скачать книгу бесплатно
Война за Австрийское наследство. Часть 2. Первая Силезская война
Сергей Евгеньевич Мозгов
В книге в популярной форме изложены события, происходившие в Германии в 1740 – 1742 годах. Дается подробное описание хода военных действий и отдельных сражений, а также состав действующих армий. Большое внимание в книге уделено дипломатической борьбе, ведшейся при европейских дворах в те годы. Говорится также о влиянии России на ход войны.
Сергей Мозгов
Война за Австрийское наследство. Часть 2. Первая Силезская война
Глава 1
Белградский мир
Август 1739 года ознаменовался в Европе подписанием позорного для австрийской монархии Белградского мира, подведшего итог очередной войны между крестом и полумесяцем.
В Санкт-Петербурге и Вене рассчитывали на быструю и легкую победу над неверными, ибо Османская империя, по их представлению, переживала далеко не лучшую пору своего существования и была на грани развала. Однако, как вскоре выяснилось, слухи о близкой кончине Блистательной Порты оказались сильно преувеличенными.
Три года войны, несмотря на колоссальное напряжение сил и огромные жертвы, не принесли христову воинству желаемых успехов. Русско-австрийские войска не смогли сокрушить дряхлеющую Османскую империю и прогнать мусульман за Босфор.
Российские армии под командой фельдмаршалов Ласси и Миниха, разрушив перекопские укрепления, трижды прошлись огнем и мечем по Крыму, взяли Азов, Кинбурн, Очаков. Но к весне 1739 года русский флаг развевался только над Азовом. В Крыму им закрепиться не удалось, а Очаков пришлось оставить из-за вспыхнувшей там эпидемии чумы.
Еще менее удачливыми оказались австрийские генералы. Обе их попытки, в 1737 и 1738 годах, провести крупномасштабное наступление в глубь Балканского полуострова окончились провалом. Имперские войска вынуждены были каждый раз бесславно откатываться назад, в свои пределы, уступая противнику города и крепости.
Кампания 1739 года оказалась для австрийцев роковой. Их 50-тысячная армия, возглавляемая фельдмаршалом Георгом фон Валлисом, была разбита турками (около 100 тысяч) 22 июля у небольшого сербского селения Гроцка, лежащего на берегу Дуная, в 25 километрах к юго-востоку от Белграда.
Храбрость и упорство, выказанные имперскими войсками, разбились о фанатизм и ярость воинов ислама. С заходом солнца, оставив на поле брани около 7 тысяч своих солдат, Валлис вынужден был начать отход. Турки не препятствовали этому, не желая возобновлять сражение, также стоившее им немалых потерь.
Когда напряжение дня спало, хладнокровие и мужество изменили старому фельдмаршалу. Сумев в полном порядке вывести свою армию из боя, не выказав неприятелю и тени страха, он начал затем поспешное, больше похожее на бегство, отступление к Белграду. Уже через день его поредевшие полки понуро вступили в растревоженный, словно муравейник, город, еще не забывший ужасов недавнего османского владычества.
Вскоре в густом облаке пыли к древней сербской столице подошло разношерстное мусульманское воинство. Весенним паводком разлилось оно по окрестностям, обступив плотным полукольцом сам город, который, прижавшись спиной к полноводной Саве, приготовился дать достойный отпор своим недавним хозяевам.
Валлис, опасавшийся, что турки перейдут реку где-нибудь выше по течению и, замкнув кольцо блокады, запрут его армию в Белграде, вывел свои войска за пределы города, сжегши за собой мосты.
Весть о страшном поражении под Гроцкой и осаде турками Белграда повергла императорский двор в смятение и ужас. Масло в огонь подливали панические донесения Валлиса, ошеломленного событиями последних дней. Считая положение критическим, фельдмаршал настоятельно советовал Карлу как можно скорее заключить мир с султаном, пожертвовав ради этого даже Белградом, чтобы только спасти остальное.
