скачать книгу бесплатно
После ареста Рязанова Институт Маркса и Энгельса был временно закрыт. В течение нескольких дней сотрудники ОГПУ вели обыск в квартире бывшего директора и служебных помещениях Института. ЦКК и РКИ образовали специальную комиссию по проверке и чистке сотрудников и служащих ИМЭ. В нее вошли директор Института, его заместитель, секретарь партячейки Ф. Ф. Козлов, председатель месткома Максимовский, представители ИККИ и Фрунзенского райкома ВКП(б), известный сотрудник ОГПУ Я. С. Агранов и др. Председателем комиссии был назначен Ройзенман, секретарем – Бирман. Все сотрудники должны были заполнить подробнейшую анкету с пятьюдесятью вопросами о себе и своих родственниках.
4 марта 1931 года комиссия провела первое заседание, рассмотрев дела 200 сотрудников. В результате был снят с работы 101 человек[111 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 44. Л. 1–35.]. Какими критериями руководствовались члены комиссии, решая судьбу человека? Первый – социальное происхождение: отчислялись выходцы из непролетарской среды. Например, С. Л. Сенилову уволили за купеческое происхождение. Председатель месткома Максимовский пытался отстоять ее кандидатуру, учитывая, что она является лучшей расшифровщицей рукописей Маркса и Энгельса. Не помогло[112 - Там же. Л. 1.]. Е. А. Ленина, работавшая каталогизатором, была снята с работы с формулировкой, что она «типичная буржуазная дама», бывшая жена известного артиста. Второй критерий – гражданство: иностранцы вызывали у комиссии недоверие. Так, была уволена австрийская подданная Р. Л. Наглер. Аргумент председателя месткома, что она ценный работник архива, в расчет не приняли. Третий критерий – примыкал ли сам сотрудник или его родственники к оппозиции. По этому пункту комиссия была непримиримой. Увольняли всех, изобличенных в этом грехе. Член КПГ К. К. Шмюкле был освобожден от должности по обвинению в правом уклоне. Определяющую роль в комиссии играл представитель ОГПУ, которому стоило произнести фразу «по нашим сведениям, не заслуживает доверия» – и сотрудник увольнялся без обсуждения.
Иногда никаких компрометирующих сведений не было, но человека снимали с работы по подозрению. Например, Р. И. Перельман была уволена с формулировкой: «будучи беспартийной, она, очевидно, связана была с троцкистами»[113 - Там же. Л. 2.]. Когда с идейной стороны претензий к проверяемому не было, искали компромат в моральном облике. В этом отношении показательна судьба молодого сотрудника, выпускника Московского университета Л. В. Рубинштейна. Он оказался загадкой для членов комиссии. Председатель месткома заявил, что он ничего не может о нем сказать, так как парень по характеру замкнутый. Выручил комиссию Товстуха, обнаруживший при обыске личных вещей дневник этого сотрудника. Ознакомившись с находкой, заместитель директора констатировал, что «очевидно, это тип гнилого, поганенького интеллигентика, антисоветски настроенного»[114 - Там же. Л. 9.]. К такому заключению Товстуха пришел на том основании, что Рубинштейн занимается литературой и в настоящее время пишет книгу. Но всех потрясло сообщение, что в дневнике этого молчаливого парня есть записи порнографического характера. Комиссия не ограничилась увольнением сотрудника, а постановила разобраться, по чьей вине в Институте Маркса-Энгельса оказался «разложившийся порнографический элемент»[115 - Там же.].
На втором заседании комиссии, 5 марта, было проверено 44 человека из числа руководящего состава. Поскольку эта категория работников входила в номенклатуру ЦК ВКП(б), комиссия не могла принимать решение об увольнении. Их снимали с работы с формулировкой «направить в распоряжение ЦК». На этом заседании были освобождены от работы в ИМЭ заместитель директора А. А. Бурдуков, ученый секретарь Г. Е. Рохкин, заведующие кабинетами А. Г. Иоаннисян и В. А. Ваганян. Заведующий кабинетом Англии член ВКП(б) Р. С. Фокс направлен в распоряжение компартии Великобритании. Институт освободился от 21 руководящего работника. На последнем заседании, 20 марта, комиссия рассмотрела 13 заявлений уволенных о восстановлении их на работе, из которых были восстановлены четверо сотрудников[116 - Там же. Л. 50.]. Окончательное решение по некоторым сотрудникам откладывалось. В итоге из 244 прошедших проверку работников было уволено 130[117 - Там же. Д. 32. Л. 33.], то есть более половины личного состава. В основном это были квалифицированные специалисты с большим опытом работы, в том числе иностранцы, приглашенные Рязановым из-за рубежа. Массовое увольнение сделало Институт недееспособным. Судьба ИМЭ была предрешена: он не мог больше оставаться структурно самостоятельным научным учреждением.
Новому руководству надо было представить работу Института Маркса-Энгельса неудовлетворительной и собрать материал для обоснования его ликвидации. Первейшая задача заключалась в том, чтобы дискредитировать бывшего директора как никчемного руководителя, развалившего работу Института. Это диктовалось не только политическими, но и практическими мотивами: Адоратский не хотел брать на себя ответственность за полученное наследие.
По его поручению новые руководители научных подразделений начали обследование организации научной деятельности своих предшественников. 11 марта 1931 года Э. Кольман доложил Адоратскому о результатах проверки работы кабинетов. В записке указывалось, что в ходе приема дел отдельных кабинетов были выявлены серьезные недостатки и упущения. В частности, говорилось, что восточным кабинетом заведовал беспартийный Лиу, который никакой работы не вел. Научно-справочным кабинетом руководила беспартийная Страхова. Библиографирование произведений Маркса носило случайный характер. Газетные вырезки о Марксе собирались из «буржуазного бюро без малейшей критики». Кабинетом международных отношений заведовал член партии Иоаннисян, который бывал на службе не более двух часов в день. Поэтому планы работ кабинета не выполнялись.
Но больше всего нареканий вызывала работа кабинета Маркса и Энгельса, которым руководил сам Рязанов. Во-первых, здесь работало четыре беспартийных сотрудника. Во-вторых, фотокопии не имели описей и хранились в общедоступном месте и пожароопасном состоянии; взятые сотрудником копии документов не фиксировались в книге выдачи. В-третьих, и это самое главное, этот основной кабинет ИМЭ не вел никакой научной работы.[118 - РГАСПИ. Ф. З74. Оп. 1. Д. 5. Л.124.]
Докладная записка вызывает недоумение: как вообще мог существовать Институт Маркса и Энгельса при полном бездействии директора и руководителей кабинетов, при отсутствии контроля, должной организации научного процесса, порядка, дисциплины. А ведь всего год тому назад – 13 марта 1930 года – Президиум ЦИК СССР в своем постановлении констатировал, что «несмотря на особые трудности собирания материалов о жизни и деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса и архивных документов по истории социализма и классовой борьбы пролетариата, развитие Института К. Маркса и Ф. Энгельса за последние два года идет быстро и успешно»[119 - Институт К. Маркса и Ф. Энгельса при ЦИК СССР. М.-Л., 1930. С. 83.].
И все же обвинение Рязанова в плохой организации работы Института было недостаточным для окончательной расправы с ним. Важно было подкрепить политическое обвинение в его небольшевизме. П. Ф. Юдин, возглавлявший работу по реорганизации кабинета истории философии, старался приписать бывшему директору пренебрежение к ленинизму. В докладной записке Адоратскому он указывал, что «ни одна из проблем марксизма не разрабатывалась, не говоря уже об изучении ленинизма. В философском кабинете, писал он далее, «собраны произведения идеалистов-мракобесов (Шпенглер, Гуссерль, Шпет и т. п.), а Ленин не причислен к числу современных философов»[120 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 41. Л. 196, 197.].
