Параллели

НАСТЯ поворачивает голову ЛИЛИ лицом вверх, вглядывается в него, точно что-то ища, а затем тоже укрывает его тканью.

НАСТЯ. Я ведь… на самом деле одинока. Когда мне весело и хорошо, когда есть силы шутить смешные шутки, помогать с алгеброй, выслушивать чужое нытьё, бегать на три встречи – одна за другой – тогда я всем нужна, всем своим двадцати близким друзьям. А сейчас… стоило мне замкнуться в себе и чуть обозначить границы, сразу все – раз! – и куда-то испарились. А вроде бы, неплохо дружили, с кем-то даже клялись дружить до самой смерти… Досадно понимать, что дружба до самой смерти может закончиться в интервале сентябрь-октябрь.

Героиня бережно укладывает замотанную голову ЛИЛИ на пол и встаёт позади неё.

НАСТЯ. Вот я месяцем ранее убеждала себя в том, что мне сейчас тонуть не время и это прекрасно, что я в последний день августа так и не сделала шаг вперёд… А я всё-таки взяла – и утонула. (Перешагивает через ЛИЛЮ.) Бессовестная! И пока что это ощущается куда страшнее обыкновенной смерти. Но вместе с тем внутри меня сплетается полотно из смешанных чувств: смятение, боязнь неизвестного, гнев, всеобъемлющая доброта, жажда борьбы, смирение… Во мне точно по лепестку расцветает мудрость, а щель между безопасной детской повязкой на глаза и внешним миром становится всё шире и шире. Так же происходит взросление, верно?

НАСТЯ аккуратно, за локти, поднимает ЛИЛЮ и, ставя героиню лицом к залу, одним движением срывает с неё ткань.

НАСТЯ. Теперь как будто даже видение действительности стало чётче!

НАСТЯ подходит к парте с погасшими свечами и вновь по очереди их зажигает.

НАСТЯ. И как бы ни была, возможно, безнадёжна эта действительность, единственное, что мне сейчас остаётся – верить в лучшее. Прикладывать усилия, пытаться, исправлять… Работать и над собой тоже. Кто сказал, что путь к себе настоящей лежит сплошь через череду удовольствий? Откуда мысль, что правда никогда не бывает печальной? Быть может… ещё придёт белая полоса. Ведь не бывает так, чтобы удача всегда поворачивалась к тебе исключительно спиной. (ЛИЛЯ отворачивается от НАСТИ, вставая к залу боком.)

НАСТЯ не без колебаний подходит к ЛИЛЕ и одним рывком крепко обнимает её со спины, обхватывая ладони и вкладывая в них ручку.

НАСТЯ. Я ещё поборюсь… Пути назад уже нет и быть его не может. Свой путь к честности я пройду до конца. Отступить и сдаться – вот что будет самым что ни на есть бессовестным поступком.

НАСТЯ отпускает ЛИЛЮ, подходит к парте и задувает все свечи разом, а затем прежней уверенной походкой удаляется со сцены. Свет гаснет.

Сцена 4

Повествование от лица ЛИЛИ. Локация – заснеженная улица.

Зажигается свет. На сцену выходит ЛИЛЯ в синей зимней куртке, клетчатом шарфе и тёплой шапке. На плече у неё – большая голубая сумка. Героиня выглядит воодушевлённой, она несколько витает в облаках. В одной руке ЛИЛЯ всё так же держит ручку.

ЛИЛЯ. Вот уже и декабрь заканчивается… Подумать только, ведь этот год, вроде бы, начался совсем недавно – и вот ему на смену приходит новый. Как быстро летит время… И сколько всего успело произойти. Или не произойти.

ЛИЛЯ снимает верхнюю одежду, оставаясь в голубом домашнем платье, ставит сумку на пол, достаёт из неё несколько горстей снежных хлопьев и бросает перед собой, создавая видимость метели.