Растерявшийся император поручил Валлису немедленно начать мирные переговоры с визирем, предоставив ему соответствующие полномочия. Но едва фельдмаршал сделал первую попытку употребления своих полномочий, как был лишен их. Решать вопросы войны и мира Карл VI передоверил генералу Вильгельму фон Нейпергу, считая, что он сможет выцарапать у турок более достойные условия, чем побитый Валлис.
Перед своим отъездом из Вены Нейперг имел беседу со старшей дочерью императора, эрцгерцогиней Марией Терезией и ее супругом Францем Стефаном, у которого он был когда-то наставником, и чьим доверием он пользовался. Молодая чета дала понять генералу, что не видит необходимости слишком уж упорствовать на переговорах с визирем, ибо было бы весьма желательно заключить с турками мир как можно скорее.
Нейпергу, как и всем при дворе, было известно, что здоровье императора вызывало серьезную обеспокоенность у врачей. 22-летняя Мария Терезия в любую минуту могла сменить отца на престоле, и не учитывать ее пожелания было невозможно.
Незадолго до Нейперга в Белград был послан генерал Самуэль Шметтау. Карл вызвал его из отставки, в которую сам же и отправил, и приказал ему взять на себя оборону города и спасти его, если это еще возможно. К тому времени осада сделалась более плотной. Внешние укрепления Белграда падали одно за другим. Траншеи турок все ближе подбирались к крепостным стенам. Однако осмотр укреплений убедил Шметтау, что отчаиваться рано. При грамотном ведении обороны крепость была способна продержаться до наступления холодов. А там турки или уйдут на зимние квартиры, или вымрут под ее стенами от болезней.
Знал ли Нейперг о выводах, сделанных Шметтау – неизвестно. С 18 августа он находился в турецком лагере, ведя при посредничестве французского посла маркиза де Вильнёва переговоры с визирем. Зато точно известно, что во время переговоров он получил инструкции императора, предостерегающие его от принятия каких-либо «чрезмерных обязательств». Как Нейперг выполнил эти инструкции видно из предварительных условий мира, подписанных им 31 августа в шатре великого визиря. Согласно этим условиям, султану передавались не только императорская Валахия с Оршовой, но и лежащая южнее Дуная и Савы часть Сербии вместе с Белградом.
Когда состряпанный в турецком лагере договор попал в руки императора, возмущению его не было предела. У Карла не укладывалось в голове, как можно было соглашаться на уступку Белграда, являвшегося ключом к Балканам, если имелись реальные возможности удержать город в своих руках. Цена за мир была слишком велика. Соглашаясь с большинством условий, Карл надеялся исключить из окончательного текста договора пункт о Белграде.
Он и не подозревал, что Валлис, по указанию все того же Нейперга, несмотря на протесты Шметтау, уже начал вывод войск из крепости и уничтожение ее фортов и бастионов.
В те августовские дни 60-тысячная русская армия во главе с фельдмаршалом Минихом, перейдя Днестр, медленно продвигалась в окружении татарских орд к Хотину – оплоту османского господства в Молдавии. У села Ставучаны, в 13 верстах от Хотина, «московитам» преградило дорогу 80-тысячное татаро-турецкое войско бендерского сераскира Вели-паши, расположившееся на вершине невысокого холма с пологим склоном.
Ни обойти ее, ни отступить русские не могли. Утром 28 августа армия Миниха, образовав одно огромное каре, внутри которого поместился весь ее обоз, пошла на пролом, прямо на укрепленный вражеский лагерь. Яростные контратаки турок не смогли остановить надвигавшуюся на них живую крепость, ощетинившуюся штыками и рогатками, изрыгавшую град пуль и картечи. Лагерь сераскира был захвачен, его войско с позором разбежалось.
Три дня спустя без боя сдался Хотин. А еще через полторы недели освобожденная от турок Молдавия просила принять ее под царский скипетр. Впереди перед Минихом открывались широкие перспективы. Он уже подумывал о завоевании Валахии, представлял себе, как его полки, перейдя Дунай, маршируют на юг, к Царьграду.