Собранный компрометирующий материал был обобщен и послан в ЦК ВКП(б) за подписью директора. Адоратский дал негативную оценку всем направлениям и формам деятельности Института: состояние научно-организационной работы неудовлетворительное, структура не отвечает поставленным задачам. «Кабинеты, – писал Адоратский, – носили характер личных библиотек для “жрецов” науки – Рязанова, Деборина, Рубина, Ваганяна»[121 - Там же. Д. 32. Л. 33.]. Научно-публикаторская деятельность, по утверждению Адоратского, проводилась «из рук вон плохо», а вышедшие издания имеют хороший вид (бумага, переплеты), а по сути это «научное надувательство». Состояние архива также неудовлетворительное, так как документы «рассованы по разным местам (кабинетам)». Работа в библиотеке поставлена плохо, поэтому заведующий Горбов был освобожден от должности. Хозяйственная и финансовая деятельность якобы тоже находилась в беспорядке. Перечисленные недостатки дополнялись политическим и криминальным обвинением. Оказывается, получаемые Институтом деньги, в том числе инвалюта, переводились на текущий счет Рязанова, и значительную часть их он направлял для поддержки меньшевиков и различных антипартийных элементов (Суварин, Троцкий, Раковский). За Рязановым признавалось единственное полезное дело – собирание книг. Таким образом, заключает Адоратский, Рязанов выполнил дело II Интернационала, отрывая Ленина от Маркса-Энгельса[122 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 32. Л. 40–41.]
Новые руководители Института поставили себе в заслугу обнаружение скрытых рязановским руководством документов. Их публикация, говорилось в отчете дирекции, «естественно вызвала возмущение и недовольство в лагере наших врагов, в лагере II Интернационала»[123 - Институт Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б). Отчет XVII съезду ВКП(б). М., 1934. С. 16.]. Таким образом, создавалось убеждение, что «наши враги» за рубежом и Рязанов были заодно в вопросе сокрытия документов, бросающих тень на духовного лидера II Интернационала.
По содержанию и форме материалы, посланные в ЦК ВКП(б), были призваны подтвердить правильность решения Сталина об аресте Рязанова и одновременно служить перестраховкой в случае, если не удастся перестроить работу ИМЭ. Об этом свидетельствует служебная записка Адоратского Сталину с просьбой отменить решение Оргбюро ЦК ВКП(б) о назначении его по совместительству директором Института философии Коммунистической академии. Обосновывая свою просьбу, Адоратский писал: «Требуется много работать, чтобы не осрамиться на весь мир. Необходимо, чтобы качество издания [Сочинений Маркса и Энгельса – М. М.] не было понижено по сравнению с рязановским. Социал-демократы уже пишут, что Институт Маркса и Энгельса первое время, конечно, будет жить рязановским наследством, а потом сойдет на нет»[124 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 32. Л. 42.]. Ходатайство было удовлетворено.
Внутриаппаратная переписка не могла содействовать публичному разоблачению Рязанова. Требовалась крупная акция для его дискредитации в глазах партийной и научной общественности. Многие люди в стране и за рубежом, знавшие этого неуемного собирателя документальных ценностей по истории и теории коммунизма, сомневались в том, что бывший директор вел подрывную антисоветскую работу. Надо было бросить тень на политическую благонадежность Рязанова, посеять сомнения в его лояльности к сталинскому режиму. Но сделать это следовало не с позиции прокуратуры и ЦКК, а с точки зрения научной этики.
Этим занялась дирекция Института Маркса и Энгельса. 12 марта 1931 года в газете «Правда» было опубликовано письмо Маркса к дочери Женни от 11 апреля 1881 года. Затем оно было перепечатано в пятом номере журнала «Большевик» за 1931 год. Исполком Коминтерна распространил этот материал в зарубежных компартиях. В предисловии к публикации утверждалось: «Рязанов, так много распространявшийся на тему о том, как он в противоположность Бернштейну дает не фальсифицированного Маркса, печатает письма якобы без всяких сокращений, в данном случае тщательно скрывал оригинал этого письма, чтобы оградить авторитет Каутского, а на самом деле вычеркивал из этого письма убийственную характеристику Каутского». В предисловии также сообщалось, что «подлинник этого письма был передан Рязанову известной меньшевичкой Лидией Цедербаум-Дан еще в 1925 году. Это письмо Рязанов тщательно скрывал».[125 - Большевик. 1931. № 5. С. 76.]
Подготовители этой сенсационной публикации имели в виду следующую оценку, данную Марксом своему молодому стороннику Карлу Каутскому: «Он – посредственный, недалекий человек, самонадеян (ему всего 26 лет), всезнайка, в известном смысле прилежен, очень много возится со статистикой, но толку от этого мало, принадлежит от природы к племени филистеров, впрочем, в своем роде – порядочный человек».
Итак, Рязанов на всю страну объявлен фальсификатором Маркса, прибегающим к нечестным приемам с политической целью: не допустить критики ревизиониста Каутского. Следовательно, бывший директор ИМЭ на самом деле был меньшевиком, для которого Каутский оставался кумиром. То, что Рязанов получил письмо Маркса от меньшевички и много лет его прятал, должно было убедить читателей в обоснованности выдвинутых против него обвинений.
Что же было в действительности? 11 апреля 1931 года Рязанов из тюрьмы направил в редакцию «Большевика» обстоятельное разъяснение. Он сообщил, что все письма Маркса к своей старшей дочери хранятся в Институте в фотокопиях, сделанных им еще до мировой войны. Лишь одно письмо (от 11 апреля 1881 г.) имеется в подлиннике. Владельцем всех подлинных писем являлся Жан Лонге – внук Карла Маркса. В свое время письма были переданы для ознакомления русскому марксисту Смирнову (Э. Л. Гуревичу), который при возврате оставил себе без разрешения владельца письмо от 11 апреля 1881 года. Лонге так и не узнал об этом незаконном присвоении. Письмо было передано лидеру меньшевиков Ю. О. Мартову. После его смерти Рязанову удалось договориться с вдовой покойного – Л. Цедербаум о передаче письма в Институт Маркса и Энгельса, но при одном условии: не публиковать его. Рязанов согласился выполнить это условие, благодаря чему подлинное письмо Маркса попало в Институт. «Секретным» это письмо оказалось не по своему содержанию, а вследствие того, что оно было незаконно присвоено, то есть украдено. Его публикация вскрыла бы кражу. Признаваться в приобретении краденого документа Рязанов не решился, тем более что институт рассчитывал получить у Лонге и Лафарга новые рукописи Маркса. Таким образом, мотивы сокрытия письма не политические, а нравственные.
Такова эта история в изложении Рязанова. Заканчивалось письмо печальной констатацией: «На мертвого все можно валить… Мертвые молчат, бумага все стерпит!»[126 - Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 343.]. Поверженный Голиаф все еще пытался сопротивляться, но силы были не равны. Письмо Рязанова в редакцию «Большевика» не было напечатано.
Адоратский допускал, что Рязанов мог воздерживаться от опубликования каких-то документов по этическим соображениям. В письме от 31 июня 1931 года в Политбюро он сообщил, что в бумагах Рязанова обнаружены неопубликованные фотокопии писем Энгельса А. Бебелю, которые, по всей видимости, были добыты им незаконным путем из архива германской социал-демократии. Учитывая их теоретическую ценность, директор ИМЭ просил разрешения напечатать их в ближайшее время. Была и практическая цель ускорения публикации. Если письма будут опубликованы сейчас, объяснял Адоратский, то социал-демократы обвинят в нелегальном приобретении документов Рязанова, если это сделать позже, то вина падет на новое руководство Института[127 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 32. Л. 74.].
Наряду с главной политической задачей, связанной с разоблачением «контрреволюционной» деятельности прежнего руководства, надо было решать судьбу Института Маркса и Энгельса, так как в прежнем виде он существовать не мог. 29 марта 1931 года директор Института Ленина М. А. Савельев и директор Института Маркса и Энгельса В. В. Адоратский направили в Политбюро ЦК ВКП(б) предложение о немедленном слиянии двух институтов. В пользу объединения приводились следующие доводы: ИМЭ представляет собой замкнутое учреждение, его необходимо превратить в общедоступный научно-исследовательский институт; практически нет работников, так как после отчисления рязановских кадров в нем осталось всего 5 человек от прежнего состава; институты территориально оторваны друг от друга, их необходимо поместить в одном здании с расширением площадей. Причин научного и политического характера не приводилось. Необходимость продолжения борьбы с «рязановщиной» оставалась актуальной, но ее предлагалось проводить не путем развертывания специальной кампании, а посредством публикации ряда статей о задачах реорганизованного института с критикой прежнего руководства. Объединенный институт должен носить название Институт Маркса-Энгельса-Ленина и быть в ведении ЦК ВКП(б)[128 - Там же. Л. 40–41.].
Таким образом, «дело Рязанова» было использовано для фактического упразднения Института Маркса и Энгельса по инициативе дирекции ИМЭ, поддержанной руководством Института Ленина.