ЛИЛЯ. Сегодня, стоило мне только открыть глаза и посмотреть в окошко, я увидела снег. Много снега. В первый раз за год природа решила подарить нашему городу такие пышные сугробы. Словно и она предчувствовала наступление новогодних праздников и решила укрыть осеннюю слякоть сладкой ватой. Я вышла босиком на балкон – ну и что, что холодно? – и погрузилась ступнями в снежок. Обожала так делать, ещё будучи ребёнком. Этот ритуал всегда играл для меня большую роль – породниться с природой через одну лишь кожу. Непередаваемо приятные ощущения. (Она скидывает ботинки и аккуратно наступает в брошенные ею снежинки.) Правда… было приятно только первые пару секунд, а потом я, отплясывая чечётку, влетела обратно в зал. Всё же я не такая уж и закалённая, как показывает опыт.

Героиня садится на кровать по-турецки, берёт с прикроватной тумбочки кружку с чаем.

ЛИЛЯ. Пока я любовалась на заснеженные деревья и придумывала, как можно было бы их изобразить, мой утренний чай совсем остыл… Ничего, я его и так выпила – разве можно вылить чай с гибискусом, даже если он и холодный? Это грех, страшный грех, как сказала бы бабушка. А пока чаёвничала, успела подумать не только о деревьях, но и о всяком-разном… порефлексировать, в общем, и всякое-разное надумать. Дело в том, что вчера Настя – девочка из школы – позвала меня погулять. Вдвоём. Могу ли я быть уверена, что она испытывает ко мне симпатию? (ЛИЛЯ несколько секунд размышляет.) Нет… Нет, это же такие пустяки. Позвать погулять – это ещё ни о чём. Это ещё даже не дружба.

ЛИЛЯ отставляет кружку и начинает взволнованно ходить по сцене кругами, снова одеваясь.

ЛИЛЯ. И несмотря на то, что Настя очевидно нравится мне как человек, мне было трудно согласиться… Сначала я даже начала по привычке придумывать миллион отговорок. Просто было отчего-то тяжело признать, что она действительно хочет провести время со мной – более того, она сама инициировала встречу, это тоже важно. Но потом… осознание ударило как молния. Если я прямо сейчас не скажу ей «да», мы никогда не зайдём дальше и никогда не поймём, осколки ли мы одной души, или же я придумала её светлый образ, приукрасила реальность. Как всегда.

На сцену выходит НАСТЯ в чёрном зимнем пальто и с хлопьями снега в волосах. Она спокойно провожает ЛИЛЮ взглядом.

ЛИЛЯ. Когда мы встретились, Настя выглядела замечательно… впрочем, как и обычно. Хотя я, конечно, ей этого так и не сказала – слишком боюсь. В своём длинном чёрном пальто, которое ей так идёт, она выделялась среди тусклого серого декабрьского пейзажа, отчего я сразу её заметила. Пусть и не надела очки, потому что в них я выгляжу по-дурацки, и я не понимаю, почему в школе она надо мной не смеётся. Но… я вдруг разом осмелела настолько, что обняла её в знак приветствия – можешь себе представить? Это стоило мне килограмма нервной ткани, а может, даже двух.

ЛИЛЯ обнимает неподвижную фигуру НАСТИ и бережно отряхивает снег с её волос.

ЛИЛЯ. Только эта дурёха опять вышла на улице без шапки. Разве она не понимает, что температура уже далеко за минус и получить отит или гайморит сейчас проще простого? Почему она настолько себя не бережёт?

НАСТЯ. Фу, ваши шапки мне причёску портят.

ЛИЛЯ (вздыхая). И шарф не надела. Вот что бы ты без меня делала? (Она укрывает НАСТЮ синей тканью, которую достаёт из сумки.) Мне постоянно хочется о ней заботиться… И я, вроде бы, понимаю, почему, но от понимания ничуть не легче, когда не находишь в себе сил и решительности совершать действия.

ЛИЛЯ порывистым движением хватает НАСТЮ за руку и тянет в сторону скамьи, припорошенной снегом.