Громом среди ясного неба прозвучало известие о подписании австрийцами сепаратного мира, вызвав у фельдмаршала бурю негодования. Не желая отказываться от своих грандиозных проектов, Миних призывал Анну Иоановну не спешить с заключением мира, уверяя ее, что Россия в состоянии одна продолжать войну с султаном. «А если мир, все-таки, придется заключить, – писал он, – то не иначе, как взяв эквивалент за Хотин и Молдавию».
Карл VI был потрясен поступком своих генералов. Он объявил их предателями, принесшими в жертву туркам интересы христианства и честь императора.
Тем не менее, Карл ратифицировал договор. Другого выхода у него попросту не было. Оба виновника такого замирения по приказу императора были арестованы и преданы военному трибуналу. Надо отдать должное графу Нейпергу. Он ни единым словом не обмолвился на допросах о причастности ко всей этой истории наследницы престола и ее супруга. Имя Марии Терезии, фактически толкнувшей генерала на предательство, осталось незапятнанным. По окончании разбирательств Нейперга и Валлиса заключили в крепость. Первый был водворен в Глац, второй должен был доживать свои дни в одном из казематов Шпильберга.
Покончив, таким образом с войной, Карл VI в своем письме к Анне Иоановне слезно молил ее пожалеть его и сохранить старый союз и дружбу, которыми он очень дорожил. Император выражал уверенность, что Россия после взятия Хотина заключит иной мир, непохожий на тот, который получил он.
В одиночку продолжать затянувшуюся войну с турками в Санкт-Петербурге не решились. Там уже не думали ни о Дунае, ни тем более о Константинополе. Тяжелое внутреннее положение страны и осложнившаяся ситуация на Балтике из-за шведской угрозы требовали заключения если не резонабельного, то хотя бы какого-нибудь сносного мира.
Россия не имела в то время при султанском дворе своего постоянного представителя, а потому для ускорения дела ведение переговоров о мире было доверено все тому же маркизу де Вильнёву, французскому послу в Константинополе. И француз постарался на славу, быстренько уладив и этот вопрос. Меньше всего заинтересованный в отстаивании интересов царицы, он сделал все, чтобы лишить ненавистную ему Московию всех ее завоеваний.
В итоге по мирному договору, подписанному 18 сентября, Россия не получила ничего, никаких выгод, ради которых она начала эту войну. Как будто не было славной победы под Ставучанами, как будто российские флаги не развевались над Хотиным и Яссами, а армия Миниха не стояла на берегах Дуная. Обо всем этом предпочли не вспоминать. Как кость голодной собаке Вильнёв бросил Анне Иоановне кусок безжизненной степи с крепостью Азов. Да и то, царица обязана была срыть его укрепления и не иметь на Азовском море не только военные, но и торговые корабли. Окружение Анны Иоановны, состоявшее почти сплошь из иностранцев, пекущихся больше о своих собственных выгодах, а не об интересах государства, поспешило принять без всяких изменений представленный для ратификации договор. Все потери и жертвы России за четыре года войны оказались напрасны. У русских солдат украли их, добытую кровью и потом, победу.
Глава 2
Изменения на прусском престоле
«Мне искренне жаль императора. Его обирают все, кому не лень», – так прокомментировал известие о Белградском мире король Пруссии Фридрих Вильгельм.
Осень 1739 года король, как обычно, проводил в Вустерхаузене, своем охотничьем замке в 70 километрах от Берлина. Фридрих Вильгельм любил поохотиться в окрестных лесах, но на этот раз он даже не притронулся к ружью. Старый недуг, мучивший его несколько лет назад, вновь дал о себе знать, превратившись в опасную «водяную болезнь». Старания медиков ни к чему не приводили. Состояние короля, впавшего в глубокую меланхолию, не улучшалось.
