скачать книгу бесплатно
– Ай! Хватит уже! Я всё понял! – услышал Юра откуда-то из-за кустов.
– Васька, дай ему ещё! – крикнул кто-то возбуждённо.
Были слышны какая-то возня и сопение.
– Не удивляйся, – улыбнулся Юрин друг Сергей, поясняя ему царящие здесь нравы и обычаи, которые были сродни культовым обрядам диких племён. – Это центровые кому-то из приезжих мозги вправляют, воспитывают, чтобы в следующий раз вёл себя прилично. И не волнуйся, убивать и калечить никого не будут. Так, попинают слегка, и всё. У нас с этим строго.
Странная возня осталась позади, а Юра вместе с друзьями подошёл к воротам парка, где на самом входе застрял безнадёжно заглохший милицейский фургон с решётками на окнах. Этим и объяснялось внезапное повторное появление целого отряда увезённых с танцев пленников. Дядя Саша в очередной раз сделал глупую попытку конвоировать хулиганов до отделения пешком, и в который раз мальчишки, как по команде, дружно от него удрали, разбежавшись в разные стороны.
– Бог в помощь, дядя Саша! – кто-то весело крикнул из толпы.
– Проваливайте! – старшина только устало махнул рукой на прощание. – Переловлю всех в следующий раз.
7
Езда на велосипеде по узким улочкам маленького города, танцы по вечерам в парке культуры и отдыха, мальчишеские тусовки со смехом, песнями под гитару и бесконечной чередой весёлых разговоров откатились в прошлое до лучших времён, сохранившись в памяти, подобно сновидению или просмотренному недавно кинофильму с незамысловатым сюжетом. Сейчас же этот сюжет сменился на другой, и у Юры было такое чувство, как будто невидимый режиссёр крутит дальше всё тот же фильм, но уже другой его эпизод. Этим и объяснялась смена декораций и даже корректировка характера роли главного героя, чудесным образом переодетого в военную форму зелёного цвета с чёрными курсантскими погонами, шевроном с эмблемой войск артиллерии и золотыми пушечками в петлицах кителя.
Юра ехал в купейном вагоне скорого поезда, несущего пассажиров на всех парах в город Ленинград, а его соседями по купе оказались два полусонных курсанта из Львовского училища, убывающих в очередной отпуск к себе на родину, и женщина, собирающаяся выходить задолго до прибытия состава на конечную станцию. Эта тревожная особа безостановочно осматривала все свои вещи, судорожно перебирая их, бесконечно упаковывая и складывая, чтобы ничего не забыть. Одних только чемоданов у неё было целых три, огромных и, на первый взгляд, совершенно неподъёмных, и из каждого из них исходил непередаваемый аромат вкуснейшего украинского сала. На самой женщине от волнения и переживаний не было лица: по всей видимости, она не сомкнула ночью глаз, охраняя своё добро, чтобы, чего доброго, никто из попутчиков не съел всё это богатство под разливаемую в гранёные стаканы водку. На какой-то маленькой станции она вышла вместе со своим барахлом. Встречал её небольшого роста худой мужчина, и было удивительно и смешно наблюдать, как он схватил сразу все три чемодана и легко вынес на перрон. Наверное, если бы была возможность, то он вместе с чемоданами вынес бы и тётку, а может быть, и не стал бы этого делать, справедливо рассудив, что до выхода из вагона его женщина доберётся самостоятельно.
Юра смотрел в окно на эту парочку, стоявшую на перроне в окружении множества вещей и не спешившую уходить оттуда, как будто бы их обоих не отпускали какие-то незавершённые дела. В блёклом свете уличных фонарей было видно, что женщина что-то убедительно рассказывала, сопровождая каждый из эпизодов своего изложения соответствующей жестикуляцией. Мужчина стоял напротив, немного ссутулившись, и молча слушал рассказ своей боевой подруги. Затем он обнял её, заключив в цепкие объятия своих жилистых рук, и чмокнул в щёку.
– Любовь, блин, – раздался неожиданный возглас с верхней полки.
Это проснувшийся курсант Львовского училища сделал такое умозаключение.
– А я уже было подумал, что кроме охраны тонны сала эта тётка ни на что больше не способна, – продолжил он. – Она же прошлую ночь не спала совсем. Всё сидела в обнимку с ценным грузом. Можно подумать, что мы на её сало позарились бы!
