывание свободы научного поиска, отказ от организации дискуссий неизбежно вели к созданию шаблонных теоретических схем в трактовке прошлого.

Глава II

Институт Маркса-Энгельса-Ленина в условиях укрепления сталинского единовластия (1931–1941)

Монополизация исследований проблем марксизма-ленинизма и истории ВКП(б)

3 ноября 1931 года Президиум ЦИК Союза СССР принял постановление «Об объединении Института Карла Маркса и Фридриха Энгельса при Центральном Исполнительном комитете Союза ССР с Институтом Ленина при ЦК ВКП(б)». В нем указывалась цель слияния: для объединения работы по изданию сочинений Маркса, Энгельса и Ленина и для разработки вопросов марксизма-ленинизма и истории их развития. Новое учреждение называлось Институт Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б)[200 - См.: Институт Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XVII съезду ВКП(б). М., 1934. С. 3.]. Таким образом, централизация научно-исследовательской деятельности по проблемам марксизма-ленинизма и истории партии была завершена созданием единого научного центра, работающего непосредственно под руководством ЦК ВКП(б).

Формально речь шла об объединении научной и материальной базы, а также кадрового состава двух учреждений. Но в действительности причина объединения не организационная, а политическая. По существу произошло не слияние двух высших научно-исследовательских центров по вопросам марксоведения и лениноведения, а ликвидация ИМЭ. Прежний институт, которым руководил Рязанов, не мог больше существовать, поскольку, с точки зрения партийных верхов, он был антипартийным центром, под крышей которого сформировалась контрреволюционная группа. Бывший директор ИМЭ обвинялся в том, что он рассматривал ленинизм в отрыве от марксизма, а в практической работе недостаточно связывал теорию Маркса с текущими задачами строительства социализма. Это считалось грубейшей политической ошибкой. Институт Маркса и Энгельса был поглощен Институтом Ленина, получившим статус партийного учреждения, что усиливало контроль со стороны ЦК ВКП(б) и по замыслу являлось гарантией от повторения политических инцидентов. В ИМЭЛ объединения кадров не произошло, так как уникальные специалисты-марксоведы были разогнаны. Преемственность научной работы прервана, опыт и традиции Института, руководимого Рязановым, признаны непригодными.

В 1929 году Институт Ленина заимствовал у ИМЭ кабинетную систему организации научно-исследовательской деятельности. Руководство исходило из того, что «кабинет есть целесообразная и оправдывающая себя форма организации работы» и должен стать «плацдармом, где и другие отделы и их научные сотрудники могли бы с успехом выполнять определенные задания»[201 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 10. Л. 31.]. Но после ликвидации ИМЭ В. В. Адоратский пересмотрел принцип структурного деления. Взамен кабинетов были образованы сектора и секции.

Структура Института Маркса-Энгельса-Ленина была подчинена расширенным задачам и выглядела следующим образом: 1. Сектор научной биографии и издания трудов Маркса и Энгельса; 2. Сектор научной биографии Ленина и издания его работ; 3. Сектор марксизма-ленинизма; 4. Сектор истории Коминтерна; 5. Сектор истории ВКП(б); 6. Сектор партийного строительства; 7. Сектор юношеского движения; 8. Сектор научной популяризации; 9. Архив; 10. Библиотека; 11. Музей Маркса-Энгельса-Ленина; 12. Редакционно-издательская часть; 13. Ученый секретариат; 14. Управление делами.

Все научные сектора состояли из секций, образованных по тематическому, хронологическому и иным принципам. ИМЭЛ осуществлял контроль над деятельностью институтов истории партии на местах. Историко-партийный Институт красной профессуры и Общество старых большевиков работали под эгидой ИМЭЛ. Институту Маркса-Энгельса-Ленина поручалось осуществлять наблюдение за идеологической стороной деятельности Музея революции при ЦИК СССР[202 - Там же. Ф. 71. Оп. 3. Д. 32. Л. 152–156.].