Рождественские балы и маскарады в Берлине в ту зиму из-за болезни его величества прошли скромно и сдержанно. Особенно невеселой и даже гнетущей была атмосфера при дворе. Часовые внутренних караулов иногда слышали по ночам глухой стук, разносившийся по пустым полутемным коридорам, и исходивший из королевских покоев. Казалось, будто сама смерть пришла за старым королем, и стучится своей костлявой рукой в дверь его спальни.
Стук и на самом деле был, и доносился он из комнаты короля, но происхождение его было, конечно же, совсем иным. Чтобы скоротать бессонные ночи в те нечастые моменты, когда боль отступала, Фридрих Вильгельм, увлекавшийся когда-то столярным ремеслом, вновь взялся за инструменты, что-то мастеря в своей спальне.
Его старший сын, кронпринц Фридрих, иногда наведывался в Берлин из своего любимого замка Рейнсберг, где он после женитьбы в 1733 году проводил большую часть своей жизни. Ему нельзя было делать это слишком часто. Ему нельзя было даже слишком часто справляться о здоровье отца. Его сыновняя озабоченность могла быть принята за озабоченность совсем другого рода.
Так прошла зима необычайно суровая для Пруссии. Яркая весенняя погода вдохнула, казалось, в короля свежие силы. Он все меньше времени проводил в постели, больше занимался государственными делами, которых за время его болезни скопилось немало. Все считали, что кризис миновал. Но Фридрих Вильгельм знал себя лучше.
27 апреля 1740 года, переезжая в Потсдам, в летнюю резиденцию, король, обернувшись, долго смотрел назад, на удалявшиеся башни и крыши своей столицы. «Прощай, Берлин, – проговорил он с грустью. – Я больше тебя никогда не увижу».
Действительно, в конце мая состояние Фридриха Вильгельма снова ухудшилось. Предчувствуя скорую кончину, старый король подготовил декларацию об отречении от престола в пользу своего старшего сына, 28-летнего кронпринца Фридриха. Утром 31 мая он лично зачитал ее тихим, дрожащим от слабости голосом, специально приглашенным для этого во дворец высшим генералам и чиновникам. Генерал Бредау громко слово в слово повторял за ним текст декларации, чтобы всем было слышно.
Сняв с себя бремя государственной власти, теперь уже бывший монарх пожелал посмотреть на строевые занятия своих гвардейцев-великанов. Собранные чуть ли не со всей Европы, рослые гвардейцы под бой барабанов и пение флейт совершали сложные перестроения на дворцовой площади, радуя своей выучкой и бравым видом взор старого короля. Они представляли собой цвет, элиту 80-тысячной прусской армии, прекрасно вымуштрованной и экипированной…
Взойдя на берлинский престол в 1713 году, Фридрих Вильгельм коренным образом изменил жизнь двора, столицы и всего королевства. Рачительный хозяин, бережливый и экономный до скупости, противник всяческой роскоши и изящных искусств, он не пускал, как отец, деньги на ветер. При нем составленная из разрозненных кусков Пруссия превратилась в крепкое государство со стабильными финансами и сильной армией, численность которой выросла с 47 тысяч до 80 тысяч человек, и уступала лишь армиям таких перворазрядных держав, как Франция, Австрия и Россия. И это притом, что по народонаселению Пруссия занимала лишь 13-е место в Европе.
Слабым местом армии Фридриха Вильгельма было, пожалуй, то, что она почти совсем не имела боевого опыта. Единственный раз король употребил свои войска в дело во время Северной войны. В 1715 году, когда ее исход был фактически предрешен, пруссаки присоединились к анти-шведской коалиции, и совместно с датскими и саксонскими войсками приняли участие в осаде Штральзунда.