Он медленно и осторожно спустился вниз и подсел к окну. Поезд тем временем отправился в путь, постепенно набирая скорость, оставив позади перрон с маленьким вокзалом и двумя обнявшимися людьми, мужчиной и женщиной, продолжавших писать историю своих взаимоотношений, где предостаточно места любви и обыкновенному человеческому счастью.
– Так ты, значит, в Ленинград на учёбу едешь? – спросил курсант у Юры. – А звать-то тебя как?
– Юра.
– Очень хорошо, – курсант кивнул головой. – А меня Николаем зовут, но для тебя я просто Коля.
– А его, – Николай сделал взмах рукой, указав на спавшего соседа на другой верхней полке, – Валентином кличут. Но если ты его Валей будешь называть, он не обидится.
Николай сладко потянулся, подняв руки над головой и даже издал звук, похожий на:
– Ы-ы-ы!
– А ты давно к нам подсел? – задал он следующий вопрос.
– Да часа три уже будет, – ответил Юра.
– Ну что же, хорошо, – Николай открыл чемодан и извлёк из него бутылку «Столичной». – Закусь-то у тебя имеется? А то мы свои запасы уже подчистили, а покупать здешнюю еду опасаемся.
– Есть кое-что, – с этими словами на маленьком столике появилась запеченная курица, варёные яйца, огурцы с помидорами, хлеб.
– Да тут на целый взвод хватит. – обрадовался Николай.
Он встал в узком проходе купе между полками и начал бодро трясти своего друга за плечо.
– Кушать подано, сэр! – сказал он Валентину в самое ухо. – Прошу к столу!
Тот не стал возражать и сразу же проснулся под аппетитное приглашение.
– Валентин, – представился он Юре, пожал руку и занялся поиском ботинок.
– Да вон они стоят, под столом.
– Спасибо, Коля, ты – настоящий друг: всегда подскажешь, что да как, – Валентин обулся и зашнуровал ботинки.
– Я сейчас, – сказал он после этого. – Надобно руки помыть перед трапезой.
– И мне, – согласился Николай.
После чего они дружно вышли из купе, оставив ненадолго Юру одного.
За окном в сгустившихся сумерках мелькали деревья бесконечного и бескрайнего леса, мимо которого поезд проносил вагоны с пассажирами, каждого со своей судьбой и собственными заботами.
Вышедшие из купе курсанты действительно вернулись очень быстро. От них исходил терпкий запах хозяйственного мыла и табака.
– Перекурить успели, – решил Юра.
– Оба-на! Еда на месте, водка тоже на месте. – констатировал Николай. – И мы втроём. Стало быть, сообразим.
– Открывай, – он протянул бутылку водки Валентину, а потом, повернувшись к Юре, заметил. – Водку открывает всегда он. Спец. Ни разу ещё не пролил и не выпустил пузырь из рук.
– Мне ровно пять граммов, – попросил он у Валентина, заметив, что тот уже приготовился разливать горячительное.
Недрогнувшей рукой стаканы были наполнены на треть.
– Ну, давайте за знакомство, – Николай поднял свой стакан и, чокнувшись с новым и старым другом, залпом проглотил содержимое.
Юра следом проделал то же самое, на мгновение почувствовав, как прохладная жидкость обожгла всё внутри, а потом побежала по жилам нескончаемым теплом.
– Ты вот что, закусывай, а то поплывёшь, – подсказал Николай, и, оторвав куриную ножку, положил её перед своим новым другом на салфетку. – И помидорчик съешь. Он поможет пожар в желудке потушить.
И действительно, в голове начали происходить какие-то перемены, тревога и грусть сами собой куда-то улетучились, и стало весело. Минут через десять Юра был уверен, что лучше парней, чем эти двое, он никогда в своей жизни не встречал, тем более что они совмещали в себе целый набор потрясающих качеств, и были заботливыми, весёлыми, лихими, смелыми и даже немножко скромными. Ну, во всяком случае, так показалось после часа знакомства и выпитой бутылки водки.
– Так, мне чуть-чуть, пять граммов, – напоминал каждый раз Николай, когда его друг разливал по стаканам очередную порцию.