Руководство ИМЭЛ состояло всего их двух лиц – В. В. Адоратского и И. П. Товстухи. Их просьбы пополнить дирекцию долго не рассматривались Центральным комитетом партии. По-видимому, не могли найти подходящие кандидатуры. В течение длительного времени ряд основных подразделений оставался без заведующих. В итоге объединенный институт попал в крайне тяжелое положение. Образовался невосполнимый кадровый дефицит при том, что объем заданий значительно увеличился. Заполнение штатов шло с большим трудом. К началу 1934 года организационное положение Института несколько улучшилось. «После объединения двух институтов, – говорится в отчете ИМЭЛ XVII партийному съезду, – новое руководство развернуло работу по ликвидации остатков рязановщины в области работы над литературным наследством Маркса и Энгельса, расчистило аппарат Института от рязановских, рубинских и т. п. элементов. Под руководством ЦК партии были сформированы новые партийные кадры Института и организована работа по изданию Сочинений Маркса и Энгельса на новых началах»[203 - Институт Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б). Отчет XVII съезду ВКП(б). М., 1934. С. 16.].

Данные о привлечении новых кадров явно преувеличены. Нехватка специалистов стала хронической болезнью Института. Адоратский неустанно теребил ЦК просьбами решить вопрос о заполнении штатов. Что касается «ликвидации остатков рязановщины», то Адоратский и Товстуха поработали действительно неплохо, но у ЦК партии была своя оценка. Оба руководителя ИМЭЛа присутствовали на партийном съезде, но не получили слова для выступления. В РГАСПИ в фонде И. П. Товстухи сохранился текст подготовленной им речи на XVII съезде ВКП(б). Документ начинается утверждением, что товарищ Сталин является лучшим ленинцем, лучшим теоретиком марксизма-ленинизма, а заканчивается здравицей вождю мирового пролетариата товарищу Сталину. Но Товстуха был абсолютно прав, когда хотел в своей речи отметить, «что при всем огромном объеме работы товарища Сталина, он всегда проявлял величайший интерес и величайшее внимание делу публикации литературного наследства Маркса-Энгельса-Ленина»[204 - РГАСПИ. Ф. 155. Оп. 1. Д. 87. Л. 3.]. Отныне Институт не мог ничего предпринять без разрешения Сталина, будь то публикация документов, приобретение рукописей и книг, проведение внутренних мероприятий. Товстуха в особую заслугу Центральному комитету ставит разгром рязановщины. Якобы ЦК обеспечил тем самым овладение революционным наследием Маркса и Энгельса, ранее скрытым от общественности.

Итак, спустя два с половиной года новое руководство ИМЭЛ все еще опиралось на «политический капитал», приобретенный за счет расправы с кадрами ИМЭ. На протяжении нескольких последующих лет Адоратский и Товстуха спекулятивно использовали ярлык «рязановщины», в одних случаях – чтобы напомнить о своих заслугах, в других – для оправдания неудач.

Адоратский причислил своего предшественника к фальсификаторам марксизма, который отличается от Каутского лишь тем, что применял «более тонкие приемы». В работе, посвященной вопросу популяризации изданий произведений Маркса и Энгельса, он писал, что Рязанов, будучи директором ИМЭ, не вел борьбу против социал-демократов. В своих предисловиях к Сочинениям Маркса, писал далее Адоратский, он культивировал академизм, «отвлеченную беспартийную ученость, которая в нашей революционной обстановке не могла не привести к прямой измене делу пролетариата»[205 - Там же. Ф. 559. Оп. 1. Д. 118. Л. 10.].

Конечно, отношение Адоратского к бывшему Институту Маркса и Энгельса определялось не личной антипатией к Рязанову. Оно диктовалось политической обстановкой в стране, находившейся в стадии «великого перелома». Разгром сталинским руководством оппозиционных групп в партии, устранение потенциальных соперников в высших органах власти сопровождалось нагнетанием атмосферы троцкистской опасности, усилением политического и психологического давления на общественное сознание. В этой обстановке при мощном воздействии средств массовой информации формировался культ личности Сталина как верного ученика Ленина, мудрого вождя советского народа и трудящихся всего мира. Сталин взял под личный контроль важнейшие сферы государственной, общественной и культурной жизни. Особый интерес он проявлял к тому, что делалось в области общественных наук и, в частности, в Институте Маркса-Энгельса-Ленина. Провозглашенный выдающимся теоретиком марксизма-ленинизма, «мудрый учитель» считал своим долгом поучать ученых-обществоведов. Его слово приобретало силу закона, его критика звучала как приговор.