С тех пор Пруссия наслаждалась миром, а ее армия проводила время в бесконечных строевых занятиях, парадах и смотрах. Правда, в 1734 году в войну из-за польской короны Фридрих Вильгельм отправил на Рейн в помощь императору 10-тысячный корпус. Но кампания протекала вяло, и в крупных военных действиях поучаствовать пруссакам так и не удалось. Когда же Карл VI в союзе с Россией начал бесславную войну с турками, Фридрих Вильгельм не помог ему ни одним солдатом. Опыт, приобретенный в боях с османами, вряд ли пригодился бы его войскам. Восточный вопрос интересовал короля лишь постольку, поскольку он отвлекал силы Австрии от имперских дел…
Фридрих Вильгельм не без гордости наблюдал из окна дворца за своими любимцами – потсдамскими гвардейцами, за их четкими, слаженными, доведенными до автоматизма движениями. Он верил, что его труды не были напрасны, что его армия еще покажет себя, и не только на смотрах. Европа стояла в преддверии новой большой войны, и Пруссия не сможет, да и не должна остаться в стороне от нее, стремясь всеми доступными средствами извлечь для себя максимально-возможную выгоду. Как это делал его дед, великий курфюрст Фридрих Вильгельм, заставивший с уважением относиться к Бранденбургу. Как это делал его отец, добившийся у императора королевской короны. Как это делал, наконец, он сам. Старый король не сомневался, что его сын продолжит эту добрую традицию и сумеет воспользоваться благоприятной ситуацией для еще большего возвеличивания Пруссии…
Однако утомленный процедурой отречения, Фридрих Вильгельм вскоре почувствовал себя плохо и потерял сознание. Его осторожно перенесли в спальню и вызвали священника. Там сознание на некоторое время вернулось к нему. Фридрих Вильгельм попросил принести ему зеркало.
– Какое безобразное лицо, – проговорил король, посмотрев на себя. – Как будто я уже мертвец. Как долго это будет продолжаться, Питч? – спросил он у своего врача, стоявшего рядом.
– Увы, Ваше Величество, уже недолго. Пульс пропадает.
– Невероятно, – сказал король, поднимая руку. – Как бы я мог шевелить пальцами, если мой пульс пропадает?
Это были последние слова Фридриха Вильгельма. Его рука безжизненно упала, он снова впал в безпамятство и через несколько минут скончался, не дожив до своего 52-летия два с половиной месяца.
А с улицы все еще доносились барабанный бой, пение флейт и мерный топот солдатских башмаков по вымощенному булыжником плацу, к которым вскоре с опаской и уважением станут прислушиваться все соседи Пруссии.
Едва старый король сделал свой последний вздох, как Фридрих повелел закрыть все берлинские ворота, чтобы предотвратить получение этой новости иностранными дворами до того, как гарнизон, генералы и министры не присягнут ему на верность.
Первой на верность новому королю присягнула армия. Ее главнокомандующий, фельдмаршал князь Леопольд Ангальт-Дессауский, возглавлявший в свое время прусскую военную реформу, приехал во дворец к Фридриху с соболезнованиями и поздравлениями. Фридрих был тронут клятвой фельдмаршала, служить ему верой и правдой, как он долгие годы служил его отцу. Но когда князь спросил, будет ли за ним сохранен пост главнокомандующего, ему был дан лаконичный ответ: «В армии есть один главнокомандующий – король».
Фридрих, несмотря на свои сугубо мирные увлечения литературой, философией, музыкой, не был дилетантом и в военном деле. Отец с раннего детства приучал кронпринца к субординации, порядку и дисциплине, зачислив его в специально созданную кадетскую роту, выросшую позже в батальон. Исподволь, через не хочу, иногда из-под палки юный кронпринц, не отличавшийся тогда крепким здоровьем, постигал со своими сверстниками премудрости военной науки. Наравне со всеми он по несколько часов в день занимался строевыми упражнениями и ружейными приемами, учился фехтовать и стрелять. В 12 лет Фридрих получил свой первый офицерский чин. В 14 лет он был пожалован в капитаны, в 15 – в майоры, в 17 лет стал полковником.