ЛИЛЯ. Мы сидели с ней у заледенелого пруда… И она постоянно говорила какие-то интересные и сложные вещи – буквально выдавала одну за другой, сейчас уже даже и не вспомню толком, о чём мы болтали, потому что я слишком много за ней наблюдала и слишком мало слушала. И постоянно же я ловила себя на мысли, что я недостойна быть сейчас рядом с ней. Рядом с той, кто может чувствовать столь глубоко и излагать свои думы столь красиво…

НАСТЯ. Пощади, я несла сущую ерунду, не затыкаясь, только бы ты не подумала, что я скучная.

ЛИЛЯ. Посредством беседы Настя вдохновила меня вернуться к творчеству. Снова попробовать что-нибудь написать… хоть бы и деревья в снегу. Я ведь в детстве обожала рисовать, и у меня даже хорошо получалось, просто к старшей школе постепенно забросила это дело. То времени не хватало, то энергии. Но теперь я хочу написать такую картину, в которой обязательно будет фигурировать она. Настя. Ну, и я… возможно. А может и не буду, зачем там я?

НАСТЯ. Я хочу, чтобы ты тоже там была.

ЛИЛЯ. Словом, я ничуть не пожалела, что в этот пасмурный зимний день я всё же заставила себя изменить принципам, не спать до полудня, вылезти из тёплой постели и провести целый день с ней. Целый день… она посвятила мне. Как много она могла бы успеть сделать, если бы не подарила мне столько своего свободного времени? И как бы я себя ненавидела за то, что посмела отказаться от такого предложения?

НАСТЯ. Как бы я себя тогда ненавидела?

ЛИЛЯ и НАСТЯ (хором). Наверное, сильно.

ЛИЛЯ вскакивает со скамьи, достаёт из сумки бумажный стаканчик для кофе и вкладывает НАСТЕ в руку. Они медленно движутся туда-обратно по сцене, НАСТЯ повторяет движения ЛИЛИ.

ЛИЛЯ. Потом Насте стало холодно – вот уж неожиданность – и она купила какао в ларьке у аллеи с ивами. Очень, кстати, люблю это место – летом там потрясающе красиво. Деревья укрываются пушистым малахитовым одеялом, а уточки выводят на прогулку суетливых крошеных утят… Но зимой в парке тихо. Тем вечером – уже было около семи часов – мы также остались наедине: как друг с другом, так и со своими мыслями.

ЛИЛЯ и НАСТЯ синхронно останавливаются и встают лицом к залу. Свет гаснет до полумрака. Сверху на них падает снег. Какое-то время они молчат, каждая отмечает в уме что-то своё. Лицо НАСТИ пустое, как во сне, ЛИЛЯ же, вопреки чувству душевного единения, испытывает неуверенность в том, что она достойна здесь находиться.

ЛИЛЯ. Я могу ошибаться… но мне кажется, она не до конца честна сама с собой. Проговорив с ней несколько часов тет-а-тет, я заметила, что она постоянно как натянутая до предела струна: ещё немного – и лопнет.

НАСТЯ. Я многое боюсь тебе рассказать.

ЛИЛЯ. Мне хочется, чтобы она открылась мне. Чтобы не врала: ни мне, ни себе. Она очень много говорит – практически постоянно – но это всё лишь для того, чтобы ловко обходить действительно тревожащие её темы. Может быть, это потому, что мы слишком мало знакомы… А может, я просто ошиблась и выдала домыслы за факты.

НАСТЯ. Я боюсь, что ты меня не примешь.

ЛИЛЯ. Как бы то ни было, я не хочу опускать руки, как всегда делала раньше, встречаясь с любыми трудностями.

НАСТЯ. Я боюсь остаться одна.

Пауза. Тишина.

ЛИЛЯ. Какао Насте не понравилось. Она отметила, что сама дома варит гораздо лучше.

НАСТЯ. Оно и правда было ужасно, вода с порошком, деньги на ветер.

ЛИЛЯ. Однако у меня, разумеется, не хватило бы наглости самой попроситься к ней на какао…

НАСТЯ (всё с тем же стеклянным взглядом передаёт ЛИЛЕ стакан, та отдаёт ей ручку). Поэтому тебя пригласила я.

ЛИЛЯ. Поэтому она пригласила меня сама. Подумать только – я приду к ней домой.