Институт Ленина при ЦК ВКП(б) (1923–1931)
Образование, структура, реорганизация
Институт Ленина был основан 31 марта 1923 года по постановлению пленума Московского комитета РКП(б), а открывшаяся в тот же день Московская партийная конференция единодушно утвердила это решение. Конференция проходила в период подготовки к празднованию 20-летия образования большевистской партии, создателем и бессменным руководителем которой был В. И. Ленин. Это постановление свидетельствовало о признании коммунистами выдающейся роли лидера большевиков в революционном движении и строительстве первого в мире социалистического государства.
Институт стал функционировать еще до своего официального открытия. Его директором был назначен Л. Б. Каменев, занимавший ряд ответственных государственных и партийных постов, секретарем стал А. Я. Аросев. В основу архива Института легли ленинские документы, сданные 22 марта 1923 года Н. К. Крупской директору Института.
Для библиотеки и архива требовалось удобное хранилище. После долгих хлопот и поисков было найдено здание на улице Большая Дмитровка, дом 24, в котором ранее размещался Пролетарский музей. Это помещение оказалось весьма подходящим для хранения документов и книг, размещения рабочих кабинетов и развертывания музейного отдела Института.
8 июля 1923 года Центральный комитет партии выступил с обращением «Об Институте Ленина», подписанным секретарем ЦК И. В. Сталиным и директором Института Ленина Л. Б. Каменевым. В нем содержался призыв к членам партии и беспартийным гражданам, имеющим у себя письма, записки, собственноручные заметки вождя и другие подобные документы, передать их в Институт Ленина. При этом, если владельцы ленинских автографов не пожелают пожертвовать ими, то предлагался вариант передачи их во временное пользование для снятия копий. При передаче документов в Институт владелец имел право установить определенный срок, в течение которого они не могли быть опубликованы. ЦК предложил партийным комитетам и ячейкам различных учреждений назначить товарищей для просмотра архивов и выделения всех бумаг, имеющих резолюции, пометки Ленина, а также его рукописей. Подлинники этих документов следовало отправлять в Институт Ленина, а в делах оставлять копии[129 - См.: Бюллетень Института В. И. Ленина. № 1. М., 1923. С. 3–4.].
Призыв ЦК РКП(б) положил начало собиранию рукописей и других материалов, относящихся к жизни и деятельности Владимира Ильича. В числе первых дарителей автографов Ленина были люди из ближайшего его окружения.
Свою деятельность Институт начал с составления каталога рукописей. Прежде чем приступить к этой работе, пришлось детально ознакомиться с постановкой дела учета и хранения документов в других учреждениях типа рукописного отдела Румянцевского музея. Специфика рукописей Ленина заключалась в том, что ряд текстов был написан простым или чернильным карандашом. Сохранение их требовало специального способа. Управляющий делами СНК Горбунов предоставил Институту целый ряд книг о способах хранения документов, в том числе труды английских специалистов. Большую методическую помощь Институту оказал сотрудник Ленинградского отделения Центрархива С. Н. Валк. Началось составление карточного каталога на поступившие материалы[130 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 70. Л. 1–2.].
Другая проблема состояла в наборе научных сотрудников, которые хорошо знали бы историю большевистской партии и могли читать почерк Ленина, обосновывать даты, устанавливать адресаты в рукописях, в которых отсутствуют эти данные. Заполнение штатов шло в основном за счет активных участников революционного движения.
Уже в самом начале деятельности Института возникла проблема ведомственной подчиненности. Помощник Каменева Аросев в сентябре 1923 года писал Н. С. Ангарскому в Берлин: «Наш Институт переживает некоторый кризис: МК назначил секретарем Института Сорина. Это коммунист с 1917 года. Такое отношение к Институту со стороны МК заставило меня поставить вопрос о том, в чьем ведении должен находиться Институт: МК или ЦК. Так как Каменев все еще в отпуске, то я принужден был переговорить со Сталиным и Зиновьевым. Оба отнеслись к вопросу очень активно. Сталин сегодня ставит этот вопрос на Секретариате и настойчиво предлагает “переключить” Институт за ЦК РКП. Думаю, что выйдет так, как сказал Сталин»[131 - РГАСПИ Ф. 71. Оп. 3. Д. 96. Л. 204.]. Ангарский согласился, что приход Сорина в Институт не лучший вариант. 8 октября 1923 года он писал Аросеву: «Сорин хороший моралист, но он не знает и не чувствует истории партии, не ощущает, я сказал бы, аромата 90-х и 900-х годов»[132 - Там же. Л. 199.].
Предположение Аросева оправдалось. 28 сентября 1923 года ЦК РКП(б) принял решение о переводе Института Ленина в ведение Центрального комитета партии на правах его отдела[133 - См.: Известия. 1924. 27 янв.]. Решение мотивировалось тем, что по характеру своей деятельности Институт имел общесоюзное значение.
В траурные январские дни 1924 года собравшиеся на II съезд Советов СССР делегаты провозгласили, что лучшим памятником покойному вождю будет широкое массовое распространение сочинений Ленина, которое сделает идеи коммунизма достоянием всех трудящихся. Съезд Советов поручил Институту Ленина принять самые срочные меры к выпуску доступных народу избранных сочинений В. И. Ленина в миллионах экземпляров на различных языках, в особенности на восточных. В первую очередь должны были быть изданы те сочинения, которые имели особо важное значение для широких слоев рабочих и крестьян. Наряду с этим Институту поручалось срочно выпустить полное собрание сочинений В. И. Ленина в строго научном духе[134 - См.: Там же.].
Вслед за решением ЦК ЦИК и СНК СССР совместным постановлением от 15 февраля 1924 года признали Институт Ленина единственным государственным хранилищем всех рукописей Владимира Ильича Ульянова (Ленина) и всех оригинальных документов, имеющих непосредственное отношение к его деятельности. Этим же постановлением вменялось в обязанность всем государственным книжным палатам передавать Институту Ленина по одному экземпляру всех поступающих к ним изданий сочинений Ленина, всех печатных трудов о Ленине или содержащих его портреты и прочие изображения, а также книг, журналов, плакатов, листовок и других материалов по социально-экономическим и историко-революционным вопросам. Кроме того, Институту обязаны были сдавать все негативы и пленки фотоснимков, а также оригиналы кинофильмов с изображением Ленина[135 - См.: Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XIV партийному съезду. М., 1925. С. 81.].
Таким образом, еще до официального открытия Института были решены основные организационные и правовые вопросы. 31 мая 1924 года на XIII съезде РКП(б) было провозглашено открытие Института Ленина. К этому времени Институт имел один отдел – хранилище, в который входили архив, библиотека и музей. Позднее появилась вторая структура – научный отдел. Первым ответственным хранителем музея был А. Я. Аросев, которого в 1924 г. сменил И. П. Товстуха. ЦК партии утвердил состав Совета, призванного осуществлять общее руководство деятельностью Института. Его членами стали А. С. Бубнов, Н. И. Бухарин, К. Е. Ворошилов, А. С. Енукидзе, Г. Е. Зиновьев, М. И. Калинин, Л. Б. Каменев, С. И. Канатчиков, Н. К. Крупская, В. В. Куйбышев, М. Н. Лядов, В. М. Молотов, М. С. Ольминский, А. И. Рыков, Г. Я. Сокольников, И. В. Сталин, М. П. Томский, Н. А. Угланов, М. И. Ульянова, Е. М. Ярославский. Директором Института и председателем Совета был избран Каменев. Его помощниками назначены И. П. Товстуха и В. Г. Сорин[136 - См.: Ленинский сборник. 3. М., 1925. С. 562.]. По составу Совета видно, какое большое значение ЦК РКП(б) придавал Институт Ленина. Большинство в его руководящем органе составляли крупные партийные и государственные деятели страны. Позже из состава Совета были выведены Зиновьев и Каменев как руководители «новой оппозиции», выступившей против сталинского курса партии. В начале 1927 года был утвержден новый, значительно сокращенный состав Совета. В него вошли: Бубнов, Бухарин, Гусев, Крупская, Молотов, Скворцов-Степанов, Ярославский. Это были люди, в разных формах практически участвовавшие в деятельности Института. Сталин не счел нужным входить в состав Совета. Все члены нового Совета были его верными сторонниками, выступившими против «новой оппозиции». Исключение составила Крупская, поддержавшая платформу Зиновьева и Каменева. Убрать вдову Ленина, оказывавшую Институту неоценимую научно-консультационную помощь, Сталин не решился. Принципиальные решения об Институте выносила узкая группа лиц во главе со Сталиным, а Совет обсуждал вопросы, связанные с их реализацией.