В 1931 году в шестом номере журнала «Пролетарская революция» было опубликовано письмо И. В. Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма». Поводом для письма послужила статья А. Слуцкого «Большевики о германской социал-демократии в период ее предвоенного кризиса», напечатанная в этом журнале в 1930 году. Сталин решительно осудил действия редакции, поместившей работу Слуцкого на страницах органа Института Маркса-Энгельса-Ленина. Он назвал автора статьи клеветником и фальсификатором. Возмущение Сталина вызвал тезис Слуцкого о том, что Ленин недооценивал опасность центризма в германской социал-демократии в предвоенные годы. Прибегая к приемам схоластики, Сталин сделал следующее заключение: «Выходит, таким образом, что Ленин в период перед войной не был еще настоящим большевиком, что лишь в период империалистической войны, или даже в исходе этой войны, Ленин стал настоящим большевиком»[206 - Сталин В. И. Соч. Т. 13. С. 84.]. Конечно, не Слуцкий был мишенью Сталина, хотя он и назвал его учеником Троцкого. Удар наносился по троцкизму и тому направлению историко-партийной науки, которое еще не присоединилось к восхвалению нового большевистского лидера, сокрушившего троцкизм и прочие антипартийные фракции и блоки.

Сталин поставил в один ряд левых социал-демократов II Интернационала, прежде всего германской партии, и Троцкого, склонявшегося, по убеждению автора письма, к меньшевизму. Он писал, что германские левые Парвус и Роза Люксембург сочинили утопическую, полуменьшевистскую схему перманентной революции, которую подхватил Троцкий и превратил ее в орудие борьбы против ленинизма. Сталин считал, что Троцкий взял также на вооружение у левых социал-демократов полуменьшевистскую теорию империализма, которая отрицала принцип самоопределения наций и революционную роль национально-освободительного движения колониальных и зависимых стран. Главный вывод Сталина сводился к тому, что левые социал-демократы, прежде всего германские, не освободились от меньшевистского багажа. Поэтому они нуждались в серьезной критике со стороны большевиков[207 - См.: Там же. С. 92–93.].

Еще до опубликования письма Сталина редакция журнала «Пролетарская революция» в письме от 20 октября 1931 года в ЦК ВКП(б) вынуждена была признать, что допустила ошибку, напечатав статью Слуцкого в качестве дискуссионного материала. Реагируя на это покаянное письмо, Сталин подчеркнул, что данный вопрос относится к числу аксиом и не нуждается в дополнительном обсуждении. «Клевету нужно заклеймить, а не превращать в предмет дискуссии»,[208 - Там же. С. 86.] – заявил он. По его мнению, причина ошибки редакции журнала заключалась в «гнилом либерализме», считавшем троцкизм фракцией коммунизма. Нет, утверждал Сталин, троцкизм является передовым отрядом контрреволюционной буржуазии. Либерализм в отношении троцкизма есть «головотяпство, граничащее с преступлением, изменой рабочему классу»[209 - Там же. С. 99.].

В своем письме Сталин коснулся и вопроса о методах исторического исследования. Он высмеял утверждение «новоявленного историка» Слуцкого о том, что не найдено достаточного количества документов, говорящих о решительной борьбе Ленина и большевиков против центризма. Сталин назвал это утверждение галиматьей и жульническим крючкотворством. По мысли Сталина, есть вопросы, которые не нуждаются в документальном подтверждении. «Кто же, кроме безнадежных бюрократов, может полагаться на одни лишь бумажные документы? Кто же, кроме архивных крыс, не понимает, что партию и лидеров надо проверять по их делам, прежде всего, а не только по их декларациям?»[210 - Там же. С .96.] – таково было наставление Сталина историкам.