НАСТЯ. Я же не сплю? Это происходит на самом деле?

ЛИЛЯ. Я вступлю на её территорию. Во второй раз это уже может что-то значить?

ЛИЛЯ и НАСТЯ (хором). Мне нужно убедиться.

Свет гаснет окончательно, скрывая два замерших силуэта.

Сцена 5

Повествование от лица НАСТИ. Локация – комната.

Сцена является почти полностью статичной. НАСТЯ в красном домашнем платье сидит на кровати (в качестве покрывала задействована синяя ткань), свесив ноги вниз, руки её лежат на коленях. Лицо выражает смятение и некоторую отстранённость, оно повёрнуто в зал. Героиню освещает точечный свет. За ухом НАСТИ – ручка.

НАСТЯ. Иногда мою голову посещает плохая, даже отвратительная мысль… а что, если всё хорошее, что происходит со мной – не более чем сон? Такой мягкий, обволакивающий, как одеяло… или как тёплая вода после нескольких часов на ледяном ветру. Стараюсь отстраниться, не думать, но не всегда получается. Слишком хорошо… Слишком.

Пауза. На лице НАСТИ расцветает улыбка.

НАСТЯ. Я вообще за свою маленькую жизнь принимала много опрометчивых решений… но пригласить тебя ко мне домой было самым пугающим и однозначно лучшим, на что я только ни решалась. Странно осознавать, насколько один вечер может изменить всю историю и наконец-то расставить все точки над i. Странно понимать, как много можно обрести всего за несколько часов.

Пауза. Взгляд НАСТИ проясняется, её глаза блестят.

НАСТЯ. Я увидела в тебе себя. А тебя – в себе. Да! Точно так. Всё время, пока мы с тобой разговаривали я как будто смотрела в зеркало и говорила сама с собой, со своим двойником… Словно ты – отделившаяся часть меня. Лучшая часть, которой я всегда мечтала быть, но получалось лишь имитировать её в собственной голове, только бы не смотреть правде в глаза. Я сомневалась в этом… но ты – ты существуешь, я уверена. Это не может быть обманом.

Пятно света расширяется, охватывая пустую половину кровати.

НАСТЯ. Я не хотела, чтобы ты уходила… Мне было до смерти необходимо оставить тебя рядом… навсегда. Я не могу выносить пустоту внутри себя, не могу, не получается – и всё! Почему ты ушла?

НАСТЯ достаёт из-под кровати бумажный стакан, нервно теребит его в руках.

НАСТЯ. Я сварила тебе какао… Настоящее, какое не продадут ни в одной кофейне, потому что там всё – суррогат, невкусный и фальшивый. Я сварила тебе какао… потому что не могу выражать свою любовь иначе, чем через действие. Ты очень много значишь для меня, но вряд ли когда это от меня услышишь. Хочу сказать тебе каждый раз, когда мы видимся, пусть даже и на глазах у всей школы – плевать, что они подумают – однако на полуслове точно язык проглатываю. Не могу. Не умею изъясняться словами.

Свет ненадолго гаснет. Когда же он загорается вновь, зритель видит, что на ранее пустой половине кровати появилась ЛИЛЯ в том же платье, но синем. НАСТЯ сидит напротив неё в той же позе, боком к залу.

НАСТЯ. Но что-то мне всё же получилось вчера тебе сказать. Вдали от чужих глаз и ушей я смогла, пускай путанно и криво, открыть тебе свою душу. (Передаёт ЛИЛЕ стаканчик.) Поделиться самым тёмным, что я сама ранее едва ли признавала, а сейчас оказалась готова проговорить с другим человеком… который стал для меня настоящим чудом, самым дорогим, кто на данный момент есть в моём окружении. Все остальные – они… их ценность рушится, как подтаявшая ледяная скульптура рушится перед мощным потоком горной реки. И почему только оно так происходит? Впрочем…

ЛИЛЯ. Я знаю, почему.

НАСТЯ. Ты выпила какао и поблагодарила меня, сказала, что оно и вправду восхитительное… и всё такое. А я ответила…

ЛИЛЯ. Я же говорила.