После снятия Каменева с поста директора в декабре 1926 г. текущую работу вели его помощники, в основном Сорин. Вместо Каменева редактирование «Ленинских сборников» было поручено Бухарину. Каменев временно был оставлен редактором IV–VI томов второго издания Сочинений Ленина[137 - См.: Записки Института Ленина. Вып. 1. М., 1927. С. 175.]. Работа главной редакции после ухода Каменева приостановилась: в течение 1927 года она не провела ни одного заседания[138 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 4. Л. 27.].
Частая смена членов Совета Института Ленина была отражением практики постоянного «перетряхивания» кадров в высшем звене партийных и государственных органов. В состав Совета Института наряду с учеными входили политические деятели, которых постоянно перебрасывали с одного участка партийной работы на другой. В конце 1927 года был сформирован новый Совет, членами которого стали: Бубнов, Бухарин, Ворошилов, Гусев, Енукидзе, Калинин, Крупская, Куйбышев, Лядов, Молотов, Ольминский, Орджоникидзе, Рудзутак, Рыков, Скворцов-Степанов, Сокольников, Сталин, Томский, Угланов, Ульянова, Ярославский. Председателем Совета был избран И. И. Скворцов-Степанов. Количество членов этого руководящего органа Института увеличилось за счет введения в него политических деятелей. В партии продолжалась борьба против объединенного троцкистско-зиновьевского блока, поэтому усилился политический контроль за деятельностью идеологического научного учреждения. Совет выделил из своего состава дирекцию, в которую вошли Скворцов-Степанов, Бубнов, Бухарин, Гусев, Крупская, Молотов, Ярославский. Текущая деятельность Института направлялась распорядительным заседанием дирекции в составе председателя Скворцова-Степанова и его помощников – Е. Короткого, В. Сорина и С. Коршунова[139 - См.: Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XV партийному съезду. М., 1927. С. 6.]. Такая структура руководства Института просуществовала недолго, что свидетельствовало об отсутствии продуманного плана реорганизации научных партийных центров.
Институт испытывал трудности в связи с нехваткой хранилищ для поступающей литературы, прессы, документов. По ходатайству дирекции ЦК ВКП(б) принял решение о строительстве нового здания, отвечающего всем требованиям современного научного учреждения и соответствующего его политическому значению. Был объявлен конкурс на лучший проект. В нем приняли участие 13 архитекторов. Из представленных проектов были отобраны три лучших и предложены делегатам XIV партконференции[140 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 1. Л. 29.].
Они остановили свой выбор на проекте архитектора С. Чернышева. В течение полутора лет на Советской площади было воздвигнуто уникальное здание Института Ленина. Комплекс состоял из двух соединенных частей: четырехэтажного корпуса для административного, научного и технического персонала и 14-этажного книгохранилища. В основу постройки был положен принцип несгораемости. Для особо ценных документов в цокольном помещении оборудовали специальную камеру-хранилище с несгораемыми сейфами. В них хранились подлинные рукописи Ленина. В читальном зале одновременно могли работать 100 человек. Книги из хранилища в читальный зал и обратно подавались конвейером. Выполнение требования читателя занимало всего 5–7 минут. В конференц-зале со стационарной киноустановкой было 250 мест. Эта аудитория имела связь с узловой радиостанцией имени Коминтерна, чтобы отсюда можно было транслировать общественнополитические и научные мероприятия. Торжественное открытие нового здания Института Ленина состоялось 21 января 1927 года.
Перевод Института в новое здание решил многие вопросы, связанные с комплектованием, хранением и использованием книжных и архивных фондов. Улучшились условия работы научных сотрудников, повысился уровень обслуживания читателей. Расширились возможности политико-массовой работы, проводимой Музеем Ленина. Он занял более просторное помещение, в котором ранее находился Институт Ленина. Изменился и его статус: с января 1927 года Музей Ленина стал самостоятельным мемориально-научным учреждением.
Основная работа Института, связанная с подготовкой к изданию Сочинений Ленина, на первых порах была недостаточно отлажена. Сроки выпуска томов постоянно срывались. Это объяснялось, прежде всего, кадровой проблемой. Ядро сотрудников составляли испытанные большевики с дореволюционным партийным стажем, и их частая сменяемость тормозила научную деятельность. Особенно остро ощущалась нехватка специалистов, которые могли бы готовить тома Сочинений Ленина к печати. Не хватало научных сил для развертывания исследовательской работы по вопросам ленинизма и истории ВКП(б). К десятой годовщине советской власти не удалось выпустить обобщающую работу по истории Октябрьской революции. Не стала предметом исследования проблема мировой революции и деятельности Коммунистического Интернационала. Все это вызывало тревогу в руководящих инстанциях.
В конце 1927 года ЦК партии создал специальную комиссию, в задачу которой входило уточнение характера и круга деятельности трех научноисследовательских учреждений всесоюзного значения: Коммунистической академии, Института Маркса и Энгельса и Института Ленина. Комиссия пришла к выводу о необходимости расширить круг деятельности Института Ленина и поставила перед ним следующие новые задачи: изучение истории революционного движения в России, истории марксизма и социал-демократии с 60-х годов XIX века, а также истории революционного и рабочего движения за рубежом, прежде всего, истории Коммунистического Интернационала и зарубежных коммунистических партий.
Для решения этих задач требовалась реорганизация научных партийных учреждений. 10 мая 1928 года ЦК ВКП(б) принял постановление о слиянии Института Ленина при ЦК ВКП(б) и Истпарта ЦК в единый научный центр. Цель объединения двух родственных по характеру своей деятельности учреждений заключалась в устранении параллелизма в работе по изучению наследия Ленина и истории партии, а также в концентрации всех научных сил на указанных выше направлениях. ЦК партии рассчитывал, что эта мера будет способствовать решению трудных проблем, стоящих перед Институтом Ленина. Отныне подконтрольный Центральному комитету ВКП(б) Институт Ленина становился единственным научным учреждением, вокруг которого должна была развернуться вся научная работа в области теории и практики ленинизма. Он обязан был также контролировать работу местных истпартов и всю печатную продукцию в этой сфере. Подспудной причиной явилось решение ЦК вывести Бухарина, Томского, Рыкова из Совета Института Ленина.
Роль объединителя взяла на себя дирекция Института Ленина, которая на своем заседании 18 мая 1928 года предложила план реализации постановления партии[141 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 2. Л. 6–7.]. 20 августа 1928 года ЦК ВКП(б) согласился с этим планом и утвердил порядок слияния двух научных партийных центров. Объединенному учреждению было дано наименование «Институт Ленина при ЦК ВКП(б)». Он получил статус отдела Центрального комитета.
Новые задачи потребовали организационной перестройки Института. Обновленная структура выглядела следующим образом: научно-исследовательский отдел, отдел подготовки и публикации ленинских документов, отдел подготовки и публикации историко-партийных документов, отдел научной популяризации, отдел местных истпартов, партийный архив, библиотека, журнал «Пролетарская революция», ученый секретариат и управление делами.
Научно-исследовательский отдел состоял из нескольких кабинетов: 1) кабинет по истории ВКП(б), который включал секции истории местных партийных организаций, движения молодежи, женского движения и секцию по национальному вопросу; 2) кабинет по изучению биографии Ленина; 3) кабинет по истории Коминтерна; 4) кабинет партийного строительства. Система кабинетов была заимствована у Института Маркса и Энгельса, и их работе придавалось большое значение. Кабинеты были призваны стать центром объединения институтских работников и специалистов других научных учреждений, работающих по определенной теме. Оргбюро ЦК ВКП(б) установило, что структурные изменения должны проводиться без увеличения числа сотрудников на основе утвержденной сметы[142 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 18. Л. 12.]. После объединения штат Института Ленина составлял 130 единиц[143 - Там же. Д. 19. Л. 13.].
Реорганизация затронула руководство Института Ленина. Вместо двух руководящих органов – Совета и дирекции оставляется один – дирекция. Совет был упразднен, вероятно, по причине того, что в прежнем его составе были Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и М. П. Томский, которые обвинялись в «правом уклоне». Ликвидируя Совет, Сталин лишал «правых» возможности оказывать влияние на деятельность Института, готовил предпосылки для удаления их с политической арены. В состав новой дирекции вошли В. В. Адоратский, А. С. Бубнов, С. И. Гусев, Н. К. Крупская, Е. И. Короткий, В. М. Молотов, М. С. Ольминский, М. Н. Покровский, М. А. Савельев, В. Г. Сорин, И. П. Товстуха, Е. М. Ярославский. Дирекция собиралась примерно один раз в три месяца и решала наиболее важные вопросы. Директором был утвержден Савельев, его заместителями – Сорин и Товстуха. Кроме того, директор имел трех помощников[144 - См: Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XVI партийному съезду. М., 1930. С. 11.].