В числе историков в кавычках Сталин мимоходом упомянул Волосевича, а также отметил, что некоторые настоящие историки не свободны от ошибок, льющих воду на мельницу Слуцких и Волосевичей. В этой связи Сталин назвал Ем. Ярославского, книги которого по истории партии, несмотря на достоинства, содержали якобы ряд ошибок принципиального и исторического характера.

Истинный смысл письма Сталина был отнюдь не в том, чтобы пресечь попытки фальсификации истории большевизма. Наоборот, сквозь лозунги борьбы с извращениями истории партии явно просвечивало стремление автора письма превратить ее из научной дисциплины в орудие пропаганды его личных заслуг и дискредитации его политических соперников. По существу, указания Сталина означали директиву на всеобщую фальсификацию истории большевизма. В антисталинской платформе «Союза марксистов-ленинцев» («группа Рютина») прямо указывалось, что это «историческое письмо» окончательно и со всем цинизмом обнаружило его истинные намерения: «Переделать историю так, чтобы Сталин занял в ней “подобающее” ему место великого человека – вот сокровенный смысл статьи Сталина. Теперь через 15 лет пролетарской диктатуры все учебники по истории партии оказались негодными, содержащими «троцкистскую контрабанду». Отныне историю партии будут писать, вернее, фабриковать заново»[211 - Реабилитация: Политические процессы 30–50-х годов. М., 1991. С. 336.].

В ноябре-декабре 1931 года в стране была развернута широкая кампания по обсуждению письма Сталина. В нее были вовлечены как научные учреждения и учебные заведения, так и трудовые коллективы предприятий, служащие, работники культуры и искусства. Проработка сталинских указаний шла под лозунгами «За большевистскую непримиримость», «Выше партийную бдительность», «Против троцкистской контрабанды», «Против гнилого либерализма». В результате обсуждения выявлялись скрытые меньшевики и троцкисты, «двурушники», «контрабандисты», «примиренцы», в отношении которых принимались организационные меры – их исключали из партии, увольняли с работы. Коммунист А. Слуцкий был лишен партийного билета как троцкист[212 - См.: Правда. 1931. 14 декабря.]. Редакция журнала «Пролетарская революция» была разогнана, выпуск органа приостановлен.

Особо жесткий характер кампания по разоблачению небольшевистского освещения истории партии принимала в научно-исследовательских учреждениях. К именам, названным Сталиным, добавились новые «фальсификаторы» – из числа профессиональных историков, публицистов, мемуаристов: А. Слепков, А. Шляпников, К. Радек, Н. Эльвов, С. Покровский, К. Попов, Н. Никитин, А. Гуревич и др. Уличенных в политических ошибках и колебаниях принуждали к публичному покаянию на партийных собраниях и через прессу. В редакцию «Пролетарской революции» направили свои признания в ошибках Ем. Ярославский, Д. Баевский, К. Попов, С. Бантке, В. Карпинский, В. Рахметов, В. Волосевич и др.[213 - РГАСПИ. Ф. 72. Оп. 1 Д. 7. Л. 17.] Некоторые историки, к которым не было претензий, сами находили ошибки в своих работах и открыто заявляли о них. Например, С. Бантке в своем письме в редакцию журнала «Пролетарская революция» написал, что указания Сталина помогли ему придти к убеждению, что он принципиально неверно освещал роль Ленина и большевизма на международной арене и тем самым помогал «протаскивать троцкистский хлам в нашу литературу»[214 - Там же. Оп. 2. Д . 117. Л. 6–7.].

Многие раскаявшиеся авторы стали активными пропагандистами выдающихся заслуг Сталина. Показательна в этом отношении метаморфоза, произошедшая с Ярославским. Он являлся одним из старейших деятелей партии, видным ее историком. На то время был членом Центральной ревизионной комиссии ВКП(б). Четырехтомная история партии, подготовленная под его редакцией, представляла собой, пожалуй, самое фундаментальное исследование. После сталинского письма «О некоторых вопросах истории большевизма» этот труд подвергся разгромной критике в печати на заседании президиума Общества историков-марксистов. Ярославский вынужден был выступить публично с признанием ошибок в четырехтомнике «Истории ВКП(б)»[215 - См.: Правда. 1931. 10 дек.].