НАСТЯ. Моя вечная фраза. С чего я вообще взяла, что могу всё на свете знать наверняка? (Пауза.) Я попросила у тебя прощения за то, что тогда толкнула тебя, что вела себя по-скотски. Ты знаешь… мне ведь очень трудно говорить…

ЛИЛЯ. Извини.

НАСТЯ. Я же всегда права и во всём разбираюсь лучше всех. А ты и не думала на меня обижаться. Чудо… в перьях.

Свет становится тусклее, приобретает багряные оттенки.

НАСТЯ (дрожащим голосом). А меж тем почти стемнело. Закат означал, что вскоре ты уйдёшь, поэтому времени оставалось очень мало. Но я… ещё толком ничего не сказала. Я не успела и не успею, если буду продолжать бояться мнимых препятствий. Ты выслушаешь меня – если бы я хоть на секунду сомневалась – так почему я до сих пор не выдавила из себя ни звука по делу? Только тянула время, только отсрочивала момент… Наконец, собравшись с мыслями, я поведала…

ЛИЛЯ. Я так одинока.

НАСТЯ. Ты выслушала, опровергла, но отчего-то у меня не было чувства, что ты не поняла ни фразы. Возможно, нам вообще не нужно использовать слова для того, чтобы понять друг друга, как будто бы у нас одна голова на двоих…

ЛИЛЯ. Одна душа на двоих.

НАСТЯ. Ты не стала тратить кислород на очевидные вещи вроде напоминания о том, что у меня широкий круг общения и всегда есть, с кем поделиться и радостью, и горестью. Потому что тебе тоже было очевидно: если я говорю, что говорю, – значит, дружба эта не стоит и гроша. Словно ты давно, ещё задолго до нашего знакомства, заглянула внутрь меня и всё-всё прочитала.

Пауза. Лицо НАСТИ из обеспокоенного делается серьёзным, она как будто смотрит не на собеседницу, а внутрь самой себя.

НАСТЯ. Да если бы моя реальность была так прекрасна, как любят её описывать все, кому не лень… мне бы захотелось из неё убегать? Наверное, я ещё в глубоком детстве не создавала бы себе воображаемых собеседников. Только бы нашёлся хоть один: понимающий и не осуждающий.

ЛИЛЯ. Иногда мне всерьёз чудится, что тебя не существует. Но это такие глупости – вот же ты, живая, сидишь передо мной. Я могу к тебе прикоснуться. Я вижу тебя глазами. А глазам своим я доверяю.

НАСТЯ. И это я всё-таки сказала. Буквально душу наизнанку вывернула. Ты не посмотрела на меня как на сумасшедшую – ведь разумом я совершенно здорова. Мне просто-напросто необходимо было подтверждение, которое я от тебя получила.

Алый свет становится ещё слабее, теперь он освещает только лица героинь.

НАСТЯ. Ты подарила мне неведомое чувство… как будто огромная бездна внутри меня наконец перестала существовать, стянулась и зажила, точно глубокая, гноящаяся рана. И пусть рубец останется навсегда, уже ничего нигде не болит и не кровоточит. Ты вылечила меня.

НАСТЯ хватает ЛИЛЮ за руки.

ЛИЛЯ. Не уходи. Останься со мной. Навсегда.

НАСТЯ. Ты ответила, что и так всегда будешь рядом, даже когда физически мы будем порознь.

НАСТЯ опускает голову, её тело дрожит, как в судороге. Свет на стороне ЛИЛИ гаснет окончательно, скрывая героиню в темноте.

НАСТЯ. Я верю тебе… Верю. Без всяких колебаний. Я обрела что-то дорогое, нашла часть собственной души в другом человеке, и теперь ты точно останешься со мной навсегда. А я – с тобой. У нас нет выбора, нет… и никогда не было. Вначале я думала, что мы с тобой как параллельные прямые: существуем в разных измерениях и никогда не пересечёмся…

Красный свет снова зажигается и освещает всю кровать. Та половина, где ранее сидела ЛИЛЯ, оказывается пуста. Ручку ЛИЛЯ, уходя, забрала с собой.