– Положись на меня! – уверял Валентин. – Я всегда контролирую ситуацию.
– Молодец! Но всё равно, не спеши, а то уплыву, и будет, как в прошлый раз, – напомнил Николай.
Что было в прошлый раз, чего опасался курсант Львовского училища, Юра так и не узнал, зато под мерный стук вагонных колёс с интересом выслушал другую историю.
8
В человеческой памяти немало места отведено повествованиям, которые уже на первых порах обрастают всевозможным домыслами и слухами, за которыми стираются грани реальности, и маленький, ничем не примечательный доселе рассказ превращается в самый настоящий сказочный миф или в невероятную легенду, якобы имевшую место на самом деле. Причём каждый рассказчик (а ведь не надо забывать, что легенда передаётся из уст в уста) добавляет в её содержание массу пикантных подробностей от себя, рождая на свет перед изумлённым слушателем новую версию случившегося.
На этот раз уникальным рассказчиком подобной истории был самый говорливый из двух курсантов – Николай. Разместив в своём измученном долгим странствием организме очередные пять граммов водки, и закусив сочной мякотью спелого помидора, он вдруг спросил у Юры:
– А ты знаешь, чем отличается Львовское училище от других?
С этим вопросом он вперил усталый взгляд покрасневших глаз на собеседника и, не дождавшись ответа, продолжил:
– Не знаешь. А ведь я могу рассказать. Только ш-ш-ш. Ни звука!
Николай приложил указательный палец к губам, явно предупреждая, что информация будет почти секретной и не предназначенной для всяких там ушей незрелого гражданского населения.
– Совсем недавно в училище произошёл случай, когда нашего курсанта порезали ножом в парке на танцах, – заговорщицки начал Николай, а Юру буквально передёрнуло от этих слов, потому что за всё время его отпуска на танцевальных вечерах в родном городе никогда не случалось поножовщины.
Юра весь обратился в слух и внимал необычную историю о том, как раненый курсант с дыркой в животе и окровавленном обмундировании, собрав в кулак волю и остатки сил, добрался через весь город в родное училище и поднялся к себе в роту. Он успел рассказать дневальному и дежурному, что с ним произошло, и потерял сознание.
Немедленно вызванная машина скорой помощи отвезла раненого в госпиталь на операцию, а в роте тем временем стали нарастать нервозность и напряжение, переросшие в самый настоящий взрыв.
ЧП в городе случались и в былые времена, но такого, как в этот раз, не было никогда. Драки с воинственно настроенным гражданским населением на родине батьки Махно и Степана Бандеры происходили и раньше, но чтобы они заканчивались таким неутешительным финалом – этого никто припомнить не мог!
– Гришку порезали! – в сердцах крикнул один из курсантов. – Гришку! Моего друга!
Парнишка съехал с катушек окончательно и никак не мог успокоиться.
– Дайте мне автомат! – закричал он в запале. – Я с этими бандеровцами недобитыми сам посчитаюсь.
– Петя, успокойся! – курсанта попытались унять, но из этого ровным счётом ничего не вышло.
Он вцепился обеими руками в решётку оружейной комнаты, где хранились автоматы, и казалось, ещё немного, и массивная железная конструкция не выдержит и разлетится к чёртовой матери. Общими усилиями его руки всё же удалось оторвать от прутьев.
– Пустите меня, трусы! – плакал навзрыд Петя. – Я так пойду! Я их голыми руками передушу.
– Мужики! – крикнул кто-то из курсантов. – Надо что-то делать.
– Его не удержать! И одного отпускать нельзя. Убьют, – согласился самый рассудительный. – Я с ним пойду.
– И я!
– И я!
– Никуда вы не пойдёте! – в разговор вмешался старшина роты. – Во всяком случае, без меня.
– Дежурный! – скомандовал он резко. – Строить роту!
– Рота! Строиться! – звонкий голос дежурного прозвучал в стенах казармы, как набат, заставив всех, и даже курсанта Петю, успокоиться и занять свои места в строю.
– Равняйсь! Смирно! Равнение на средину! – скомандовал дежурный и повернулся с докладом к старшине. – Товарищ старшина! Пятая рота по вашему приказанию построена!
– Повзводно получить оружие и выходить на плац на построение! В казарме остаётся только наряд.