«Ошибка» Ярославского и авторского коллектива этого издания состояла в том, что они недостаточно осветили роль Сталина. Вся последующая научная деятельность Ярославского была направлена на то, чтобы возвеличить Сталина и превратить его, наряду с Лениным, в выдающегося теоретика марксизма, вождя партии и народа. В этом духе он переработал свой учебник «Краткая история ВКП(б)». 26 февраля 1933 года Ярославский направил Сталину переработанный текст книги с сопроводительным письмом, в котором говорилось: «Я исправил его самым тщательным образом, приняв во внимание все сделанные Вами и т. Стецким указания»[216 - РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 827. Л. 1.]. Однако разрешение на выпуск своей книги Ярославский не получил. По-видимому, Сталин и заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК партии А. И. Стецкий посчитали, что книга еще не готова к изданию. Автор продолжал работать над ней, чтобы раскрыть «исключительную роль» Сталина в истории партии и Советского государства[217 - См.: Маньковская И., Шарапов Ю. Культ личности и историко-партийная наука // Страницы истории КПСС: Факты. Проблемы. Уроки. М., 1998. С. 523.]. Когда поставленная цель была достигнута, учебник Ярославского вышел из печати.

Сталинская критика состояния истории большевизма имела непосредственное отношение к деятельности Института Маркса-Энгельса-Ленина. Во-первых, потому что журнал «Пролетарская революция» был органом Института, в редакцию журнала входил директор ИМЭЛ. Во-вторых, критика Ярославского относилась к Институту, поскольку в подготовке четырехтомной истории партии участвовали его сотрудники. В-третьих, в томах Сочинений Ленина и «Ленинских сборниках» «выдающиеся заслуги» Сталина не отмечались. В них значительное место занимали люди из ленинского окружения, позже примкнувшие к оппозиции. Следовательно, вопрос о «троцкистской контрабанде» в изданиях ИМЭЛ должен был быть неизбежно поставлен для общественного обсуждения.

Ждать долго не пришлось. В центральном органе партии, газете «Правда», появилась статья «“Взрыв” государства и диктатура пролетариата», подписанная шестью авторами (А. Ангаров, З. Атрофян, Я. Берман, П. Блинов, М. Доценко, И. Суворов). В ней были подвергнуты критике примечания к IV тому «Избранных произведений» В. И. Ленина[218 - См.: Правда. 1931. 22 ноября.]. Продолжая поиск троцкистских ошибок в работе ИМЭЛ, Андреасян и Пескарев обнаружили их и в примечаниях к XIV тому Сочинений Ленина, написанных Н. Овсянниковым[219 - См.: Правда. 1931. 15 декабря.]. Дирекция ИМЭЛ, согласившись с обвинениями, уточнила, что ошибки были совершены в период, когда директором был Каменев[220 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 32. Л. 242.].

Дирекция ИМЭЛ расценила сталинское письмо как новый этап в работе Института. «Указания, содержащиеся в письме т. Сталина, – говорилось в отчете Института, – имея огромное значение для всего нашего теоретического фронта, являются той основой, на которой Институт перестроил свою работу»[221 - Институт Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XVII съезду ВКП(б). М., 1934. С. 16.].

После длительного перерыва, в 1933 году было возобновлено издание «Пролетарской революции». Изменился состав редакционной коллегии. В нее вошли В. Кнорин (ответственный редактор), Е. И. Короткий, П. Н. Поспелов (ответственный секретарь), К. Ф. Сидоров, И. П. Товстуха. Изменились характер и тематика публикуемых материалов. Редко стали появляться серьезные аналитические работы, вовсе исчезли дискуссионные статьи, все скупее стала информация о деятельности Института.