Усилия Фридриха Вильгельма не пропали даром, сделав из кронпринца настоящего солдата и отличного командира. Пехотный полк, командование над которым в 1732 году получил Фридрих, вскоре становится одним из лучших в прусской армии. А в 1735 году после участия на правах волонтера в рейнской кампании под знаменами самого принца Евгения Савойского Фридрих был произведен в генерал-майоры. Имея возможность чуть ли не ежедневно общаться с прославленным фельдмаршалом, участвуя во всех военных советах, Фридрих вынес для себя много полезного за ту кампанию, хотя и бесславную для Австриии и самого Евгения.
Фридрих Вильгельм был растроган похвалой Евгения, заметившего в кронпринце, которого он очень полюбил за его живой ум, мужество и скромность, задатки будущего полководца.
14 июня тело Фридриха Вильгельма было выставлено для прощания с ним народа. Король лежал в полковничьем мундире потсдамских гвардейцев в дубовом гробу, на который пошла большая часть его ночных занятий столярным делом, на возвышении, в центре мрачной, освещенной лампадами комнаты. Людской поток не прекращался весь день. Народ любил своего короля-хозяйственника.
Ровно в 10 часов вечера крышка гроба навсегда скрыла Фридриха Вильгельма от взоров его подданных. В своем завещании он просил наследника не устраивать пышной траурной церемонии, а похоронить его скромно, как простого генерала прусской армии. Фридрих не выполнил этот пункт завещания, проводив отца в последний путь с королевскими почестями.
Три безукоризненно даннных ружейных залпа, завершивших церемонию погребения, были последней услугой потсдамских гвардейцев старому королю. Сразу же после похорон Фридрих, исполняя волю покойного, издал указ об их роспуске. Так прекратилось существование полка «великанов», любимой игрушки Фридриха Вильгельма и визитной карточки его правления.
Пруссия вступала в новую эпоху – эпоху Фридриха II, которого потомки нарекли «Великим».
Глава 3
Англия ищет союзников.
Обстановка в Европе, сложившаяся к лету 1740 года была чрезвычайно сложной. Тлевшие угольки противоречий двух заклятых колониальных противников – Великобритании и Испании – осенью 1739 года вспыхнули ярким пламенем очередного конфликта. Пока военные действия велись в основном в Вест-Индии и на морях. Однако в любой момент они грозили перекинуться и на европейский континент, тем более что в схватку на стороне своего испанского родственника готовился вступить французский король, Людовик XV. Не было никакого сомнения, что Людовик не откажет себе в удовольствии нанести его британскому величеству удар по самому дорогому, что у него было – по его родовой вотчине, Ганноверу.
Дело в том, что отец Георга II, ганноверский курфюрст Георг Людвиг, приходившийся правнуком английскому королю Якову I, в 1714 году, после смерти бездетной королевы Анны, был приглашен на британский престол с сохранением за собой и своим потомством ганноверской короны.
В результате такой унии, Британия, обретя возможность более активно влиять на германские дела, лишилась своей былой неуязвимости, которой она так дорожила. У нее появилась ахиллесова пята – Ганноверское курфюршество – легко доступное для ее врагов и, прежде всего, для Франции. Англия, не имевшая сильной армии, при всем своем желании не смогла бы его защитить. Ей нужны были союзники на континенте, которые отвлекли бы на себя сухопутные силы Франции.
Британский премьер-министр Роберт Уолполь развил бурную деятельность в поисках таких союзников. Английские дипломаты стучались в двери всех европейских дворов, не питавших нежных чувств к Бурбонам и могущих выставить в поддержку Георга, за деньги или какие-то иные обязательства, контингенты своих войск.
Но самое главное, Уолполь стремился реанимировать старый австро-британский союз, который, как надеялись в Лондоне, послужил бы становым хребтом будущей анти-бурбонской лиги. В эту лигу помимо Австрии Уолполь рассчитывал привлечь также Голландию, Россию и Саксонию.