НАСТЯ. Каков же был мой шок, когда я узнала, что мы, оказывается, полностью совпадаем. Если бы хоть кто-то… хоть кто-нибудь ранее мог заполнить ту пустоту… то все остальные бы даже не потребовались. Теперь мне никто не нужен… никто, кроме тебя. Ты – моя река, моя мудрая, спокойная вода, дарящая спокойствие – без слов, одним своим присутствием. Обрести тебя – вот моё величайшее счастье, вот главная цель, которую я достигла. Наконец-то я ощущаю себя достаточно целостной, чтобы называться счастливой. (На протяжении всего монолога героиня постепенно укутывается в синюю ткань, в последнюю очередь накрывая ею своё лицо.) Теперь я могу дышать… Дышать полной грудью. Теперь я могу спокойно спать без страха в один прекрасный момент проснуться и потерять всё. Ты – моя гравитация, которая не даёт мне окончательно утратить себя в мире. Ты – и есть я. Только лучше, светлее, чище. Как я могла раньше не замечать, насколько светлым человеком ты являешься? Хотя… всё я замечала. Всё я видела. Но отрицала. Бесконечно отталкивала. Предпочитала отворачиваться и убегать, растаптывая любые благие помыслы в угоду удобным принципам. Как всегда.

НАСТЯ, плотно обёрнутая в ткань наподобие кокона, ложится на кровать.

НАСТЯ. Но сейчас всё будет иначе. Я изменюсь. Я научилась воспринимать, видеть, слышать. И у меня обязательно получится. Пока ты будешь рядом и будешь в меня верить.

Свет гаснет, сцена погружается в темноту.

НАСТЯ (в точности копируя интонацию ЛИЛИ). Я буду.

Сцена 6

Повествование от лица ЛИЛИ. Локация – весенний парк.

Сцена также статичная. ЛИЛЯ стоит лицом к зрителям, на ней голубое хлопковое платье в цветочек, в одной руке – синий термос, в другой – ручка. Она рассеянно, но счастливо улыбается. Её обрамляет точечный свет.

ЛИЛЯ. Сегодня был обыкновенный майский день… Точнее, он был бы совершенно обыкновенным, если бы не одно обстоятельство: мы с тобой снова выбрались в парк. Приятно понимать, что совместные прогулки в этом месте стали уже почти традицией.

Свет ненадолго гаснет. Когда он загорается, ЛИЛЯ сидит на скамье в яблоневых лепестках, термос стоит рядом.

ЛИЛЯ. Я так боялась опоздать ко времени встречи, что пришла аж на полчаса раньше (смеётся). Занятно, потому что я везде опаздываю – то просплю, то носок потеряю… но не с тобой. Ты всегда приходишь заранее, поэтому я испугалась, что заставлю себя долго ждать.

ЛИЛЯ открывает термос, берёт несколько разных цветков и лепестков и засыпает внутрь.

ЛИЛЯ. Мы решили проверить одну штуку – кстати, мне приятно, что ты поддержала меня в этой идее. Вот, вроде бы, существуют чаи с гибискусом, каркаде и другие цветочные, а что, если… попробовать заварить чай на сирени, яблоневом цвете, черемухе? Так ли уж отвратно получится? Или вполне себе сносно?

ЛИЛЯ аккуратно кидает в термос один цветок за другим, затем закрывает и слегка взбалтывает.

ЛИЛЯ. Сейчас и попробуем. Для вкуса я насыпала немного зелёного чая. Чтобы не было так пресно. А ещё надела новое платье, которое мне недавно на день рождения подарили. В марте мы вместе обнаружили его в торговом центре, и ты тогда сказала, что мне бы оно очень пошло, потому что оно такое же воздушное и милое, как я… (Смущённо улыбается.) вот я и попросила его в качестве подарка на семнадцать лет. Мне нравится твой вкус, как ты подбираешь одежду. Вообще я и сама неплохо справляюсь, у меня есть чутьё к прекрасному, как и у любого художника, но ты… всегда выглядишь потрясающе. Надевая это платье, я как будто облачаюсь в частичку тебя, ношу на себе часть твоей души. Восхитительное чувство.