– Есть! – дежурный по роте отдал честь. – Рота! Напра-во! Получить личное оружие!
Через десять минут пятая рота с оружием повзводно была построена на плацу, но каково же было удивление курсантов, обнаруживших, что другие подразделения тоже выходят на плац, и тоже с оружием. В полном неведении от происходящего был только один военнослужащий, старый служака, полковник Селезнёв. До вечерней поверки оставалось чуть больше часа, а потому он сидел в комнате дежурного по училищу и читал «Устав внутренней службы», настольную книгу любого кадрового военнослужащего, лишь изредка поднимая глаза и устремляя свой взор в окно на несменяемый пейзаж внутренней территории училища с пустынным заасфальтированным плацем. Эта серая картина представала перед его глазами каждое дежурство, а потому, чтобы не отупеть от безразличного однообразия военно-строительной архитектуры, полковник Селезнёв читал. Каково же было его удивление, когда, выглянув в очередной раз в окно, он обнаружил личный состав, вышедший на построение. Полковник так растерялся, что не сразу заметил в руках курсантов оружие.
– Часы барахлят, что ли? – спросил сам себя Селезнёв, взглянув на циферблат наручных часов.
Он поднёс запястье руки к уху и прислушался: часовой механизм безупречно работал, издавая привычное «тик-так».
– Тогда что за чёрт? – спросил он уже вслух и тут же услышал, как хлопнула входная дверь штаба, и на пороге появился помощник дежурного по училищу капитан Дымов с красной повязкой на рукаве и такого же цвета лицом.
– Товарищ полковник! – чуть переведя дух, начал помощник. – Разрешите обратиться.
– Разрешаю.
– Личный состав училища с оружием выходит на построение на плац, – доложил помощник.
– А кто отдал приказ на получение оружия? – Селезнёв развёл руками. – Это что за смехопанорама?
Он не стал ничего больше говорить, схватил фуражку с вешалки и, торопливо водрузив её на свою голову, вышел из комнаты дежурного.
– Товарищ полковник! – чуть не выкрикнул ему вслед помощник, и только услышал в ответ. – Остаёшься за меня!
Входная дверь штаба громко захлопнулась, противно загудев стальной пружиной, и уже в окно Дымов наблюдал, как дежурный по училищу тщетно пытался остановить марширующие повзводно подразделения.
– Раз, раз, раз, два, три! – командовал пятой ротой старшина. – Левое плечо вперёд марш!
– Товарищ старшина! – полковник Селезнёв у самых ворот попытался перекричать старшину.
– Рота! Смирно! Равнение направо! – отдал очередной приказ старшина.
Пятая рота по команде перешла на строевой шаг. Казалось, что земля задрожала от такой выправки и слаженности.
Тем временем зазвенели открывающиеся ворота, и через них мимо изумлённого дежурного по училищу и растерявшегося наряда по контрольно-пропускному пункту пятая рота вышла за территорию училища, а за ней так же слаженно проследовали другие подразделения.
– Рота! Бегом! Марш! – команда старшины прозвучала в вечернем тёплом воздухе, как гром среди ясного неба, громко и раскатисто.
Курсанты роты по команде, как единый отлаженный механизм, сначала приняли положение для готовности к маршу, а затем одновременно, как это делают синхронистки по плаванию, устремились в едином боевом строю по нагретому асфальту в центр города, ведомые своим командиром. На бег перешло всё училище, и полковнику Селезнёву ничего не оставалось, как возглавить боевую колонну. Так и бежал он перед строем курсантов рядом со старшиной пятой роты с пистолетом в правой руке, воскрешая в памяти случайных прохожих бессмертный подвиг комиссара Клочкова.
– Милок, ты часом не знаешь, куда это солдатики бегуть? – вопрошала старушка у соседа.
– А чёрт их разберёт, бабка, – пожал плечами сосед. – Может на учения, а может и…
Тут он замолчал, с трудом соображая, куда это строем, да еще с оружием в руках бежит столько народу в форме, а потом с наступившим озарением выдохнул:
– Мать честная, а у меня ведь ни соли, ни спичек про запас. Хорошо, если пяток коробков найдётся, а если и того нет?
– Беда, бабка! – он схватил старушку за плечи. – Ты как знаешь, а я с самого утра в магазин.