Определенные надежды, как на возможного союзника, Уолполь возлагал и на Пруссию, игравшую все более заметную роль в делах Германии. Маленькое, но сильное прусское королевство представлялось ему идеальным сторожем для Ганновера. К голосу Берлина прислушивались даже в Вене. Считались с ним и в Париже.
Однако взаимная неприязнь двух монархов, прусского и британского, делало их сближение весьма проблематичным. Родственные узы – прусский король Фридрих Вильгельм был женат на родной сестре Георга – не связывали, а скорее, наоборот, разъединяли дворы. Причиной, породившей напряженность между ними, были споры из-за наследства, в частности из-за герцогств Остфрисланд и Магдебург. Георг оказался более ловким. Опираясь на авторитет Англии, он сумел добиться, чтобы оба эти герцогства после смерти их бездетного правителя отошли к нему, с чем никак не хотел смириться Фридрих Вильгельм.
К окончательному разрыву отношений между родственниками привела скандальная история с графом Борке, прусским посланником в Лондоне. Борке сманивал рослых английских гренадер в гвардию Фридриха Вильгельма, в знаменитый полк потсдамских великанов. Гнев Георга, узнавшего об этом, был таким, что посланнику пришлось уехать из британской столицы, даже не получив отпускной аудиенции…
Едва возникла угроза столкновения с Францией, Георг II, обеспокоенный за судьбу Ганновера, пожелал отправиться на родину, где не был уже три года, со времени смерти супруги. 23 мая 1740 года, отпраздновав бракосочетание дочери, принцессы Марии, и принца Гессен-Кассельского, его британское величество в сопровождении небольшой свиты покинул Лондон.
Перед отъездом Уолполь настойчиво советовал Георгу наладить отношения с Фридрихом Вильгельмом. «Пруссию, – говорил премьер, – с ее многочисленной армией желательно иметь в числе друзей, нежели видеть в стане врагов».
Но никакие доводы Уолполя, опасавшегося, что берлинский двор попадет в сферу влияния Франции, не могли заставить Георга превозмочь свою гордость и первым сделать шаг к примирению. Большая коалиция, считал король, составится и без Пруссии, и не было никакой нужды унижаться перед этим фельдфебелем, как за глаза называли Фридриха Вильгельма за то, что он мог целые часы проводить на плацу, лично муштруя своих гвардейцев. К тому же Георг был невысокого мнения о прусской армии, пригодной, как говорили, только для парадов и смотров, и мало приспособленной для ведения реальных военных действий.
Основной же задачей британской дипломатии на тот период, как уже говорилось, было – восстановление прежних дружеских отношений с Венским двором, которые за последние годы заметно охладели. Уолполь надеялся, что давняя вражда Бурбонов и Габсбургов окажется сильнее той «размолвки», которая случилась между Веной и Лондоном и, что император, ревностно относившийся к возвышению Франции, не оттолкнет протянутую ему из-за Ла-Манша руку.
Однако Карл VI без малейшего энтузиазма отнесся к предложению английского посланника Томаса Робинсона о возобновлении союза с Британией. Он понимал, что это рано или поздно вовлечет Австрию в новую разорительную войну, пламя которой уже во всю полыхало в далекой Вест-Индии.
К тому же император не мог простить Лондону его нейтралитет во время войны за Польское наследство. Тогда англичане не вмешались в драку, спокойно наблюдая со своих островов, как французы и испанцы расправляются с Австрией.
Не помог отчаянный призыв Робинсона забыть старые обиды и вспомнить о славных временах герцога Мальборо и принца Евгения Савойского, когда британские и австрийские войска бок о бок сражались с Бурбонами, деля между собой лавры блестящих побед. Карл остался непоколебим, в тайне радуясь тому, что имеет возможность отомстить Коварному Альбиону.
Фридрих. Первые шаги у власти.