Реформирование Института Ленина послужило толчком для дальнейшей проработки и решения вопроса о создании Единого партийного архива (ЕПА). В течение 1928–1929 годов работала комиссия, составленная из представителей ЦК ВКП(б), Института Ленина, Центрархива. 7 января 1929 года был выработан проект положения о Едином партийном архиве. В состав ЕПА включались все фонды партийных организаций, контрольных комиссий и комсомольских комитетов, личные и партийные материалы, хранящиеся у членов ВКП(б). Они учитывались и хранились по месту их нахождения. Центральный партийный архив (ЦПА) при ЦК ВКП(б) являлся составной частью Единого партийного архива. Он объединил архив Общего отдела ЦК ВКП(б), включая все отделы аппарата, ЦКК, ЦК ВЛКСМ, ком-фракций центральных учреждений, а также архив Института Ленина вместе с дореволюционными материалами и документами частных лиц. 28 июня 1929 года Секретариат ЦК ВКП(б) утвердил это положение[145 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 3. Л. 33.].
В связи с объединением центрального Истпарта и Института Ленина возникла необходимость пересмотра сети комиссий по истории партии и Октябрьской революции. Из 100 местных истпартов в результате нескольких сокращений было оставлено 26, главным образом там, где активно действовали большевистские комитеты. Некоторые истпарты были преобразованы в институты. В 1930 году образовались четыре института по изучению истории партии: Ленинградский, Украинский, Закавказский и Среднеазиатский[146 - См: Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XVI партийному съезду. М., 1930. С. 9.].
В результате реформирования Института была создана значительно более богатая и ценная материальная база для научно-исследовательской работы в виде укрупненной библиотеки, признанной центральным книгохранилищем ВКП(б). Развертыванию этой работы содействовало также объединение архивов двух учреждений. Заведующим ЦПА был назначен Г. А. Тихомирнов. В его распоряжении находилось пять сотрудников[147 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 3. Л. 24.].
Наряду с этим поглощение Истпарта Институтом Ленина представляло собой шаг в сторону монополизации научных исследований по историко-партийным проблемам и вопросам ленинизма и международного коммунистического движения. Тем самым ограничивались, а затем и вовсе исключались дискуссии, столкновение различных точек зрения по неразработанным вопросам историко-партийной науки. Реорганизация произошла в русле установившихся в конце 20-х годов принципов партийной и общественной жизни, не допускавших ни малейшего отклонения от исходящих сверху идейных, политических, научных, организационных и прочих установок. После идейного разгрома и политической дискредитации оппозиционных групп в советском обществе установилось всеобщее единомыслие под предлогом борьбы за единство партии. Идеологизация общественных наук лишила их возможности свободного творческого развития.
Объединение двух научных центров не решило кадровую проблему. Савельев многократно обращался в ЦК партии с просьбой расширить кадровый состав, не растаскивать имеющихся сотрудников Института по другим учреждениям. В письме от 23 мая 1930 года он писал, что подготовка кадров для научно-исследовательской работы «является в настоящее время вопросом огромного значения»[148 - Там же. Ф. 71. Оп. 3. Д. 33. Л. 63.].
Дефицит специалистов в конце 20-х – начале 30-х годов вызывался в немалой степени внутрипартийной борьбой, отголоски которой звучали в стенах Института. 19 ноября 1930 года на распорядительном заседании дирекции было принято решение об откомандировании А. И. Ломакина в распоряжение ЦК партии. Он обвинялся в связях с так называемым право-левацким уклоном Л. Шацкина – С. Сырцова – В. Ломинадзе и в поддержке платформы 84 оппозиционеров. Ломакин признал ошибочность своих взглядов и заявил о своей полной поддержке генеральной линии партии. Его обвиняли также в том, что он рекомендовал на работу в Институт Резника, Шейдлину и жену Шацкина Извекову, которые принадлежали к блоку Сырцова – Ломинадзе. Они были отчислены из Института. Тогда же были уволены Д. Я. Кин, Э. Я. Газганов и А. Е. Варский[149 - Там же. Д. 42. Л. 68–70, 74.].
Руководство Института разослало в органы ОГПУ и партийные организации учреждений, в которых ранее работали сотрудники, запросы на проверку их политической благонадежности. В частности, Товстуха направил такой запрос в Ленинград на известного археографа Валка, который не являлся сотрудником Института, но привлекался к консультативной работе[150 - Там же. Л. 87.].
Нездоровая морально-психологическая атмосфера в коллективе стимулировала доносительство. Так, кандидат в члены ВКП(б) В. Рахметов послал в ЦКК и другие инстанции письмо против П. С. Горина. На основании случайно услышанных от третьих лиц сведений он пришел к заключению, что Горин является «леваком», поэтому не может быть на руководящей работе в Обществе историков-марксистов. Поскольку Горин являлся заместителем редактора журнала «Пролетарская революция», письмо Рахметова рассматривалось на дирекции Института Ленина. В своем объяснении Горин отрицал приписываемые ему встречи с Кином и Газгановым. Произошел исключительно редкий случай для подобного рода разбирательств. 26 декабря 1930 года заседание дирекции не поддержало обвинения клеветника. Оно признало, что Горин проводил правильную политическую линию и в журнале, и в Обществе историков-марксистов. Заявление Рахметова расценили как «нездоровый метод борьбы с Обществом историков-марксистов и его руководством»[151 - Там же. Д. 42. Л. 99.]. В целом политическая чистка в Институте Ленина в отличие от ИМЭ не приняла массовый характер.
Вопрос о кадрах в перспективе мог быть решен созданием при Институте специализированного учебного заведения. После упразднения Института красной профессуры (ИКП) началась борьба за его наследство. 6 марта 1930 года дирекция Института Ленина выразила решительный протест против включения историко-партийного отделения ИКП в состав Института истории Коммунистической академии и постановила создать Историко-партийный институт, подчиненный Институту Ленина. По плану дирекции предусматривалось создание четырех секторов: 1) истории ВКП(б); 2) истории Коминтерна; 3) истории ленинизма; 4) партийного строительства. Срок обучения был рассчитан на 4 года[152 - Там же. Д. 33. Л. 28.]. ЦК партии поддержал претензии Института Ленина. Новое учебное заведение получило название Историко-партийный институт красной профессуры при Институте Ленина. Его ректором был утвержден В. В. Адоратский[153 - Там же. Л. 74, 77.]. Первый набор в новый Институт составил 150 человек. Его выпускники должны были пополнить вакансии научных кабинетов Института Ленина, усилить кадровый потенциал местных истпартов, а также расширить партийно-пропагандистский актив.
Формирование архива
Собиранию печатного и рукописного наследия Ленина Институт уделял исключительное внимание, выполняя поставленную задачу стать единственным обладателем и хранителем всего ленинского наследия. Без сосредоточения всех автографов в своем ведении Институт не мог заниматься изданием трудов Ленина, пропагандой его учения. Передача ленинских рукописей в Институт служила гарантией их сохранности.
После Обращения ЦК партии (8 июля 1923 г.) в Институт Ленина стали поступать материалы, освещающие разные периоды жизни Ленина. К концу 1925 года по дооктябрьскому периоду Институт собрал 695 писем Ленина. Среди них письма А. И. Елизаровой, А. Потресову из тюрьмы и ссылки; письма периода «Искры» Г. В. Плеханову, Ю. Мартову, П. Аксельроду, В. И. Засулич, Л. Аксельрод и др.; несколько писем периода после II съезда РСДРП (1903), адресованные Г. Кржижановскому, М. Лядову, В. Носкову (Б. Глебову), А. Калмыковой, Р. Землячке, М. Эссен-Розенберг. Большую ценность представляли письма А. М. Горькому (1908–1913), а также письма периода мировой войны А. Г. Шляпникову, О. Равич, Г. Л. Шкловскому, В. А. Карпинскому, Г. Е. Зиновьеву и др. А. М. Коллонтай прислала из Норвегии три пакета с письмами Ленина и Крупской, материалами Циммервальдской конференции (1915) и документами по международному женскому движению.