27 мая 1937 года редакция журнала собрала совещание историков партии, в котором участвовало 43 человека. С основным докладом выступил Кнорин, давший неудовлетворительную оценку работе журнала. Недостатки состояли в том, что журнал выходил всего 1–2 раза в год, содержание публикуемых материалов не отличалось актуальностью. Особо подчеркивалось, что ни один из важнейших вопросов, поставленных Сталиным, журнал не осветил. Ответственный редактор пожаловался на то, что историки не дают нужного материала, раскрывающего социальные корни, причины уклонов и возникновения оппозиционных групп в партии. Сотрудник редакции Рыклин уточнил, что в Москве проживали 62 историка, которые могли бы писать для журнала, но никто из них ничего не написал. Адоратский укорял Институт истории в нежелании сотрудничества с ИМЭЛ. О причинах такого положения умалчивалось. Определенный намек высказал Соколов, отметивший, что раньше довольно часто устраивались собрания и совещания ученых, существовало Общество историков-марксистов, а ныне все это прекратилось, значительная группа историков оказалась врагами народа[222 - РГАСПИ. Ф. 72. Оп. 1. Д. 1. Л. 2–8, 69–70.].

Главное направление перестройки работы Института состояло в очищении кадров от «примазавшихся контрреволюционных лиц». В декабре 1933 года в ИМЭЛ была проведена чистка партийной организации. Подводя итоги своей работы, комиссия по чистке отметила заслугу дирекции Института в том, что она провела решительную борьбу по ликвидации остатков «контрреволюционной рязановщины» и «меньшевистских и троцкистских элементов» (Рубин, Николаевский, Тер-Ваганян, Рохкин и др.). Но этого было явно недостаточно. Общеинститутское и цеховые партийные бюро выявили теоретические и политические ошибки в публикациях ряда сотрудников (К. А. Попов, Кардашев, В. Е. Корнеев), в деятельности польской редакции «Z pola walki» («С поля борьбы»). Бюро разоблачило «контрреволюционный троцкизм и двурушничество» Брауна, примиренческое отношение к антипартийным взглядам (Гармс, Гениш, К. Шмидт, Герет Фрейлих, Гольда Фрейлих, Зауэр, Нейбауэр, Штаммер, Шевес), академизм и аполитичность (Цобель, Заходеев, Удальцов). Комиссия исключила из партии заведующего издательской частью Георгиевского за срыв производственного плана, а также трех научных сотрудников первого разряда – по политическим мотивам[223 - Там же. Ф. 71. Оп. 3. Д. 53. Л. 1–2.].

Несмотря на то, что 95 процентов прошедших чистку коммунистов были отнесены к стойким большевикам, в работе партийной организации ИМЭЛ комиссия обнаружила серьезные недостатки. И важнейшим из них был такой: партбюро не осознало, что письмо Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция» «имеет всемирно-историческое значение и мобилизует силы всех партий Коммунистического Интернационала на повышение большевистской бдительности и борьбу с контрабандой контрреволюционного троцкизма и гнилым либерализмом на всех участках теоретического фронта»[224 - Там же. Л. 1.].

Институт испытывал острейшую нехватку специалистов и тем не менее вел линию на освобождение от старых квалифицированных работников, прежде всего беспартийных. В конце 1933 года в штате ИМЭЛ состояло 483 человека, из них членов ВКП(б) – 192, комсомольцев – 30, беспартийных – 261[225 - Там же. Л. 11.]. Такое положение было признано ненормальным для партийного учреждения. Дирекция приняла решение о коммунизации кадров, особенно в секциях обработки документов, путем переброски членов партии с других участков работы.

В июне 1934 года работала новая комиссия по проверке состава сотрудников, которая предложила освободить от работы в ИМЭЛ 9 человек, среди них – сотрудники Музея Маркса и Энгельса Рукавишников, И. Смирнова, Рабинович, работник библиотеки Этингоф, остальные – служащие из административно-хозяйственной части. Предлагалось перевести на другую работу по мере замещения должностей 25 человек, прежде всего из сектора Маркса и Энгельса. В этом списке были Быховский, Генищ, Штаммер, Левит, замена которых обусловливалась политическими мотивами. Вместе с тем комиссия отмечала, что с производственной стороны они удовлетворяли предъявляемым научным требованиям[226 - РГАСПИ. Ф. 72. Оп. 1. Д. 1. Л. 30–31.]