Узнав о произошедших на берлинском престоле переменах, Карл VI с облегчением вздохнул. «Это первое радостное известие, которое я получил за последнее время». Зная склонность молодого прусского короля к искусству, музыке, философии, в Вене полагали, что обретают в лице Фридриха тихого, мирного соседа. Карл надеялся, что он оставит привычки своего строптивого отца – грубого необразованного солдафона – говорить с ним, с императором, языком угроз и ультиматумов, постоянно докучая ему своими притязаниями на те, или иные имперские земли.
Роспуск потсдамских гвардейцев, произведенный Фридрихом, утвердил его в этой мысли. Более того, венский двор желал даже заключить оборонительный союз с Пруссией. Австрии, чтобы восстановить свои силы после неудачной турецкой войны, нужен был мир, и император рассчитывал обрести его, хотя бы на несколько лет, оперевшись на маленькую Пруссию.
Однако, распуская полк «великанов», Фридрих был далек от мысли ослаблять свою армию. Наоборот, король стремился еще больше увеличить ее. Он вовсе не собирался, как думали в Вене, отказываться от своих прав на те имперские земли, за обладание которыми боролись его предки.
От отца Фридриху достались 33 пехотных полка, 12 кавалерийских полков, 6 полков драгун и 2 полка гусар, а также батальон полевой и батальон осадной артиллерии (Приложение 1).
Большинство пехотных полков были двух-батальонного состава. Только гвардия (великаны) и полк, шефом которого являлся фельдмаршал князь Ангальт-Дессауский, включали в себя по 3 батальона, еще два полка имели по одному батальону.
В сумме это давало 66 батальонов линейной пехоты, в которых числилось около 55 тысяч человек.
Конница Фридриха Вильгельма имела следующую структуру. Все 12 кавалерийских полков были пяти-эскадронного состава. Из 6 драгунских полков 3 были в 5 эскадронов, другие 3 – в 10 эскадронов. В гусарских полках значилось: в одном – 6, во втором – 3 эскадрона.
Таким образом, общее количество эскадронов ровнялось 114. В них несли службу без малого 19 тысяч всадников.
С учетом 1200 артиллеристов и 4800 человек гарнизонных войск, Фридрих получил в наследство от отца порядка 80 тысяч солдат регулярной армии.
Молодой король, как уже говорилось, этим не удовольствовался. Вместо полка гвардейцев-великанов, который стоил казне более 300 тысяч таллеров в год, Фридрих приказал сформировать из вновь набранных рекрут 6 обычных полков стоимостью в 72 тысячи таллеров каждый (полки Persode, Prinz Ferdinand, Prinz Heinrich, Munchow, Camas, Jung Dohna).
Большинство гвардейцев пожелали остаться на королевской службе. Из них Фридрих создал батальон гвардейских гренадер.
Свой собственный полк – полк Кронпринца – король преобразовал в гвардейский полк, расширив его батальоном лейб-гвардии, набранным все из тех же «потсдамских великанов».
Два однобатальонных полка, доставшихся от Фридриха Вильгельма, были сведены в один нормальный полк.
В то же самое время имперский герцог Фердинанд Брауншвейгский, пожелавший поступить на прусскию службу, предоставил в распоряжение Фридриха сформированный им за свой счет пехотный полк, командиром которого он сам и стал. Указанные преобразования и мероприятия позволили королю довести количество пехотных полков в своей армии до 39 с общим числом батальонов – 79. Тем самым численность его линейной пехоты была увеличена на 13 батальонов, или почти на 10,5 тысяч человек (См. Приложение 2).
Помимо этого были созданы также несколько новых гарнизонных батальонов и отдельных рот, в которых насчитывалось в общей сложности 5250 человек.
За кавалерию Фридрих пока серьезно не брался, ограничившись учреждением гвардейского корпуса, из которого был введен в строй лишь 1 эскадрон.
Таким образом, за короткое время без больших дополнительных затрат молодой король усилил свою регулярную армию на 16 тысяч человек, доведя ее численность до 96 тысяч. Это была впечатляющая сила, которая могла послужить весомым аргументом при решении спорных вопросов, которых у Пруссии накопилось немало.
Решение Херштальской проблемы.