По советскому периоду Институт получил от соратников Ленина его письма и записки, адресованные А. С. Енукидзе. В. В. Воровскому, Л. Б. Красину, М. С. Ольминскому, В. В. Адоратскому, А. В. Луначарскому, В. Д. Бонч-Бруевичу, Н. П. Горбунову, Л. А. Фотиевой, М. И. Гляссер и др.
Но все же работа по розыску и собиранию документов шла медленно, несмотря на обязательность партийных решений. Многие ответственные работники не прониклись осознанием того факта, что для Института Ленина имели большое значение даже незначительная запись, пометка на документе или подпись под ним, не говоря уже о других рукописных материалах. За период с 31 мая 1924 года по 1 декабря 1925 года в Институт было сдано 97 лицами и 59 учреждениями 3304 документа. К этому времени в архиве насчитывалось около 5000 документов за период до октября 1917 года и 14190 – за советский период. В так называемом Основном фонде числилось около 21 тысячи документов, включая ленинские, партийные, а также рукописи отдельных лиц. В это число не вошли документы, над которыми работал Ленин в советский период[154 - См.: Институт Ленина при ЦК РКП(б): Отчет XIV партийному съезду. М., 1925. С. 10, 13.].
Архив скомплектовал 243 статьи и 13 брошюр Ленина. Среди них – рукопись первой известной его работы «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни» (1893), которая ранее не была опубликована, первый и третий выпуски брошюры на гектографе «Что такое ”друзья народа” и как они воюют против социал-демократов». Второго выпуска так и не удалось найти. Сохранились рукописи брошюры «Шаг вперед, два шага назад» (354 л.) и книги «Аграрный вопрос в первой русской революции», состоящей из 25 тетрадей общим объемом 526 листов. Большой интерес представляли 9 тетрадей с записями по философии Гегеля, Фейербаха и Аристотеля. Помимо философских тетрадей в архиве находились 11 тетрадей об империализме и империалистической войне, выписки из трудов К. Клаузевица, Р. Гильфердинга, Р. Люксембург, Ж. Геда, статистических изданий и др. Эти тетради послужили основой для написания Лениным книги «Империализм, как высшая стадия капитализма». Абсолютное большинство ленинских материалов дооктябрьского периода (около 1000 единиц) составляли конспекты, выписки, планы, тезисы, программы, заметки, наброски[155 - См.: Там же. С. 14–19.]. Работа с ними давалась большим трудом, так как зачастую это были отрывки, письма без указания дат и точных адресатов, подчас зашифрованные.
Наряду с собиранием документов в СССР, Институт предпринял активные действия по розыску ленинских материалов за границей. Письменные обращения директора Института к Ж. Геду, К. Гюйсмансу, К. Каутскому, Г. Ледебуру, Э. Вандервельде не увенчались успехом. Нужны были непосредственные контакты.
В 1923 году поиск документов за пределами страны вел по просьбе Института работник Мосвнешторга за границей Н. С. Ангарский. По рекомендации Л. Б. Каменева он встречался с Николаевским, который помог связаться с русскими эмигрантами. Ангарскому удалось приобрести 45 ленинских документов. Помимо писем были приобретены: оригинал доклада Ленина на Белостокской конференции (1902); автограф речи на V съезде РСДРП; программа Северного союза РСДРП с критическими замечаниями Ленина; рукопись брошюры Ленина «Задачи русской социал-демократии». По поводу этого документа Ангарский дал уточнение, из которого следует, что это, строго говоря, не рукопись, таковой никогда не было. Владимир Ильич написал эту работу в тюрьме между строк книги химическими чернилами. Затем она была проявлена и переписана, по всей вероятности, сестрой Ленина Анной Ильиничной. Во всяком случае, это первый оригинал, с которого работа набиралась в печать. Помимо ленинских документов Ангарский купил 50 писем Г. В. Плеханова Иде Аксельрод и 15 его писем редакции «Искры», протоколы совещания редакции «Искры», 35 писем Р.М Плехановой Иде Аксельрод, листовки, вырезки из газет о рефератах Ленина[156 - См.: Бюллетень Института В. И. Ленина при ЦК РКП. № 1. М., 1923. С. 5–6.].
В июне 1924 года в Германию, Австрию и Швейцарию был командирован Р. Меллер для приобретения у разных лиц рукописей Ленина и документов, имеющих отношение к Владимиру Ильичу. Результаты этой кратковременной поездки оказались минимальными. Большинство деятелей социал-демократических партий этих стран отказались передать Институту какие-либо материалы или отрицали их наличие. Более сговорчивыми оказались коммунисты П. Леви, В. Мюнценберг, Ф. Коричонер, В. Тростель, А. Балабанова, передавшие Меллеру несколько рукописей. Всего в Германии было собрано 35 документов. В процессе поисков посланник Института узнал, что хозяин квартиры в Цюрихе, где жил Ленин, сжег два ящика с материалами Ленина. У госпожи Биск было четыре ящика, оставленных Лениным, но она продала находившиеся в них материалы как бумагу для упаковки. Меллер выяснил также, что в архиве Р. Люксембург нет ленинских писем. Держатель фонда был нелегалом, боясь ареста, он уничтожил все письма[157 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 96. Л. 203.]. Отрицательный результат тоже имел смысл: впредь не следовало затрачивать усилия на поиск того, что не существует.
Что касается собирания документов Ленина как руководителя Советского государства, то здесь дело значительно продвинулось. Институт сконцентрировал у себя все подлинники протоколов Совета народных комиссаров и Совета труда и обороны и материалы к ним, автографы проектов резолюций и постановлений, декреты с правками и подписью председателя СНК В. И. Ульянова-Ленина за весь период его государственной деятельности. Материалы этого вида составляли самый большой массив официальных документов – 5232 декрета, постановления и мандата. К этой группе относились и протоколы СНК и СТО за подписью Ленина в количестве 648 документов. Всего Управление делами Совнаркома СССР передало Институту Ленина 12 тысяч документов[158 - См.: Идейный арсенал коммунистов. 2-е изд., доп. М., 1978. С. 36.].
О партийной деятельности Ленина свидетельствовали 248 документов, в числе которых были проект программы РКП(б), тезисы и проекты резолюций. Кроме того, в 209 аналогичных документов, подготовленных другими лицами, Ленин внес свои поправки[159 - См.: Институт Ленина при ЦК РКП(б): Отчет XIV партийному съезду. М., 1925. С. 35.].
Ленинский архив отражал многогранную деятельность советского правительства и руководства партии по созданию и укреплению новой власти. Особое внимание уделялось улучшению работы государственного аппарата, созданию и деятельности рабоче-крестьянской инспекции, борьбе с бюрократизмом и волокитой. Документы свидетельствовали об огромных усилиях, направленных на решение неотложных хозяйственных вопросов, таких как преодоление голода и разрухи, восстановление нефтяных скважин, механизация разработки торфа, строительство электростанций, создание концессий, кооперативов и др. В них речь шла также об отношении партии к профсоюзам, крестьянству, о постановке народного просвещения и т. д.
Однако комплектование документов за период после октября 1917 года все же имело свои трудности. Например, в архиве неполно был представлен период Гражданской войны. Это объяснялось тем, что документы Совнаркома до 1921 года сохранились не полностью. Тем не менее Институт скомплектовал около 300 документов за 1918–1920 годы, связанных с военными действиями на фронтах Гражданской войны. Из них наибольшее количество приходилось на 1919 год. В частности, имелась переписка Ленина с командованием Южного и Восточного фронтов – Раковским, Антоновым, Сокольниковым, Гусевым, Лашевичем, Юреневым и др.
В архиве была коллекция, состоящая из 871 дела, которая называлась «официальной частью». Здесь хранились материалы Департамента полиции, жандармских и полицейских управлений, имевшие отношение к жизни и деятельности Ленина, его соратников, а также дела о семье Ульяновых и Н. К. Крупской. Более половины этих документов составляли перлюстрации переписки. Полицейские материалы свидетельствовали о том, что с 18-летнего возраста революционер Владимир Ульянов, где бы он ни находился, был под секретным агентурным наблюдением. В «официальную часть» архива была включена случайная находка на Сухаревском рынке в Москве. Это была характеристика гимназиста Владимира Ульянова, написанная директором Симбирской гимназии Ф. Керенским. Торговка хотела использовать этот документ как оберточную бумагу.[160 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 42.]
Институт собрал более 8 тысяч дел, относящихся к болезни и смерти Ленина: телеграммы, письма, резолюции соболезнования, присланные различными организациями и учреждениями и частными лицами со всех уголков СССР и из других стран[161 - См.: Институт Ленина при ЦК РКП(б): Отчет XIV партийному съезду. М., 1925. С. 42.].