За скамьёй появляется НАСТЯ в лёгкой рубашке с коротким рукавом и красных шортах. В руках она держит пакет, на ней – также пятно точечного света.

ЛИЛЯ. На этот раз опоздала ты. Я даже в шутку тебя упрекнула, но ты ответила, что задержалась не просто так, и у тебя ко мне есть кое-какое важное дело. И протянула мне пакет.

Оба света гаснут, сменяясь на один большой, который освещает всю скамью. НАСТЯ и ЛИЛЯ сидят лицом к залу на разных её концах, между ними – термос и пакет, на коленях у каждой лежат руки ладонями вверх, на которых – булочки, такие же, как в сцене 1.

ЛИЛЯ. Ты испекла шоколадные булочки. Такие же, как в школе. Именно её я ела в тот день, когда мы впервые встретились. Откровенно говоря, я даже вообразить себе не могла, что ты тоже обращаешь внимание на подобные дурацкие мелочи. «Теперь мы не просто пьём чай в парке, а как будто выбрались на пикник», – так ты сказала.

НАСТЯ. Прости, что тогда не поделилась с тобой последней булочкой. Ты ведь очень расстроилась.

ЛИЛЯ. Пока мы ели, я извинилась перед тобой за то, что случилось больше полугода назад, но отчего-то до сих пор не давало мне покоя. Однако ты отмахнулась, заявила: «Ерунда, я давно уже забыла», и мне сделалось гораздо легче. Вроде бы, действительно форменная чушь, а у меня меж тем как камень с души упал.

НАСТЯ. Чай горький и невкусный, твоё какао гораздо лучше.

ЛИЛЯ. А тебе понравился… Ты каким-то шестым чувством отыскала в нём привкус цветочного мёда. А может, попросту не хотела меня расстраивать. В любом случае, этот чай был лишь предлогом для того, чтобы позвать тебя провести время вместе.

Свет ненадолго гаснет, а затем – приобретая синие оттенки – появляется уже в середине сцены, когда героини неподвижно стоят спина к спине, боком к залу. На плечах ЛИЛИ – синяя ткань.

ЛИЛЯ. Не могу перестать дубль за дублем прокручивать в голове тот вечер, когда ты целиком и полностью открылась мне. Я точно увидела тебя с новой стороны: далеко не с самой радужной и весёлой, но уже то, что ты рассказала мне об этом всём, даёт мне повод полагать, что я тебе далеко не безразлична. Что ты доверяешь мне. И все эти без малого полгода я собиралась с мыслями, чтобы довериться тебе в ответ. Упасть в твою пропасть, точно зная, что меня поймают. Мне ведь… безумно сложно доверять, рассказывать о себе. Я всегда предпочитаю слушать, мне проще поддержать, чем пытаться выдавить из себя откровения, которые всё равно никому не будут интересны. Но с тобой всё иначе. Ты не только выслушаешь меня, но и безусловно примешь, каких бы скелетов в шкафу я ни таила. Мне было очень тяжело, но я решилась.

НАСТЯ (ЛИЛЯ дублирует её эмоции во время всего монолога). Мир – это страшное, жестокое, беспощадное место. Моя детская душа так болит от несправедливости и лицемерия, которыми точно дышит окружающая действительность, что я сбегаю, закрываюсь от неё глубоко в недрах самой себя. Мир не слышит, не чувствует, более того – он намеренно не желает ни того, ни другого. Это даёт ощущение подставленного к горлу клинка: одно движение, пять минут – и ты мёртв. Люди зачастую так бегут от искренних чувств, от морали, что мне остаётся лишь бежать в противоположную сторону. Я с детства была одинока, была милой со всеми и в то же время никому на самом деле не могла доверять. Сложно верить не человеку, а его маске, говорить о своих переживаниях с осознанием того, что всё, что тебе дорого, будет осмеяно или пропущено мимо ушей.