Таково было в общих чертах состояние архива ленинского Института к концу 1925 года. В этот период была заложена документальная основа для научно-издательской деятельности, выработана методика фондирования, хранения, описания, каталогизации, археографической обработки документов.
В последующие годы собирательская работа не прекращалась. Институт не только принимал то, что ему сдавали партийные и государственные органы и отдельные лица. Его сотрудники проводили поисковые работы в архивах различных ведомств и учреждений, приносившие определенные результаты. На 1 декабря 1927 года фонд архива состоял из 34 493 документов. Из общего объема материалов 20 905 единиц принадлежало перу Ленина. Эти документы разделялись на следующие группы: документы досоветского периода – 2264; документы после октября 1917 года – 18 291; книги, журналы и газеты с пометками Ленина – 350[162 - См.: Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XV партийному съезду. М., 1927. С. 7.].
Во второй половине 20-х годов в Институт поступила значительная группа документов Ленина досоветского периода. Среди них отрывок из статьи по поводу книги К. Каутского против Э. Бернштейна и рецензия на книгу С. Н. Прокоповича «Рабочее движение на Западе», черновые наброски, конспекты, планы к брошюре «Шаг вперед, два шага назад», материалы периода работы Ленина в редакциях газет «Вперед» и «Пролетарий». Существенно пополнились материалы за период 1914–1917 годов, который был представлен в архиве довольно широко. Из текущих поступлений особо следует выделить статью «Положение и задачи социалистического интернационала» (1 ноября 1914 г.), план статьи «Крах II Интернационала» (1915), предисловие к статье «Карл Маркс», рукопись «Набросок тезисов. 17 марта 1917 г.». Документальный фонд пополнился новыми тетрадями по империализму, которые вместе с имевшимися в архиве теперь составили 14 единиц хранения.
В 1926–1927 годах Центрархив передал Институту Ленина значительное число ленинских документов советского периода. Эта была главным образом переписка Ленина за 1917–1920 годы с различными ведомствами тыла и фронта. Письма касались работы советских, партийных и хозяйственных учреждений. Среди них были важные письма В. П. Милютину и А. И. Рыкову о практических мерах перехода от старой кооперации к новой, несколько писем Г. М. Кржижановскому по вопросам электрификации и др. Из политического литературного наследия представляли интерес стенограмма лекции «Государственное право», прочитанной 11 июля 1919 года, написанная в тот же день статья «О задачах III Интернационала», статья «О борьбе внутри Итальянской социалистической партии» (4 ноября 1920 г.), воззвание от 2 сентября 1920 года «К незаможным селянам Украины» и др.[163 - См.: Там же. С. 12–15.]
В 1929 году А. И. Ульянова-Елизарова и М. И. Ульянова передали большую коллекцию писем Ленина к родным, дающую богатый материал для изучения биографии Владимира Ильича. Существенно пополнились документы «особой части» архива, общее число которых составляло 3292 документа[164 - См.: Там же. С. 7.].
Из Академии наук СССР поступили ценные исторические документы небольшевистского происхождения, но имеющие большое значение для характеристики эпохи зарождения либерального и социал-демократического движений. Это был архив Богучарского, содержащий документы «Народной воли», архив журнала «Освобождение», коллекции материалов ЦК партии эсеров и меньшевиков, а также нелегальные листовки и прокламации из фонда Департамента полиции[165 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1 Д. 14. Л. 7.].
В 1930 году Исполнительный комитет Коммунистического Интернационала (ИККИ) передал историческую часть своего архива в Институт Ленина. В этой партии документов были стенограммы и протоколы конгрессов, пленумов Исполкома, заседаний Секретариата, материалы ряда отделов аппарата, переписка ИККИ с зарубежными компартиями. Решение о передаче было вызвано необходимостью обеспечения сохранности документов и их научного использования совместно с работниками ИККИ. Архив Коминтерна находился на секретном хранении, и во всех официальных документах и переписке его следовало называть Архивом по истории международного рабочего движения. Использование его материалов сотрудниками Института разрешалось по особому списку, утвержденному дирекцией[166 - Там же. Ф. 71. Оп. 3. Д. 55. Л. 2.].
Архив Института Ленина оборудовал свою фотолабораторию, задачей которой было собирание, обработка и хранение фотокинонегативов, изображающих Ленина или относящихся к его жизни и деятельности, а также фотокопирование документов. К концу 1927 года было зарегистрировано 312 различных фотоснимков Ленина, 563 снимка с видами мест проживания Владимира Ильича и похоронных процессий. В архиве было также 19 500 метров кинопленки, из которых 210 метров негативов с изображением Ленина. За 1927 год архив приобрел 36 оригинальных негативов и 46 метров новых вариантов киносъемки[167 - См.: Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XV партийному съезду. М., 1927. С. 16.].
После объединения Института с Истпартом его архив увеличился почти на 30 тысяч документов. К началу 1930 года в нем имелось около 70 тысяч документов, из которых 24 405 являлись ленинскими. О ходе комплектования автографов Ленина свидетельствуют следующие данные в округленных цифрах: в 1925 году их насчитывалось 10 000, в 1926-м – 17 900, в 1928-м – 20 900, в 1929-м – 23 700, в 1930-м – 24 405.[168 - См.: Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XV партийному съезду. С. 19.] Руководство Института считало, что задача собирания ленинского наследия в основном выполнена. Скомплектованный документальный материал открывал широкие перспективы в деле издания, изучения и пропаганды идейного наследия Ленина.
Комплектование фондов библиотеки
Комплектование книжных фондов Института Ленина происходило одновременно с собиранием архивных материалов. Часто в приобретаемых Институтом коллекциях были материалы для как пополнения архива, так и библиотеки. Точно так же в зарубежных поисковых экспедициях одновременно приобретались печатные издания, документальные, иллюстративные и прочие материалы.
Библиотека считала своей задачей с исчерпывающей полнотой собрать все издания произведений Ленина; все газеты и журналы, в которых были опубликованы его статьи, заметки; все книги и периодические издания, относящиеся к Ленину и его учению; все печатные издания, которые цитировались Владимиром Ильичем. С такой же исчерпывающей полнотой Институт собирал литературу по истории революционного движения в России и истории зарубежных коммунистических партий. Эти направления комплектования явились основой для создания двух главных отделов библиотеки. Первый отдел – фундаментальная часть, включающая литературу по истории революционного движения, истории социализма, политической экономии, социологии. Здесь же помещались все сочинения Ленина и литература о нем. Второй отдел – архивно-музейная часть, где хранились нелегальные русские и заграничные издания, относящиеся к истории революционного движения в России.
Кроме того, был образован общий отдел с подбором основных трудов, необходимых Институту для научно-исследовательской деятельности. В нем собиралась литература по философии, марксизму, истории революционного движения в России и других странах, по социологии, экономике и аграрным проблемам, по вопросам теории и практики социалистического строительства в СССР.
Начало комплектованию книжных фондов Института Ленина положили переданные Истпартом «Библиотека и архив РСДРП» из Парижа, библиотека имени Г. А. Куклина из Женевы и ряд других ценных коллекций, привезенных в Москву М. С. Ольминским. Из государственных библиотек были получены дублетные экземпляры книг, относящихся к научному профилю Института. Библиотека пополнялась главным образом путем закупок, в основном за границей.
По поручению Л. Б. Каменева Н. С. Ангарский, наряду с собиранием документов, вел поиски литературы. Он установил связь с бывшим агентом охранного отделения Л. П. Меньщиковым, который после Февральской революции порвал с политическим сыском и стал одним из экспертов по разбору архива заграничной агентуры Департамента полиции. У Меньщикова оказалась богатая коллекция подпольных революционных изданий, имевшая, по оценке Ангарского, «особое историческое значение», за которую он просил 10 тысяч франков. Не дожидаясь согласия Института, Ангарский перевел запрашиваемую сумму владельцу коллекции. В августе 1923 года библиотека Меньщикова была доставлена в Москву[169 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 5. Л. 2.]. Меньщиков предложил свое сотрудничество с Институтом в деле подготовки книги «Хроника революционного движения», но дальнейшие отношения с ним были прерваны.
В 20-е годы были приобретены библиотека Корнилова с широким подбором журналов дореволюционного времени, библиотека Дмитровского и др. Из Лондона от В. Г. Чарткова было получено два ящика литературы по профилю деятельности Института.
Приобретение библиотек и книжных коллекций было непростой задачей, так как речь шла о значительных материальных затратах. Большие усилия приложил Ангарский для приобретения библиотеки Бунда (Всеобщего еврейского рабочего союза). По своему составу и содержанию она представляла для Института несомненный научный интерес, поскольку в ней находились книги и периодика по рабочему движению, изданные на территории Российской империи и в странах Западной Европы на русском, польском, армянском, латышском, литовском, болгарском, английском, французском и других языках. ЦК Бунда в Польше предлагал к продаже ту часть библиотеки, которая хранилась в Женеве. Ящики с книгами составляли 11 тонн. Часть печатных материалов находилась в составе архива Бунда. Из их числа Институту предлагались одна треть печатных и гектографированных изданий и половина всех остальных. Что касается архивных документов, то Институт получал право их копирования за свой счет[170 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 96. Л. 140.]. Эти условия были доложены руководству Института Ленина, которое внесло предложение о покупке в ЦК ВКП(б). 7 апреля 1925 года Политбюро согласилось с предложением о приобретении библиотеки и части архива Бунда, выделив для этой цели 22 тысячи долларов[171 - Там же. Д. 14. Л. 9.]. В январе 1928 года материалы Бунда прибыли в Москву.
Большую ценность представляла переданная Институту библиотека Н. И. Подвойского, состоявшая из изданий периода Гражданской войны. Подвойский являлся одним из организаторов Красной Армии. В 1919 году он был народным комиссаром по военным и морским делам Украины. Его коллекция насчитывала около 600 брошюр, 2000 номеров различных журналов, 4700 газетных номеров и 2000 листовок и плакатов. В ней наряду с партийными, советскими и красноармейскими изданиями было представлено большое количество периодики белого движения, эсеров, анархистов, социал-демократов, часть которой являлась библиографической редкостью[172 - См.: Записки Института Ленина. Вып. 3. М., 1928. С. 149.].
Институт приобрел в Ленинграде коллекцию А. Савельева, деятеля периода Первой русской революции, участника профсоюзного движения, сторонника партии эсеров. В ней был собран значительный по объему и разнообразный по видам материал. Среди печатных изданий – 173 брошюры, 423 номера периодических изданий, в том числе нелегальной периодики, более 600 листовок и прокламаций, свыше 300 открыток и около 300 эстампов. Помимо печатных изданий в коллекции был рукописный и гектографированный материал. По хронологии коллекция охватывала период с начала ХХ века по 1917 год. Большинство материалов относилось к революционным событиям 1905–1907 годов. По партийной принадлежности это были в основном социал-демократические и эсеровские издания как столичных, так и провинциальных комитетов. Коллекция Савельева стала ценным дополнением к имевшимся в Институте печатным, рукописным и литографированным источникам[173 - См.: Там же. С. 149-150.]. Среди материалов, полученных из АН СССР, была библиотека охранника Статковского[174 - РГАСПИ. Ф. 347. Оп. 1. Д. 14. Л. 7.].
С 1925 года Институт стал получать через Книжную палату обязательный экземпляр текущей книжной продукции страны по своему профилю. Тогда же было разослано циркулярное обращение коммунистическим партиям всех стран с просьбой присылать в Институт все свои издания. Результат оказался весьма благоприятным: библиотека пополнилась значительным числом изданий по истории рабочего и коммунистического движений за рубежом. Ежемесячные текущие поступления в библиотеку превышали 10 тысяч экземпляров. 1 ноября 1925 года книжный фонд библиотеки составлял 85 тысяч, не считая газет и листовок[175 - См.: Институт Ленина при ЦК РКП(б): Отчет XIV партийному съезду. М., 1925. С. 46.].
В 1927 году были приобретены следующие ценные библиотеки и коллекции: библиотека Крейчи (более 5000 названий по западноевропейскому рабочему движению); коллекция нелегальных изданий из дублетов библиотеки Академии наук (около 5000 экземпляров); коллекция Ленинградского коммунистического университета, содержащая редкие экземпляры периодики; коллекция изданий Петербургского Союза борьбы за освобождение рабочего класса; собрание плакатов и листовок, относящихся ко времени германской революции 1918 года (более 800 названий); собрание материалов о венгерской революции 1919 года (брошюры, плакаты, протоколы заседаний Совета народных комиссаров Венгерской республики); собрание сатирических журналов за 1905–1907 годы (1140 экземпляров, в том числе 110 комплектов); коллекция газет и листовок о венском восстании в июле 1927 года, а также большое количество отдельных номеров и комплектов российских и зарубежных периодических изданий с конца XIX века по текущий год. Библиотека выписывала ежегодно 850 экземпляров журналов (480 русских и 370 иностранных) и 90 газет (60 русских и 30 иностранных)[176 - См.: Институт Ленина при ЦК ВКП(б): Отчет XV партийному съезду. М., 1927. С. 30–34.].
Предметом особой гордости Института был отдел ленинской литературы. В нем были собраны почти все сочинения Ленина и обширная коллекция посвященных ему работ. Количественная характеристика этого собрания к концу 1925 года была следующей: 355 названий ленинских произведений на русском языке, опубликованных в 659 легальных изданиях, и 19 названий, напечатанных в 24 нелегальных выпусках. Сочинений о Ленине на русском языке было 605 названий в 759 изданиях. Трудов Ленина, изданных на иностранных языках, насчитывалось 222 названия в 236 изданиях; литературы о нем – 220 названий в 225 изданиях. Иностранная литература была представлена на 18 западных и 22 восточных языках[177 - См.: Институт Ленина при ЦК РКП(б): Отчет XIV партийному съезду. М., 1925. С. 46.].
Отдел истории российского революционного движения находился в стадии комплектования и не отличался исключительной полнотой. Объем этой части библиотеки составлял 2050 нелегальных выпусков, из них 231 название периодических изданий. Листовочный фонд насчитывал свыше 3000 воззваний, обращений, писем. Среди них – значительное количество редких листовок, выпущенных в конце XIX – начале XX века.
Работа библиотеки осуществлялась в трудных условиях вследствие недостатка помещений. Переезд Института в новое здание расширил возможности комплектования фонда революционной литературы. К началу декабря 1927 года библиотека насчитывала свыше 100 000 книг и журналов и значительный газетный фонд. Книги на русском языке составляли 69 процентов, на иностранных – 31. После объединения с Испартом фонды библиотеки увеличились. Этому содействовало также решение Оргбюро ЦК ВКП(б) от 20 августа 1928 года, обязывающее крупнейшие институты и библиотеки страны передать Институту Ленина отсутствующие комплекты изданий. Решение касалось ИМЭ, Центрархива, Академии наук, Ленинской и Публичной библиотек[178 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 9. Л. 12.].
Концентрация литературы по истории социал-демократического и в целом революционного движения в одном месте обедняла библиотеки других научных учреждений и создавала условия для монополизации исследований по этим вопросам. Лишение ученых других научных центров своей литературной базы отчасти компенсировалось тем, что они допускались к работе в библиотеке Института Ленина. Но здесь были поставлены преграды для беспартийных сотрудников научно-исследовательских институтов и преподавателей вузов, а также введен негласный запрет для участников партийной оппозиции.
Читальный зал библиотеки Института Ленина работал с 10 часов утра до 11 часов вечера. Помимо получения книг из общего книгохранилища читатели могли свободно пользоваться подсобной литературой на открытых полках. Это были справочные издания, энциклопедии, словари, текущая периодика на русском и иностранных языках. При читальном зале находился справочный подотдел, который оказывал справочно-библиографическую помощь как отделам Института, так и отдельным читателям. В 1927 году в читальном зале зарегистрировались 354 читателя, которым за истекший год было выдано 15 000 книг[179 - См.: Институт Ленина при ЦК РКП(б): Отчет XIV партийному съезду. М., 1925. С. 37.].
Библиотека проводила научно-вспомогательную работу. При подготовке томов Собрания сочинений Ленина она составляла ежегодные обзоры вышедшей литературы по ленинской теме.
Научно-издательская деятельность
Вопрос о публикации ленинского литературного наследия был поставлен партией еще до создания Института Ленина. В сентябре 1919 года была образована комиссия при Государственном издательстве, которая в следующем году стала выпускать тома первого издания Сочинений Ленина. С образованием Института Ленина начатое дело перешло в его компетенцию. Издание составило 20 томов (26 книг), включивших в себя более полутора тысяч произведений и писем Владимира Ильича.
